Kitobni o'qish: «Неожиданное наследство инспектора Чопры»

Эта книга посвящается моей семье. Моей покойной матери Навиде, чьи слова до сих пор меня вдохновляют. Моему отцу Мохаммеду. Моим сестрам и брату – Шабане, Рихане, Иррам и Аддилю. И Нирупаме Хан, которая первой показала мне свой Мумбаи.

Инспектор Чопра уходит в отставку

В тот день, когда инспектор Ашвин Чопра должен был выйти в отставку, он узнал, что ему завещали слона.

– Что значит – посылает мне слона? – спросил он, в изумлении переводя взгляд с зеркала, перед которым поправлял воротничок формы, на обеспокоенно крутящуюся в дверях жену Арчану, или Поппи – так звали ее родные и друзья.

– Вот, взгляни сам, – сказала Поппи и передала ему письмо. Но времени на письмо у Чопры уже не оставалось. Это был его последний рабочий день, и внизу уже ждал младший инспектор Рангвалла на служебном джипе. Чопра знал, что ребята из участка задумали что-то вроде прощального вечера, и, не желая портить сюрприз, всю неделю притворялся, будто не замечает кипевшей вокруг подготовительной суеты.

Он засунул письмо в карман брюк цвета хаки и направился к двери – Поппи последовала за ним: ее лицо в форме сердечка сложилось в недовольную гримаску. Поппи была раздосадована. Муж не обратил никакого внимания на то, что в этот важный день она надела новое шелковое сари, что блестящий черный узел ее волос украшают свежие цветы лотоса, а миндалевидные карие глаза умело подведены сурьмой. И теперь над ее маленьким носом сошлись нахмуренные брови, а на щеках, по-девичьи гладких, двумя яркими пятнами разгорелся румянец. Но Чопра мыслями уже перенесся в полицейский участок.

О чем он в тот момент даже не подозревал, так это о том, что предстоящий день преподнесет еще один совершенно неожиданный сюрприз – дело об убийстве. Последнее в его долгой блестящей карьере дело, которое взбудоражит весь город и приведет к появлению самого необычного в Мумбаи детективного агентства.

* * *

– Сегодня обещают жару за сорок, – делился Рангвалла, пока они тряслись в автомобиле по ухабистой дороге, выезжая за пределы комплекса «Эйр Форс Колони», где жил инспектор. Чопре такой прогноз представлялся вполне вероятным. Рубашка уже липла к спине, а по носу струйкой бежал стекающий из-под фуражки пот.

Такого жаркого лета в Мумбаи не было больше двадцати лет. К тому же второй год подряд муссонные дожди не начинались в положенное время.

Пробираться к участку приходилось, как всегда, сквозь дорожные заторы. По запыленному городскому лабиринту сновали моторикши, подвергая опасности людей и животных. Стелющийся над землей смог нагнетал жар – он обжег ноздри Чопры, когда тот высунулся наружу и, прищурившись, глянул на очередной рекламный щит: после начала предвыборной кампании такие стали появляться в городе повсюду. Художник в шортах и рваном жилете, чудом сохраняя равновесие на шатких бамбуковых лесах, рисовал на улыбающемся лице известного политика усы.

Когда машина покатила по местному рынку и воздух помутнел от летучей взвеси пряностей и вони гниющих овощей, Чопра откинулся на сиденье. Букет дополнили тошнотворные запахи, что окутывали расположившихся вдоль обочины торговцев съестным: к водруженным на газовые баллоны гигантским сковородам, в которых шкворчала еда, выстроились в очередь за утренним пайком строители – обладатели железных желудков.

Немного погодя показался грузно шагавший по дороге слон, на спине у него сидел погонщик-махаут в надвинутой на нос бамбуковой шляпе. Чопра поглядел на животное.

– Слон! – пробормотал он чуть слышно, вспоминая недавнюю беседу с Поппи. Здесь явно крылась какая-то ошибка!

* * *

Во дворе полицейского участка собралась толпа. Сначала Чопра подумал, что это и есть «сюрприз», который подготовили для него ребята, но затем осознал: подобные сборища раздраженных граждан будто по волшебству появляются в любой точке не обремененных тротуарами улиц Мумбаи, где разгорается шумная ссора.

Из толщи плотной, давящей массы тел доносился громкий голос.

В центре толпы Чопра разглядел обливающуюся по́том упитанную фигуру молодого констебля Сурата: его бранила на чем свет стоит приземистая крепкая женщина в серовато-коричневом сари.

– Мой сын мертв, а они даже пальцем не хотят пошевелить! – кричала она. – Только и делают, что перед богачами выслуживаются! Но я им в теньке отсидеться не дам!

Несколько хмурых слушательниц, похожих на крикунью как две капли воды, забормотали из толпы слова одобрения.

Чопра сразу обратил внимание на то, что глаза женщины покраснели и припухли: она явно недавно плакала. Пряди седеющих волос выбились из прически и теперь ерошились вокруг потного лба, испачканного краской от размазавшейся точки бинди, которая довершала общее ощущение беспорядка. Однако суровое выражение лица и служебная форма представшего перед женщиной Чопры возымели на нее действие: крик моментально стих.

Чопра знал, что производит впечатление человека солидного. Высокий, широкоплечий мужчина приятной наружности с шапкой черных как смоль волос, тронутых сединой лишь на висках, – для своих лет он выглядел очень достойно. Его загорелую кожу еще не успели прорезать морщины. Внимательный взгляд темных глаз из-под широких бровей добавлял образу особой внушительности. Нос его – по уверениям жены – «обладал характером». Но, признаться честно, предметом особой гордости самого Чопры служили усы: аккуратно подстриженные щеточки под носом топорщились, будто пара неизменно раскрытых в дружеском приветствии рук.

– В чем дело, мадам? – строго спросил Чопра.

– Спросите лучше у него! – женщина ткнула пальцем в Рангваллу. Тот отвел взгляд от указующего перста и посмотрел на Чопру.

– Видите! – воскликнула женщина, обращаясь к своей группе поддержки. – Он даже не доложил инспектору-сахибу! Если бы я приехала сюда на длинном белом «мерседесе», они скакали бы вокруг меня, как безродные дворняжки! Но для бедной женщины и ее бедного сына правосудия не существует!

– Довольно! – прикрикнул Чопра. К его удовольствию, все, включая женщину, замолчали. – Рангвалла, объясни, что здесь происходит.

– Да что он вам объяснит? – не сдержалась женщина. – Я, я вам объясню! Моего сыночка, моего ненаглядного мальчика убили! Его тело пролежало в вашем участке всю ночь. Но никто из полицейских так до сих пор в мой дом за показаниями и не пришел! А я всю ночь оплакивала погибшего сына и ждала!

– Рангвалла, ты подтверждаешь сказанное?

– Я подтверждаю, что тело находится у нас, сэр.

– Где оно?

– В подсобке.

– Мадам, прошу вас подождать здесь. Рангвалла, пойдем со мной.

Рангвалла проследовал за Чопрой в дальний конец участка – туда, где располагались камеры предварительного заключения и складские помещения. Компания пьянчуг забылась в камере беспокойным сном, еще один задержанный, прекрасно известный Чопре местный вор, отвесил проходившим мимо полицейским низкий поклон.

Тело лежало в кладовой, на штабеле ящиков с бананами.

Чопра откинул с тела простыню и посмотрел на раздувшееся землистое лицо. Когда-то это был симпатичный юноша.

– Почему ты не сообщил мне?

– Это же ваш последний день. А парень так и так уже мертв. Очевидный случай утопления.

– Небо с окончанием службы инспектора Чопры на землю не рухнет, – сказал Чопра сурово, затем уточнил:

– Где его нашли?

– В Мароле, там, где заканчивается трубопровод. Судя по всему, он свалился в сточную канаву. Пахло от него соответствующе.

– Сток, вероятно, почти высох, – нахмурился Чопра. – Дождей уже несколько месяцев не выпадало.

– Похоже, он был пьян. Рядом с телом лежала бутылка виски.

– Кто его обнаружил?

– Тревогу подняли местные. Послали мальчишку, чтобы известить нас. Я принял здесь тело и сразу отправил к ним Сурата расспросить о подробностях, но, как выяснилось, никто ничего не видел.

«Поразительно, – подумал Чопра, – как в городе с населением двадцать миллионов человек, где миг уединения считается практически недостижимой роскошью, люди умудряются на все закрывать глаза».

– Почему тело доставили сюда?

То, что труп очутился в полицейском участке, нарушало обычный ход вещей. Как правило, покойников везли сразу в местную больницу.

– С госпиталем мы связались, но там возникли некоторые трудности. Насколько я понял, какие-то психи перекрыли дорогу и не давали машинам ни подъехать к зданию госпиталя, ни выехать оттуда. Поэтому я решил, что будет лучше забрать тело к нам и оставить его в участке до утра.

Чопра догадывался, что произошло. Развернувшаяся предвыборная кампания сопровождалась жаркими баталиями. Тут и там по всей стране рядовые обыватели – «психи», как о них отозвался Рангвалла, – пытались добиться внимания, чтобы к их голосам прислушались. Для полиции Мумбаи это время оказалось особенно напряженным: индийцы вообще не верят в действенность тихого протеста.

– Протокол осмотра места происшествия составлен? Понятыми заверен?

– Да.

Протокол панчнаму составил первый же прибывший на место полицейский, и двое «благонадежных» местных жителей подписали документ, подтвердив факт обнаружения тела, а также засвидетельствовав появление вызванной – по заведенному порядку – полиции. Рангвалла отлично справился с задачей. Чопру нередко посещала мысль о том, что во многих районах Мумбаи отыскать двух благонадежных жителей куда сложнее, чем убийцу.

– Как удалось установить личность погибшего?

– У парня были при себе водительские права. Мы связались с его семьей. Мать приходила вчера вечером, она подтвердила его личность. Устроила нам тут сцену. Пришлось отправить ее домой.

«Потерять сына, – подумал Чопра, – какой, должно быть, тяжелый удар! Стоит ли удивляться, что несчастная женщина явно не в себе».

– Послушайте, сэр, не поймите неправильно, но… скоро это станет проблемой инспектора Сурьяванша. Вот пусть он с ней и разбирается.

Сурьяванш должен был возглавить участок после ухода Чопры. На секунду-другую Чопра задумался, но затем признал, что Рангвалла абсолютно прав. В конце концов, речь шла о соблюдении должностного регламента. Через несколько часов он покинет ряды полицейских. Не будет больше инспектора Чопры – только отслуживший свое Ашвин Чопра, обычный человек, один из миллиарда рядовых граждан, аам джунта, что составляют силу и величие Индии.

И ему вдруг сделалось очень тоскливо.

* * *

Время летело быстрее, чем можно было ожидать.

После того, как Рангвалла взял у женщины показания, она, наконец, согласилась покинуть участок, и ее отвезли домой. А Чопра опустился в старое деревянное кресло у рабочего стола, чтобы разобраться с различными формальностями последнего дня службы.

Пока скрипучий вентилятор у него над головой гонял по кабинету горячий воздух, настенные часы с логотипом газеты «Таймс оф Индиа» отсчитывали последние секунды его карьерного пути. Щелчки часового механизма напоминали Чопре тиканье бомбы.

Во время перерыва он открыл судки с обедом и принюхался. Таков был ритуал. Чопра страдал сильной аллергией на имбирь – пряность вызывала у него приступы безудержного кашля, поэтому давно уже взял за привычку проверять любые блюда, несмотря на то что жена редко забывала о его слабости, и он это прекрасно знал. Сегодня Поппи приготовила ему на обед тушеные овощи алу гоби и лепешку чапати: еда в поставленных друг на друга контейнерах еще не успела остыть. Но есть Чопре не хотелось.

Едва он убрал металлические судки в сторону, как позвонила Поппи: она напомнила, что нужно принять лекарства. Чопра послушно достал из кармана пузырек, вытряхнул две таблетки на ладонь, проглотил их, запив стаканом воды, и поежился.

Этот ритуал повергал его в уныние.

* * *

В три часа дня Чопра с удивлением принял звонок от помощника комиссара полиции Суреша Рао. Чопра на протяжении многих лет представлял помощнику комиссара служебные отчеты – участок Сахар был одним из трех полицейских участков, находившихся в его ведении. Но отношения между ними всегда оставались натянутыми. Когда-то Рао возглавлял расположенный неподалеку участок Чакалы, и Чопра знал, что это за человек: сладкоречивый душегуб, маленький, круглолицый и пузатый диктатор, известный любовью к кумовству и силовым методам решения проблем. Как это обычно и бывало в полиции Мумбаи, Рао пошел вверх по карьерной лестнице, а Чопра остался на прежней должности.

Чопра успел было подумать, что Рао звонит из желания позлорадствовать: с того момента, как помощник комиссара узнал о вынужденной досрочной отставке инспектора, он пребывал на седьмом небе от счастья. Однако Рао, к немалому удивлению Чопры, повел разговор совсем в ином направлении.

– Чопра, до меня дошла информация, что вчера вечером в Мароле было обнаружено тело.

– Да, – подтвердил Чопра. – Все верно.

Разговаривая с помощником комиссара, он никак не мог заставить себя добавлять в конце фраз «сэр».

– Я хочу знать, кто распорядился отвезти тело к вам в участок, а не в больницу?

Чопра помедлил, а затем произнес:

– Распоряжение отдал я, – ему не хотелось, чтоб Рангваллу вызывали на ковер к начальству. – В чем конкретно заключается проблема?

– Это, знаешь ли, идет вразрез с установленными правилами, – засопел помощник комиссара. – В любом случае убедись, что тело немедленно отослали в больницу. Помни, Чопра, сегодня твой последний день. Тебя эти вопросы волновать больше не должны.

– Они перестанут волновать меня ровно в шесть часов вечера.

– Вот ведь баран упрямый! – огрызнулся Рао, теряя терпение. – Все, Чопра, кончились дни твоего самоуправства.

Он глубоко вздохнул:

– Ты должен отправить тело в больницу. Это приказ!

– И инициировать вскрытие?

– Вскрытие?

– Смерть могла иметь насильственный характер. Я дам разрешение на проведение вскрытия.

– Ничего подобного ты не сделаешь! – рявкнул Рао. – Дело открыто – и закрыто. Парень утонул. Никакого вскрытия не требуется.

«Что здесь вообще происходит?» – подумал Чопра и уточнил:

– Откуда вы знаете, что он утонул?

Рао на другом конце провода словно поперхнулся, а затем сказал:

– Я взял себе за правило знать все. Вот почему я помощник комиссара полиции, а ты нет. Теперь послушай меня внимательно. Вскрытие проводить не нужно. Парень утонул. Дело закрыто.

– Думаю, я сам решу, что мне делать, – отрезал Чопра.

– Да что ты вообще о себе возомнил? – взорвался Рао. – Я тебя жетона лишу!.. – но остановился, осознав, что говорит, и закончил:

– Просто переправь тело в морг.

И с грохотом бросил трубку.

Чопра несколько мгновений смотрел в стену, прежде чем положил, наконец, трубку на рычаг.

* * *

День подошел к концу. Инспектор Чопра начал собирать вещи. Он принес коробку и принялся аккуратно перекладывать в нее содержимое ящиков рабочего стола и шкафов. Оказалось, что после стольких лет службы паковать ему особо нечего. Он не принадлежал к числу тех, кто заставляет рабочее место безделушками. Никаких портретов жены или детей, никаких фотографий покойных родителей, украшенных гирляндами, – ничего такого в его кабинете не было. Только подаренный Поппи по случаю очередного дня рождения канцелярский набор, подставка для перьевых ручек и чернильница из золотистого металла. На стенах висели почетные таблички: памятные награды ему вручали по истечении десяти, двадцати и тридцати лет службы. Еще оставалась настольная лампа, при свете которой он писал в вечернем сумраке притихшего участка бесконечные отчеты. И чучело геккона со стеклянными глазами, подаренное много лет назад старым другом Ашоком Кальяном в качестве шутливого напоминания об одном давнем случае, когда Чопра – они жили тогда в деревне Джарул округа Аурангабад штата Махараштра – свалился в колодец. Ашоку пришлось выручать товарища, а Чопра, испугавшийся полчищ карабкавшихся по нему гекконов – тоже до смерти перепуганных, – успел в ожидании подмоги накричаться до хрипоты. Чопра до сих пор ненавидел этих тварей и с внутренним содроганием встречал каждый сезон дождей, когда рептилии так и норовили проскользнуть в дом и притаиться за шторами или в ванной, чтобы выскочить потом оттуда в самый неожиданный момент.

То, что Ашок не позвонил, расстроило Чопру. Ашок был членом Законодательного собрания штата Махараштра от избирательного округа Восточного Андхери, где жил Чопра. Он знал, что предвыборная борьба не оставляла Ашоку ни минуты свободного времени, и все же надеялся, что друг позвонит. В конце концов, дружба их завязалась не сегодня и не вчера, а уже очень давно. Если точнее, больше тридцати лет назад, когда оба только начинали службу в полиции Мумбаи.

Чопра замер на секунду-другую, разглядывая вставленный в рамку снимок, на котором помощник комиссара полиции вручал ему «Кирти Чакру» – орден, которым награждают за военные заслуги в мирное время. Снимок был сделан девять лет назад. Тогда Чопра возглавил рейд по складам промышленной зоны Санта-Круз – именно там скрывался печально известный бандит Нарендра Наяк по прозвищу Кала. За ним охотились все полицейские подразделения города, но именно Чопре, вставшему во главе отряда местной полиции, удалось, наконец, с ним разобраться.

Чопра снял фотографию со стены и положил к остальным вещам.

Собранная в итоге кучка пожитков выглядела удручающе скромно.

Закончив сборы, Чопра сделал одно любопытное открытие. Он заметил, что его постепенно охватывает странное волнение, зарождающееся где-то на дне желудка.

– Еще один обычный день, только и всего, – пробормотал он тихо, но слова прозвучали неубедительно даже для него самого.

Он готовился к этому дню восемь месяцев, с той самой минуты, когда медицинское заключение подтвердило его худшие опасения. Но вот последний день службы настал, и Чопра осознал, что ничто человеческое ему не чуждо.

Даже неизменно собранный и рассудительный инспектор Чопра, никогда прежде не позволявший эмоциям брать верх, не смог совладать с чувствами.

* * *

Наконец, пришло время покинуть участок.

– Рангвалла, вызови мне, пожалуйста, моторикшу.

Рангвалла посмотрел на Чопру с недоумением:

– Сэр, я отвезу вас домой на служебном джипе!

– Нет, – решительно возразил Чопра. – Это будет неправильно. Поскольку я больше не полицейский. Отныне я частное лицо, и у меня нет права ездить домой на полицейском джипе. А тебе не нужно больше называть меня «сэр».

– Да, сэр.

Сложно было не заметить влажный блеск в уголках глаз Рангваллы. Двадцать лет совместной службы – это по любым меркам весьма долгий срок. Если Чопра и считал кого-то из младших полицейских другом, то в первую очередь Рангваллу.

Худощавый и смуглый, со следами юношеских угрей на лице – глубокие оспины теперь частично скрывала коротко стриженная черная борода, – Рангвалла был истово верующим мусульманином и, как показали годы службы, более чем способным лейтенантом. Недостаток образования компенсировал в его случае суровый опыт юности, проведенной на задворках базара Бхинди, в мусульманском анклаве на юге Мумбаи. Констеблям, попавшим в ряды полиции через сдачу экзаменов, редко удавалось дослужиться до младшего инспектора, но Рангваллу отличало то, что Ашок Кальян назвал бы практической смекалкой – талант, который в современной Индии, по наблюдениям Чопры, ценили все меньше.

* * *

Подъехало мототакси. Констебль Сурат погрузил на пассажирское сиденье коробку с вещами Чопры, и тот с торжественным и печальным видом пожал руку всем сотрудникам участка, многие из которых не могли сдержать эмоций. Каждый принес какой-нибудь подарок, и теперь сувениры с подобающей случаю важностью вручали Чопре. Констебль Сурат, чересчур упитанный и излишне впечатлительный молодой человек, ливший во время прощания горькие слезы, преподнес Чопре, которого почитал настоящим героем, мраморную статуэтку играющего на флейте Кришны.

Стоя перед такси, Чопра бросил последний взгляд на здание участка: на беленые стены, зарешеченные окна, на маленькую пальму посреди мощенного терракотовой плиткой двора, на облупившуюся от солнца табличку с написанным от руки названием участка над «салунными» дверями, открытыми двадцать четыре часа в сутки… «Двадцать лет! – подумал он. – Двадцать лет на одном посту!»

Он понял, что знает это место гораздо лучше, чем собственный дом. И от этой мысли к горлу подступил ком.

Появляется слон

Подъехав к воротам своего дома, Чопра увидел еще одну толпу. И мрачно отметил про себя, что стихийные людские сборища – самое страшное проклятье города Мумбаи.

Возле ограды жилого комплекса стоял припаркованный грузовик. Водитель привалился к заднему борту кузова и с невозмутимым видом жевал стебель сахарного тростника.

Расплатившись с таксистом, Чопра прошел во двор. Толпа почтительно расступилась, и он очутился в тесной компании своей жены, какого-то коротышки, одетого в сетчатую майку и шаровары-дхоти, и слона.

«Слоненка, – поправил себя Чопра, – и притом очень маленького».

Притихший детеныш сидел на пыльной земле, совершенно безучастный к поднятому переполоху. Он свернул хобот кольцом и время от времени помахивал маленькими ушами, отгоняя мух. Шею его обвивала ржавая цепь, конец которой лежал в руке одетого в дхоти коротышки.

Чопре захотелось ущипнуть себя. За всеми хлопотами этого беспокойного дня он совсем выкинул из головы досадную новость о слоне. Она казалась слишком неправдоподобной и напоминала один из тех розыгрышей, которыми всегда славился его дядюшка.

Однако отрицать тот факт, что в настоящий момент у порога его дома сидит живой слон, Чопра не мог.

– Чопра, как хорошо, что вы здесь, – взгляд миссис Рупы Субраманиум, президента управляющего комитета «Эйр Форс Колони», выражал недовольство. – А я как раз объясняла вашей супруге, что домашних животных на территории комплекса держать запрещено. Это, как вы вероятно знаете, четко прописано в правилах проживания – часть три, параграф пять, пункт пятнадцать-пять-два.

– Это не домашнее животное, – возмутилась Поппи. – Это член семьи.

Миссис Субраманиум – облаченная в темное сари и напоминающая богомола высокая дама со строгой прической – не снизошла до ответа на столь вздорное заявление.

Чопра вздохнул про себя. Конечно, миссис Субраманиум была права. Но он понимал, что его жена никогда этого не признает.

Поппи стала первым человеком, осмелившимся восстать против многолетнего господства миссис Субраманиум над комплексом «Эйр Форс Колони». Пять лет назад, едва заселившись в комплекс, Поппи сразу подметила, что все прочие квартиросъемщики боятся пожилой вдовы. Никто из них никогда не критиковал распоряжений миссис Субраманиум. Более того, никто из них даже ни разу не попросил копию легендарных правил проживания, на которые вдова с завидным постоянством ссылалась и которые якобы служили основанием для ее жесткого диктата.

Сама Поппи, как Чопра выяснил уже вскоре после свадьбы, не боялась ничего и никого.

Спустя какое-то время она по собственной инициативе начала создавать рабочие группы, собирая соседей для решения различных проблем, которые сама же и выискивала.

За один только прошлый год ей удалось – к великой досаде миссис Субраманиум – добиться от управляющего комитета разрешения открывать в праздники площадки на крышах трех высоток комплекса – например, по случаю фестиваля Дивали или в канун Нового года. Во многих зданиях города верхние террасы были открыты для жильцов, и это воспринималось как нечто само собой разумеющееся, однако миссис Субраманиум долгое время выступала против сборищ на крышах, доказывая, что они станут причиной, как она выражалась, «неподобающего поведения».

Чопра посмотрел на одну женщину, потом на другую: те не сводили глаз друг с друга. Чопра знал, что разговаривать с женой, когда она в подобном настроении, бесполезно.

В итоге сошлись на том, что слона посадят на цепь возле будки охранников, в глубине двора, и животное будет находиться там, пока миссис Субраманиум не созовет членов управляющего комитета для вынесения официального решения по вопросу.

* * *

Чопра и Поппи жили на пятнадцатом этаже первой из трех высоток комплекса – в «Пумалай». Две другие носили названия «Мегдут» и «Виджай»: все три здания были названы в честь известнейших операций Военно-воздушных сил Индии. Ограниченность городского пространства вынуждала большинство представителей зарождающегося среднего класса селиться в таких многоэтажных темницах. Мумбаи представлял собой одну необъятную стройку. Чопра считал, что если люди и дальше будут столь же рьяно втыкать повсюду высотки, то город скоро превратится в подобие гигантской игольницы. И это его не радовало.

Едва он открыл дверь своей квартиры, как тут же оказался во власти густых запахов благовоний и ароматической древесины. На мгновение ему сделалось дурно.

На полу просторной гостиной восседало самое неприятное Чопре во всем мире существо и взирало на него привычно осуждающим взглядом.

– Где ты был? – взвилась Пурнима Дэви, мать Поппи. – Неужели нельзя было хотя бы сегодня прийти вовремя?

Старуха – седовласая, похожая в своем белом траурном сари на паучиху, – глядела на него, и даже черная повязка у нее на глазу источала враждебность.

Взгляды их никогда не сходились. Причем в буквальном смысле этих слов, поскольку глаз у старухи остался всего один – второго она лишилась много лет назад в схватке с молодым петухом. И все же главная причина их конфликтов крылась не в этом, а в том, что Пурнима так и не признала Чопру достойным мужем для своей дочери.

В свое время Пурнима Дэви, озаботившись отбором женихов для Поппи, проведала, что на дочку положил глаз местный землевладелец-джагирдар Мохан Вишванат Дешмукх. То, что он был почти на тридцать лет старше Поппи, успел похоронить жену и пользовался недоброй славой пьяницы и волокиты, ее, похоже, не смущало. Он владел землей – ничто другое значения не имело.

«Ты могла бы быть женой джагирдара», – упрек этот, как знал Чопра, то и дело слетал с уст старухи. Чтобы попенять дочери, она старалась улучить момент, когда зять был поблизости, и в последние три года – с тех пор, как скончался ее муж Дикар Бхонсле и она переехала жить к Чопре и Поппи, – ей это удавалось довольно часто.

Чопра в очередной раз задумался о том, насколько непредвзята смерть: забрав такого добродетельного, великодушного и уважаемого человека, как его тесть, она пощадила его невыносимую жену, о которой Чопра никогда и ни от кого не слышал ни единого доброго слова.

Чопра не раз пытался убедить Поппи, что ее матушке лучше было бы вернуться обратно в деревню, к сыну. В конце концов, заботиться о немощной матери семейства должен был именно родной сын, а не принятый в семью зять. Но Поппи и слышать об этом не желала.

– Ты же знаешь, до чего Викрам непутевый, – говорила она. – Он о себе-то позаботиться толком не может, как же он будет приглядывать за нашей мамми-джи?

Когда теща двинулась к нему, Чопра встревоженно нахмурил брови. Но затем вспомнил, что старая ревнительница культа – при потворстве и содействии со стороны его жены – в ознаменование отставки зятя подготовила специальную религиозную церемонию.

Чопра по своей натуре не был религиозен. Он давно пришел к заключению, что организованная религия служила основным источником раздоров в его великой стране. Себя он считал убежденным антиклерикалом: ко всем вероучениям относился с равным почтением и равнодушием. Благородный настрой сбивало лишь одно обстоятельство: Поппи была страстной поклонницей всего, что, по мнению Чопры, погружало в ритуальную составляющую веры.

Взять хотя бы нынешний вечер. Отставка – уже свершившийся факт. И что в этой связи должен предпринять бог?

Чопра бросил беспомощный взгляд на жену. Но Поппи была добровольной соучастницей уготованной ему экзекуции и лишь ободряюще улыбнулась в ответ.

Он уделил церемонии ровно столько времени, сколько потребовалось теще, чтобы размазать по его лбу священный пепел, затем со всей возможной неуклюжестью засунуть ему в рот зачерствевший шарик сладкого теста, едва не лишив при этом зуба, и позволил себе удалиться.

Снова спустившись вниз во двор, он обнаружил стайку местных ребятишек – они собрались вокруг слона, который сидел теперь на цепи с навесным замком, прикованный к металлическому шесту возле будки охранников позади высоток. Эта часть двора была зацементирована: пол здесь круто уходил вниз и выравнивался уже только возле кирпичной стены, огораживающей территорию комплекса по периметру. В сезон дождей впадину постоянно заливало, и несчастным охранникам – Бахадуру и Бхиму Сингху – по пути к своей будке и обратно приходилось преодолевать бушующие дождевые потоки, поднимавшиеся почти до уровня коленей.

Слоненок припал к земле и грустно смотрел на детей. Он казался невероятно подавленным и, по мнению Чопры, несколько исхудавшим. Вряд ли при мысли о слоне кому-то придет на ум слово «тщедушный», но этот слон определенно выглядел так, будто ему требовалось восстановить силы.

Чопра заметил, что вокруг слона цветными мелками нарисовано несколько кругов. Пока он наблюдал, дети завели хоровод и запели: «Джай, Бал Ганеша! Славься, маленький Ганеша!» Один из ребят неожиданно нагнулся и нарисовал слоненку на лбу красную бинди. Детеныш тут же закрыл глаза и прижал уши. Его хобот свернулся у рта еще более тугим колечком. Все ясно указывало на то, что он мечтает провалиться сквозь землю. Чопра буквально ощущал, насколько животному плохо.

– Дети, слон не игрушка, – сказал он строго. – А теперь идите. Идите и поиграйте где-нибудь в другом месте.

Разочарованно оглядываясь на дрожащего детеныша, детвора поскакала прочь.

В этот момент к будке подошел Бахадур. Чопра наградил его суровым взглядом и произнес:

– Бахадур, я назначаю тебя ответственным за этого слона. Никто не должен обижать бедное животное. Ты понял?

Бахадур вытянулся во весь свой скромный рост, несколько затерявшись при этом в чересчур просторной рубахе и широких шортах цвета хаки. Круглолицый обладатель по-азиатски раскосых глаз, он был потомком гуркхов, непальских воинов, составлявших некогда элитное подразделение британской короны. Его настоящее имя произнести было совершенно невозможно. Бахадур выгнул свою цыплячью грудь колесом:

– Да! Джи, сахиб!

– Он ел что-нибудь?

– Нет, сахиб, – Бахадур указал на лежавшую перед слоненком нетронутую гроздь бананов и сваленную в одну кучу свежую и уже слегка подгнившую ботву.

– Кстати, это мальчик или девочка?

Бахадур открыл было рот, но неожиданно понял, что ответа не знает.

– Одну минуту, сахиб.

Охранник без лишних церемоний бухнулся на землю и задрал слону хвост, пытаясь определить пол животного.

– Это мальчик, сахиб.

Чопра наклонился и потрепал слоненка по макушке:

– И что же мне с тобой делать, юный Ганеша?

* * *

В ту ночь инспектор Чопра проснулся от ощущения легких прикосновений, словно по лицу скользили нити паутины. Он сел в постели и посмотрел на Поппи, которая, как обычно, спала беспробудным сном. По молодости он, бывало, беспокоился, усматривая что-то неестественное, даже нездоровое в том, насколько глубоко погружается в сон жена.