Kitobni o'qish: «Фрогхамок»

 «Одинокая дама»

Лондиниум, шесть лет после падения Небесной Скалы.

    Сквозь тёмные облака полуночная луна слабо освещала переулки Лондиниума. Сырость тумана проникала под одежду. Закутавшись в плащ, Грир неспешной походкой шёл по улице Старого Моряка. Ночные улицы в Сарыни обезлюдели – с вечера зарядивший дождь прогнал под крыши даже самое отъявленное отребье этой части города.

    На углу Старого Моряка и улицы Тира Грир остановился, чтобы отряхнуть от грязи ботфорты. Очищая о камень подошву, он навострил уши – не раздастся ли шарканье сделанного ненароком шага. Ни звука. Окинув быстрым взглядом через плечо пустынную, мокрую и унылую улицу, Грир свернул на улицу Тира.

    В течение суток его не покидало устойчивое ощущение, что за ним следят несколько человек.

    Конечно, подобное происходило и раньше. После войны с Чёрной Тенью за ним охотились культисты, бывшие соратники, а сейчас, когда он исполнял определенные поручения своих клиентов, с ним иногда хотели встретиться констебли. Благодаря своему чутью Гриру всегда удавалось освободиться от преследования. Однако, сейчас он просто не мог представить себе, кто бы мог заинтересоваться его персоной до такой степени. Безусловно, врагов, мечтающих свести с ним счёты, у него хватало, но ведь он всегда был на виду и дома его застать можно очень легко вместо того, чтобы попусту таскаться за ним следом по опасным улицам Сарыни. Эта ситуация неопределённости интриговала Грира и досаждала ему.

    Желая удостовериться, что преследование – не дурная игра его воображения, он намеренно выбрался с постоялого двора в дождь. Он намеревался вынудить преследователя обнаружить себя. До сих пор это ему не удавалось. Грир крутился на месте, возвращался по своим следам, заворачивал в переулки – но преследователь оказался неуловимым, как туман, окутавший Британию после падения Небесной Скалы.

    Неподалёку, в конце улицы Тира, находилась таверна «Одинокая Дама». Туда Грир и решил отправиться: пусть загадочные недруги караулят его под дождём. Может, это ожидание сможет охладить их пыл.

* * *

    Затаившаяся в тупике таверна «Одинокая Дама» принадлежала к тем подозрительным заведениям Сарыни, где всегда можно скрыться от чрезмерного любопытства констеблей и круглые сутки получить вино, горох в сале и ветчину. Когда-то в этом доме располагалась винокурня, но теперь его фасад украшала висящая на цепях вывеска цвета жёлтой серы в виде силуэта женской фигуры, в зале расположились столы и лавки, а у стены напротив входа – прилавок, за которым хозяйничал Зубин – огромный, с лохматой, соломенного оттенка, шевелюрой, мрачным взглядом исподлобья и заточенным тесаком под рукой.

    Зубин, владелец таверны, был не склонен брезговать ни одним из тех гнусных дел, которыми промышляла Сарынь. Гигантское телосложение, нависающие над невысоким лицом надбровные дуги и выдающаяся вперёд нижняя челюсть напоминали Гриру уродливые порождения мрака, с которыми ему довелось столкнуться в битве на Ширке. Недостатки внешности Зубин возмещал сшитым у лучшего портного пурпурным пелиссоном на беличьем меху поверх отбелённой льняной рубашки с узорной вышивкой по краям ворота, кожаным ремнём с бронзовыми узорами и огромным серебряным перстнем на левой руке, которые шли ему, как корове седло.

    В нижнем зале таверны находилось около двух десятков женщин и мужчин. Все они повернули головы, когда Грир начал спускаться по ступенькам. Их взгляды с подозрением проводили его, пока он шёл к прилавку. Шум голосов затих. Плащ бритунийской армии, который носил Грир, массивные плечи, его манера держать голову доверия обитателям дна Сарыни не внушили. Завсегдатаи таверны ясно определили, что вошедший далёк от их мира, хотя он и не констебль.

    Грир, выражая полное безразличие к вызванному его появлением тихому переполоху, подошёл к прилавку.

– О! Грир, клянусь жарким и куропаткой! Мне рассказывали, что ты здеся, – сказал Зубин, протягивая ему огромную лапищу, – а я-то всё не верил, думал – болтают. Я бы вот, на твоём месте, на остров ни в жисть не возвернулся.

– Не беспокойся за меня, – ответил Грир, пожимая похожее на окорок предплечье протянутой руки Зубина. – Кружку валлийского, если оно у тебя не прокисло, да смотри, чтобы с верхом!

    Монти, дылда в серой льняной рубахе и коротких мешковатых штанах, принялся виртуозно наигрывать в дальнем углу на рожке.

– Никакой кислятины, – процедил Зубин, раскрыв улыбкой редкие широкие зубы. – Винцо в моём погребе – истинный нектар высшей пробы! Вот, оцени-ка. – Он подтолкнул Гриру кружку. – Ты, кажися, был в Великой Тартарии?

– Мне там наскучило. Захотелось сменить обстановку.

    Зубин заговорщически прошептал:

– Поговаривают, ты там связался с мятежниками?

– Работа наёмника, такова, знаешь – кто больше платит, тот в войне победит…

    Улыбка Зубина погасла.

– Да уж… Как дела, в целом?

– По-разному, – осторожно ответил Грир. – Меня тут никто не разыскивал?

– Неет! Тебя давно не поминали… – Зубин пожал плечами, разглядывая Грира с любопытством. – Чем собираешься тута заняться?

– Чем меньше знаешь, тем крепче спишь, дружище… Кстати, ты не видел Руди Сеймура?

– Редко заходит, – безразлично проговорил Зубин, – и тебя не поминает. Он в гору пошёл после твоего отбытия – старшим констеблем стал. Сам понимаешь, к чему я веду…

    Значит, за ним следят не констебли. Содержателю таверны в этом можно верить. Мало кто знал о сотрудничестве Зубина с ищейками шерифа, но для Грира это секретом не было.

– Но кто-то мной интересуется. Целый день таскаются за мной.

– Ну и чего? Культисты Тени охотились за тобой, почитай, года два, однако, сдаётся мне, так ни разу тебя и не поймали.

– Однажды поймали, – напомнил Грир, и лицо его помрачнело. – Но сейчас меня сильно интересует, что происходит. Есть какие-то соображения по этому поводу?

– У меня-то? С чего вдруг голову ломать? Это не мой цирк, не мои обезьяны…

    Грир пытливо глянул в зелёные глаза трактирщика, затем пожал плечами:

– Хорошо, оставайся в неведении. – Грир допил вино и расплатился. – Я посижу у тебя немного. Дождь идёт собаками и кошками.

– Располагайся, как дома!.. Позвать тебе даму для весёлого настроения?

– Я слишком стар для подобных компаний.

– Не прибедняйся уж.

    Грир цинично усмехнулся и небрежной походкой направился в дальний угол.

– Привет, Монти, – сказал он валторнисту.

    Тот на мгновение остановил игру и ответил, растянув губы в улыбке:

– Привет и тебе, ветреный бродяга!

    Грир присел рядом и не отводил взгляда от музыканта, изобразив вежливое внимание. Глядя на него, можно было решить, что его очень интересовала музыка.

– Что-нибудь знаешь, Монти?

    Монти закончил играть мелодию.

– О тебе спрашивала одна милашка, – сказал он. – Дня два назад заходила сюда с Крюком.

    Взяв из рук Монти рожок, Грир стал его осматривать.

– Что за дама?

– Понятия не имею. Смахивает на иберийку – молодая брюнетка, с большими глазищами. Зовут Дорсия. Мне показалось, что Крюк её боится…

– Чего она хотела?

– Узнать хотела, возвратился ли ты в наши края и где обретаешься. На оба вопроса она получила ответ «нет».

    Грир кивнул.

– И всё?

– Ещё сказала, что, коли я оповещу Крюка о твоём возвращении, то получу монету серебром.

    Грир вскинул брови.

– Сдаётся, придётся мне поговорить с Крюком.

– Заглянешь ещё к нам?

– Наверняка. В любом случае, спасибо, Монти. За мной не засохнет, знаешь.

– Да не об этом я, – возразил валторнист. – Эльдра была бы в восторге видеть тебя.

    Лицо Грира озарила широкая улыбка.

– Как она, к слову, поживает?

– Стала совсем взрослая. Фигурка, как у Фрейи, сам заглядываюсь. Теперь её просто и не признать.

    Грир незаметно вытащил серебряную монету, опустил её в рожок и отдал его музыканту.

– Помалкивай, дружище, – предупредил он и удалился.

* * *

    Крюк… За годы, проведённые в Тартарии, Грир совсем позабыл о нём. Память рисовала ему образ невысокого мужчины с длинными тёмными волосами и с неизменным красным пером в широкополой шляпе.

    Личность Крюка имела флёр загадочности. Источника его доходов не знал никто. На улицах судачили, что он находится на содержании у обеспеченных женщин, преступники – что он осведомитель, более сведущие люди предпочитали об этом помалкивать. Нигде не работающего Крюка с наступлением ночи часто можно было встретить шастающим по площади «Лужитания» или в шикарных кабаках для богатых в районе Графства.

    Только однажды Гриру довелось иметь с ним дело – при игре в кости. Грир в тот вечер выигрывал – пока Крюк не вступил в игру. После этого удача от него отвернулась. Уже на четвертой сдаче Грир заметил, что Крюк подменил кости своими, шулерскими, и сломал красное перо на его шляпе ударом керамической кружки. От расстройства мошенник потерял сознание и свалился под стол.

    Кто знает, раздумывал Грир, вдруг Крюк затаил на него злобу? Самому ему, правда, не верилось, как можно столько лет таить обиду из-за сломанного пера, эта идея показалось ему сумасшествием, но мстительные натуры встречались на его жизненном пути… В тихих водах – глубокое течение. Если Крюк задумал поквитаться, он способен создать проблемы. У него явно был талант делать гадости.

    «Кто же та девушка?», – раздумывал Грир, сидя за столиком таверны с кружкой вина. Кто она – похожая на иберийку брюнетка с большими глазищами?.. Как не рылся он в своей памяти, ни одна из знакомых ему женщин под это описание не подходила. Дамы играли немаловажные роли в его жизни только в юности, теперь же Грир интересовался ими мало. Женщины, несмотря на их божественную красоту и лакомые достоинства – всегда плохие пособники в драке, никудышные собутыльники в пьянке и лишние свидетели в проделках, а военные походы приучили его ограничивать в своей жизни всё лишнее.

    Он встал и вернулся к Зубину.

– На втором этаже, наверняка, есть комната с окном на улицу Тира? – спросил Грир, всем телом навалившись на прилавок.

– Ясно дело. Зачем тебе? —подозрительно произнёс Зубин.

– Я хочу осмотреться.

– Валяй, – наконец ответил Зубин – Комната Эльдры. Она ещё, наверное, не спит. Кликну её.

    Он открыл дверь позади прилавка, протяжно свистнул и проревел:

– Эльдра, поди-ка сюда! – И, повернувшись к Гриру, поинтересовался: – А для чего тебе улицу осматривать-то?

– Не суй свой нос в чужой вопрос, – сухо проговорил Грир. – Это же не твой цирк.

– Уж и спросить нельзя, – пробубнил трактирщик и отошёл к дальнему концу прилавка.

    В дверном проёме появилась девушка. Когда Грир видел Эльдру в последний раз, это была тринадцатилетняя девочка, угловатая, тихая, худенькая, с несформировавшейся подростковой фигурой. Сейчас у Грира перехватило дыхание – Монти был прав – она, действительно, изменилась за эти несколько лет невероятно. Если бы не родовая травма на её лице, девушку было бы можно назвать по-настоящему красивой.

    При виде Грира в лицо ей бросилась кровь, а в глазах блеснули искорки.

– Привет тебе, Эльдра. Помнишь старину Грира? – спросил он с широкой улыбкой.

    Он знал, что был для неё идолом, и отвечал ей симпатией. Около семи лет назад Зубин обнаружил Эльдру на улице у дверей своей таверны. Поскольку девочка ничего о своей семье не рассказывала, трактирщик посчитал её сиротой, каких всегда немало в военные годы. Он приютил маленькое несчастное создание, чахнущее от недоедания, грязное, с большим наростом на щеке. Заведению Зубина требовалась кухарка, и Эльдра с радостью занялась поварским делом. Она вызвала жалость у трактирщика, но это не помешало ему нещадно эксплуатировать её – как, впрочем, и всех, кто попадал под его власть, он требовал от неё нечеловеческих усилий в работе.

– Добрый вечер, господин Грир, – промолвила она тихо.

    Грир заулыбался при виде смущённо опущенных ресниц. Влюблённость Эльдры забавляла его. Ситуацию исправил Зубин:

– Поднимись-ка вместе с этим прощелыгой в свою комнату, да пусть посмотрит в окно, коли уж ему так приспичило!

    Следуя за Эльдрой, Грир попал в сумрак тускло освещённого коридора. Как только за ними захлопнулась дверь, а рожка Монти и голосов завсегдатаев стало неслышно, он поймал её руку и притянул к себе.

– Довольна ли ты встречей? Ты можешь возразить, но, готов прозакладывать всем демонам на свете душу свою и тело, всего себя со всеми потрохами, что ты и не вспомнила бы обо мне, если б я сам не явился!

– Что ты, напротив! – воскликнула девушка с жаром. – Я бы никогда не смогла забыть тебя! Просто я потеряла уже всякую надежду вновь увидеться.

– Ты ошибалась… Мне тебя не хватало, Эльдра. – Грир рассматривал девушку, не выпуская её руки, и, к собственному удивлению, осознал, что в самом деле по ней заскучал. – Ты изменилась… Клянусь, да ты стала красавицей!

    Эльдра нерешительно высвободила свою руку из его ладони и поднесла её к уродливому наросту.

– Не говори так… Это ведь неправда.

– Ты об этом? Это же такая мелочь, – неожиданно ему в голову пришла одна мысль, и он выпалил: – Мы найдём сведущего лекаря, который поправит твою мордашку. Мы займёмся этим, как только я разживусь деньжатами. Долго ждать тебе не придётся.

    Ещё не закончив фразу, Грир уже пожалел о своём легкомысленном заявлении. Неожиданные душевные порывы были его слабостью. Не позже, чем в прошлом месяце он, к примеру, отметелил какого-то торговца, тянувшего руки к бедной девчонке, спустил с него штаны и прямо на улице отхлестал плетью. Однажды он расплатился со старушкой золотой резаной за грошовый амулет – и это лишь для того, чтобы насладится видом её счастливого лица в тот момент, когда она осознала, что несколько лет сможет вести сытую жизнь. Тем же вечером возле порта он заметил бедно одетую чету, безнадёжно пытавшуюся уговорить владельца корабля без платы перевезти их на материк. Он оплатил им лучшие места на корабле, и ушёл с широкой улыбкой, вспоминая их ошеломлённые лица. Но в этот раз он не должен был поддаваться порыву!.. Благодарная преданность в глазах Эльдры повергла его в смятение. Грир знал, что она всегда безоговорочно доверяла каждому его слову. Во время походов, когда его тэн квартировал в Лондиниуме, он часто заглядывал в таверну Зубина и на кухню, чтобы поболтать с Эльдрой и помочь ей по хозяйству. Делал он это из жалости, а также из-за гордости за своё милосердие. Сегодня же Грир неожиданно обнаружил, что всерьёз нуждается в Эльдре и в её обожании. Однажды она призналась, что каждый вечер обращается к богам, чтобы они его хранили. В тот вечер Грир лишь посмеялся над её молитвами. Но именно мысль о том, что где-то вдалеке за него молится это существо, поддерживала Грира, когда он попал в лапы изуверов в замке Фрогхамок. А сейчас он с удивлением обнаружил, что только эта девочка – единственный на всём белом свете человек, который безраздельно верит ему… Её доверие разбудило в нём глубоко запрятанные чувства.

    Эльдра смотрела на него напряженно, преданно, самоотречённо, как раненая собака. Грир готов был пустить себе кровь за свою опрометчивость. Он не имел ни малейшего понятия ни о лекарях, способных на подобные операции, ни о цене их услуг. Подобное обещание мог дать только сумасшедший! Однако, ответ прост, воробьи улетели на юг, теперь от обещанного уже не отказаться… Но в Грире неожиданно проснулась радость. Он разобьётся в лепёшку, но сможет ей помочь. Это должно стать благодарностью за её молитвы, мысль о которых согревала его в сыром каменном мешке замка Фрогхамок.

– Пойдём пока, проводи меня наверх.

    Девушка взлетела по лестнице. Грир поднимался медленнее.

– Сюда, – сказала Эльдра, открывая дверь.

    Её комната была маленькой и тёмной. Грир сразу же наткнулся на кровать.

– Света не нужно, – предупредил он. – Я хочу высмотреть кое-кого.

– Кое-кого? – с беспокойством переспросила девушка.

– Знать бы самому.

    Из-за плотной решётки из ивового прута, загораживающей окно, открывался вид на улицу Тира. Кроме фонаря у входа в таверну, другого освещения не было. Грир, не шевелясь, стоял, напряжённо вглядываясь в ночной мрак.

– Здесь… Вы наверняка – здесь, – протянул он шёпотом сквозь зубы.

    Он долго оставался в неподвижности. Глаза Грира постепенно привыкали к темноте. Наконец, его выдержка была вознаграждена: в глубине одного из дверных проёмов колыхнулся едва уловимый на фоне двери силуэт кутавшегося в плащ невысокого мужчины в черной шляпе с пером.

    Грир ни мгновения не сомневался, что это Крюк. Девушка, которую он приводил в таверну, стояла позади него. Её лицо скрывал капюшон плаща.

    Покидая комнату Эльдры, Грир решил не обращать больше внимания на слежку. Теперь преследователь сам станет жертвой.

* * *

    На следующий день Грир уже стоял перед дверью квартиры Крюка.

    Он провёл ночь в «Одинокой Даме», устроившись на лавке в углу, глухой к скорбным протестам Зубина, который, уповая на то, что дождь уже закончился, уговаривал его отправиться к себе домой. Хотя на заре он вновь посетил комнату Эльдры, и человека в черной шляпе с красным пером не обнаружил, из соображений безопасности Грир покинул таверну через «чёрный» ход, выходящий на боковую улочку. Он выбрался на Замковую улицу, зашёл к цирюльнику и побрился. Потом позавтракал, купив в маленькой уличной лавке кусок копчёного окорока и направился к цели – квартире Крюка, находящейся над лавкой мясника.

    По поведению Крюка в лучших домах западной части города, по его манере одеваться его вполне можно было принять за крупного торговца или за светило медицины, конечно, в области женских болезней. Вид у него был респектабельный, речь – светской. Это вводило в заблуждение многих. Он производил впечатление состоятельного человека, однако, всё его богатство, располагающая внешность, аристократические манеры были лишь видимостью.

    Настоящее богатство Крюка заключалось в ловкости его пальцев. Он специализировался на карманных кражах. Об этом не подозревал даже Грир, знавший западный Лондиниум, как собственную ладонь. Крюк безумно боялся констеблей и возможного заключения под стражу, по этой причине своих жертв выбирал чрезвычайно тщательно, сперва удостоверившись в оправданности риска. Он мог украсть драгоценную подвеску прямо с шеи собеседника, подрезать тугой кошель с пояса, извлечь золотую серьгу из уха дамы – это было для Крюка детской забавой – а его жертве не пришло бы в голову, что этот респектабельный господин способен на подобное.

    Робкие солнечные лучи, пробившиеся сквозь тучи, подчёркивали уличную слякоть и запустение. Грир был удивлён. Он и представить себе не мог, что элегантный, чуть надменный Крюк с завитой надушенной бородой живёт в подобной дыре. Он задержался у мясной лавки не только ради покупки окорока. В действительности, он осматривался, решив, что Монти ошибся, когда указывал ему адрес. На Грира никто не обращал внимания. Он прошёлся вдоль выстроившейся у зданий длинной вереницы грузовых и прогулочных повозок.

    Монти предупредил, что Крюк поселился над мясной лавкой. Грир проверил – других мясных лавок на улице не было. Увернувшись от разгружавшего телегу грузчика, который прямо на него шёл с корзиной рыбы на спине, Грир поднялся на второй этаж и стал прислушиваться, но уличный гомон заглушал все звуки в доме.

    Он требовательно постучал и приложил к двери ухо. Звук движения послышался после долгой тишины; лязгнула задвижка, дверь приоткрылась и в проёме показалось лицо Крюка.

    Грир не видел его около пяти лет, но время было милосердно к внешности ловкого воришки. Разве что он немного осунулся и облысел, а в уголках его глаз образовались тонкие морщинки. В целом же, он остался тем самым лощёным Крюком, которого Грир однажды саданул кружкой.

    Вид посетителя заставил Крюка судорожно дёрнуться, рвануться назад и попытаться захлопнуть дверь, однако Грир ожидал подобной реакции и успел просунуть в щель между дверью и косяком носок ботфорта.

– Привет, дружок. Не рад меня видеть?

    Рот Крюка оставался полуоткрытым, он шумно задышал. Его глаза таили ужас.

– Мне недосуг сейчас принимать гостей, – дрожащим голосом промямлил он. – Ты пришёл в неурочное время.

    Грир саркастически усмехнулся, с силой пнул дверь коленом второй ноги, вынудив Крюка попятиться, и ввалился в маленькую прихожую.

– Значит, ты меня не забыл.

    Взгляд Грира выразительно указал на белый шрам на височной части лысого черепа Крюка.

– Грир, если мне не изменяет память? – спросил Крюк с нерешительной улыбкой. – Я как раз собирался уходить, у меня деловое свидание. – Он посмотрел в холодные голубые глаза Грира и стал теребить опушку блио, – Я… должен принести свои извинения. Встретимся в другой раз как-нибудь.

    Крюк состроил неестественную гримасу, пытаясь изобразить непринуждённость. Это ему удавалось плохо, его страх был явным. Грир осмотрелся. Его удивила стоящая у входа роскошная расписная ваза с цветами лаванды.

– Эта царапина до сих пор у тебя не заросла, как я посмотрю, – произнёс он. – И моё чутьё подсказывает, что у тебя вскоре добавится ещё одна.

    Крюк отступил и оперся спиной о стену, глядя на Грира с ужасом.

– Чего ты хочешь?

    Вымученная улыбка сошла с его лица. Остатки уверенности исчезли, его лицо отражало теперь только страх.

– Ты один здесь? – спросил Грир.

– Один… Но ты лучше не трогай меня. – На его лбу выступили капельки пота. – Мои друзья…

    Крюк замолчал, осознав, насколько абсурдна попытка запугать такого человека, как Грир.

– Не трогай меня, – жалобно повторил он.

– Пройдём, – велел Грир. – Побеседуем.

    Крюк с неохотой повиновался. Грир последовал за ним. Уютное, светлое помещение, со вкусом обставленное и чистое, удивило его. По всей комнате стояли вазы с лавандами и пионами, воздух был насыщен цветочным ароматом.

– По крайней мере, комфорт ты любишь, да? – восхитился Грир, присаживаясь на высокий подлокотник большого лакового кресла. – Недурно ты обустроил себе логово!

    Крюк в полуобморочном состоянии прислонился к резному дивану. Грир никак не мог понять причины такого панического страха. Крюк – не робкого десятка. В его воровской профессии самообладание значит отнюдь не меньше ловкости пальцев. Даже когда он уличил Крюка в шулерстве, тот повёл себя самоуверенно, проявив большую выдержку. Именно этой наглостью он и вывел из себя Грира, вынудив ударить его.

– Чего ты дрожишь? – спросил он резко. – Что с тобой?

    Крюк издал нечленораздельный звук и выдавил:

– Ничего …

– Ты будто боишься чего-то, – произнёс Грир, не сводя с него глаз. И тут же добавил, наклонившись вперёд и понизив голос до шёпота: – Кто такая Дорсия?

    Гробовое молчание повисло в комнате, лишь прерывистое дыхание Крюка нарушало тишину. Губы воришки конвульсивно подрагивали.

– Спрошу ещё раз, может, ты плохо слышишь: кто такая Дорсия, женщина, которую ты три дня назад привёл в «Одинокую даму»?

– Уходи, – пролепетал Крюк заплетающимся языком – Если ты не оставишь меня в покое, я обращусь к констеблям.

– Ты труслив, как заяц. Поменяй перо своей тульи на заячий хвост, Крюк. Чего ты трясёшься? Она выведывала обо мне у Монти. Эта дама меня интересует. Зачем ты её привёл, и кто она?

– Монти лжёт без меры, – выдавил Крюк – Она не знает тебя. – Он потянул ворот рубахи, который стал ему тесен.

– Кто. Она. Такая?

    Поведение Крюка заинтриговало Грира, он понял, что тот боится не его.

– Не выведывала она ничего. Ты её не знаешь, а она – тебя, – сказал Крюк – Это одна из моих знакомых. Какое тебе дело до моих знакомых?

    Грир щёлкнул Крюка по носу пальцем, от чего тот дёрнулся и отшатнулся.

– Хочешь, чтобы я тебя ударил посильнее? – беззаботно предложил Грир. – Так и будет, раз уж тебе неймётся.

    Крюк замер и сжался в ожидании удара, его взгляд заметался по сторонам. Затем указал молниеносным взглядом через Грира – на боковую дверь. Его глаза снова перепрыгнули от этой двери на Грира, будто он старался намекнуть ему на скрывавшегося за ней человека.

– Не трогай меня, прошу, – повторил он ещё раз дёргающимися губами. И снова уставился на дверь. Грир оглянулся на неё и перевёл вопрошающий взгляд на Крюка, подняв брови. Крюк утвердительно кивнул головой.

– Расскажи мне о Дорсии, – сказал Грир, спокойно вставая с подлокотника.

– Для чего? – Испуганный взгляд воришки вновь нацелился на дверь. – Просто хорошая знакомая…

– Кто там, за этой дверью? – шепнул Грир, бесшумно склонившись над ухом Крюка. Он видел крупные капли пота на лице Крюка, чувствовал запах страха, исходивший от него. – Чем она промышляет? Откуда она тут появилась? – Требовательно и громко спросил он.

    Крюк разогнул три пальца и указал ими на дверь.

– Я толком ничего о ней и не знаю. Я подцепил её на улице… в районе Графства. Сам знаешь, как это бывает. Привлекательная особа…

– Трое? – шепнул Грир.

    Крюк снова кивнул. Он уже начал приходить в себя, уверенность понемногу возвращалась к нему.

– Должно быть, им уже наскучил этот театр, да и мне тоже, —проговорил он с презрением и, повысив голос, прокричал: – Выходите, вы, троица! Хватит прятаться.

    Крюк осел на диван; казалось, он перестал дышать. При виде открывающейся двери он всё же с шумом втянул в себя воздух и замер. Прицеливаясь в Грира из большого арбалета с кранекином, в комнату вошёл человек в серой шляпе с острым «носом», похожем на клюв вороны, и загнутыми назад полями.

* * *

    Не в первый раз на Грира наставляли такую штуку. При подобных обстоятельствах он становился нервным и озлоблялся, поскольку любому олуху по силам лёгким движением одного пальца продырявить тебе брюхо. Среди любителей самострелов встречаются как те, кто и стрелять-то не собирается. Но бывают и такие, кому только подай повод метко пробить болтом грудину или брюшину.

    По сумрачному и горячему взгляду на него Грир мгновенно определил, что мужчина в сером бикокете принадлежал именно к разряду лиц, готовых метать болты по любому поводу. Для такого любителя пострелять жизнь человека – все равно что грязь на подошве. Самострел здесь был не просто угрозой, а предвещал смерть.

– Только не тёргайся, труг мой, – произнёс тип в серой шляпе с вороньим «носом».

    По лёгкому акценту Грир понял, что он из бельцев. Переведя взгляд с подрагивающего в ложе арбалета кончика болта, нацеленного ему в грудь, на дверь, Грир увидел там девушку в костюме состоятельной горожанки, с высокой полной грудью и белоснежном чепце, покрывающем тёмные волосы. Большие черные глаза печально смотрели из-подо лба, пересечённого глубоким шрамом. При всей своей грусти эти глаза говорили о безжалостности, закалённой в страданиях и ненависти, в битвах и скорби.

– Привет тебе, Дорсия, – сказал Грир с широкой улыбкой. – Разве нельзя решить всё мирно, без оружия?

– Сядь, да не вздумай руками размахивать, – произнесла девушка холодно. – Мы будем говорить с тобой.

    Грир не перестал улыбаться, но его губы застыли. Он бросил молниеносный взгляд на Крюка, чей испуганный взгляд не отрывался от арбалета.

– Вот оно что. Для этого вы и таскались за мной? – поинтересовался Грир, садясь в кресло. – То-то я и видно, что люди вы застенчивые…

    В проёме открытой двери показался третий незнакомец – высокий, худой человек с желчным цветом лица и редкими вороного цвета волосами, свисающими до плеч, одетый в черную вязаную куртку с высоким воротом, скрывающую от любопытных глаз тонкую кольчугу; черные узкие иберийские штаны, заправленные в высокие остроносые сапоги. Пересекающий его лицо шрам уходил под черную повязку, закрывавшую правый глаз.

– Справитесь без меня? – спросил он у девушки. – Дело не ждёт, я удалюсь, если вы в моём присутствии не нуждаетесь.

    Сомнений не было: этот человек был бритунийцем, при этом, судя по речи, скорее всего, выходцем из хорошей семьи, получившим неплохое образование и, безусловно, руководителем всей шайки. Он был настоящим аристократом, и его присутствие лишь подчёркивало фальшивую элегантность Крюка. Об этом говорила и надменная стать и широколезвийный, скорее церемониальный, чем боевой, позолоченный меч, болтавшийся на левом бедре в инкрустированных ножнах с гербом.

– Пожалуй, – ответила молодая женщина. – Было бы неплохо, если б ты прибрал и это… – Она кивнула головой в сторону Крюка, – Он будет только мешать разговору.

– Разумеется. – Одноглазый сделал знак воришке направиться к выходу.

    Он сказал это тоном человека, привыкшего к послушанию окружающих. Пока Крюк поплёлся к двери, одноглазый перенёс свой взгляд на Грира, и его лицо осветилось вежливой улыбкой.

– Прошу прощения, мы не представились, – произнёс он и жестом указал на девушку. – Дорсия. Стрелок – Чад. Я – Магон, Абделрон Магон. Будь так любезен выслушать всё то, что хочет предложить тебе Дорсия. Я приношу извинения за арбалет, это суровая необходимость, продиктованная твоей репутацией опасного и вспыльчивого человека. Чад не горит желанием поссориться с тобой, и я был бы огорчён, если бы тебе пришла в голову охота перебить о наши головы посуду нашего гостеприимного хозяина… Но я должен оставить вас, друзья мои, дела. Остальное узнаешь от Дорсии – Он кивнул в сторону Крюка, мявшего свой чёрный шаперон у двери. – Этот господин – не из нашего общества. Случай свёл нас. И неизвестно, кто ещё больше об этом пожалеет…

    Улыбнувшись ещё раз на прощанье, Магон вышел, прикрыв за собой дверь.

    Грир снял берет и пригладил свои волосы, благодаря которым в тэне его прозвали Золотым. Его лицо с тяжёлым квадратным подбородком, твёрдо очерченным ртом и чуть свёрнутым на бок носом, голубыми колючими глазами и саркастической улыбкой отпугивало многих недоброжелателей. Внешность не была его располагающим качеством, как, впрочем, и внутренние качества. Скорее, его выделяли решительность, мускулы, сила характера, чем добродушие, но сентиментальность иногда накатывала на него, чего Грир всегда очень смущался. По этим причинам он не мог объяснить, почему привлекал женщин. Однако, сидя в кресле и глядя на эту девушку, он сразу отдал себе отчёт в её холодности. Кроме этого, Грир вынужден был признать, что не имеет ни малейшего понимания смысла происходящего.

    И Чад, и Дорсия напоминали Гриру людей, с которыми ему приходилось иметь дело во время войны в Тартарии: фанатиков Чёрной Тени, не раздумывая бросавшихся в драку. Одноглазый был совсем из другой породы. «Странно, – подумал Грир, – что их могло связывать?», – людей вроде Магона он тоже встречал: воспитанных в идеалах дворянской чести, но попавших, волею судьбы, в среду преступников и от того самих ставших преступниками.