Kitobni o'qish: «Морок Париса»

Одинокая дама

 Грир спустился по каменным ступеням в таверну и тут же отметил, как гул голосов резко смолк.

Появление в Сарыни Грира всегда становилось причиной изумления, граничащего с некоторым недовольством по поводу его очередного возвращения из опасного предприятия живым и здоровым. Он давно примирился с недостатками своей репутации, подобно тому, как боевой конь примиряется с тяжестью бардинга,защищающего во время битвы.

Грира мало кто любил. Завидовали. Боялись. Уважали, потому что боялись. Зато искренне. Сила его и бесстрашие может, и вправду, достойны были уважения и зависти. Их он доказал в битве при Ширке и подтвердил в походе на Верхнюю Логу. Но и по местным кабакам и тёмным закоулкам Сарыни не раз приходилось ему доказывать, что он способен если не на всё, то на очень многое.

Его дурная репутация служила ему, подобно оберегу друидов. Она его хранила. Хранила и кормила. Какой бы опасной не была новая работёнка, она ему поручалась. Если нужно было рискнуть шкурой, звали Грира. Если работа была грязной и опасной, звали его. Он всегда брал половину награды в задаток. Но, если дело было против его персонального кодекса чести, он оставлял задаток себе, и слал заказчика в пекло. И никто не предъявлял ему претензий. Одни не хотели распространяться о своих заданиях, другие не хотели выглядеть глупцами, третьи просто боялись пудовых кулаков наёмника.

Уже несколько лет после падения Небесной Скалы Грир жил в этой клоаке работорговцев, мошенников, разбойников, воров и убийц. И мог с некоторым циничным удовлетворением признать себя одним из грандиозных негодяев, достигших сомнительных высот дна Лондиниума. Этих глупцов ведь никто не тащил к нему на цепи. Они сами подносили ему монеты на блюде, вперемешку со своими страхами и жадностью. А, попав в его лапы, становились ещё более трусливыми. Но менее богатыми.

Подобное положение дел не могло продолжаться долго. Грир это понимал. Рано ли, поздно ли, а вся подноготная выплывает наверх. Тогда приходит отряд городской стражи с короткими копьями и железными кандалами, и негодяя ждут рудники или, если повезёт удариться в бега – новая сточная канава в другом городишке.

Дурная слава уже делала своё дело. Луна уже дважды закругляла свои рога, а с новыми заказами никто не обращался. Дни плелись за днями. Кожаный кошель на его поясе заметно худел. К этому вечеру у него оставалось всего несколько серебряных, да горсть мелкой меди. Дела были плохи. Меньше у него не было с тех самых времён, когда он служил в гвардии у герцога Фрогхамок.

Но деньжишки беспокоили его мало. Он верил, что норны плетут нить его судьбы ровно, без узлов. Всему в этом бренном мире есть своё начало и свой конец. Всё, что случится между рождением и погребальным костром, даже пытаться держать в узде не стоит. Достаточно просто быть уверенным, что всё возможно. Стоит только захотеть. Бесчисленные злоключения, в которых довелось побывать Гриру, приучили его к спокойному плаванью по течению. Острой реакции требовали лишь люди, вносившие неожиданное разнообразие в его сумрачную жизнь.

В тот вечер Грир заявился в «Одинокую даму» от скуки. Это был один из гнуснейших кабаков Сарыни. Он пришёл сюда с неясной надеждой на счастливый случай, который избавит его от изнуряющего безделья и безденежья.

Владельцем таверны был Зубин. В шерстяной синей тунике поверх льняной рубашки, с лохматого, соломенного оттенка, шевелюрой, он стоял за стойкой и толстыми, как свиные сосиски, пальцами постукивал по тугому, объёмистому животу.

Зубин сразу приметил, как новый посетитель расположился за столиком в тускло освещённом углу таверны, и сдвинул мохнатые брови над мясистым носом. Он вовсе не испытывал желания видеть его в своём заведении. Он был наслышан, что опасный посетитель давно сидит без дела на мели, а это означало, что устраивать пирушку Грир не намерен. А вот потасовку – вполне может. Зубин для себя давно уже решил, что, если наёмник попросит угостить его в долг, ему не следует отказывать. Это было бы неумно. Грир неприятно реагирует на подобные отказы. Он сам всегда проявлял щедрость, одалживая деньги любому просящему, о возврате не беспокоился, и наивно рассчитывал на такое же отношение и к себе. Однако, к Зубину с подобной просьбой Грир не обращался никогда, но хозяин таверны знал, что когда-нибудь это произойдёт, а ведь он с огромной неохотой расставался с барышом.

Грир сдвинул берет с пером набок и осмотрелся. Около двадцати мужчин и несколько женщин сидели за столиками на лавках и шатались в проходах между ними. Все подобающим образом пили, закусывали и вели соответствующие уровню светские беседы.

Едва он присел за столик, внимание с него переключилось. Губы Грира искривились в презрительной усмешке. Он вспомнил бывалые времена, когда эта публика окружала его толпой, все спешили угостить и заручиться благорасположением Грира, как знаком причастности к важной персоне.

Манией величия Грир не страдал. Но негостеприимность местных выпивох красноречиво утверждала необходимость поиска новой территории, новых знакомств, новой репутации. Куда бы отправиться? Григ задумчиво помял щетину на массивном подбородке. В Романию? Грир поморщился: там его ещё помнят старые дружки по службе полоумному принцепсу! Им не хватило ума, как ему, вовремя понять, что этот курильщик чёрного лотоса и почитатель демонических сущностей и себя, и своё воинство заведёт в пекло. Теперь они в обиде на Грира. Он усмехнулся – те из них, кто не утонул в Ширке и не был раздавлен каменными блоками донжона Фрогхамока. Можно попробовать Берлогу или даже Новеград. Но в Берлоге полно своего лихого народа – после нейдачи ересиарха многие его бывшие наёмники подались в разбойничьи шайки… А новеградские родовичи за его выходки, пожалуй, накостыляют, суставы повывернут, да в запечатанной бочке по морю отправят. Надо пораскинуть мозгами, чтобы найти такое место, где такому как он, будет сытно и вольготно.

Остаётся Парис.

Служка поставил на стол масляную лампу и кувшинчик с элем. Грир наполнил кубок и выпил.

Что ж, Парис так Парис. Он уже лет пять там не бывал. После Лондинума Парис, или Лютеция, как именуют этот город романцы, он любил больше всех крупных городишек. Однако, сперва надо бы разжиться деньжатами. Не с пустой же мошной ехать в Парис… Ха! Нужна сумма на несколько седмиц, пока на крючок не попадётся крупная парисская рыбёшка. Да и жить там надо на широкую ногу: ведь чем внушительнее впечатление он произведёт, тем солиднее будут у него и клиенты. Было бы для начала совсем неплохо раздобыть, по меньшей мере, хотя бы с десяток золотых монет.

Грир, заметив, что к нему подплывает Мед Пеймлия, остановил за руку проходящего мимо служку.

– Принеси-ка ещё кубок, – приказал он, и добавил: – И колбасы.

Мед было за двадцать. Чёрные глаза этой красивой и крупной брюнетки обескураживали своей животной пустотой, а узкий, измазанный охровой помадой, рот вечно кривила кривая ухмылка. Муж Мед сгинул в одном из походов, и она, без средств, с маленькими детьми на руках, не нашла ничего лучше, чем продавать своё тело. Грир знался с Мед уже два года. Он не мог не одобрить её служение своим детям, оправдывающее отверженную обществом профессию, и часто одалживал ей деньги, стараясь выручить из трудного положения.

– Привет, Грир, – пробасила она, опершись полным бедром на угол столика. – Сильно занят?

Он с иронией посмотрел на неё и отрицательно качнул своей гривой.

– Сейчас для тебя принесут кубок и твою любимую колбаску. Посидишь со мной?

Мед опасливо оглянулась через плечо.

– Если у тебя не будет возражений, мистер.

– Не надо так меня называть, – раздражённо огрызнулся Грир. – Садись уже. С чего бы мне возражать?

Мед села, прижав к животу свою расшитую бисерными оберегами полотняную сумочку. Просторный пеллос нисколько не скрывал её статную фигуру. Грир всегда считал Мед достаточно привлекательной, чтобы составить счастье какого-нибудь мужчины. Вне этого города, конечно.

– Как идут твои дела, Мед?

Она навела на него взгляд своих блестящих глаз и рассмеялась.

– Недурно. В самом деле – недурно. Хотя и не так, как в старые времена. Скучаю, знаешь ли, по своей маркитантской жизни.

Служка принёс кубок и деревянную тарелку со скворчащими колбасками, и Грир тут же с ним расплатился. Мед, отметив его полупустой кошель, сочувственно улыбнулась.

– Ты-то как, Грир?

Он повёл массивными плечами:

– Бывали времена и лучше… Как дети?

Лицо одинокой дамы просветлело.

– Прекрасно!.. Навещала их вчера. Сторм уже встала на ножки.

Грир широко улыбнулся:

– Ну, раз Сторм встала на ножки, жди бури. Передавай ей привет от дядюшки Грира. – Он запустил пальцы в кошель, и, вытащив медяк, протянул Мед. – Купи ей от меня лакричную пастилку. Девочки любят сладости.

– Но, Грир, я знаю…

– Не верь слухам. – Нахмурился Грир. – Делай, что говорят, и держи язык за зубами.

– Как скажете, мистер.

Монти, дылда в белой рубахе и коротких мешковатых штанах, принялся наигрывать в дальнем углу на рожке. Монти работал в таверне с самого его открытия. Поговаривали, что у него случались приступы потливой горячки… Он не утруждался подтверждением или отрицанием этого, и играл на рожке как до падения Небесной Скалы, так и после него.

Мед начала подпевать, покачиваясь музыке.

– Монти талантлив, правда ведь? – спросила она. – Я бы тоже хотела уметь делать что-нибудь стоящее… Играть, например, как Монти.

Грир усмехнулся:

– Прибедняешься, Мед. Если б Монти зарабатывал столько монет, как ты, он был бы счастлив.

Она сдвинула чернёные углём брови:

– У меня есть, что тебе показать, Грир. Только не поднимай высоко, чтобы никто не увидел. – Мед порылась в сумочке, достала какой-то мелкий предмет и сунула ему в ладонь. – Не знаешь ли, что это?

Грир повёл глазами по таверне, осматриваясь, и только после этого осторожно разжал пальцы. На его ладони лежал массивный стеклянный перстень со светлым четырёхгранным камушком.

Грир хмуро вертел его в руке, пока не нажал на камушек. Тот перевернулся, открыв обратную сторону с изображением треугольника с зигзагом посередине. Он поднял голову и посмотрел на Мед проницательным взглядом.

– Где ты взяла эту мерзость?

– Нашла.

– Где нашла?

– В чем дело, Грир? Не пугай меня таинственностью.

– Готов дать руку на отсечение – это перстень восточного культа.

– Что-что?..

– Да, тёмный Восток.

Мед оградила себя обережным знамением.

– Он что-нибудь стоит?

– Возможно. Он выглядит древним. Возможно, серебряную монету ты за него получишь. Может быть, две.

– Ты говоришь, что такие перстни носят на Востоке?

– Да, носили. Ещё до рождения Митры.

Мед вздрогнула.

– До Его рождения?

Грир улыбнулся:

– Да не волнуйся ты так. Скорее всего, перстень – удачная «липа». Где ж ты взяла это?

– Я нашла это на кровати. Должно быть, он свалился с одного из моих клиентов, – напряжённо проговорила Мед.

– Лучше будет, если ты его выбросишь в реку, или в огонь, – посоветовал Грир. – Если перстень подлинный, твой клиент поднимет шум. Выбрось, и забудь, что видела.

– Но он же не знает, что я это нашла… – пролепетала Мед.

– Узнает, как только ты начнёшь его продавать.

Мед протянула под столом руку, и Грир вложил в неё перстень. Она задумалась на мгновение и качнула головой:

– Может, обойдётся.

– Избавься от этого перстня, Мед. Такую вещь можно легко отследить.

– А ты… сам не хочешь его прикупить, Грир? Скажем, за полдирхема? Резана – небольшая цена.

Грир засмеялся:

– А может быть, оно и медной монеты не стоит. Нет, Мед, спасибо, такие сделки не по моей части. К тому же – что я-то с ним буду делать?

Мед, разочарованно вздохнув, сунула перстень обратно в сумочку.

– Я и не знала, что это восточный орнамент. Я думала, треугольник – романский символ солнца.

– Это древний символ, он распространён по всему миру – терпеливо объяснил Грир.

– Да? – Мед посмотрела на него с удивлением. – И откуда это ты всё знаешь?.. Я-то, едва нашла его, сразу подумала о тебе – кроме тебя, мне никто не поможет с этим разобраться.

– Кто много жил, тот много видел, – улыбнулся Грир.

– Да, старость – не радость. – Пошутила Мед. – Ну, да хранят тебя боги, Грир. Спасибо за подарок для Сторм. Я куплю лакричную пастилу.

– Пусть они хранят и вас, – ответил Грир. – Избавься от перстня. Выйди на мост и швырни подальше.

Мед хихикнула:

– А река не выйдет из берегов? Прощай пока, Грир.

К величайшему восторгу Зубина, Грир прикончил колбаски и покинул «Одинокую даму» без приключений.

По дороге на постоялый двор он увидел на углу Мед, разговаривавшую с высоким мужчиной в тёмном плаще и конопье. Не заметив Грира, женщина взяла собеседника под руку, и они направились по улице, на которой Мед снимала квартиру.

Обычная наблюдательность Грира в этот раз засбоила – внимания на её спутника он не обратил, лишь скользнув по нему быстрым равнодушным взглядом. Грир был занят размышлениями о собственных планах, и этот посторонний остался в его памяти тёмным бесформенным силуэтом.

Тени прошлого

 Грир жил в комнате над входом постоялого двора, расположенного позади лепрозория уже год. Этой каморкой с убогой обстановкой он почти не пользовался: она была мрачной и сырой. Окно её выходило прямо на высокую стену дома напротив, загораживающую свет до полудня. Однако, Грира не волновал уют. Он, вообще, не хотел связывать себя постоянным жилищем. Кроме оружия и доспеха он практически не имел вещей, которыми мог бы дорожить. Привычка к походной жизни состояла для Грира в готовности в любой миг сорваться с места ради опасного заработка.

В качестве места для ночлега эта конура его вполне устраивала. У неё даже были свои преимущества: через окно он видел всё входящее на постоялый двор отребье, а дубовая дверь комнаты и массивный засов были на удивление крепкими… Прочие помещения постоялого двора были периодически заняты непостоянными посетителями в сопровождении одиноких дам, и Грир нередко оставался единственным живым человеком на всём этаже.

…Следующим утром Грир проснулся чуть свет и, уставившись на деревянные балки потолка, задумался о необходимости отплытия с острова. Продолжая размышления о своих делах, Грир поднялся и начал одеваться. Однако, едва лишь он натянул тогу, как раздался стук в дверь. Грир сунул за пояс сзади остриё баллока, и открыл дверь в ожидании лицезреть хозяина таверны, который начнёт скорбно нудить об уплате за комнату. Однако на пороге стоял лучащийся улыбкой констебль Руди Сеймур.

– Эй, здравствуй Грир, – сказал Руди. – На ловца и зверь бежит.

При взгляде на этого мелкого, лет тридцати, бритунийца с широкими усами и бритой головой под шапероном с лихо выгнутым пером, можно было решить, будто он только что изрядно заправился выпивкой. Руди искрился бодростью даже после трёх дней непрерывной сыскной работы. Он нравился Гриру своей храбростью, добросовестностью и безупречной честностью. Но он знал, что за добродушной улыбкой выпивохи скрывается холодный и ясный рассудок гончей ищейки.

– А, тебя ещё принесло, – хмуро буркнул Грир. – Тебе чего надо от меня?

– Позавтракал уже? – ответил Руди вопросом на вопрос. – Я бы, например, не отказался от кружечки эля.

– Да войди ты, – неприветливо пригласил Грир. – Эля тебе не будет. Могу предложить мятный напиток. Если хочешь, конечно.

Констебль проследовал за ним в полумрак маленькой комнаты. Пока Грир заваривал чай, Руди медленно расхаживал по комнате, насвистывая кабацкую песенку и ничего не упуская из виду.

– И зачем ты живёшь в подобной дыре, Грир? Не могу понять, – бросил он. – Отчего бы тебе не найти себе что-нибудь поприятнее?

– Эта келья меня устраивает в совершенной степени, – отозвался Грир. – Знаешь ведь, я не отношусь к домоседам. Как жена, как дети?

– О, спасибо, всё чудесно, – ответил Руди, отхлёбывая принесённый Гриром чай. – Сейчас, она, небось гадает, куда я провалился. Нелегка жизнь у жены сыщика.

– На зависть удачная возможность надувать жену и плести ей небылицы. – Грир задумчиво оглядел констебля. Было ясно, что он заявился в гости с утра пораньше не просто так.

– Э, нет, я уже давно вышел из возраста амурных похождений. А вот ты – где провёл прошлую ночь, дружок? – поинтересовался Руди.

Грир растёр подошвой бегущего по полу древесного жука.

– Когда-нибудь ты доведёшь меня до приступа своими хитростями, Руди. Говорил бы уж прямо – что стряслось?

Констебль улыбнулся:

– Не спеши с выводами, братец. Ты мне по душе, Грир. Конечно, ты скользкий, как налим, зачастую излишне жесток, порой мог бы быть и почестнее, но…

– Ага, ладно, – оборвал его Грир. – Мне не до шуток. Стряслось-то что?

Руди смутился. Грир, неплохо его зная, не принимал этого смущения всерьёз.

– Ты ведь судачил вчера вечером с Мед Пеймлия? – спросил констебль, и бросил на Грира быстрый и острый взгляд.

«Пресветлые боги! – подумал Грир. – Как чувствовал, что влипнет она в историю с этим перстеньком…»

– Было дело. Мы встретились в таверне Зубина. А что?

– А дома у неё ты был?

– Пытаешься балагурить? – напряженно спросил Грир. – Думаешь, посещаю на дому таких, как Мед?

Руди отхлебнул чая, и весёлость неожиданно покинула его лицо.

– Ты ведь относился к ней по-дружески, ведь так?

– Да. У неё случились неприятности?

Руди покачал головой:

– Нет у неё уже никаких неприятностей.

Повисла долгая пауза. Грир изумлённо рассматривал констебля.

Грир отодвинул от себя кружку и поднялся. Лёгкая дрожь, подобная первым признакам землетрясения, пробежала по его телу.

– Она умерла?

Руди нахмурился:

– Убита. Около полуночи.

Грир, сжав руки в кулаки, размашистыми шагами прошёлся по комнате. Мед успела занять то небольшое светлое место, что было в его мрачной душе. Он был потрясён её гибелью.

– Может быть, ты прояснишь что-нибудь в этой истории? Она, случайно, не упоминала, что собирается встретиться с кем-нибудь?

– Она ушла из «Одинокой дамы» раньше меня, – проговорил Грир. – Я вышел немного спустя и видел, как Мед разговаривает с каким-то хлыстом на углу. Потом они пошли в сторону её квартиры. Только не проси меня описать её клиента, я на него ни малейшего внимания не обратил. Гром! Помню, что он был высокий, помню тёмный плащ и конопье…

– Жаль, – произнёс Руди и задумчиво помял подбородок. – Обычно-то ты более внимателен. Да, от этого описания проку мало.

Грир хмуро отвернулся к окну. Мысли о Мед сменились раздумьями о её детях. С ними надо что-то делать. У Мед ведь ни гроша за душой не было… Значит, деньги нужны теперь ещё больше.

– Она умерла нечистой смертью, – сквозь зубы сообщил Руди. – Похоже на ритуал.

Грир резко повернулся к нему.

– Она лежала в центре комнаты, в окружении всяких знаков. Ей перерезали горло, – произнёс констебль. – Должно быть, попала к сектантам. Так оно всё выглядит. Она не первая, кто убит таким образом. – Руди мрачно усмехнулся. – Вероятно, и непоследняя. – Ты знаешь что-то?

– Что-нибудь украли? – спросил Грир. – Её сумочка на месте?

– Да. Насколько можно судить, ничего не пропало. Поделись, что тебе известно.

– Мед вчера вечером показала мне стеклянный перстень, который нашла у себя в комнате. Сказала, что – очевидно, его обронил какой-то её посетитель. Её интересовала ценность перстня.

– Стеклянный перстень? – Руди изумлённо уставился на Грира. – Что за перстень?

– Копия перстня какого-то восточного культа. Во всяком случае, я решил, что это копия. Если бы оно было подлинным, то стоило бы очень дорого. Такие перстни носили лет за двести до ордынского господства.

– Вот как? – Констебль встал. – И она показала этот перстень тебе?

– Да. Почему бы и нет? Ты смотришь так, как будто подозреваешь меня в чем-то.

– Я? – Руди пожал плечами. – Пойдём вместе на квартиру Мед. Поможешь нам найти этот перстень.

Когда они спускались по лестнице, констебль внезапно спросил:

– Жизнь полна чёртовых неожиданностей, не так ли, Грир?

– Чертовски полна чёртовых неожиданностей, – уточнил Грир. – К чему ты сейчас заговорил об этом?

– Так, взбрело что-то в голову, – неопределённо ответил Руди. – Так Мед собиралась продать перстень?

– Если бы смогла найти покупателя, не сомневаюсь, что продала бы. Я-то советовал ей выбросить его. Пытался втолковать свои плохие предчувствия от этого нечистого перстенька. С ним явно что-то неладно, он просто руку холодом обжигал.

В это время на улицах почти не было народа, и скоро они добрались до квартиры Мед.

– Тело её… уже отвезли, – сказал Руди. – Но мы ничего не тронули в комнате. Зрелище неприятное, да тебе не привыкать.

– Да, не волнуйся, я уж перетерплю – с сарказмом ответил Грир.

– Да я в тебе и не сомневался.

У двери в квартиру стоял бледный констебль.

– Йорик здесь ещё? – спросил его Руди.

– Да, сэр.

– Проходим, – кивнул Руди Гриру и спросил: – Бывал прежде у Мед?

– Нет, – отозвался хмуро Грир. Руди вторично задал тот же вопрос – проверял его, значит, не доверял.

Руди толкнул дверь, и они вошли в освещённую солнцем спальню, где констебль Джер Йорик печально перебирал нехитрый скарб покойной.

В центре комнаты стояла кровать. Надо было отдать должно Мед – постельное белье, ковёр на полу она содержала в чистоте. Теперь их испачкала её кровь.

– Кровь Мед хлынула и залила всё вокруг, – мрачно констатировал Руди. – Он перерезал её глотку, она даже вскрикнуть не успела. – Он кивнул на столик у кровати с двумя кубками. – Но сначала он её усыпил, чтоб создать подобающую ритуалу обстановку. Эти порошковые шарики…

– Оставь эти нечистые подробности, – оборвал его Грир.

Руди подошёл столику и поднял с него сумочку Мед. Открыв её, констебль вывалил всё содержимое на столешницу. Маленький костяной нож, керамический пузырёк с ароматическим маслом, кошелёк с несколькими медяками… Руди заглянул в сумку и пошарил в ней рукой.

– Нет больше ничего. Эй, Йорик!

Констебль – высокий широкоплечий мужчина с чёрными волосами и внимательным взглядом голубых глаз – подошёл к ним, одарив Грира безучастным взглядом и перевёл взгляд на Руди Сеймура.

– Не видал ты здесь перстня из стекла? – спросил констебль Сеймур.

– Нет. Перерыли мы здесь все, но ничего похожего не заметили.

– Надо поискать получше. – приказал Руди. – Это очень важная вещица. Постарайтесь-ка как следует, как ты умеешь, Йорик.

Польщённый Йорик возобновил поиски, а Руди, с полуулыбкой обменявшись с Гриром понимающими взглядами, открыл дверь в коридор и поманил к себе Грира.

Уйдя вглубь коридора, Руди великодушно пригласил Грира присесть на лавку.

– А почему было нельзя поговорить прямо в комнате? – поинтересовался Грир. – К чему эта загадочность?

– Когда ты в последний раз видел юзендманна Рори?

Грир не сумел не выказать изумления.

– А чего это ты о нём вспомнил?

– Не мочись на луну, – попросил Руди. – Нам не до шуток, сам понимаешь. Ответь на вопрос. Сам все скоро поймёшь.

– Лет пять уж как.

– Он был первоклассным рубакой.

Грир промолчал. Его мысли унесли его к не такому уж далёкому прошлому, и перед этим мысленным взором, как наяву, возник юзендманн Рори. Назвать его хорошим парнем его было бы неточным. Рори мог внушать восхищение, когда хотел этого. Но он мог быть и жесток. Многие соратники Грира отправились на смерть по его воле.

– Хочешь повидаться с ним снова? – спросил Руди.

– Нет уж, благодарствую, – просто ответил Грир. – Рори опять начнёт зазывать меня к себе. А я такой работой сыт по уши.

Руди помрачнел:

– Досада. Ему нужны надёжные вояки. Подумай хорошенько: сытая жизнь без нужды, достаточно волнующие впечатления, путешествия и возможность откладывать на старость денежки.

– «Денежки» – сухо передразнил констебля Грир. – навоз. А волнения, даже такие приятные, мне уже ни к чему. Эти привилегии были хороши во время войн. Сейчас хвала богам, достаточно мирное время. Я тебя удивлю – я очень люблю свою жизнь, можешь поверить и принять это к сведению. Так к чему ты вспомнил Рори?

– Я вчера с ним потолковал. – Лицо Руди Сеймура вновь расплылось в улыбке. – Он поведал, что припас для тебя выгодную работёнку. Долго готовиться тебе не надо, ведь так?

Грир беспомощно пожал плечами:

– С чего вдруг ты решил сунуть нос в мой пирог? Я не нуждаюсь ни в чьём участии. Я, вообще-то, в конце седмицы, уезжаю в Парис.

– В Парис? – удивился Руди. – По Чёрной Маме заскучал? Не думал, что ты адепт Изиды. Ну-ну, отговаривать не смею.

– Этот перстень – спросил Грир серьёзно, – имеет отношение к Рори?

Руди кивнул:

– Не скрою – да, имеет. Но Рори сам тебе всё поведает. Вот что я имел ввиду, когда говорил о жизни, полной неожиданностей. Пойдём к нему.

– Не пойду, – отрезал Грир и встал. – И, вообще, не сильно огорчусь, если никогда его больше, вообще, не увижу. Грязные делишки путь ведут другие. Мне они неинтересны больше, я-то своё уже отработал.

Руди посмотрел на него с сожалением и поднялся с лавки. Теперь он выглядел уставшим.

– Не ерепенься, братец Рори захочет услышать об этом перстне. И, в конце концов – это убийство. Помочь следствию – не только твоя обязанность, но и долг перед Мед.

– Да какое отношение к Рори имеет Мед?

– Прямое. – Руди едва сдержал зевок. – Пойдём, не волочи ноги. Что тебе терять? Помоги шерифу взять убийцу. Мед была твоей подругой.

– Не мели чепухи, – усмехнулся Грир. – А то доведёшь меня до слез. Уговорил, идём.

Руди просиял:

– Я знал, что с тобой можно договориться. Поэтому и сказал Рори, что твой арест не потребуется.

– Значит, старикан по-прежнему пристрастен к грязным трюкам, – хмуро отметил Грир. – И, если бы я отказался, ты бы упёк меня в крепость, а потом шантажом заставил бы меня работать на Рори.

Руди прищурился:

– С тобой непросто иметь дело, Грир. Ты знаешь все ходы заранее. Между нами – посидеть бы пришлось тебе не без уговоров палача. Рори очень-очень хочет тебя видеть.