Kitobni o'qish: «Кащей», sahifa 2

Глава 5

Миновали дни, месяцы, годы. Койлин, достигнув двенадцатилетнего возраста, уже доставал до плеча рослым воинам. Густые, светлые, прямые волосы падали ему на лоб, прикрывая глаза с яркими жёлтыми зрачками, взгляд был подобен взгляду зверя, когда тот высматривает свою жертву. Он был сухощав, скрытен, молчалив, на все обращения к нему он отвечал односложно, и никто никогда не видел на его лице улыбки. Двигался Койлин быстро и проворно, словно белка, забираясь на самую высокую башню, откуда открывалась панорама окрестностей. Его назначили слугой, в обязанности которого входило снабжать замок водой, и разносить её томящимся узникам; он с утра крутил ворот, доставая воду из глубокого колодца, и переливая её в большие дубовые кадки. Закончив работу, он тут же принимался за упражнения с оружием, стреляя из лука и орудуя мечом. Сражаться с ним находилось не так много желающих, поэтому Бетериш смастерил ему чучело, на котором он отрабатывал приёмы защиты и нападения.

– Учись малыш, действовать щитом! – наставлял его Гордон.

– Пускай таскает щит тот, кто не может владеть мечом! – отвечал Койлин, одним ударам разрубая толстую ветку граба.

Чтобы развлечь солдат, сэр Джон время от времени устраивал состязания по стрельбе из лука. В качестве приза выставлялось оружие и серебряные монеты. На зависть солдатам гарнизона, Койлин часто выигрывал эти состязания, посылая стрелу точно в мишень. Когда он натягивал сильными тонкими руками тетиву своего лука, казалось, он сам стремится вслед за стрелой, не давая ей уклониться от цели. Однажды он убил цаплю, неосторожно пролетавшую над замком, и прикрепил её хохолок себе на шапку. Это уже был настоящий воин, несущий смерть всем, на кого было нацелено его оружие.

В замке всегда было стыло и холодно, через открытые бойницы врывался леденящий ветер, камин пылал только в покоях сэра Джона, да и то в зимнее время.

Однажды Айлин дал ему за какую-то провинность крепкий подзатыльник, на что мальчишка ответил солдату метким пинком между ног. Тот, в свою очередь, закатил Койлину тяжёлую затрещину. Покачнувшись, Койлин устоял, и, выхватив меч, бросился на обидчика, нанеся солдату тяжёлую рану в бедро; если бы не подоспевшая стража, с трудом оттащившая рассвирепевшего Койлина, всё могло закончиться плачевно.

– Зверёныш! – закричал Айлин, прижимая рукой рану, из которой хлестала кровь. – Зря я тебя не выбросил в ров вместе с корзиной!

Узнав о случившемся, сэр Джон приказал посадить Койлина под арест в каменный мешок, устроенный для особо провинившихся. В течение десяти дней ему не давали ничего, кроме кувшина воды и куска чёрствого хлеба, и только заступничество Гордана, который тайком подкармливал узника, помогло Койлину живым выбраться на свободу. Никакого сожаления и раскаяния он не выказал.

С этих пор никто не осмеливался обижать Койлина или подшучивать над ним. Меч, который он всегда носил с собой, по приказу сэра Джона был отобран, но Койлин продолжал упражняться с мечом из дуба, который он выстругал для себя кинжалом, выигранным на состязаниях. Кроме владения оружием, Койлин, будучи смышленым малым, выучился читать и считать, чем нимало удивил сэра Джона.

– Оказывается, ты не только умеешь владеть мечом! Да знаешь ли ты, что даже не все бароны и рыцари могут читать! Ну-ка! – и он подал Койлину толстый фолиант в переплёте из телячьей кожи. Это были фенийские саги на гэльском языке.

– Да смотри, не порви страницы, эта книга стоит дороже, чем ты сам! – добавил он, и, скрестив руки на груди, слушал, как его слуга с запинками, но все же разбирает текст.

Похвалив Койлина, сэр Джон велел писцу научить писать способного слугу. Теперь Койлин ежедневно после выполнения положенных работ занимался письмом, старательно выводя буквы. Однажды писец, толстый мужчина с лицом красным от постоянного возлияния, попытался ударить своего ученика, но тот, перехватив его руку, так глянул в глаза писцу, что тот сразу обмяк, и что-то пробормотав, продолжил урок. Писец был очень раздосадован тем, что кто-то, кроме него может читать и составлять грамоты, и может случиться, что сэр Джон выгонит его за беспробудное пьянство. Писец, как мог, препятствовал учёбе, жалуясь сэру Джону на бестолковость ученика, однако тот, посмеиваясь, пригрозил, что если к осени Койлин не выучится грамоте, то его, писца, ожидает незавидная участь. Конечно, писец страшился зря. Несмотря на пьянство, он владел английским (теперь его называют староанглийским) и латинским языками, и, кроме того, понимал французский язык, хотя и не мог на нём писать.

Однажды в замок поступило на службу несколько молодых солдат. Не зная, с кем он имеет дело, один из них стал подшучивать над Койлином, и, наконец, спросил, не видит ли он приближающийся отряд. Койлин грубо ответил, что он не может видеть сквозь стены замка, и тогда солдат, на горе себе, стал тянуть мальчишку за уши вверх, приговаривая:

– Тогда расти выше стен замка!

Койлин стерпел боль, но затаил злобу. Он собрал все свои сбережения, состоящие из серебряных монет, выигранных им на лучных состязаниях, нож, лук с запасными стрелами и тетивой, трут, кремень, приготовил запас воды, хлеба и копчёного окорока, и стал выжидать. Воистину, девиз «Nemo me impune Uicessit», был роковым!

На следующий вечер он, подкараулив под сводами замка неосторожного солдата, всадил ему кинжал между лопаток, так, как учил его Гордон, держа лезвие горизонтально, чтобы оно легко прошло сквозь рёбра. Спрятав холодеющий труп, Койлин исчез из замка навсегда.

Глава 6

Койлин выбрался из замка тайной тропой, известной ему с детства, и очутился в лесу.

Двенадцатилетнему мальчишке было непросто принять это решение, но он действовал, полагаясь на свои звериные инстинкты.

Койлин набрёл на место, где когда-то располагалась разбойничья застава, но никого там не нашел. Проплутав в лесу три дня, он наткнулся на мальчишку, который безбоязненно шагал среди лесной чащобы, напевая какой-то нехитрый мотив.

Койлин крадучись последовал за ним, стараясь понять, кто это. Мальчишка был бос, в старой, с чужого плеча кожаной куртке, однако у него за поясом красовался «скин ду», небольшой нож с прямым клинком.

Мальчишка шагал, казалось, не замечая ничего вокруг, и вдруг, не оборачиваясь, он произнес: «Хватит прятаться! Если хочешь узнать что-нибудь – скажу, если хочешь ограбить – умрёшь сам!»

Койлину ничего не оставалось, как покинуть своё укрытие, и выйти на дорогу.

– А я знаю тебя! Ты – водонос из замка, который метко стреляет. Что ты тут делаешь?

Койлин молча глядел на лесного путника. По виду он был его одногодок, тоже рослый и крепкий, нож, торчащий за поясом, говорил, что его хозяин совсем не прост.

Мальчишка тоже внимательно оглядел Койлина, приметив нож, прикрепленный к левой икре.

– Наверное, что-нибудь натворил, и убежал из замка! – сразу определил он. – Так ведь?

Рассказывай!

Койлин, не любивший никаких повествований, мялся, переступая с ноги на ногу.

– Ну, тогда прощай!

И мальчишка, повернувшись, направился путём, известным только ему одному.

– Подожди! – окликнул его Койлин – Если я тебе скажу, ты меня не выдашь? Мальчишка рассмеялся.

– Кому? Медведю, или может, лисице?

– Ты сможешь мне помочь? – Койлин с надеждой смотрел на лесного путешественника.

– Это зависит от причины, по которой ты здесь оказался.

– Ударил солдата, – наконец признался Койлин.

– Ножом? – указывая грязным пальцем на оружие Койлина, засмеялся мальчишка.

– Ладно, можешь не говорить. Я не стражник, и не судья. Если хочешь, пойдем со мной, а нет, делай, что хочешь.

И он, насвистывая, направился своим путём. Койлин, увязался за своим спутником, и вскоре они исчезли в чаще леса.

В двух часах ходьбы от дороги, в лесной трущобе, обитали те, кому не нашлось места среди обычных людей. Не будем судить их, оставим это господу Богу. Лишь он один ведает, кто прав.

Укрытые под раскидистыми ветвями дубов, в дремучей глубине леса стояли шалаши, в которых ютились бедняги. Это были, в основном, крестьяне, обобранные феодалами, которым нечего больше терять. Они переняли обычаи тех, кто их грабил, а именно – пользоваться правом силы. Вооружившись, кто чем мог, они собрались здесь, чтобы вдохнув глоток свободы, рано или поздно очутится поверженными в бою, или повешенным по приговору королевского суда. Все они назывались товарищами и братьями, подобно морским разбойникам, собратьям по ремеслу, но в отличие от них, пристанище им было не бурное море, а лесная чаща.

Вот к этим бунтарям и любителям вольной жизни и направился беглый слуга из замка Дирлетон со своим новым знакомцем, который назвался Нивом. Они долго кружили по лесу, несколько раз выходя на одни и те же тропинки, и Койлин догадался, что его проводник проверяет, не следит ли за ними кто – ни будь.

Изрядно поплутав в чащобе, они подошли к небольшому холму, похожему на череп, на вершине которого, словно рога, росли два дуба. Нив издал тихий свист, похожий на птичий, на который тут же откликнулась кукушка. С ветвей высокого дерева, под которым они стояли, спрыгнул высокий худой человек, одетый в новый бархатный кафтан и драные штаны, сквозь которые просвечивали голые колени.

– Привет, Нив! С кем это ты сюда пришагал? – Он подозрительно уставился на Койлина.

– Да я знаю этого парня! Это же слуга сэра Джона, тот, что вывел его отряд на наших дозорных! Эй! – раздался его крик. – Братья, идите все сюда! К нам пожаловала важная птица, из самого замка!

Двух ребят тут же окружила толпа разбойников, в пёстрых одеяниях, вооруженных луками, дубинами, топорами и ножами. Они появлялись буквально из-под земли, вылезая из узких щелей, служивших входом в землянки, Эти обиталища разбойников были так искусно замаскированы в высокой траве, что мимо них можно было пройти, не догадываясь, что рядом человеческое жильё.

– Вот так гость! – К Койлину подошёл человек в хорошем одеянии, лицо его было приветливо, но глаза смотрели настороженно и грозно. Видимо, это был предводитель разбойничьей шайки.

– Нив, зачем ты притащил его к нам? Это же соглядатай! Эй, ребята, готовьте петлю!

Предводитель взмахнул рукой, и словно по мановению волшебной палочки Койлин почувствовал на своей шее верёвку.

– Стойте! – закричал Нив. – Больно вы все быстрые! Не трогайте его!

Но Койлина уже тащили трое молодцев к ближайшему дубу, гостеприимно раскинувшему свои крепкие ветви. Разбойники так уверенно действовали, что было ясно, что на ветвях дерева появлялись не только жёлуди. Нив подбежал к своему новому приятелю, которого он завлёк в петлю, и схватил верёвку, не давая закинуть её на ветви.

– Он убежал из замка, убив стражника! – вопил он, извиваясь в руках разбойников, пытавшихся удержать его. Один из разбойников выхватил у Нива верёвку, ловко забросив её на толстую ветвь.

Лягнув одного разбойника и вырвавшись, Нив бросился к дубу, на ветвях которого уже натягивалась, подобно струне, веревка, на конце которой, словно червяк, извивался Койлин. Нив ловко обрезал верёвку, загородив собой незадачливого знакомца.

– Хотите его повесить? Так вешайте и меня. Я его сюда привёл, и отвечу за него! Ну, подходите! – отчаянно закричал Нив толпе разбойников, размахивая ножом.

Толпа притихла, а Нив продолжал свою адвокатскую речь:

– Вы собираетесь повесить человека, такого же бедняка, как и мы. Но даже в королевском суде виновному дают последнее слово. Значит, мы – хуже королевских слуг!

– Да, да, – послышалось из толпы.– Дадим ему слово, только после обязательно повесим. Говори, королевский шпион!

Койлин, спокойно стоящий под ветвями деревьев, с петлёй, словно на шее у него было ожерелье из раковин, презрительно бросил:

– Всё правильно. И то, что я вывел на вас отряд солдат, и то, что я бежал из замка,

убив при этом солдата. Можете поступать, как хотите, мне всё равно.

– Повесить мерзавца! – послышалась возгласы из толпы.

– Нет, подождите! – Предводитель разбойничьей шайки, подняв руку, вышел вперёд.– Повесить мы его всегда успеем. А вам всем – при этом он обернулся к толпе, – смотрю, не терпится увидеть его в петле. Я же скажу вот что: Возможно, этот парень заслуживает пеньковый галстук, как и каждый из нас, – при этих словах толпа притихла, – но я вижу, что это отважный и честный малый, несмотря на его возраст. Если вы всё же решите вздёрнуть его, что ж! Пусть будет по-вашему! Но когда на вашей шее тоже будет болтаться петля, можете считать её мщением за этого парня! Пускай выходит тот, кто хочет повесить мальчишку, только что выпустившего из губ мамкину титьку!

Разбойники безмолвствовали. Никто не спешил изъявлять желание быть палачом. Койлин и Нив так же молчали, стоя рядом, словно родные братья.

– Ну, что, нет желающих? – Атаман шайки подошёл к Койлину, и, сняв с него петлю, подал этот страшный кусок верёвки тому, кто на ней недавно болтался.

– Возьми её на память. Когда задумаешь что-нибудь неладное, она напомнит тебе о том, что здесь произошло.

Предводитель отошёл от Койлина, рассматривая его, слово художник, решающий, как выгодней изобразить натурщика. Налюбовавшись Койлином, он вновь обратился к нему.

– Тебе предстоит решить, будешь ли ты с нами. Ты знаешь, где мы укрылись, так что живым отпустить тебя мы вряд ли сможем.

– Я согласен, – не раздумывая, отвечал чудом уцелевший мальчишка.

– Ну, тогда ты будешь нашим братом, и даже больше, чем братом. Ты будешь нашим кровником, поскольку мы проливаем кровь.

– Согласен и на это.

– Можете расходится,–зычным голосом возвестил атаман. – Представление закончено!

Толпа разбойников направилась к Койлину, оглядывая его и похлопывая по плечу.

– Верните мне мой нож! И лук! – обратился он атаману.

– Умеешь ли ты владеть своим оружием? Может быть, тебя сначала научится варить кашу? Что ты можешь? Покажи своё искусство!

– Давай, давай, малец! – загалдели разбойники, протягивая ему лук с колчаном стрел.

Койлин не торопясь, выбрал стрелу, осмотрел лук, побывавший в чужих руках, и присел на пень, стоящий неподалёку.

– Что, струсил? – Один из разбойников направил на него натянутый лук. Койлин насмешливо смотрел на него.

– Ну, что же ты? – Разбойник всё сильнее натягивал лук.

– Ты хочешь убить меня?

– Да, потому что ты трус!

– Тогда я знаю, как поступить. И пусть мне никто не ставит это в вину.

Он легко вскинул лук, и, не вставая с пня, всадил стрелу прямо в глаз своему противнику. Раздался изумленный возглас. Толпа оцепенела. «Nemo me impune Uicessit!»

– Повесить его! – снова зазвучало в толпе.

Койлина снова окружили и обезоружили.

– Ты странный парень, – подойдя к нему, заметил атаман. – Как же ты смог столько прожить в замке, если даже у разбойников не продержался один день! Однако, ради справедливости, скажу, что Олаф сам напросился, и получил, что хотел. Но что мне с тобой делать?

Атаман задумался, сложив руки на груди и глядя на угрюмо молчащего Койлина.

Так и не приняв решения, он приказал бросить убийцу в тюрьму, представлявшую глубокую, в два человеческих роста яму. Приставив к нему двух разбойников, он оставил Койлина до утра, чтобы окончательно решить его судьбу.

Нив на этот раз смолчал. Да и что он мог сказать? Вокруг его нового знакомого, словно по мановению руки, появлялись трупы, а ведь Койлин был всего-навсего мальчишка. И всё же Нив решил во что бы то ни стало освободить пленника, которого сам привёл в стойбище разбойников.

Когда лес погрузился в ночную тьму, Нив вышел из землянки, и крадучись направился к едва мерцавшему костру. Как он и предполагал, оба тюремщика сладко спали, закутавшись в лохмотья.

Нив, наклонившись над ямой, бросил туда кусочек земли.

– Это я, – шепотом произнёс он, услышав тихий ответ, и затем конец верёвки, той самой, которая совсем недавно болталась на шее Койлина, был выброшен из ямы. Человек никогда не знает, что его спасёт, а что погубит! Вскоре во тьме Нив различив голову узника, показавшегося над ямой, и помог ему выбраться.

– Беги! – прошептал Нив.

Хлопнув по плечу товарища, Койлин растворился в темноте леса.

Глава 7

Положение беглеца было почти безнадежным. С одной стороны, он был разыскиваем слугами барона де Во, с другой – разбойники могли выследить его. Голод толкал его к людям, но опасность быть схваченным гнала его от людей. В замке он не раз слышал разговоры от том, что на побережье, которое находится не так далеко, есть гавани, где в матросы набирают людей, не интересуясь их прошлым. Требовались только крепкие руки, и смышленая голова. Но как пробраться к побережью, он не знал.

Он продолжал брести наугад, ориентируясь по солнцу, казалось, его скитаниям не будет конца. Если бы на нём не было грубой кожаной куртки, его одежда окончательно бы пришла в негодность, а попытки добыть себе пищу без лука были бесплодны.

Ночью, сидя у костра, он почувствовал, что дальше идти не может. Безразличие овладело Койлином, но страшный оскал смерти не пугал его. Глаза смыкались, и словно во сне, перед ним маячил крошечный огонёк. Койлин немного приоткрыл глаза – огонёк не исчез.

Откуда в глуши леса могут быть ночные огни? – Наверное, мне это кажется, – подумал он, прикрыв веки, однако в его душе зародилась надежда. Собрав силы, он поднялся со своего неуютного ложа, и медленно побрёл по направлению огонька, который, казалось, то приближался к нему, то стремительно удалялся; но он шёл и шёл, потеряв счёт времени…

Когда Койлин очнулся, он увидел над собой потолок; повернув голову, он заметил крошечное, подслеповатое оконце. Он лежал на охапке сена, покрытой шкурой, в небольшой хижине. На лбу у него лежала влажная тряпица, пахнущим травами, рядом, на лавке, стоял горшок.

Койлин попытался встать, но тут же бессильно опустился на свою убогую лежанку, забывшись тревожным сном. Когда он снова открыл глаза, был уже вечер, и в окно, затянутое бычьим пузырём, едва пробивался тусклый свет луны. На скамейке возле него сидел худой старик с большой окладистой бородой, лохматыми бровями, и длинными прядями седых волос, падающих ему на плечи. Несмотря на худобу, плечи его были ещё широки, и видимо, он был высок ростом. На шее старика висела костяная пластинка. Облик странного старца дополнял шрам, идущий через всю левую щёку, и скрываясь в бороде. Старик внимательно наблюдал за Койлином из-под нависших бровей. Слабый свет лучины бросал на стену причудливую тень старика, похожую на большую птицу.

Заметив, что Койлин пошевелился, он положил свою жилистую руку на его плечо.

– Лежи, парень, тебе рано вставать! – проговорил он хриплым, надтреснутым голосом. Койлин замер, внимательно следя за стариком. Он не произносил ни слова, стараясь понять, где он. Он хорошо помнил, что, убив солдата, сбежал из замка, попал к разбойникам, убил одного из них, и снова сбежал, плутал по лесу; далее затем память отказывала ему. Между тем вечер уступил место глухой ночи, окутавшей лес, и только крики ночных птиц, да зловещий вой раздавались в темноте.

Старик достал из печи горшок, наполнил из него глиняную чашку, и протянул её Койлину.

– Пей! – проговорил он.

Приподнявшись, больной сделал несколько глотков, и, обессиленный, откинулся на убогое ложе.

– Ты чуть не умер с голода, но это ничего. Поправишься, и снова станешь крепким парнем. Ты ведь был крепким парнем? – обратился старик Койлину.

Наверно, был, – подумал Койлин, – если убил уже двух человек, не считая тех, кто пал от его стрел, когда он защищал замок. Однако он ничего не сказал, лишь со слабой улыбкой кивнул старику.

Старик поднялся со скамейки; (он оказался действительно высокого роста), потушил лучину, и улёгся на нехитрую лежанку.

Утренний рассвет робко проник через мутное оконце. Койлин открыл глаза. Старика нигде не было. Койлин чувствовал себя гораздо лучше, и с любопытством оглядел своё неожиданное пристанище. Избушка была сложена из довольно толстых, уже изрядно потемневших ошкуренных брёвен, и тщательно законопачена. В дальнем от него углу стоял сундук, сработанный, видимо, хозяином, так же как стол и лавка, стоящая у стены. Повсюду были развешаны пучки корений и трав, издававшие дурманящий запах, возле печи стояла небольшая кадушка, наполненная водой, на которой сбоку висел деревянный ковш, в печи стоял чугунок и сковорода. У входной двери лежал обрубок дерева с дуплом, наполненным камнями, и берёзовый туесок с крышкой, над которым вилась залетевшая случайно пчела.

Небольшая входная дверь была обита медвежьей шкурой. В углу стояла крепкая рогатина, говорившая о том, каким образом хозяин избушки добыл шкуру. Над лежанкой Койлина висел колчан, наполненный стрелами. По-видимому, хозяин был расчётлив и запаслив.

Размышления Койлина были прерваны приходом старика. За плечами у него был лук, за поясом убитый заяц. Бросив взгляд на Койлина, и заметив, что тот пришёл в себя, старик подошёл к мальчику и улыбнулся.

– Ну, что, малыш, ещё поживём?

Он положил ладонь на лоб больного, и вновь вышел из избушки, возвратившись с охапкой поленьев. Вскоре в печи полыхал огонь, а в чугунке на печи варился заяц, приправленный кореньями и травами, и издававший такой запах, что Койлин, как зверь, почуявший поживу, задёргал ноздрями и заворочался под шкурой.

Старик, улыбаясь, посматривал на юношу. И действительно, будучи ещё совсем молод, Койлин, тем не менее, производил впечатление взрослого парня.

Вскоре Койлин сидел за столом со стариком, хлебая деревянной ложкой из чугунка наваристый бульон. Сам заяц, извлеченный из чугунка, лежал на деревянной доске, исходя вкусным запахом. Койлин потянулся было к аппетитной тушке, но старик остановил его:

– Можешь съесть маленький кусочек. Мне не жалко, но ты долго голодал, поэтому должен потерпеть, пока твой желудок привыкнет к пище.

С сожалением Койлин смотрел на еду, глотая слюни. Нельзя, значит нельзя. Нужно слушаться старика, ведь его здесь никто не собирается ни вешать, ни убивать, и бежать ему отсюда некуда. К тому же он был настолько слаб, что с трудом добрался до своей лежанки, собираясь тут же заснуть, однако старик подал ему глиняную кружку:

– Хлебни немного, а потом спи!

Койлин сделал несколько глотков напитка, похожего по вкусу на пихтовые или кедровые шишки. Покой разлился по его телу, и сон принял его в свои объятия. Ему снились страшные картины сражений на стенах замка, лица смеющихся солдат, грозное лицо хозяина замка Джона де Во, и петля, которую разбойники пытались накинуть на него. Очевидно, он метался и кричал во сне, потому что старик разбудил его, и дал выпить ещё какого-то отвара, после чего Койлин забылся глубоким, спокойным сном.

Сколько продлился его сон, Койлин не знал. Когда он открыл глаза, сразу почувствовал, что силы начали возвращаться к нему. В избушке опять никого не было, видимо старик постоянно бродил по лесу в поисках съестного.

Койлин поднялся со своего ложа, затопал босыми ногами по земляному полу, покрытому шкурами, и, подойдя к двери, осторожно выглянул наружу. Солнце уже садилось за верхушки деревьев, и вечерняя прохлада была разлита в воздухе. Койлин вышел за порог, и осмотрелся. Вокруг стоял глухой лес.