Kitobni o'qish: «Универсальный пассажир. Книга 1. Кто-то другой»

Shrift:

Пролог

Вздох. Едва ли мы отличимы от людей, если исследовать наше тело. Но мы гораздо более эффективны, более выносливы, чем люди. Мы можем думать обо всем и сразу, уверенно и быстро принимать решения. Наша производительность гораздо выше, а нервная система устойчивее к стрессовым воздействиям. Мы успешны. Способность понимать человеческие эмоции, но не способность их ощутить – это дар Сообщества.

Я София – эфор, который всю свою жизнь служит на благо остальным. Мы разделяем ценности людей, но корректируем их воспоминания о прошлых жизнях, дабы оставаться неизвестным научным фактом. Сотни лет, мы появляемся в Высшем мире и спускаемся на Землю, чтобы оценить работу других существ и вовремя вмешаться.

Нас нельзя ввести в заблуждение или заставить усомниться в природе Сообщества.

Так мы думали.

Глава 1

Что есть кисть для художника? Она напоминает шприц, а краски тем временем служат лекарством. И вот ты подходишь к чистому холсту и готовишься сделать спасительный укол. Далее легким движением руки, ты начинаешь рисовать. По твоим артериям и венам разбегается живительное тепло. Рисование – это обезболивающее. И для того, чтобы передать основную мысль на картине, нужно задействовать все струны восприятия. Мироощущение становится похожим на электрический разряд. И каждая искра должна сохраниться на холсте, вырисовывая заданные творцом задачи.

Константин улыбнулся, от столь серьезной и внезапно возникшей мысли, и взглянул на свою законченную работу.

На холсте был изображен мальчик, сидевший на мостике у кромки воды и рассматривающий на свету жемчужину, зажатую в детской руке. Прорисованные трещинки и приглушенные оттенки красок создавали эффект состаренной картины. А темно-коричневый комбинезон и резиновые сапоги, надетые на мальчике, напоминали зрителю о быстротечности современной жизни, которая когда-то то же станет «устаревшей моделью». Отложив кисть, и удовлетворившись законченной работой, Константин по привычке направился к своему мини-бару, в надежде найти там что-нибудь привлекательное.

Налив себе скотч, сиротливо оставшийся в баре, Константин посмотрел на часы. Было раннее утро. Светало.

Подойдя к окну в комнате, оборудованной под спальню, он посмотрел на улицу, пустынную в этот ранний час. Отпив глоток спиртного, задержался взглядом на вращающемся вентиляторе от кондиционера, на наружной стене. Гул от него внезапно начал нарастать в голове, усиливая сердцебиение.

Проморгавшись, он попытался не смотреть на вентилятор. Гул стал стихать. Но неведомая сила заставляла тайком снова подсматривать.

Лопасти вентилятора синхронным маршем пронзали воздух, Константин невольно поморщился, пытаясь унять неприятные и уже знакомые симптомы, и отвлечься от назойливого шума за окном. Он уже сделал шаг назад, чтобы отойти вглубь комнаты, как вдруг в раме окна, как в картине, отразился силуэт девушки. Невольно промелькнула мысль, что отраженный силуэт написан в тех же красках, что и его, только что законченная картина.

«Надо менять распорядок дня».

Константин усмехнулся и сделал глоток.

Он отошел от окна, еще раз невольно оглянулся. Силуэт исчез, а веселый луч утреннего солнца ослепил его глаза, словно приглашая в новый день.

Константин поспешил в душ, на ходу сбрасывая одежду, и не подозревая, что приводит в приятное возбуждение свое второе Я, или как принято называть в Высшем мире «гида», вольготно развалившегося на кровати и наблюдавшего минуту назад сцену за окном.

В силу ограниченных возможностей земной жизни, Константин не мог видеть и знать свою верную спутницу, а те мысли и знания, что она диктовала ему на ушко, отрабатывая часами свою должность гида, молодой человек воспринимал как свое эго, порою потешая его довольно приличными произведениями, что он писал по памяти.

Капли воды живительной влагой потекли по телу, Константин расслабленно закрыл глаза, и в этот момент его подсознание водоворотом мыслей унесло под воду незнакомого озера. Резко открыв глаза, Константин почувствовал, что начинает задыхаться.

– Вы успешно справились с Вашими навыками. Освоили их.

Константин изумленно уставился на уже знакомую темноволосую девушку, которая что-то помечала в своем блокноте. Ему хотелось спросить, кто она, но изо рта не вышло ни звука.

– Очень жаль, что Ваше время было столь коротким. Но теперь вы можете выбрать другую версию. Что предпочитаете? – девушка захлопнула блокнот и посмотрела на него.

Взгляд ее едко впился в Константина, не давая пошевелиться.

Словно отматывая кинопленку, Константин снова оказался у реки. Сел на край деревянного мостика и начал что-то выискивать в воде. Предмет отдавал блеском и, опустив руку в воду, он захватил неизвестную вещицу между пальцев. Жемчужные бусы. Нить, на которой висели манящие бусинки, резко оборвалась и почти все они разлетелись обратно в воду с характерным бульканьем. Ему удалось удержать последнюю жемчужину в руке. Константин стал рассматривать ее на солнце. Любоваться.

Вода стала резко холодной, и он судорожно стал искать выключатель. Но его не было. По телу стала расползаться паника, и снова появилось ощущение нехватки воздуха. Резко подняв глаза наверх, Константин увидел, как над ним захлопывается вода. Словно это были две двери. И лишь немного просачивалось солнце. Он тонул. Не получалось вытолкнуть себя на поверхность, как бы сильно он не бил руками и ногами. Константин не умел плавать. Медленно повернул голову и разжал детский кулак. Жемчужная бусинка приветствовала переливами перламутра и падала на дно вместе с ним.

«Какая она красивая», – крутилось в голове.

Чертыхнувшись про себя, он с трудом вылез из ванны. Вода с остатками пены стекала тонкой струйкой по телу. Быстро двинувшись вниз по лестнице в мастерскую, Константин подошел к картине, которую недавно закончил. На него смотрел мальчик. Тот самый мальчик, которому предстояло утонуть. Или он уже утонул?

В глазах потемнело, и появилась знакомая пульсация в висках. Давление стало падать.

«Паническая атака», – понял он и двинулся к аптечке, чтобы принять лекарство.

Каждый раз, когда Константин думал, что научился контролировать процесс, паника возвращалась с новой силой. Он пытался успокоиться и глубоко дышать. Не помогало. Приливы паники окутывали разум, и сквозь затуманенное сознание, то и дело появлялся мальчик и она – до боли знакомая девушка. Часто закрывая глаза, в тщетных попытках не смотреть «фильм», стремительно прокручивающийся перед глазами, Константин в какой-то момент понял, что это у него в голове.

Трясущейся рукой стал шарить в тумбочке, в поисках лекарств, которые обещал себе не принимать. Или хотя бы делать это максимально редко. Но сейчас, досматривать финал было невыносимо. Он буквально ощущал на коже сырую одежду и тяжесть от резиновых сапог.

Наконец удалось найти таблетки. Проглотил одну, не тратя время на поиски воды, чтобы запить.

Сел на полу в мастерской и обхватил голову руками. Как же тяжело. Затем и вовсе лег в позе эмбриона, подложив в районе сердца правую руку, а левой рукой судорожно сжимал какой-то предмет. На ладони ощущались хаотичные удары, словно кто-то неопытный забивал впервые гвоздь.

Гид, угрюмо посмотрев на своего подопечного, тихо вышла из здания и направилась к гиду, сопровождающему приятеля Константина. Ей было нужно, чтобы друг пожелал зайти в гости к Константину и обнаружил его на полу мастерской с уже знакомыми симптомами.

* * *

Константин очнулся в больничной палате, сияющей чистотой. В голове было пусто. В это время дверь в комнате отворилась и зашла молоденькая медсестра с подносом для шприцов.

– Не волнуйтесь, Вы находитесь в лучшей лечебнице города и быстро встанете на ноги, – улыбнулась приветливо девушка.

– Что со мной? – спросил Константин, я ничего не помню…

– Еще бы, – проворчала за спинкой кровати гид.

– Ничего страшного. Обычное переутомление, – сказала девушка. – Вам нужен отдых и покой.

Она сделала ему укол и уходя, положила ему на прикроватную тумбочку блестящую бусинку, бросив ехидный взгляд за спинку его кровати.

– Это было зажато в Вашей руке, когда Вас доставила скорая.

Константин узнал в ней жемчужину, нарисованную им ранее на холсте, и поморщился. Здраво рассуждать не было сил, хотелось спать.

А гид закатила глаза, и недовольно махнула медсестре-эфору, которая закрыла за собой дверь.

* * *

Лекарства плохо помогали, на протяжении недели ему постоянно ставили какие-то капельницы и убеждали, что это какая-то там аутопсихическая деперсонализация (когда врач исключил селективную амнезию, проверив, что у него нет темноволосой девушки).

Друзья поддерживали, как могли. Кто-то говорил коронные заученные фразы, кто-то искренне пытался понять, кто-то просто звонил и молчал. И в этом молчании был заложен глубокий смысл. Но суть была в том, что никакие слова не помогли бы. Это было очевидно как для Константина, так и для говорящих. Но все формальности были соблюдены. Галочка поставлена.

Дни шли. Никуда вместе с ними не девалась и ноша. Она была тяжела, и вес Константина стремительно уходил не потому что в жизнь пришло больше спорта или диета, а потому что эту ношу он волочил каждый день.

Вставал с ней по утрам с кровати, тянул за собой в столовую. Далее, катил ее за собой на процедуры. И буквально чувствовал, как работали все мышцы в теле, как они напрягались и тянули невидимый груз.

Монотонно тянулось время. Просыпаясь со звуком будильника, он приоткрывал чуть глаза и с опаской всматривался перед собой. На фоне лимонных стен, ноша определенно выделялась. Она все еще была здесь. И колесо Сансары бешено крутило его, как хомяка в беговом колесе клетки.

Дни шли. Константин окреп. Мышцы на теле окаменели, и груз уже не казался таким тяжелым. Словно все его естество приняло эту ношу, и она стала более компактной что ли, как рюкзак. Даже можно было уместиться в ней в очередь за лекарствами и не словить при этом панику. Ведь до этого, такой прием был непосильным. Приходилось выжидать, когда он точно станет последним в очереди.

Дни шли. Вместе с ними вперед шел и Константин. А груз никуда не делся.

Он с ним подружился.

Прошло три недели. Это звучало гораздо легче, чем ощущалось. Для врачей и друзей прошло «всего» три недели, а для Константина «уже». И в этом был самый главный катарсис. За это время удалось познакомиться с множеством интересных людей. Никогда бы он не подумал, сколько талантов становятся жертвами собственного вдохновения. Здесь были и художники, как Константин, и писатели, и музыканты. Даже поговаривали, что были психологи, которые в какой-то момент не справились с той болью, которую лечили у своих пациентов. Константину сообщили, что ждут возвращения одного из лучших лечащих врачей в лечебнице, которая согласилась взяться за его случай. Поэтому он терпеливо ждал знакомства с ней.

Глава 2

Через темные солнцезащитные очки взгляд Софии был устремлен на полуденное солнце. Ультрафиолет не мог повлиять на ее зрение, но мог привлечь внимание людей, которые были более уязвимы. Держа в руке листик от черной смородины, она то и дело прокручивала его пальцами.

Звонкий сигнал наручных часов отвлек от бесполезного действия. Не было сомнений, что на сенсорном экране эфор увидит координаты и фамилию нового подопечного.

Нащупав под ногами приставную деревянную лестницу, София в последний раз бросила взгляд на сопки.

«С крыши одноэтажного домика открывается красивый вид!»

Так однажды ей сказал знакомый человек, и придерживаясь этого мнения, эфор стала иногда сидеть на крыше. К тому же такая изоляция помогала ей избегать пустых разговоров.

Спрыгнув на устойчивую землю, двинулась к машине.

– Уже уезжаете? – приветливо окликнула ее соседка напротив, повиснув на невысоком заборе.

«Кстати о пустых разговорах».

– К сожалению, да, – кивнула София.

– С-софия, поговори с Эстер. Она с-совсем себя не жалеет. А ей, между прочим, исполнилось шестьдесят лет! И чем она занимается? С-садит еще клубнику…

София постаралась не смотреть откровенно на существо, которое облокотилось возле ее соседки на слегка покосившемся заборе. В солнечном свете оно напоминало змею, которая выползла погреться в теплых лучах.

Ее ярко-желтые глаза сверлили Эстер, а длинный язык раздваивался на кончике и был значительно длиннее человеческого.

– Это не мое дело, – тихо прошептала София, осматривая грязные колеса. Дороги здесь были не из лучших. А грязь приводила эфора всегда в недоумение, и появлялось неутолимое желание ее оттереть.

– Заходите ко мне, я покажу Вам свою новую клумбу. Она просто прелесть! – соседка сняла садовые перчатки и махнула ей, приглашая зайти.

– Как-нибудь в следующий раз, миссис. Я правда спешу.

– Нет, не уезжай, – не унималось существо. – Здесь такая с-скука, почему мы не можем прос-сто поехать куда-нибудь в Голландию. Там этих тюльпанов тьма.

София подняла голову и отметила, что если убрать необычный окрас, существо походило на молодую девушку с африканскими чертами лица.

Ничего нового. Когда твой гид Номадум, вся жизнь превращается в странствие. Кочевники, не имеющие собственных «гнезд». Находят (если повезет) себе подобных и много путешествуют. Общительные, с чувством юмора и умеют мечтать. Но не пригодны для создания семьи и быстро начинают скучать. В одних отношениях, на одной и той же работе, и в месте проживания. Находятся в вечном поиске комфортной стабильности, но не выносят ее. Парадокс. И даже, если тебе стукнуло шестьдесят, жажда приключений заведет тебя, как минимум на дачу, как максимум в аэропорт.

Запрыгнув в машину, София включила свой плейлист и увеличила звук.

«Я хочу быть уверенным в будущем», – звучало подбадривающе из динамика.

Выбросив в окно листик, эфор подняла стекла и двинулась вперед.

На этом этапе стоит начать вносить ясность в происходящее.

Душа добровольно выбирает вариант новой жизни и возвращается на Землю до тех пор, пока не станет многогранной и очищенной. Лишь пройдя всю подготовку, душа сможет остаться и не отправляться на Землю. Праздник!

Временные потребности людей, во все времена, с лихвой перекрывали их истинные. Они заботливо отвлекали человеческое сознание от единственной весомой причины их несчастья – отсутствие самостоятельного выбора. В этом был почти доведенный до совершенства масонский заговор. Но масоны являли собой лишь кучку гидов. Существ, которые возомнили себя Мессией. И если один писатель предупреждал, что «Аннушка уже пролила масло», то гиды использовали это масло, как оливковое. Смысловой эквивалент поражал умы Высшего мира, что уж было говорить о мире людей.

Каждый гид представлял собой комплект конкретных эмоций и желаний. Незримую высшую силу, пожизненного спутника. Некий сгусток энергии, содержащий в себе определенную программу.

Нет, формально у человека был выбор. Он мог пойти по альтернативному пути и даже бы встретил на своем пути альтернативных знакомых и альтернативные препятствия, но в конечном итоге, финальная константа оставалась неизменной. Постоянная величина, именуемая судьбой среди людей и протоколом, среди гидов.

Итак, координаты на наручных часах указывали, что новый пациент уже находится в лечебнице «Спящий дельфин». Ехать было не близко, но запасы рок-музыки успешно коротали время Софии. Она всегда включала музыку погромче, а шоколадки отправлялись в рот одна за другой. В мире людей ее назвали бы сладкоежкой, но на самом деле эфор давно изучила их вредные привычки, среди которых была тяга к еде.

Остановившись на заправке, ее внимание привлек мальчик лет семи. Он уставился на автомат со сладостями и неуверенно водил пальцем по стеклу, от одного батончика к другому.

– Подкинуть мелочи? – спросила София, подойдя к ребенку.

– Нет спасибо… – пробормотал он. – Мама дала мне денег, но я не могу выбрать. Все батончики по-своему вкусные.

– Банановый с шоколадом вроде ничего, – ткнула она пальцем в середину полки. – Он в меру сладкий, в меру пропитан сиропом.

«Так гласила реклама этой продукции».

– Мне тоже он нравится! – воскликнул мальчик. – Наверное, выберу его.

Возле аппарата возникли две недовольные детские фигуры.

– Если вдуматься в саму суть выбора, то наши восприятия определяют наши желания. Ежедневно приходится анализировать множество мелочей. И быть может в данном отрезке времени, мы кардинально отличаемся от тех, кем были минуту назад. Такое чувство, что день напичкан отрицанием.

Девочки-близняшки (одного возраста с мальчиком), в легких кружевных накидках с капюшоном, уставились на Софию своими красными глазами.

Флавусы лучше видели в темноте и старались прятаться от света.

Одна из девочек сняла капюшон, показав лицо похожее на летучую мышь с пятачком вместо носа, и враждебно тряхнула белокурыми волосами, завязанными в косички.

– Как тебя зовут? – обратилась София к мальчику, стараясь игнорировать его не гостеприимных спутниц.

– Лукас, – зевая ответил он.

– Знаешь, Лукас. Тебе совсем не обязательно выбирать подолгу какую-то одну шоколадку. Ты можешь взять первую, что попадется на глаза. А в следующий раз взять ту, что по соседству. Таким образом, всегда будет разнообразие во вкусах, – попыталась приободрить его девушка.

– Даже не знаю, вдруг она мне не понравится…

– Станется, что ты продукт переработки в абрикосе после того, как там завелся червячок… Есть тонкая грань, между «я хочу» и «меня убедили в этом», – пробормотала белокурая девочка.

– Дорога предстоит не близкая и все, что останется, это собственное отражение в стекле и рефлексия, – парировала вторая.

– Сынок, вот ты где, – взрослая женщина подошла к ним. – Простите, он уже очередь тут начал собирать. Ну что ты застопорился, Лукас?

– Да ничего страшного, я не тороплюсь, – ответила София.

– Мама, я не знаю, какую шоколадку выбрать. Помоги.

– Вечно с тобой одни и те же проблемы, – мужчина средних лет, в идеально выглаженной накрахмаленной белой рубашке, закатил темно-синие глаза.

«Отлично. Только Ломбаска здесь не хватало», – подумала София, изучая его точеные азиатские черты.

Он походил на японца, с высоким рельефным телом, широкими плечами и жилистыми ногами. Но внешность искажалась, и под определенным углом, мужчина, с черными как нефть волосами, напоминал ворона.

– Сынок. Я тебя не тороплю, но ехать еще далеко. Нужно успеть до темноты. Ты же знаешь, как папа не любит водить машину ночью.

– Подскажи тогда мне, мама.

– Зачем тратить впустую столько времени? – раздраженно махнул рукой Ломбакс, проводя пальцами по волосам и рассекая их своими острыми, длинными ногтями. – Этот мальчик никогда не может принять быстрое, взвешенное решение.

– Хорошо, Лукас. Давай в этот раз мы попробуем вот эту?

Женщина ткнула на кнопку автомата, и тот со скрежетом выплюнул батончик в невзрачной обертке.

– Нуга… Даже волны выбрасывают на берег содержимое морского дна, более избирательно, – сморщила нос одна из девочек.

– Они выплевывают то, что не вкусно, – вздохнула вторая.

Близняшки развернулись в сторону мальчика, надевая капюшоны.

– Они хотя бы знают, что им не вкусно, – хмыкнул Ломбаск.

Его терпение было на исходе. Черные волосы распушились, словно он готовился к атаке.

– До свидания, Лукас, – махнула ему София.

– До свидания, – мальчик робко помахал в ответ, открывая на ходу нежеланный батончик и ковыляя за матерью.

Гиды мальчика, держась за руки шли позади, стараясь обходить прямые солнечные лучи, пробивающиеся внутрь магазина сквозь запыленные окна. Их походка была усталой и слегка косолапой, словно они не спали сотни лет.

Ломбаск же, напротив шел уверенно расправив плечи, чуть впереди своей подопечной и оглянулся лишь один раз в сторону мальчика.

«Что это за взгляд, презрение?», – подумала София.

После заправки она нигде не останавливалась. Встреча с Флавусами всегда оставляла необъяснимый осадок. Робкие дети альбиносы, крайне редко вступающие в конфликт. Человеку, которому достанется такой гид, очень не повезет, ибо забудьте про позитивное мышление. Зато меланхоличный настрой вам обеспечен, ведь для Флавусов это лекарство.