Kitobni o'qish: «Захват Дании и Норвегии. Операция «Учение Везер». 1940-1941»

Два адмиралтейства размышляли точно по тем же самым направлениям правильной стратегии.

Уинстон Черчилль. Вторая мировая война

Предисловие

Захват Дании и Норвегии вооруженными силами Германии представляет собой единую операцию, которая завершилась через несколько недель и была ограничена по численности сил и размаху. Однако эта акция вызывает особенный интерес, так как явила собой первый пример современного комбинированного ведения войны тремя родами войск. Кроме того, при подготовке и проведении этой операции очерчиваются проблемы, которые вскроются впоследствии, в ходе Второй мировой войны: взаимоотношение трех родов войск вермахта, взаимодействие военной экономики и стратегического планирования, политическое сопротивление и военная измена, нарушение нейтралитета и эскалация войны.

По сравнению с литературой, рассчитанной на сенсационные откровения, и очень обобщенными обзорными описаниями, основные источники которых не поддаются проверке, данная книга является строго научным историческим исследованием. Источники этого исследования были обнаружены в такой полноте, которая первоначально и не предполагалась. Основную часть составляют оперативные сводки штабного руководства вермахта, которые дают не только точную хронологию событий, но и указывают на участие в операции отдельных частей и соединений вермахта. Эти документы – прочный костяк для подробного описания этого похода, и так как они представляют несомненный интерес, то полностью напечатаны в приложении. Дополнительно используются многочисленные военные дневники и записи и, наконец, нюрнбергские документы и скандинавские публикации. При изучении последних выяснилось, что как исторические источники они неравноценны, т. к. многие из них опубликованы без каких-либо комментариев и примечаний. Это относится и к содержащимся в скандинавских публикациях документам германского министерства иностранных дел и служебным документам вермахта.

Автор преследовал цель изложить события и их предысторию так, чтобы создать надежную основу для оценки по сравнению с ошибками памяти, немедленно наступающей мифологизацией, переоценкой собственного участия, а также ошибками в оценке действий скандинавских частей и армии в целом. Мы не намеревались широко останавливаться на подробностях, однако нас интересовало развитие вырабатываемых руководством решений. Книга заканчивается днем заключения перемирия с Норвегией. Последующий период времени не входил в круг наших задач. Надеемся, что одному из лучших знатоков проблемы оккупационного периода, адмиралу Боэму, будет позволено написать такое документальное исследование.

Полемическая дискуссия с организаторами Нюрнбергского процесса, согласие или несогласие с его приговорами не входила в намерения автора книги. Специалистам по международному праву необходимо предоставить возможность на основании изложенного здесь материала прийти к новым заключениям. Тем не менее не стоит отрицать, что опрос участников операции был затруднен продолжающимся психологическим воздействием нюрнбергского приговора, так как не все опрошенные могли выражаться беспристрастно. Автор должен был отказаться от опроса военнопленных, еще находящихся в местах лишения свободы у союзников, так как с точки зрения методологии использование высказываний арестованных для историографии сомнительно.

Данное произведение возникло не по заказу. Автор поставил себе задачу внести вклад в историю нашего времени. Одновременно этой работой он хочет доказать, что не требуется никакого особенного метода, чтобы с багажом общей истории заниматься и так называемой современной историей. Вероятно, этот стимул подпитывается аналогичными работами из области «свободного исследования». Эта книга была бы иной, если бы основывалась на английском, норвежском и датском материалах. Отношение Германии к ее северным соседям находится все еще под влиянием событий 1940 года. В вопросах о причинах германского нападения на Данию и Норвегию одно мнение противостоит другому. От лица немецкой стороны автор представил изложение событий, которое смеет обозначить как подлинное. Искреннее желание автора – максимально способствовать беспристрастной оценке противоположных представлений.

Вальтер Хубач

Глава 1
СКАНДИНАВИЯ МЕЖДУ РОССИЕЙ, АНГЛИЕЙ И ГЕРМАНИЕЙ

Северо-Восточная Европа как поле международной напряженности в 1905 году. – Северные государства в кризисах обеих мировых войн. – Финско-русская зимняя война как опасный момент и начало расширения войны. – Север как цель военных планов союзников. – Вопрос о немецких базах в Скандинавии. – Опасения Германии перед северным фронтом и контрмерами. – Случай с «Альтмарком»

Отношение Германии к своим северным соседям на протяжении истории менялось. Но все же шведские и датские военные походы на немецкую землю, господство северных королей над германскими землями и оживленный экономический обмен по Балтийскому морю со дней Ганзы способствовали установлению непростых отношений между Скандинавией и империей. В течение столетий страны претерпели весь спектр отношений друг к другу – от враждебности до симпатии. Во время кризисов Тридцатилетней, Северной, Семилетней войн германские земли видели скандинавскую рать, в 1813 году северная армия по приказу шведского наследного принца приняла участие в коалиционном походе против Наполеона, в 1848 году немецко-датский конфликт вокруг Шлезвиг-Гольштейна принял форму воинственного противостояния и в 1864 году был разрешен в пользу немецкого движения объединения.

На повороте к XX столетию Скандинавские государства, при отдаленном положении на периферии с небольшим населением вели свой собственный образ жизни. Со времен Крымской войны Швеция и Норвегия разработали как политическую направляющую линию понятие нейтралитета, который нашел признание у великих держав благодаря гарантии наличия имущества и к которому после событий 1864 года присоединялась с определенными оговорками также Дания. Когда маятник европейского колониального расширения отклонился назад и в 1905 году африканские и азиатские проблемы привели Европу к опасному кризису, Норвегия искусно использовала связь великих держав в русско-японском и немецко-французском конфликтах, чтобы с согласия Швеции, с которой она была связана личной унией с 1814 года, отделиться на государственном уровне. Этот шаг был, конечно, замечен Германией и Россией. Летом 1905 года, казалось, дошло до серьезных разногласий по скандинавскому вопросу. «Пожалуй, имеются великие державы, которые не стали бы смотреть с безразличием на создание нового балканского полуострова на севере», – озабоченно писал шведский посланник в Петербурге. «Это был бы серьезный удар для британских интересов, если бы какая-нибудь другая власть овладела гаванью на норвежском побережье», – высказался британский государственный секретарь в письме британскому посланнику в Стокгольме. При встрече с царем в июле 1905 года в Бьёркое Вильгельм II стремился узнать от своего собеседника о намерениях русских и сообщил о якобы высказанном шведским королем Оскаром II мнении о том, что если бы Германии позволили занять Берген, то тогда Англия забрала бы себе Кристиансанн. Обеспокоенный царь записал тогда: «Англия воткнет свои пальцы (корректно или некорректно) в Норвегию, выиграет влияние, начнет интриги и в конце концов завладеет Скагерраком, заняв Кристиансанн, и тем самым закроет нас всех в Балтийском море. Также и на севере мурманские порты будут блокированы». Эти опасения были не только записаны. Император Вильгельм надеялся, что достигнутый в Бьёркое компромисс с Россией опосредованно коснется также скандинавского вопроса. Тем не менее ни разу не дошло до попытки обеих великих держав Балтийского моря дипломатично повлиять на Норвегию. Россия была ослаблена последствиями войны с Японией, Англия в вопросе о Марокко приняла сторону Франции, Германия и вовсе была изолирована. В конце июля британский флот впервые после Крымской войны появился без официального объявления в Балтийском море. Эту демонстрацию невозможно было не заметить. 26 октября 1905 года шведский король Оскар отказался от норвежской короны, датский принц Карл единогласно был выбран стортингом королем Норвегии и взял имя Хаакон VII.

Германия уже летом 1905 года была готова заключить договор о нейтралитете с Норвегией. Со своей стороны Норвегия настаивала на подписании договора о целостности, чтобы иметь определенную защиту в случае ожидаемых германо-английских разногласий. Англия, напротив, хотела оставить для себя возможным занятие норвежских гаваней на случай войны. Этому не противоречило то, что Англия присоединялась к заключенному 2 ноября 1907 года на 10 лет коллективному соглашению о целостности – так же как Германия, Франция, Норвегия и Россия. Но она с самого начала сохраняла развязанными руки в отношении вопроса о нейтралитете Норвегии. Согласно точке зрения германского министерства иностранных дел, Англия оставляла для себя открытой возможность временного использования норвежской области в случае войны (например, пребывание своих военных кораблей в норвежских гаванях с целью пополнения запасов или для ремонта). «Если такое использование можно оспорить также согласно международному праву, то все же оно не сталкивается непосредственно с наступившими для Англии договорными обязательствами, которые хотят оставить неприкосновенной только целостность Норвегии».

Не иначе она вела себя с соглашением о поддержании территориальной целостности всех владений государств в районе Балтийского моря и Северного моря, которое было подписано 23 апреля 1908 года в Петербурге и Берлине, в том числе Великобританией, Германией и Скандинавскими государствами (кроме Норвегии, которая не нуждалась в этой гарантии вследствие заявления о целостности от 1907 года). В министерстве иностранных дел Англии господствовало мнение, что Альбион считает возможным действовать по собственному соизволению и даже может игнорировать целостность Норвегии, если будет нуждаться в военно-морской базе на норвежском побережье. По этим причинам цена этих соглашений едва ли равняется стоимости бумаги. Британские демонстрации флотов продолжались также по отношению к Дании: британский канальный флот в составе 25 линкоров стал на якорь с 27 июня по 1 июля 1908 года перед датской североморской гаванью Эсбьёрг. Датская общественность была потревожена. «Даже пламенный здешний англоман чувствует то, что он – угроза…» – писал немецкий посланник в Копенгагене о визите флота. Запланированный на сентябрь 1912 года одновременный визит английской и русской эскадры в Копенгаген «имел несомненным намерением инсценировать демонстрации против Германии», как конфиденциально сообщил датский министр иностранных дел граф фон Алефельдт немецкому посланнику. И этот визит потерпел неудачу от датского сопротивления. При этом английская эскадра не осталась в стороне от посещения датской столицы.

Однако основное внимание Англии касалось Норвегии. Уже британская пробная мобилизация в Агадирском кризисе 1911 года угрожала германскому океанскому флоту, рассредоточенному вдоль норвежского побережья. Весной 1913 года государственный секретарь министерства иностранных дел Англии Грей ответил соглашением на запрос тогдашнего первого морского лорда Уинстона Черчилля, будет ли оправданной с политической точки зрения военная акция против Норвегии в случае войны. Англия заверила бельгийского посланника, что никогда первой не нарушит нейтралитет Бельгии или какой-либо другой страны. «До тех пор пока Германия уважает нейтралитет Норвегии, нецелесообразно занимать норвежские гавани, чтобы создать оперативную базу против Германии. Однако нападение на вражеские корабли, которые находились бы как раз в норвежских водах, дело совершенно другое. Если наш враг первым нарушает нейтралитет другой страны, то мы, конечно, уполномочены обращаться с этой страной как втянутой в район военных действий. Немецкие военные корабли, которые встретились бы нам в начале войны в норвежских водах, заняли бы там места в строю, вероятно, по стратегическим причинам».

На фоне общей лихорадки вооружения и состояния боеготовности в Европе три скандинавских государства стремились сохранять нейтралитет во всех мыслимых конфликтах. 21 декабря 1912 года северные страны договорились о правилах нейтралитета, которые еще не были в подробностях изложены в Гаагском соглашении. В начале войны 1914 года Дания, Швеция и Норвегия подтвердили свою волю к нейтралитету; встречи министров и, наконец, встреча скандинавских монархов подчеркнули эту линию. Разумеется, маленькие страны с ростом трудностей у средних государств подвергались непрерывному давлению союзников; Норвегия и Швеция были вынуждены предоставить значительную часть своего тоннажа в распоряжение Англии. Швеция также поставляла руду союзникам, и Германия старалась переговорами достичь того, чтобы ее минимальная потребность в 4 млн тонн ежегодно оставалась гарантированной.

В начале войны Дания освободила в соответствии с общими международно-правовыми нормами фарватеры проливов Бельт и Зунд для прохода судов воюющих сторон. Тем не менее германский главный морской штаб принудил ее заблокировать минами пролив Большой Бельт восточнее и западнее Спрогё и восточнее Земли Венгеанса. Однако сигнальные огни, обозначающие проходы, и недостаточно эффективная сторожевая служба датских кораблей, которые не решились бы противостоять энергичному противнику, сделали неэффективными это заграждение как защиту Кильской бухты. Согласие датского министра иностранных дел Скавениуса на то, чтобы Дания ставила в известность Германию о появлении больших английских вооруженных сил поблизости к запретным зонам («что датское правительство рассматривало бы как доказательство преднамеренного нарушения своего нейтралитета»), также не оказало влияния на ход войны.

Похожие предложения германского главного морского штаба были направлены Швеции. Тем не менее шведское правительство 9 августа 1914 года ответило, что закрытие международного фарватера Эресунна неосуществимо по международно-правовым и техническим причинам. Этот отказ был прежде всего в интересах поддержания шведского судоходства. При предстоящем заходе военных кораблей в пролив все маяки там гасились бы и морские знаки удалялись бы, и тем не менее не предусматривалось противостоять силой оружия входу в пролив чужих военных кораблей. Германский главный морской штаб отказался давить на Швецию дольше. «Германия будет строго уважать нейтралитет Швеции так долго, пока он не будет нарушен одним из наших противников. Однако если противник проникнет в пролив насильственно, то Германия оставляет за собой право самостоятельно использовать все необходимые мероприятия для своей безопасности. Но даже тогда она будет стремиться насколько возможно уважать шведские территориальные воды», – звучал ответ, который дало германское министерство иностранных дел по проекту главного морского штаба 9 августа 1914 года на шведское заявление от того же числа. По оценке германского главного морского штаба, в шведском отказе «без сомнения сыграло роль влияние, которое оказывал, как считалось, непобедимый английский флот как средство политического давления. <…> Так же как шведскую торговлю и вместе с тем экономические круги страны, так и Англию и Россию объединил самый большой интерес к тому, чтобы не мешали торговле стран Балтийского моря через пролив, который был и оставался исключительно для торговли Антанты».

То, чего германский главный морской штаб не достиг по отношению к Швеции в 1914 году – закрытия ее вод от прохода вражеских подводных лодок, – это удалось осуществить британскому адмиралтейству в конце войны по отношению к Норвегии. В ноте от 7 августа 1918 года Англия просила норвежское правительство минировать фарватер западнее острова Кармей, чтобы продолжить большое английское минное заграждение Северного моря также в пределах норвежских территориальных вод и предотвратить средствами охраны проход немецких подводных лодок. Норвегия пошла на эти меры ввиду британского давления и уже предсказуемого исхода войны.

Передел Европы мирными договорами в 1917–1919 годах не коснулся скандинавских государств; благодаря их политике нейтралитета Первая мировая война их не коснулась, тогда как государства Балтийского моря, Германия и Россия, были обескровлены. С исправной экономикой и валютой северные страны выиграли замечательное экономическое превосходство у континента, расшатанного чрезвычайными положениями войны и инфляции. Кроме того, Дания могла удовлетворить старые национальные требования приобретением северного Шлезвига; разделение восточных прибалтийских стран на независимые государства привело к новым благоприятным транспортным и экономическим отношениям, главным образом для Швеции. Самостоятельность Финляндии придала желанное усиление северу, и даже если политический поворот к Скандинавии произошел только в 1930-х годах, то культурные и экономические связи с остальными северными государствами были приняты и расширены немедленно. В 1918 году Исландия также стала независимым королевством, оставаясь, однако, в личной унии с Данией. На место трех скандинавских королевств 1905 года вышло пять независимых северных государств. Измененное с начала столетия значение Скандинавских государств в пределах европейской политики проявилось в роли, которую они играли в Лиге Наций в вопросах разоружения и санкциях. Если северные страны осенью 1936 года восприняли участие в мероприятиях, связанных с санкциями Лиги Наций, как не нарушающее их традиционную политику нейтралитета, то два года спустя, накануне Второй мировой войны, «государства Осло» возвратились к классической линии строгой беспристрастности. После германского вступления в Прагу в марте 1939 года Вторая мировая война стала рассматриваться в Скандинавии вообще как неизбежная.

Германское имперское правительство 2 июля 1936 года подписало договор арбитража и сравнительный договор с Данией; 31 мая 1939 года состоялось заключение пакта о ненападении на 10 лет, главная составная часть (статья 1) которого звучала: «Германская империя и королевство Дания ни в каком случае не шагнут к войне или к другому виду применения силы друг против друга. В случае, если со стороны третьего государства дело дойдет до акции, указанной в 1-м абзаце, против одной из договаривающихся сторон, другая договаривающаяся сторона не поддержит такую акцию никаким способом». Швеция и Норвегия отвергли предложение заключить аналогичные договоры о ненападении на том основании, что они не чувствовали себя находящимися под угрозой.

В начале войны в сентябре 1939 года четыре скандинавских государства проявили решительность придерживаться линии определенного нейтралитета, как в Первую мировую войну. Закрытия морских путей не последовало, тем более что, согласно датскому заявлению от 31 мая 1938 года, проход был разрешен в проливах Зунд и Бельт для всех кораблей, включая военные корабли воюющих наций. Это заявление основывалось на ясно признанном факте, что Дания была бы не в состоянии оказать серьезное сопротивление форсированию входов Балтийского моря. В то время как Германия считала свое отношение к Дании выясненным пактом о ненападении, оказалось необходимым указать Норвегии на то, что определенное поддержание норвежского нейтралитета находится в сфере немецких интересов и каждое нарушение нейтралитета третьей стороной должно вести к немецким контрмерам. Соответствующая нота, которая была вручена немецким посланником в Осло норвежскому министру иностранных дел уже 2 сентября 1939 года, то есть еще перед английским объявлением войны, дословно гласила: «Германское имперское правительство решилось, согласно дружеским отношениям, которые существуют между Норвегией и Германией, ни при каких обстоятельствах не нарушать неприкосновенность и целостность Норвегии и уважать норвежскую государственность. Когда имперское правительство делает это заявление, оно, конечно, со своей стороны ожидает также, что Норвегия будет наблюдать в отношении империи безупречный нейтралитет и не потерпит возможных вторжений в свой нейтралитет с третьей стороны. Если отношение королевского норвежского правительства в случае, когда третьей стороной такое нарушение нейтралитета повторяется, будет другим, то имперское правительство было бы вынуждено воспринимать интересы империи таким образом, какой возникшее в итоге положение навязало бы имперскому правительству». Немецкая нота не означала недоверия к норвежской воле соблюдения нейтралитета, и все же имперское правительство в соответствии с поведением Англии в Первую мировую войну должно было по меньшей мере считаться с острым дипломатическим давлением на Норвегию. Кроме того, было известно, что президент стортинга Хамбро в противоположность осторожному министру иностранных дел Коту был страстным сторонником эмоциональной политики, от которой Германия не могла ожидать никаких симпатий.

Первая трудность возникла, когда торговое судно США «Сити оф Флинт» с призовой командой броненосца «Дойчланд» («Лютцов») на борту было конфисковано норвежскими властями в октябре 1939 года в Хёугесунне. Немецкая призовая команда была интернирована, а американский пароход отправился обратно на родину. Немецкий протест действия не возымел. В то же время норвежцы разрешили немецкому кораблю «Вестервальд» в конце ноября зайти в военный порт Берген. Между 7 и 13 декабря у норвежского побережья британские или по британскому заказу движущиеся пароходы «Томас Уолтон», «Гэроуфелиа» и «Дептфорд» были потоплены немецкой подводной лодкой. В ноте от 6 января 1940 года британский министр иностранных дел Галифакс заявил, что Англия распространит ведение войны на море в норвежские воды, так как Норвегия, очевидно, не способна защитить свое побережье. Министр иностранных дел Кот ответил 8 января, что еще никогда никто не заявлял о столь сильной угрозе норвежскому нейтралитету, и 23 января высказал на правительственном заседании опасение, что уже через 8 дней придется стоять перед выбором между нейтралитетом и началом войны. «Очевидно, что основная цель Англии в этом споре состояла в том, чтобы препятствовать транспорту шведской руды из Нарвика» – так отозвалась официальная норвежская следственная комиссия о британской ноте от 6 января 1940 года. В Норвегии сложилось впечатление, что Англия уже в первые военные месяцы хотела добиться от Норвегии того, в чем ей отказали во время Первой мировой войны ввиду готового к бою германского океанского флота.

В ноябре 1939 года Англия посредством переговоров, которые продолжались до февраля и марта 1940 года, и частных договоров с норвежскими пароходствами достигла того, что норвежские корабли стали предоставляться в распоряжение английских фрахтователей. Благодаря этим соглашениям о тоннаже Англия получила право до 8 апреля 1940 года использовать 2,45 млн брутто-регистровых тонн на норвежских судах, из них 1,65 млн брутто-регистровых тонн приходилось на танкеры. Англия имела теперь, разумеется, значительное средство давления на норвежское правительство. Германия не смогла предотвратить этого и поэтому должна была довольствоваться тем, что Норвегия одновременно заключила и с Германией торговое соглашение, которое гарантировало, прежде всего, поставку шведской руды через Нарвик. Норвежское правительство, в свою очередь, не собиралось уступать каждому давлению союзников, что оно должно было доказать в финском вопросе.

Начало финско-русской зимней войны поставило Скандинавию в особо трудное положение и побудило Швецию и Норвегию обратить пристальное внимание на развитие отношений на востоке. В Дорпатском соглашении 1919 года Россия признала Финляндию как независимое государство, заключила с ней в 1932 году пакт о ненападении, который был обновлен через два года и должен был считаться бессрочным до 1945 года. 5 октября 1939 года, после окончания боев в Польше и предоставления баз Эстонией и Латвией, финское правительство послало уполномоченных в Москву с целью «проведения переговоров с советским правительством по конкретным политическим вопросам». Тем не менее начавшиеся переговоры прекратились 13 ноября как безрезультатные, ибо выдвинутые Россией требования значили отказ от политической самостоятельности Финляндии. 30 ноября 1939 года около 30 русских дивизий без объявления войны перешли финскую границу, военные корабли обстреляли южное побережье, военно-воздушные силы атаковали столицу, Хельсинки. Финляндия, обратившись за помощью к Лиге Наций, оказала жесткое сопротивление, опираясь на линию Маннергейма. Финский вопрос очень сильно задел общественность Скандинавских стран накануне наступающего нового, 1940 года. 7 декабря 1939 года министры иностранных дел Дании, Норвегии и Швеции встретились в Стокгольме и решили сохранять строгий нейтралитет по отношению к финской войне. Большую, чем в Норвегии, готовность помочь финнам выразила шведская общественность. Но заявление о нейтралитете, конечно, установило границы этой готовности. Была признана серьезность ситуации и подчеркнута связь по меньшей мере судьбы Швеции с судьбой Финляндии.

Уже 9 октября 1939 года шведский посланник выступил в Берлине в министерстве иностранных дел и подчеркнул, что «в Балтийском море возникло бы очень серьезное положение, если Россия выдвинет относительно Финляндии требования, угрожающие ее независимости и самостоятельности». Государственный секретарь фон Вайцзеккер ответил, что в Московском договоре от августа 1939 года Германия «не заявила о каких-либо интересах к востоку от известной линии (северной границы Литвы)». Тем не менее он надеется, «что Россия не выдвинет никаких слишком далеко идущих требований по отношению к Финляндии и что поэтому нужно найти мирное урегулирование». Похожий ответ получил от фон Вайцзеккера в тот же день и финский посланник в Берлине. Тем не менее германский посланник в Хельсинки, который был соответствующим образом уведомлен, выставил на следующий день довод, что Финляндия оказала бы вооруженное сопротивление русским, если бы они не ограничились островами в Финском заливе. Он предложил повлиять на русское правительство.

В течение зимней войны германские дипломатические миссии получали указание «избегать каких-либо антирусских настроений в беседах о финско-русском конфликте». По поводу новой беседы со шведским посланником 4 января 1940 года фон Вайцзеккер планировал интерпретировать русское намерение относительно того, что российские довоенные границы должны быть восстановлены, и тем не менее Швеция и Норвегия не должны были ничего опасаться. При продолжении этой беседы 13 января государственный секретарь снова подчеркнул, что в интересах Германии было бы не распространять финско-русский конфликт. Еще дальше пошел генерал-фельдмаршал Геринг, который днем позже заверил шведского посланника в том, что нейтралитет не исключает дружественного отношения к Германии и что Россия не решилась бы атаковать Швецию, если бы немецко-шведская дружба была очевидной. В то время как германское правительство, сдержанное отношение которого к судьбе балтийских государств и Финляндии вызывало обиду у этих народов и в Скандинавии, должно было стремиться к тому, чтобы не возникали новые осложнения еще и на северо-востоке, западные державы в переоценке своих нынешних возможностей увидели средство вмешаться в финско-русский конфликт, чтобы приблизиться к достижению своих военных целей. Заключение мира между Финляндией и Россией 12 марта 1940 года в Москве расстраивало эти намерения. Между тем в норвежских территориальных водах произошло британское нападение на немецкое вспомогательное судно «Альтмарк», которое позволило отчетливо увидеть ненадежность норвежского нейтралитета и должно было привести немецкую сторону к серьезным решениям, чтобы упредить стремление союзников в Скандинавию.

Военные планы союзников были определены опытом, который, как они полагали, английские и французские генеральные штабы получили в Первую мировую войну. Французский Генеральный штаб боялся действовать против Германии во фронтальном наступлении, при котором нужно было бы преодолевать Западный вал ценой больших жертв, которых в свое время потребовала борьба за Верден. Вместо этого подготавливались широкомасштабные операции, которые вели к созданию экспедиционного корпуса на Востоке под командованием генерала Вейгана и в связи с этим к подготовке последующего занятия союзниками Салоник. В то время как здесь просматривались несомненные аналогии с Первой мировой войной, в Лондоне возникали также планы, которые основывались на излюбленных идеях морского министра Уинстона Черчилля. 5 сентября 1939 года он был снова приглашен в министерство и уже через четыре дня после вступления в должность заставил адмиралтейство разработать проект форсирования морских проливов тяжелыми военно-морскими силами. На сей раз эта операция должна была быть направлена на форсирование прохода Балтийского моря.

В плане, который имел условное наименование «Катарина», Черчилль среди прочего написал: «Целью является овладение Балтийским морем. Цель должна быть достигнута, когда мы выйдем с соединением линкоров, которые противник не решится атаковать своими тяжелыми кораблями. Опираясь на эту эскадру, будут действовать легкие вооруженные силы. Если бы нам удалось добиться господства над Балтийским морем, мы лишили бы Германию поставок железной руды, прочих видов сырья и пищевых продуктов из Скандинавии. Наверное, появление нашего флота решительно повлияло бы также на последующее поведение Скандинавских государств и, вероятно, подвинуло бы их к тому, чтобы вступить в войну на нашей стороне. В этом случае мы имели бы возможность соорудить базу, которую можно было бы снабжать по грунтовой дороге». В век воздушной войны этот план выглядел фантастическим, и адмиралтейство в конце концов отказалось от него как от неосуществимого, так как времени было недостаточно, чтобы до весны 1940 года провести необходимое переоборудование старых линкоров. Черчилль 6 января 1940 года написал первому морскому лорду: «Удар сильного надводного флота в Балтийском море, каким бы желательным он ни был, не является существенным для вступления во владение и удержания шведских рудников». Он при каждой возможности написал к своему плану в несколько измененном виде. Речь для союзников шла не только о том, чтобы использовать их морское господство, но и о том, чтобы посредством обдуманного и обширного ведения экономической войны отрезать Германию на Ближнем Востоке и на Балканах от поставок нефти, в Скандинавии – от поставок руды.