Kitobni o'qish: «В СЧАСТЬЕ»
В счастье
В комнате было достаточно темно, чтобы стены утопали в ночном полумраке. Только небольшой ночник отбрасывал тусклые желтоватые блики на деревянные доски пола и прикроватный столик у противоположной части кровати. Тот был завален разномастными упаковками и блистерами, чьи контуры рисовали длинные чёрные тени. Джеральд устало стянул очки и с наслаждением потёр уставшие глаза. Скрипнула зажатая меж пальцев пластиковая дужка, а лежавший на коленях ноутбук едва не сверзился с грохотом на пол, но был ловко пойман в самый последний момент. Ха! А он ещё ничего! Джеральд мысленно хмыкнул, представив, как закатила бы глаза Эл, и оглянулся. Она уснула всего час назад и было бы чистой подлостью разбудить её таким образом. Так что он осторожно вернул на место очки, в последний раз глянул на рабочее письмо, а потом, отправив то к чертям во всемирную паутину, с наслаждением закрыл крышку. Хватит. Надоели.
Джеральд зевнул, уже собираясь с наслаждением вытянуться наконец на кровати, но тут его внимание привлекли радужные блики. Бутон цветка в ночнике сделал едва слышный поворот, и жёлтые искры стали светло-зелёными. Значит, уже четыре утра. Он точно помнил, что Элис включила его где-то чуть позже полуночи. Джеральд устало вздохнул и всё-таки осторожно убрал ноутбук на пол, прежде чем опять уставился на ночник.
Забавно, столько лет прошло, а дешёвая безделушка по-прежнему оставалась единственной вещью, что неизменно кочевала из дома в дом, пока они не осели вот здесь. Серьёзно, менялась мебель, города, телефоны… работы, знакомые и друзья, а старый, помутневший от времени пластиковый убогий ночник всё ещё освещал их спальню. И ещё любопытнее, что Джеральд до сих пор помнил, как тот появился. От безысходности, как и всё лучшее в его парадоксальной вселенной. Он думал, будто покупает тот лишь на пару месяцев, а оказалось, что на всю жизнь. Но, если честно, глупая лампочка заслужила такой пиетет.
Видит бог, этот свет видел много чего: плохого, хорошего и то, что очень хотелось бы трусливо оставить в темноте памяти, но было нельзя. А потому сначала ночник помогал не шариться судорожно в темноте в поисках лекарства или дозы морфина, если Эл становилось слишком уж плохо. Потом он спасал от тревожности, когда ещё целый год после Джеральд по нервной привычке в ужасе открывал глаза среди ночи, едва сопение рядом с ним становилось слишком уж тихим. Ну а затем настал и его черёд пялиться в медленно крутившийся мутный бутон, покуда его неровный свет старательно прогонял кошмар за кошмаром. Так и жили. То он, то она.
