Kitobni o'qish: «Наше будущее»

Когда пишешь статью в наши дни, знаешь наверное, что ей суждено устареть к завтрашнему утру, если не сегодня вечером. События, и события огромного исторического значения, сменяются с быстротой, которую называют головокружительной. Ни в частной жизни, ни в судьбах нашей родины не обеспечен следующий день, и никто не возьмётся пророчествовать, что будет с нами через год, через месяц, через неделю. Мы не уверены даже, что будет читаться на будущих картах Европы, в пределах Восточной низменности, где текут Днепр и Волга: широкой лентой слова – «Российская республика»? шрифтом в разрядку – «Федерация народов России»? или много разных надписей, среди которых одна в ряду других – «Московская республика», если только не «Московское царство»? Как сложатся политические отношения государств и народов Европы в близком будущем, какое место займут среди них Россия и русские, всё это – вопросы, на которые каждый затруднится дать решительный ответ.

Есть, однако, некоторые стороны этого близкого будущего, уже теперь выступающие совершенно отчётливо. Не весело быть зловещим пророком и предрекать дурное, но и не должно закрывать глаза на то, что видишь ясно и явно. Если вообще мрачен сумрак, окружающий настоящее, то черты будущего, выступающие из него, может быть, ещё чернее и суровее. Можно, с полной уверенностью, сказать одно: как бы счастливо ни повернулся дальнейший ход событий, какие бы нежданные удачи ни ожидали нас на пути, пусть даже исполнятся все самые заветные надежды наших оптимистов, всё равно – нам предстоит ещё годы и годы переживать тяжёлую эпоху. Если даже страшные потрясения нашего времени выведут нас на светлый путь свободы и демократизма, благополучия и преуспеяний, всё равно – последствия пережитых потрясений будут чувствоваться долго и остро.

[В самом деле, разве не явно, что большая часть из того, на что опиралось прежнее значение России, поколеблена или уничтожена. Россия выйдет из современного кризиса во всяком случае территориально уменьшенной, в военном отношении ослабленной, значительно обедневшей, с расстроенным хозяйством… Россия старого режима хвалилась огромным протяжением империи, громадностью своей армии, неисчислимыми, казалось, ресурсами страны. Пусть всё это было – призрачно, обманчиво; пусть взамен утраченного мы приобретем подлинные ценности; несомненно, однако, что утрата земель, ослабление военной силы, расстройство государственного хозяйства, всё это].

Ещё недавно никто не оспаривал у России права считаться великой державой. В общем представлении она была чем-то огромным, несколько таинственным, скорее – страшным, чем привлекательным. Европу поражала необъятность этой империи, заполнявшей чуть ли не по половине в каждом из двух материков; военная мощь России казалась несломимой, благодаря бессчётному «запасу живой силы» (как тогда говорили); русское правительство пользовалось широким кредитом, так как капиталисты всех стран верили в неисчерпаемость «естественных богатств» нашей страны; для промышленных государств русский рынок рисовался, как некое Эльдорадо, сулящее бессчисленные барыши. Европа плохо знала Россию, не знает её и поныне, но всегда несколько боялась её, даже после Японской войны, всегда надеялась хорошо поживиться на наш счёт, ссужая нам деньги, всячески эксплуатируя нас, и потому сознавала, что следовало бы узнать ближе этот «северный Сфинкс». Последние десятилетия Россию в Европе изучали, к ней внимательно присматривались, – хотя пока и без особого успеха.