Kitobni o'qish: «Студенты шутят. От сессии до сессии»

Студенческие байки

Старинная песня гласит: «Живут студенты весело от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год». Это действительно так. Студенты – народ очень веселый. Потому что они молодые. Самостоятельная жизнь только начинается, она вся лежит впереди. Конечно же, светлая, насыщенная, интересная. Разве может быть иначе, если этого очень хочется? Причем студенты, раз они поступили в тот или иной вуз, убеждены, что они уже нашли свой жизненный путь, встали на него – а значит, дальше все пойдет, как по маслу. Если же случаются какие-то передряги и неприятности, то это временные мелочи, не заслуживающие, чтобы ими особо впечатляться! Ведь главное – впереди! Широкое и бескрайнее, как поле до горизонта. Да и горизонт – условная черта, его же не видно!

Поэтому студенты – всегда оптимисты. Почему бы и не повеселиться? Выражается это во всем. Они с искренним юмором относятся и к бытовым трудностям, и к самым напряженным экзаменам, и к собственным огрехам, проколам, проказам. Споткнулся, нос расшиб: отличный повод поржать для товарищей, а потом и пострадавшему весело вспомнить. Надо же, как навернулся! Наверное, в каждом вузе есть свои легенды и предания о самых ярких случаях, вошедших в «анналы» устной, неофициальной студенческой истории.

Автору этих строк посчастливилось в 1970-е годы учиться в МИФИ – Московском инженерно-физическом институте. Молодая жизнь там била ключом. Первые свои творческие перлы я как раз там и начал писать, и именно в амплуа юмориста – сочинял сценарии для нашего студенческого театра, славившегося в те годы на всю страну. Он назывался «Восьмым творческим объединением» (а почему восьмым – никто не знал, просто так). К МИФИ я крепко прирос, даже после окончания лет пятнадцать поддерживал связи с тем же театром, продолжавшим успешное существование. В 1980-х мы были одними из тех, кто возрождал кавээновское движение. Уже новые поколения студентов хохмили, а мы их учили, как можно еще лучше хохмить.

А в памяти оставались и реальные эпизоды из студенческой жизни, давшие нам немало поводов для веселья. Их я и предлагаю читателям. В некоторых мне самому довелось поучаствовать, другим был свидетелем, третьи слышал от друзей и сам по случаю пересказывал. За что купил, за то и продаю.

Кража века

Эта история произошла в стенах нашего института еще в 1960-х годах, задолго до того, как ваш покорный слуга туда поступил. Поэтому фамилий участников студенческие предания не сохранили. Но за достоверность можно ручаться – этот сюжет фигурировал не только в устных байках, которые травили друг другу за чаем или за пивком. Его нам приводили и строгие сотрудники Первого отдела, пытаясь популярно объяснять балбесам, как должны себя вести советские студенты, а как им вести себя категорически не надо.

Нашумевшие впоследствии события начались достаточно банально. Двое ребят из МИФИ крепко погудели где-то в центральных кабаках Москвы. От себя поясню, что на подобные развлечения «по высшему разряду» особенно были падкими первокурсники – оторвались от папы с мамой, попали в столицу, вот и рвались шикануть. Да и деньги собственные вдруг в карманах зашуршали! Стипендия в МИФИ была высокая, 55 рублей. А это было немало: для сравнения, батон хлеба стоил 13 копеек, а в метро ездили за пятачок. Словом, вполне можно было даже в самом лучшем ресторане посидеть – если, конечно, не задумываться, что завтра жрать будешь.

Но в тот раз два наших героя не просто посидели и набрались – а набрались до очень абстрактного состояния. Опомнились, как в песне у Высоцкого, когда уже «автобусы не ходят, метро закрыто, в такси не содят». Ну и побрели себе по ночной столице куда глаза глядят. Точнее – куда ноги несут, поскольку свое местонахождение они представляли весьма смутно.

Видят – какой-то старый дом. И окно открыто. А рядом стремянка брошена, вроде как ремонт идет. Ну и стукнуло им в башку забраться вовнутрь. Просто так, без всякой задней мысли, из чистого любопытства. Опять же, вдруг получится приткнуться и прикорнуть до утра в ремонтирующемся здании? Дом-то выглядел явно нежилым. Залезли, смотрят – мать честная! Куда попали! Сколько же там интересного! Кругом и оружие красивое, и одежда старинная! И других любопытных штуковин столько, что глаза разбегаются! Надежда заночевать сама собой отпала, зато взыграла другая мысль: разве можно уйти из такого места без сувениров? Ведь в другой раз никогда так не посчастливится. Да и в общежитии никто не поверит.

Недолго думая, пооткрывали шкафы с витринами. Один из студентов, видать, был настроен романтически. Выбрал себе шикарнейшую шпагу. Другой был попрактичнее, прихватил шубу потеплее. Ну и по мелочам нахватали, что в карманы уместилось. Тем же путем, по стремянке, вылезли на улицу. А как они потом через половину Москвы до Каширской добрались, как они попали в общежитие, совершенно не помнили. У обоих полный провал памяти наступил. Словом, именно тот случай, когда пьяным везет.

Наутро очухались – рады без памяти, что их менты нигде не замели и не отгрузили прямым ходом в вытрезвитель. Стали озираться по комнате среди раскиданных ботинок и штанов, увидели собственные трофеи и совсем ошалели. Откуда это? Где взяли? Чесали в головах и кряхтели – надо же так ухрюкаться! Покрутили так и эдак свои приобретения – куда их девать? Запихали в шкаф, чтоб соседи не позарились. В общаге нравы царили известные. Увидят такие экзотические вещи, начнут клянчить, чтобы самим повыдрючиваться. Ну и ищи-свищи, куда подевалось.

А тем временем средства массовой информации уже вовсю развопились о «краже века» в СССР – дерзком ограблении Исторического музея. Похищенными оказались наградная шпага Суворова, усыпанная редкими бриллиантами, шуба боярина Ромодановского, да и «по мелочам» тоже набегало изрядно. Но шумели об этой сенсации только за границей. В те времена советская пресса и телевидение о подобных скандалах предпочитали хранить полное молчание. Хотя главные виновники не то что иностранных, но и своих-то газет не читали. Продолжали жить в блаженном неведении, тихо и вполне благопристойно. Ведь стипендию они прокутили напрочь, и на какие-то новые приключения у них попросту денег не было. Шпаге Суворова быстро нашли применение: хлеб резать, колбасу. Оказалось – очень удобно. Чего ж такому нужному предмету без дела валяться? А шуба уж слишком тяжелой была, в институт не наденешь. Да еще и сопрут в гардеробе!

Нетрудно понять, что на расследование были брошены лучшие силы московского уголовного розыска. Перетряхнули всех рецидивистов, числившихся у них в картотеках, все известные «малины» и притоны, мобилизовали всех стукачей в воровской среде – и ничего. Ни единой зацепочки. Так и зависло следствие, топталось на месте. Топталось оно ровно месяц. Потому что через месяц выдали очередную стипендию. Парни опять крепко усугубили. Хотя на этот раз решили быть поскромнее в запросах и затратах – пили у себя дома, в общаге, кромсая закуску трофейной шпагой. Но когда дошли до нужной кондиции, одному из них вздумалось пофорсить. Он надел шубу боярина Ромодановского и поехал гулять по Арбату…

Уж какой приговор они потом получили, не знаю. История об этом умалчивает.

Наследник престола

Среди нравоучительных рассказов, которыми нас воспитывали работники режимных органов и которые одновременно ходили в устных пересказах, была еще история о похищении африканского принца. Из какой страны – трудно судить. Официальные сотрудники Первого отдела об этом умалчивали. А неофициальные версии очень сильно расходились. Чаще они зависели он того, насколько глубоко очередной рассказчик знал географию.

Зачем его высочество пожаловало в СССР, я тоже не знаю. Но в то время гостей из развивающихся и завивающихся африканских стран к нам ехало много. Одни – учиться, другие – по делам, третьи – просто по Москве пошляться. Видимо, нравилось, что в Советском Союзе к ним относятся, как в белым людям. Даже гораздо «белее», чем к своим же русским. А тот принц, о котором идет речь, был студенческого возраста, а по натуре, судя по всему, изрядным шалопаем. Потому что началась история в одной из центральных пивных Москвы. Он там пивком пробавлялся в свое высочайшее удовольствие, пока туда же не нагрянула толпа студентов, решивших как следует встряхнуться. Ну и пошло.

После неведомо какой по счету кружки познакомились – впрочем, весьма условно. Его высочество не понимал ни бельмеса по-русски, а наши ребята ни в одном языке, кроме русского, не петрили. Но такая мелочь, конечно же, не помешала их полному взаимопониманию. Студенты горячо ему доказывали, как они уважают негров. А он им что-то по-своему лопотал. Словом – сошлись душа в душу.

Тут, кстати, надо пояснить, что МИФИ готовил инженеров-ядерщиков. Он был в то время институтом сверхрежимным и сверхзакрытым. В отличие от других московских вузов, у нас не было студентов даже из «братских» стран социалистического лагеря. А уж из капиталистических или сомнительного «третьего мира» – тем более. Поэтому где-нибудь в МГУ негры были обычным, повседневным явлением, а для наших парней принц оказался в диковинку. Окончательно подружившись, его пригласили с собой в общежитие, где намеревались весело продолжить вечер. Он тоже дошел уже до состояния полного доверия и повышенной легкости на подъем. Без раздумий согласился.

Конечно, у принца была охрана, сопровождающие. Но они, видимо, оказались под стать хозяину и слишком увлеклись пивком. Или проморгали – мало ли куда отлучилось высочество? Может, очередной раз в туалет побежало? Хватились – а оно исчезло! И куда – неведомо!

А студенты его вдобавок раскошелили на такси, привезли к себе в общагу. На бухло он тоже деньжат добавил. Дома, в своих стенах, принялись добирать – чтобы уже под завязку. Но сказалась обычная закономерность. Сколько бы выпивки ни было, она всегда не вовремя кончается. Тогда чья-то мудрая голова сообразила, что общага большая, комнат много. Наверняка пьют где-нибудь еще. Если заявиться с пустыми руками, то тебя, ясное дело, пошлют далеко и однозначно. А если с негром – кто же налить откажется? И впрямь, сработало. «Халява» оказалась железной. Участники вечеринки вдохновились таким успехом и придумали, как можно еще усовершенствовать столь плодотворную идею. Начали водить пьяного негра по всем комнатам и за рубль показывать.

А в это время по Москве уже разыгрался настоящий дипломатический скандал. Шутка ли – пропал наследник престола! Посол этой самой африканской державы, потирая взопревшую черную шею, видать, уже прикидывал, какой конец его карьере придумает папаша похищенного принца. Сразу отправит в котел на дворцовую кухню или сперва шкуру спустит на барабан? Целую ночь лично обзванивал все инстанции, поднял на ноги все соответствующие службы и органы.

Но нашли принца не КГБ и не милиция. Утром его нашли уборщицы. Накануне его совершенно развезло, на ногах стоять перестал. А тяжелый ведь! Да и раздурился сверх меры – то обниматься лезет, то начинает бушевать по-своему, злиться, какие-то права качать. Ну и надоел он мужикам. Таскали-таскали его по общаге – и бросили. Так он и заснул в коридоре на заплеванном полу, свернувшись калачиком под теплой батареей…

Студенческие волнения

Иногда приходится слышать и читать, что в советское время случались студенческие акции протеста, беспорядки. Подтверждаю – да, бывало. Но происходили они совсем не так, как представлялось западной «общественности» или тамошним глубокомысленным исследователям. А как именно происходили – никакой американец, немец или швед все равно не понял бы. В его стандартизованной голове подобное уложиться никак не могло.

Например, у нас в МИФИ «беспорядки» бурлили дважды. В первый раз, еще в 1960-х, все началось с празднования «Тысяча первой ночи». Эту дату отмечали на третьем курсе, после тысячи дней пребывания в МИФИ. Она приходилась на май месяц, как раз в промежуток между окончанием занятий и началом экзаменационной сессии. «Тысяча первая ночь» считалась студенческой традицией, но праздник был неофициальным, никаких ритуалов и обычаев на этот счет не существовало. Просто название звучное, а отмечали каждый сам по себе, кто во что горазд.

Но в тот раз после долгого ненастья вдруг выглянуло яркое солнце. В студгородке народ высыпал на лужайку между четырьмя корпусами общежития. Кто с книжкой, кто с бадминтоном, а кто просто так – на людей поглазеть. А тут еще в соседний магазинчик «Солнечный» пиво завезли. С подачи празднующих третьекурсников его потащили прямо ящиками туда же, на лужайку. Хотя пиво в данном случае сыграло только роль катализатора. Много ли одного магазинного завоза на население четырех корпусов?

Но те, кто еще сидел в общаге, увидели из окон, как на лужайке весело. Тоже потянулись на улицу. Собралось уже тысячи полторы молодежи. Весна, энергия у всех бьет через край, и в образовавшихся толпах закрутились водовороты стихийного буйного дурачества. У кого как, случайным образом. Где-то поют, где-то орут. Самые яркие индивидуальности, разумеется, стараются стать центрами общего внимания. Самые дурные тоже. Пыжатся, кто во что горазд, на ходу изобретают импровизированные действа.

Кто-то наряжается, чтобы посмешнее. Или толкает речи с претензией на остроумие. Потом придумали вешать отличника. Взялись уговаривать на эту роль отличника самого натурального, можно сказать, наивысшего сорта – ленинского стипендиата. Очень хорошо угостили его пивом, и он согласился. Ему нацепили на грудь табличку «отличник» и вывесили из окна третьего этажа. Конечно же, перепоясали под мышками и держали покрепче, чтоб не свалился. А дальше совсем пошли вразнос. Решили в шутку устроить шествие к институту.

«Повешенный» уже и сам вошел во вкус – ведь приятно быть героем дня, когда все вокруг тебя крутятся и на тебя пялятся! Разыграл публичное покаяние: дескать, больше я «поганкой» не буду, «прости, народ!». Соорудил себе хоругвь, нацепив на швабру черные штаны, встал во главе дурачащейся колонны. Остальные тоже придумывали, что еще отчебучить, как себя показать, чтоб приятели одобрили и девки похихикали. Из листов ватмана, на обратной стороне чьих-то курсовых проектов, склеили транспарант «Долой сессию!». Но до института они не дошли. Из окон окрестных домов люди давно уже углядели, что в студгородке творится нечто непонятное. Сообщили куда следует. Поэтому весь квартал оказался оцеплен милицией. Толпа уперлась в кордоны, дальше не пропускали. Постояли-постояли, пошумели, да и разошлись по корпусам, по комнатам.

Может, дело и спустилось бы на тормозах. Однако на следующий день по радио, то ли «Голос Америки», то ли «Би-би-си», передали – «студенты московского ядерного колледжа устроили демонстрацию, протестуя против сессии Верховного Совета» – которая, увы, проходила в эти же дни. Подавляющее большинство студентов про то, что там в Верховном Совете делалось, ни сном ни духом не подозревали. Ну неужели хоть кто-нибудь из полуторатысячной толпы передовицы официальных газет читал? Может быть, только те, кто готовился к экзамену по научному коммунизму. Или в туалете от нечего делать прочитал газетный текст перед использованием.

Но передача «вражьих голосов» обеспечила разбирательство на полную катушку. Выявленных зачинщиков, в том числе ленинского стипендиата, в два счета отчислили из института. А празднование «Тысяча первой ночи» после этого лет пятнадцать находилось под запретом. Когда наступала эта дата, в общежитие специально приходили работники деканата, присматривали – чтобы ни-ни! Никаких «тысяча первых».

Ну а другие «беспорядки» случились уже на моей памяти. Причем тоже оказались с «политикой» связаны! В это время готовились какие-то очередные выборы. Соответственно, от студентов требовалось встать пораньше, дойти до избирательного участка и проголосовать. За кого – не важно, альтернативы все равно не предусматривалось. Отметься, получи бюллетени, сунь в урну, и свободен. Главное, чтобы явка была 100 %, и чем раньше, тем лучше. Ведь ректорату и парткому надо было поскорее отрапортовать наверх. В такие дни уже с шести утра в студгородке включали на всю катушку музыку, будили спящих, от парткома и факультетского партбюро дежурные преподаватели обходили комнаты – вдруг кто-то подушкой уши закрыл и пробует еще дрыхнуть? Очень вежливо, но и очень настойчиво спроваживали всех поспешить «исполнить гражданский долг».

Но это в самый день выборов бывало. А в тот раз, о котором идет речь, где-то за неделю до выборов в студгородок приехал автобус. В нем должен был развернуться буфет – рядом с избирательным участком его всегда устраивали. Автобус приехал своим ходом, исправный, но встал он на пустыре за общежитием. А как раз там, на пустыре, наши ребята всегда гоняли в футбол. Тем самым появившееся транспортное средство сразу вызвало чувство острой неприязни. Водитель, не подозревая об этом, ушел, и даже двери как следует не запер. Неудивительно, что в первую же ночь туда проникли и все красивые штучки пооткручивали. На следующий день шофер снова появился, возмущенно сокрушался. К нему вышли делегаты от любителей футбола и намекнули, что автобус с поля надо бы убрать. Но он весьма опрометчиво не отреагировал. Только запер салон понадежнее. Что ж, ночью, когда очередная попытка проникнуть вовнутрь не удалась, у автобуса просто прокололи шины и побили стекла.

А дальше выдался выходной – и опять же, на редкость хорошая погода. Десяток студентов все-таки решили попробовать поиграть в футбол. Осмотрели автобус на пустыре – можно ли его как-нибудь стороной обегать? Кто-то предложил откатить его, чтобы не мешал. Поднатужились – не тут-то было, он стоял на тормозе. Однако из-за погоды половина населения студгородка торчала в окнах. Увидели, что люди надрываются и нужна подмога. Без всякого зова в считанные минуты набежала пара сотен парней. Хотя количеством проблема не решилась – всем вместе оказалось просто не за что ухватиться.

Но ведь силушка уже взыграла, молодецкая удаль расплескалась. Среди общей возни и пыхтенья была брошена плодотворная идея – а что если «кантовать» автобус? Ее встретили с огромным воодушевлением. Вмиг облепили автобус, как муравьи жука, и завалили на бок. Из соседних преподавательских домов такое «хулиганство», конечно же, заметили. Соответственно, позвонили.

Подкатила «волга» с двумя ментами – один за рулем, а другой выскочил с мегафоном и стал требовать разойтись, рассыпая суровые угрозы. Но народ-то уже завелся! Уже был на подъеме – и физическом, и эмоциональном. Поэтому милицейский матюгальник только подлил масла в огонь. Парни оглядели «волгу» и начали прикидывать – может, и ее так же, как автобус? Правда, взяло верх более миролюбивое предложение: оттащить ее в сторонку, чтобы не путалась под ногами и не мешала дальше «кантовать» автобус.

Милиционер за рулем побледнел, словно полотно, когда толпа вдруг окружила его машину. С перепугу дал газ – да поздно! «Волгу» уже подняли, и колеса лишь взвыли, закружившись в воздухе. А студенты перенесли ее на соседнюю асфальтовую дорожку, и те, кто держал машину спереди, едва успели отскочить. Как только поставили, она рванула на полной скорости. Даже напарника забыла. А он совсем ошалел и растерялся, оставшись один в студенческой массе, ревущей от восторга. Со всех ног кинулся бежать за «волгой» – так и мчался, пока не пропал из вида.

Народ с новыми силами навалился на автобус. Про первоначальную идею «кантовать» все уже позабыли. Теперь увлекательным оказалось само переворачивание. Хотели его поставить «на попа» – для понта. Но это оказалось слишком трудным. Тогда просто перевернули его вверх колесами и разошлись, вполне удовлетворенные достигнутыми результатами. Через пару дней автобус увезли – разумеется, уже на буксире.

Дело обещало быть крутым и грозным – автобус-то для выборной кампании был выделен! Политика! Однако на этот раз обошлось вообще без наказаний. Потому что участники «беспорядков» и им сочувствующие нашли отличное средство самозащиты. Просто-напросто пустили по общаге слух – если начнутся репрессии, то студгородок на выборы не пойдет. Причем не потребовалось никаких ультиматумов и переговоров. Принялись пошире болтать об этом, прекрасно зная, что через стукачей информация все равно дойдет до начальства. А неявка избирателей стала бы таким вопиющим ЧП, что вряд ли кто-нибудь из институтского руководства удержался бы на своих постах. Перед подобной угрозой любые грехи выглядели просто мелочью, и инцидент замяли. Напрочь «забыли» о нем, будто никакого автобуса на футбольном поле и никакой ментовской «волги» даже в помине не было.