Kitobni o'qish: «Возвращение блудного Конструктора»

Но замер и ветер средь мертвых песков,

И тише, чем шорох увядших листов,

Протяжней, чем шум океана,

Без слов, не слагаясь в созвучия слов,

Из сфер неземного тумана

Послышался голос, как будто бы зов,

Как будто дошедший сквозь бездну веков

Утихший полет урагана.

К. Бальмонт

Часть первая
ОПЕР. БЕРЕСТОВ

БОЛЬШОЙ ВЫСТРЕЛ

Не совсем прав был поэт, утверждая, что настроение – это климат сердца. Хотя и складывается из многих «мелких» эмоций и глобальных движений души, представляющих устойчивый спектр ее реакций на внешние раздражители, но помимо сердца в создании настроения активно участвует, к сожалению, еще и голова, особенно – плохого настроения.

У пограничника Честмира Тршеблицкого, значившегося в служебной табели о рангах под кодовым обозначением «гриф», то есть работающего самостоятельно и владеющего допуском к заданиям любой сложности вплоть до применения карт-бланша особых полномочий, имелось много поводов к тому, чтобы настроение его сдвинулось в область отрицательных эмоций, однако основной причиной была привычка к пристрастному анализу заданий руководства. Проанализировав последнее, Честмир понял, что руководители погранслужбы совсем перестали его ценить, ибо, по его мнению, подобные задания обычно выполняют стажеры службы, а не драйверы-прима, к которым принадлежал он сам. Задание состояло в кенгуру ¹ до триангуляционного маяка на векторе созвездия Гиппарха, обозначавшего условную границу исследованного землянами космоса; маяк в течение трех суток не выдал обычного «на границе все спокойно».

– Почему эту прогулку поручают мне? – спросил Честмир диспетчера оперативного погранотряда.

– Приказ командора, – лаконично ответил диспетчер, будучи не человеком, а инком, то есть киб-интеллектом.

Честмир еле сдержался, чтобы не нагрубить, поэтому, произнося гневную тираду про себя, не удивился, когда виом связи вспыхнул снова и на него взглянул смуглолицый незнакомец неопределенного возраста: лицо не молодое, но и не старое, тонкое, волосы совершенно седые, в глазах – странное выражение затаенной боли или тоски и жуткая глубина всепонимания.

– Откажитесь от кенгуру, – сказал он. – Вы не справитесь с задачей в таком состоянии.

– А кто вы такой, чтобы советовать мне, что делать? – осведомился Честмир, сдерживая раздражение.

– Тот, кто знает достаточно, чтобы советовать. Если не можете отказаться, будьте осмотрительнее в точке выхода, цена осмотрительности в данном случае – жизнь.

Незнакомец, кивнув, исчез, виом собрался в световую нить и угас.

Тршеблицкий хмыкнул, сказал вслух: «До чего же я люблю идиотские предупреждения!» – и вышел из помещения дежурного десанта под насмешливые замечания товарищей, ждущих своей очереди.

Получая вводные, он ничем не выдал своих чувств, по обыкновению сухо отвечая диспетчеру, но в кабине курьерского когга не сдержался и открыл мидель-захват пилотского кокон-кресла не легким движением пальца, а ударом кулака.

– Кажется, мы не в духе, – заметил инк когга по имени Шарп, когда Честмир, одетый в кокос – компенсационный костюм спасателя, – влез в захват и включилась система компьютерной мыслесвязи. – Что случилось, кто умер?

– Ничего особенного, – буркнул мысленно Честмир. – По-моему, меня решили поберечь… для развлечения сектора. Включайся в работу. Кенгуру по координатам – час, на месте – полчаса, назад – еще полчаса. Вернусь – я им покажу, на что способен драйвер-прима гриф глубокого сектора погранслужбы Тршеблицкий!

Функциональный киб-интеллект когга, исполняющий обязанности координатора-проводника, инк второго класса, знавший все положительные и отрицательные стороны характера своего командира-друга-человека, промолчал. Повинуясь командам главного распределительного компьютера базы, располагавшейся в системе Гиппарха за триста световых лет от Солнца, он вывел когг к нужному стартовому колодцу, предупредил командира о готовности к прыжку, и автоматы базы включили режим «суперструны».

Курьерский когг – это, собственно, спасательный шлюп класса «универсал-абсолют», биомашина пятого поколения, представляющая собой единый квазиживой организм, внутри которого, как семечко в яблоке, обитает водитель, называемый по древней традиции пилотом. Если операция по спасению сложная, то в рейд отправляют сразу два когга, и пилот ведущего называется драйвер-прима, а ведомого – драйвер-секунда.

Рубка такого шлюпа имеет вид трехметрового кресла-кокона, оборудованного системой датчиков, которые подают информацию напрямую в мозг пилоту и через «дисциплинатор» – блок целесмыслового контроля – его мысленные команды исполнительным механизмам.

Честмир привычно влез спиной в рубку, запеленался, проверил включение координатора, а спустя несколько секунд когг вышел из «струны» за сто световых лет от базы в точке, где когда-то разведчиками был установлен маяк «Гиппарх-граница».

Определившись в пространстве с необходимой для работы тщательностью, Честмир озадаченно проверил данные Шарпа: шлюп вышел точно по заданным базой эфемеридным координатам, однако маяка на месте не оказалось, окно локатора было пустым, а эфир молчал. Космос в указанном районе, как и везде, равнодушно ждал, чем закончится его небесконечное расширение, и на эмоции одного человека ему было наплевать.

– Куда он делся? – спросил Честмир хмуро. – Не могли же нас забросить в другое место. Инки базы не ошибаются.

– Я тоже, – сухо отрезал Шарп.

– Тогда где маяк?

– Нас и послали разобраться в его молчании. Вполне может быть, что его украли инопланетяне.

Честмир фыркнул:

– Шутник ты, однако, приятель. Врубай «уши» на локацию, будем искать пропажу. Не справишься за полчаса – спишу в службу быта.

Через час с небольшим в двух АЕ от шлюпа им удалось обнаружить убегающий со скоростью пять тысяч километров в секунду небольшой «иксоид», то есть тело неизвестных форм, массы и габаритов. Оптика шлюпа на таком расстоянии предметы не брала, но Шарпу удалось по динамике движения «иксоида» определить его примерную массу и сделать вывод, что скорее всего это и есть «сбежавший» триангуляционный маяк «Гиппарх-граница» под номером тысяча сто сорок один, по неизвестной причине отправившийся в самостоятельный рейд в направлении на южный галактический полюс.

– Пойдем на «струне»?! – полуутвердительно сказал Шарп. – Готов поспорить, что промахнусь не больше чем на сто километров. Хотя… мне почему-то не хочется догонять этот «орех».

– Ха-ха! – сказал Честмир. – Ты еще повесь мне лапшу на уши о своей «интуиции».

– Говорят, некто драйвер-прима вешал такую лапшу на уши длинноногой стажерке из сектора «интеллектуалов», – парировал Шарп.

– Да? – помолчав, пробормотал Честмир, вспоминая горящие восторгом под опахалами ресниц глаза Чариты. – Кто говорит?

– Слухи не имеют координат.

– Болтун, подхватываешь чужие сплетни… На «струне» не пойдем, пойдем шпугом ², заодно поработаем, пощупаем путь приборами.

– И все-таки я бы запустил ему вдогонку зонд и посмотрел на маяк издали… не нравится мне его бегство. Да и пространство вокруг какое-то… вздыбленное… и «пахнет паленым» – радиационный фон повышен.

– Пойдем, как сказал. – Честмир сделал глоток сока, как и всегда перед работой, и скомандовал: – Вперед!

Он все еще находился во власти дурного настроения и не смог поэтому по достоинству оценить предостережение координатора, хотя и помнил совет незнакомца «быть поосмотрительней».

Шлюп начал разгон в режиме крейсерского шпуга и уже через час достиг скорости, почти равной половине скорости света, после чего Честмир смог наконец поймать убегающий огонек маяка в визирные метки оптического комплекса. Поймал и не поверил глазам. Он увидел странную конструкцию, мало напоминающую октаэдр маяка: нечто похожее на громадные оленьи рога, выросшие из остроугольного ядра. Казалось, какая-то сила расплавила маяк и потеки металла и пластика, изогнувшись, застыли веткой колючего кустарника или «оленьими рогами».

– Это не маяк, – сказал Честмир, начиная вдруг осознавать, что его «пустячное» задание грозит вылиться в длительный исследовательский рейд с непредвиденными последствиями.

– Маяк, – возразил координатор, оценивший ситуацию чуть раньше командира. – Врубаю срочное торможение, изотропия пространства изменяется по нарастающей, появился густой микроволновый фон.

– Дай отклонение!

– Поздно. Держись, даю аварийное торможение.

Но было уже действительно поздно. В последнее мгновение перед торможением Честмир успел заметить, как часть рубки шлюпа прямо на глазах внезапно искривилась и стала расползаться, менять форму и цвет. Если бы в этой области пространства в данный момент находился сторонний наблюдатель, он заметил бы, как шлюп за несколько секунд претерпел множественную трансформацию и превратился в «букет колючих шипастых цветов», растущих из треугольного ядра…

Сигнал дверного автомата раздался ровно в семь утра, когда Ратибор завтракал. Недоумевая – кто бы это мог быть в такую рань? – и преодолевая невольное разочарование (у него были свои виды на воскресенье, а неожиданный ранний визит всегда сулит перемену личных планов), Ратибор промокнул губы салфеткой и открыл дверь.

Перед ним стояла странная пара: невысокого роста мужчина в черном кокосе с короткими рукавами, словно только что с дежурства, седовласый, с решительным угрюмо-спокойным лицом, и красивая девушка в летнем сафари с густым водопадом льняных волос. Глаза широко расставлены и светлые-светлые, почти прозрачные, но холодными назвать их было нельзя; яркие, слегка подведенные сочные губы таили улыбку, но не улыбались. На среднем пальце у мужчины красовался перстень из полированного черного камня с прозрачной выпуклостью, внутри которой разгоралась и гасла зеленая световая искра.

– Ратибор Берестов? – полувопросительно сказал незнакомец глубоким звучным голосом. – Безопасник-кобра ³, бывший драйвер-прима курьерской службы УАСС. Бывший гриф погранслужбы.

– Вы не ошиблись, – сухо ответил Ратибор, внутренне собираясь. По всей видимости, утренний посетитель хорошо знал его послужной список, и это не совсем обычное обстоятельство настораживало: такие подробности о работнике службы безопасности мог знать далеко не каждый человек. И вдруг Ратибору показалось, что девушку он уже где-то встречал.

– Проходите. – Он жестом пригласил гостей в дом. – Я как раз завтракаю, втроем делать это веселей.

– Спасибо, мы буквально на минуту. – Взгляд незнакомца исподлобья был откровенно испытующим. – Скоро вам придется заниматься одним весьма необычным делом, и я хотел бы предупредить: не торопитесь.

Ратибор удивился. Давно с ним никто не разговаривал в такой интригующей манере, полунамеками, словно проводя тест на смекалку и на владение собой, но, с другой стороны, было совершенно очевидно, что незнакомец не шутил.

– Может быть, все же войдете? Неудобно разговаривать на пороге. – Ратибор ничем не выдал своих чувств, ответив на взгляды гостей таким же оценивающим взглядом. Ситуация начала его забавлять, хотя в подобные игры он давно не играл.

Мужчина и девушка переглянулись, в глазах последней вспыхнули веселые искры.

– Я же говорила, – произнесла она грудным голосом. – Он не примет нас всерьез, пока не будет знать всех подробностей дела.

– Подробности знать ему пока ни к чему, – равнодушно сказал мужчина. – Извините, Берестов, мы пришли предупредить вас, и только, и не ищите других причин. Положение, в каком вы окажетесь, потребует от вас не только остроты реакции, быстроты мышления, но и запаса терпения и осторожности. Дайте слово, что не станете решать возникающие проблемы в лоб, методом разведки боем.

Ратибор начал терять терпение, но не потому, что не любил прозрачных намеков на таинственный смысл речи и топтания вокруг да около, а потому, что его необычные посетители знали, с кем имеют дело, а он не знал. Однако пульсирующий огонек интереса в глазах девушки заставлял его вести себя соответственно, с изрядной долей иронии к происходящему, и он не сумел выработать точную линию поведения.

– Обещаю быть самим собой, – медленно проговорил Ратибор с легкой улыбкой, преобразившей его худое лицо с выступающими скулами. – Я почему-то всегда считал, что хироманты, оракулы и предсказатели судеб ушли в прошлое, а тем более работающие в паре. Хотя это удобно. С одной стороны – угроза, позиция силы в лице мужчины, с другой – обещание удачи в лице женщины. Клиент выбирает, что ему по душе, а предсказатели в результате всегда в выигрыше. Так?

– Жаль, – сказал мужчина, не отвечая на шутку, обращаясь к спутнице, хотя в голосе его не было и тени сожаления. – Он не способен к абстрагированию и не внемлет голосу разума.

Улыбка сбежала с губ Ратибора.

– Вам не кажется, сударь, что вы по крайней мере невежливы? Не желаете представиться по этикету – не надо, это ваше дело, я и так вычислю вас в скором времени, но если хотите предупредить – говорите прямо, точно формулируя мысль, и желательно мне, а не тому, с кем пришли. Я разочаровал вас? Извините тугодума.

– Он прав, Ри, – сказала девушка.

– Если бы я мог точно сформулировать то, что знаю, – буркнул мужчина, – я бы разговаривал иначе и не с вами. К сожалению, у меня нет количественных данных, только качественная оценка.

– Извините нас. – Девушка протянула руку. – Мы хотим вам добра, иначе не пришли бы, но, к сожалению, не можем сообщить ничего конкретного. Может быть, в дальнейшем вы поймете почему.

Ратибор, поколебавшись, взял руку девушки в свою, легонько прикоснулся губами к пальцам, а когда поднял голову, мужчина уже шел по площадке к голубовато-прозрачной «улитке» лифта.

– Не обижайтесь на него, – тихо сказала девушка, не отнимая руки; глаза ее потемнели. – На него нельзя обижаться.

– Попробую, – ответил Ратибор, внезапно вспоминая, где и при каких обстоятельствах видел стоящую перед ним незнакомку; память все-таки вытащила из своих глубин нужный видеослед. – До свидания, Анастасия.

Девушка прищурилась, не удивившись.

– Вспомнили? Тогда за вас можно не беспокоиться.

– Настя, – окликнули девушку из лифта, – мы опаздываем.

– Иду, – откликнулась та. – Прощайте, кобра, желаю вам ни пуха ни пера.

– К черту, – пробормотал Ратибор машинально, глядя ей вслед. Девушку звали Анастасия Демидова, и работала она эфаналитиком в экспертном отделе Института внеземных культур.

Из гостиной раздался двухтональный сигнал вызова. Ратибор опомнился, вошел в квартиру и закрыл дверь, только теперь с досадой обнаружив, что держит в левой руке салфетку. Бросив ее на стол, включил голосом ответ-связь. Над выпуклым глазом виома выросла световая игла, развернулась в объемное изображение диспетчерской отдела.

– «Три девятки» по треку ⁴, – коротко сказал дежурный. – Готовность сбора двадцать минут.

– Принял, – кивнул Ратибор, у которого екнуло сердце: не слишком ли быстро начинают сбываться все предсказания только что удалившихся «прорицателей»?

А еще было жаль майского воскресенья…

Отработка тревожного вызова в отделе безопасности обычно длится не более десяти минут – после того как оперативник прибыл на базу «привязки». База, к которой был «привязан» Ратибор Берестов, располагалась под Брянском, практически рядом с домом, и называлась «Радимич-2». Поскольку автомат-распорядитель трека направил Ратибора не на стартовый комплекс курьерских шлюпов, а на поле спейсеров и спасательных модульных связок, называемых склонными к мрачному юмору безопасниками «пакмаками» – что было сокращением слов «пакет макарон», Ратибор понял, что случилось нечто неординарное. Лифт базы выбросил его, уже одетого в фирменный кокос, возле гигантской «люстры» высотой в семьдесят метров – модульной связки, состоящей из плотно упакованных осевого драккара и восьми внешних коггов. Один из модулей был выдвинут и, как только Ратибор нырнул в люк осевого, встал на место.

Рубка драккара ничем не отличалась от подобных постов управления всей летающей воздушной и космической техники. Ратибор нырнул в мидель-захват, автоматы запеленали его в защитный кокон, и начался отсчет времени вывода на траекторию. В голове пилота раздался голос: включилась система компьютерной связи с диспетчером управления, а также с киб-интеллектом базы, с координатором модуля и с главным компьютером отдела, которого называли Умником.

– Я малый инк, имя – Камал, – сообщил координатор драккара формулу знакомства.

– Берестов, в вашем распоряжении обойма с полной упаковкой ⁵. Идите по лучу целеуказания главного инка погранслужбы, – раздался «голос» Умника.

– Ратибор, – сказал диспетчер, – по вектору гаммы Гиппарха – тысяча светолет – пропали без вести маяк границы, беспилотный зонд и когг, пилотируемый драйвером-прима погранслужбы грифом Тршеблицким.

– Принял, – ответил Ратибор.

– До кенгуру две минуты, пакет смысла ваш киб получил, расшифруете на месте. Желаю удачи!

– Взаимно.

«Пакмак» начал прыжок длиной в тысячу световых лет точно так же, как сделал это когг Честмира Тршеблицкого восемь дней назад. И вышел из «струны» практически в том же районе, наглухо «зашитый» в «саван» полной защиты.

Ратибор за несколько секунд провел перекличку ведомых, зная и чувствуя каждого как свои пять пальцев, и принялся за анализ полевой обстановки. Он не был поклонником второго пункта Инструкции УАСС, именуемого в быту пунктом «срам» и расшифровывающегося как «сведение риска к абсолютному минимуму», но и, будучи командиром обоймы риска, полагался не только на реакцию, но и на чувство опасности. На сей раз оно было достаточно острым, да и предупреждение таинственного напарника Анастасии Демидовой не шло из головы.

Не обнаружив ничего угрожающего «пакмаку», Ратибор дал сигнал Земле: «Все в порядке, я на месте, начал работу», – и раскрыл связку. Восемь шлюпов отделились от осевого драккара и, прощупывая пространство по радиусу от него, пошли каждый в своем направлении.

– Здесь все в норме, – сказал заместитель Берестова Юрий Шадрин. – Предлагаю обычное построение.

– Нет! – резко ответил Ратибор. – Ступенчатое, с предварительным зондажем.

Привыкшие полагаться на чутье и опыт командира, безопасники не зароптали, хотя и удивились, не видя прямой опасности. Ратибор тоже ее не видел, однако нет-нет да и вспоминал полученное предупреждение.

Уже спустя полчаса второй и третий модули столкнулись с едва заметным, но все же нарастанием градиента внешних полей и с появлением микроволнового фона.

Ратибор дал в эфир «дробь-внимание», и остальные когги повернули вслед за вторым и третьим. Началась зондовая проверка по выбранному вектору, уходящему в глубь звездного скопления Гиппарха.

Шадрин, готовый взять управление обоймой на себя в случае выхода из строя командира, первым обнаружил странное поведение зондов по мере их углубления в область с повышенной плотностью излучений и полей. Люди, предупрежденные Шадриным, молча наблюдали за тем, как десятиметровые зонды, похожие на плоские кольца с шипами антенн, вдруг потеряли управление, заметались, один из них изменил форму, стал «мигать», то превращаясь в облако белого дыма, то «кристаллизуясь» в твердое тело, а второй просто растаял без следа.

– Три «ореха» с полной защитой, очередью и выводом записи на передачу, – скомандовал Берестов.

Три зонда просияли габаритными огнями – действительно, очередь трассирующими, подумал мимолетно Ратибор, – и растаяли в пространстве, ведомые ультраоптикой модулей. Их постигла иная участь: в трехстах тысячах километров от застывших шлюпов и осевого корабля сверкнула вдруг длинная – около тысячи километров! – искра непонятного разряда и нанизала зонды на себя один за другим…

Маяк «Гиппарх-граница» и курьерский когг грифа погранслужбы Тршеблицкого, изуродованные неизвестной силой до неузнаваемости, они обнаружили с помощью вызванных на место погранотряда и смены усиления через сутки далеко в стороне от определенного маяку района дрейфа. Драйвер-прима Честмир Тршеблицкий был к этому времени мертв, да и на человека он походил мало…

Ратибор вернулся на Землю месяц спустя после описанных выше событий, отработав совместно с прибывшими отрядами пограничников, экспертов и ученых весь комплекс мероприятий по изучению феномена и обеспечению безопасности экспедиции. Им владела неотвязная мысль: откуда странный гость, посетивший его до тревожного вызова, мог знать, что ждет Берестова впереди? Ни одна электронная гадалка, несмотря на опыт эфаналитика-оператора, будь он даже семи пядей во лбу, не способна предсказать причину тревоги и результат действий конкретного исполнителя. Ратибор с нетерпением ждал момента, когда он сможет наконец выяснить – что это за человек и какое отношение к происшедшему имеет Анастасия Демидова, эфаналитик Института внеземных культур. Но поскольку Ратибор остро нуждался в отдыхе, он, дав на оперативном совещании у директора УАСС полный отчет о проделанной работе начальству и комиссии СЭКОНа, принял дома душ, потом в пять часов вечера завалился спать и проспал без малого девятнадцать часов в свежей и чистой постели на хрустящих простынях. Позавтракав, почувствовал голод к спортивным эмоциям и тут же позвонил Полу Макграту, предложив ему прогуляться на корт, благо Пол уже сидел на рабочем месте, изнывая от безделья.

Пол Макграт, такой же кобра, как и Берестов, не участвовал в операции, но это обстоятельство его не задевало и не расстраивало. Жизнерадостный, шумный, всегда дружелюбно ко всем настроенный, он знал себе цену и не злился не только по пустякам, но и попадая в серьезные переделки, чем снискал себе славу добродушного оптимиста и рубахи-парня. Один Ратибор знал, что Пол – интрасенс, способный рассчитать на несколько ходов вперед любую ситуацию. Работать с ним в паре было трудно, но интересно.

Встретились у зеленого газона, окружавшего знаменитые корты управления, ни в чем не уступавшие кортам Уимблдона. Обнялись, молча переоделись и выбрали ракетки, предоставленные автоматом обслуживания.

– Давно вернулся? – спросил Макграт, начиная разминку.

– Вчера, – ответил Ратибор, чувствуя, что Пол знает, когда он вернулся. – Аристарх дал два дня на отдых, завтра снова иду на границу Гиппарха.

– Что там случилось? Слухи доходят какие-то чудовищные, будто бы кто-то «выстрелил» по нашей Системе и выстрел вот-вот достигнет цели…

Ратибор невольно вспомнил совещание у директора управления.

В знаменитом историческом кабинете директора, пережившем на своем веку ровно двадцать поколений директоров, уютно преобразованном с помощью видеопласта в тенистую беседку с удобными легкими стульями, расположились семь человек: хозяин кабинета Кий-Коронат; комиссар-один отдела безопасности Игылкут Юнусов, координирующий наземные силы безопасности; комиссар-два Аристарх Железовский, отвечавший за безопасность космических поселений человечества, огромный, бугристый от чудовищно развитых мышц, похожий на каменную грубо обтесанную глыбу; командор погранслужбы Ингвар Эрберг; председатель СЭКОНа Забава Боянова; главный специалист научного сектора физик Гордей Вакула и Ратибор. Все присутствующие знали друг друга и в представлениях не нуждались, да и не раз встречались во время ЧП-вахт, поэтому Железовский без всяких предисловий взглядом – он вообще двигался очень мало, обходясь не только минимумом слов, но и минимумом жестов, – показал Вакуле, что тот может начинать.

Гордей Вакула, весь какой-то округлый и мягкий, с покатыми плечами, с лысиной на полчерепа, что, в общем-то, было удивительно – на Земле давно справились с облысением, закатил глаза-сливы и пошевелил губами, сосредоточиваясь, словно вспоминал заданный урок.

– Надеюсь, факты перечислять не имеет смысла, все вы прекрасно их знаете. Выводов два. Но сначала хочу поблагодарить вашего… гм… не люблю я этот жаргон, честно говоря. Я имею в виду, ваш командир обоймы риска Берестов сумел найти оптимальное решение предложенной задачи и избежать жертв и больших материальных потерь.

Все присутствующие одновременно посмотрели на Ратибора. Тот пожал плечами:

– Это была обычная работа по формуле «неизвестная опасность».

– Ну, конечно, элементарная задачка для стажера, – пробормотал командор погранслужбы Эрберг, задетый заявлением.

– Что, задело? – тихо, без улыбки спросил комиссар-один.

– Еще бы, – так же негромко проговорила черноволосая, с красивыми руками Забава Боянова, избранная председателем СЭКОНа на третий срок; говорили, что ей исполнилось уже сто двадцать лет, но выглядела она вчетверо моложе. – Погранслужба начала ЧП-вахту более чем неудачно.

Кий-Коронат кашлянул. Все замолчали. Директор УАСС кивнул Вакуле:

– Продолжайте, Гордей.

Физик снова закатил глаза. Когда-то эта его манера говорить смешила Ратибора, теперь же начала раздражать.

– Вывод первый, физический: в космосе обнаружен канал длиной более шестисот светолет и диаметром около полутора астрономических единиц, внутри которого структура вакуума нарушена таким образом, что в нем реализуются процессы с отрицательной вероятностью. Почему я сказал неточно – более шестисот светолет? Потому что по вектору гаммы Гиппарха длина канала не проверена, а в противоположную сторону он продолжает расти. Ну а если говорить о процессах с отрицательной вероятностью, то распад протона, появление «голого» кварка и локальные повороты времени – самое безобидное из всего, что может произойти. Результаты этих процессов вы знаете: маяк границы, обозначавший условную границу исследованного землянами пространства, при попадании в зону канала превратился в странной формы предмет из редчайшего изотопа свинца, а курьерский когг с грифом Тршеблицким… – Вакула перекатил глаза на Эрберга. – Простите, командор, я понимаю ваши чувства. Так вот, когг тоже претерпел изменения, превратившись в так называемый «кочан капусты», каждый слой которого представляет собой одну сверхсложную молекулу какого-то металлополимера. Капитан Тршеблицкий, оставаясь функционально человеком… – Вакула пожевал губами, находясь в некотором затруднении.

Ратибор его понял. Когда они нашли когг и пробились в его рубку, никто не хотел верить, что круглое бревно в кокон-кресле и есть драйвер-прима Тршеблицкий: все органы его тела – руки, ноги, голова – были идеально «подогнаны» под форму цилиндра.

– Ясно, – сказала Боянова, – не стоит приводить примеры.

– Вывод второй, спекуляционный ⁶: неизвестно кто и неизвестно зачем начал «рыть вакуум» в направлении Солнечной системы. Длина канала со столь экзотическими свойствами продолжает расти со скоростью, в тысячу раз превосходящей скорость света, и по нашим расчетам через год он неизбежно упрется в Солнце. Правда, хотя сам канал совершенно прямолинеен, изредка от него ответвляются боковые «побеги», которые спустя несколько секунд после ответвления превращаются в кварко-глюонную плазму, происходит как бы спонтанный разряд неизвестного поля, против которого очень трудно защититься. Хотите знать мое личное мнение?

– Не надо кокетничать, Гордей, – поморщилась Забава.

Вакула, не смутившись, снова закатил глаза:

– Это пробой. Пробой вакуума, пробой нашего пространства разрядом из иной Вселенной. По небольшому снижению скорости роста канала – кстати, я предложил назвать явление Большим Выстрелом – можно судить о его первоначальной скорости на границе нашей Вселенной: она бесконечна! Но все эти качества канала как раз логично укладываются в формулы современной фридманологии ⁷.

Наступило недолгое молчание. Ратибор, почувствовавший скуку – он уже знал выводы Вакулы, – вдруг уловил движение Железовского: человек-глыба смотрел на него изучающе и пристально, будто знал нечто компрометирующее своего подчиненного. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, и Ратибор даже заколебался – не сообщить ли Аристарху о странном визите и предупреждении? – но комиссар-два отвернулся, и желание исповедаться прошло…

Ратибор, пропустив мяч, очнулся и перехватил ракетку.

– Так что там насчет выстрела? – напомнил Макграт. – Это правда?

– Чепуха, не бери в голову. Хотя, с другой стороны, выстрел был, наш Гордей так и назвал этот феномен: Большой Выстрел. Ну, поехали?

Они сыграли два сета с попеременным успехом: оба в свое время были чемпионами УАСС и знали сильные и слабые стороны друг друга досконально. Спорт и сблизил их, далеких по характеру, увлечениям и желаниям. Потом на соседней площадке появились девушки, и Макграт, поприветствовав их поднятой ракеткой, предложил разбиться по парам и поиграть в парный теннис.

– Удобно ли? – засомневался Ратибор.

– А почему нет? Поиграем полчасика, потом станет жарко, и разбежимся. Заодно и познакомишься, холостяк.

Берестов улыбнулся. Макграт поднял брови:

– Чего ухмыляешься?

– Трудно представить безопасника-кобру в роли сводни.

– Зато оригинально. Я пообещал, что женю тебя даже вопреки твоему вкусу, и женю. Пошли.

Ратибор, посмеиваясь в душе – он знал о пристрастии товарища к слабому полу, – направился следом и вдруг в одной из девиц узнал Анастасию Демидову, эфаналитика Института внеземных культур, которую намеревался разыскать сегодня вечером и выяснить, кто был ее спутником. Он остановился, исподволь разглядывая Анастасию и находя в ней многое из того, что упустил при первой встрече: красивую фигуру, грацию спортсмена-профессионала и женственность, что в сочетании и составляет смысл субъективного термина «красота».

– Девочки, познакомьтесь, – весело сказал Макграт, шутливо обнимая вторую незнакомку за талию. Похоже, он их знал давно. – Это Ратибор, лучший кобра управления, драйвер-прима, рисконавт и вообще хороший парень. Поиграем двое на двое? Эй, Берестов, чего застрял?

Ратибор приблизился. Анастасия, оценив его взгляд, слабо улыбнулась и сказала тихо, чтобы услышал только он один:

– Разглядел? В номер?

– Вполне, – в тон девушке ответил Ратибор, внезапно осознав, что глаза у нее огромны, глубоки и умны. – Не ожидал встретить вас здесь, в управлении. Разве институт не имеет собственного спорткомплекса?

– Имеет, конечно, но я предпочитаю тренироваться здесь. Привыкла. Не возражаете?

– А если бы и возражал, что изменилось бы?

Анастасия засмеялась:

– Тоже верно. Кстати, не поверите, но заниматься теннисом я начала, глядя на вас, лет пять назад, когда впервые увидела вас на корте управления, – отец привел. Он в то время работал в техсекторе, не помните?

И Ратибор вспомнил. Инженер-синектор Андрей Демидов погиб во время экспериментальной проверки своей собственной оригинальной идеи – создать защиту человеческого тела путем упрочняющей обработки кожи. Идея оказалась слишком смелой для того времени: хотя изобретатель и смог добиться того, что человеческая кожа стала буквально непробиваемой и непроплавляемой броней, но одновременно она перестала быть и гибкой… Андрея Демидова так и похоронили – как высеченный из камня в натуральную величину монумент…