Kitobni o'qish: «Запах Сумрака»

Shrift:

* * *

Данный текст не имеет отношения к делу Света.
Ночной Дозор

Данный текст не имеет отношения к делу Тьмы.
Дневной Дозор

История. Волчий след

Пролог

Хорошо, когда все знакомо. Школа номер шестнадцать. Ко второму классу Маша уже успела облазить все закоулки, которые только можно. И которые нельзя – тоже. И все равно школа не надоедала. Вот Ленке – давно надоела. Наверное, и Маше тоже когда-нибудь надоест. Но сейчас она даже жалела, что сестра утащила ее с двух последних уроков. Любимое ИЗО! Маша тоскливо хныкнула и потянулась обратно, к памятнику Христо Ботеву. Но тот даже не смотрел в ее сторону. У по колено вросшего в светло-серый камень поэта и революционера были дела поважнее. Хотя ему вряд ли бы понравилось, что две девочки прогуливают уроки в первую же неделю учебы.

– Пойдем! – Сестра дернула Машу за руку. – Классная увидит – маме расскажет.

Маша тяжело вздохнула и поплелась за Ленкой. За калитку и дальше по Ботевградской – тоже знакомой, светлой и широкой. Но сейчас не радовало даже еще теплое осеннее солнышко. И почему нужно слушаться старших? Потому что они умнее? А вот и нет. Конечно, Ленка уже взрослая – целых пятнадцать лет. Учится в десятом, а все равно глупая. И не потому, что прогуливает. А потому, что думает, что маленькая сестра Маша ничего не понимает.

Ленка начала встречаться с Васькой Петровым еще летом. Он старше сестры почти на четыре года и бросил школу после девятого класса. Говорил, что пойдет работать, но так и не пошел. Сидит целыми днями за компьютером и режется в своих дурацких эльфов.

Маме Васька бы точно не понравился – но мама не знала. А Маша знала. И знала, зачем Ленка решила сбежать с двух последних уроков, пока Васькин отец не вернулся с работы. Знала и понимала – но маме все равно не рассказывала. Но не потому, что сестра обещала за молчание шоколадку. Просто Маше не хотелось, чтобы Ленка осталась одна, как мама. Васька, конечно, дурак, но все равно лучше, чем ничего. Когда-нибудь у них с Ленкой будут дети, и у детей будет папа. Хоть такой! А у них, у Маши и Ленки, совсем никакого не было. Не было и не будет. Маша и это прекрасно понимала, хоть ей и всего восемь лет. Дети вообще не такие глупые, какими их почему-то считают взрослые.

Петровы жили недалеко – тоже на улице Терешковой, только в другую сторону.

– Дойдешь сама? – спросила Ленка.

Маша вздохнула. Идти домой одной почему-то совсем не хотелось. И ведь не в первый раз – в прошлом году весной уже ходила. И не раз. Но сейчас не хотелось, будто бы родная улица вдруг стала чужой. Не хотелось – и все тут.

– Лен, сходи со мной? – попросила Маша. – Тебе ведь совсем быстро!

– Ну что ты капризничаешь? Большая уже. – Ленка недовольно надула губы. – Сейчас день, ничего с тобой не будет. А я тебе шоколадку принесу. М?..

– Ну ладно, – тоскливо прошептала Маша. – Пока.

Поправила рюкзачок и пошла через дорогу по переходу. По правилам – сначала посмотрела налево, потом направо. Хотя машин в такое время все равно почти не было. Хорошо, когда все знакомо. А когда крохотный парк за ржавой голубой оградой вдруг начинает казаться страшным – плохо. Что-то изменилось. Маша обернулась, пытаясь отыскать взглядом сестру, но длинноногая Ленка уже убежала слишком далеко. Не докричаться. Может, вернуться в школу? Но тогда кто-нибудь точно увидит, и Ленке попадет.

Придется все-таки идти одной. Долго звонить в дверь, а потом наврать что-нибудь бабушке. Бабушка Ира еще не такая старенькая, но все равно с памятью у нее уже совсем плохо. Она постоянно называет Машу то Леной, то Светой. Лена – сестра, а Света – мама. Ну как тут можно перепутать? Но Маша бабушку все равно любила. Бабушка разогреет вкусный борщ и через полчаса даже не вспомнит, что Маша пришла домой одна. И все будет хорошо.

Высокого худого парня в черной куртке она заметила не сразу. Тот будто бы появился на улице из ниоткуда. Не свернул с Ботевградской, не вырулил из какого-нибудь двора. Просто появился. Он шагал следом не спеша, но Маше все равно вдруг стало страшно. Мама рассказывала, что недавно на другом конце города пропала девочка из четвертого класса. Так и не нашли – маньяки умеют хорошо прятать…

А потом рядом с парнем появилась собака. Огромная, черная и косматая. Маша на мгновение зажмурилась. Открыла глаза – и собака пропала. Но ведь была же здесь, только что! Идти с вывернутой назад шеей было ужасно неудобно, но Маша боялась хоть на мгновение отвести взгляд от странного парня, который… разговаривал с пустотой?! А потом будто бы понял, что Маша его заметила. И, уже не таясь, поднял руку и указал прямо на нее.

Асфальт больно ударил по коленкам, раздирая колготки. Маша поднялась на ноги и снова побежала. Понимала, что надо бросить рюкзак, кричать, кричать как можно громче – но почему-то не могла. Просто мчалась вперед изо всех сил. Пока не врезалась с разбегу в чей-то живот.

– Там… там, – забормотала Маша, указывая пальцем назад, – там…

– Тихо, – отозвался негромкий женский голос. – Все хорошо.

Невысокая девушка в джинсах и простой серой куртке на футболку аккуратно, но неожиданно сильно держала Машу за плечи.

– Там… – повторила Маша, с трудом заставляя себя обернуться.

Но залитая солнечным светом улица Терешковой опустела. И высокий парень, и его страшная собака исчезли, будто бы их и вовсе никогда не было. Пропали. Маша вновь посмотрела на девушку в серой куртке. Та чуть нахмурилась и как-то странно буравила взглядом пустоту перед собой.

– Уходите, – требовательно произнесла девушка. – Я запрещаю.

Маша больше ничего не услышала, но ей показалось, что пустота ответила. Коротко и недобро. И тогда девушка чуть покачала головой, вздохнула. Ее глаза вдруг на мгновение полыхнули зеленым пламенем, и воздух над асфальтом зарябил и задергался.

– Уходите.

И пустота отступила.

– Вот и все. – Девушка наклонилась к Маше. – Надо отвести тебя домой. Пойдем.

Совсем небольшого роста, ниже Ленки, хоть и старше. Наверное, ей лет двадцать – двадцать пять. Красивая. Чуть взлохмаченные волосы распущены. Не светлые, не темные. И глаза – серые и как будто чуть зеленоватые. Добрые, но почему-то очень грустные и усталые.

– Пойдем, – повторила девушка.

И тут же за ее спиной замигали огоньки – синий и красный, а потом раздался визг тормозов.

– Ночной До… – закричал было, но почему-то сразу смолк дядя Ваня. – Отойди от девочки. Два раза повторять не буду.

Дядю Ваня Маша знала давно. Он полицейский, лейтенант, несколько раз заходил в школу по своим делам. Он посадит ее в свою красивую машину с мигалками и отвезет домой к бабушке. Или к маме на работу – без разницы. Лишь бы знакомое место, знакомые люди. Хорошо.

Хорошо, когда все знакомо.

Глава 1

Два часа ночи. Серединная точка между закатом и рассветом, между вечером и утром. Во всяком случае, летом. Зимой и в родном Питере, и здесь, в Выборге, солнце почти не показывается. И даже полдень кажется скорее застрявшим в сумерках. Или в Сумраке – все серое. Только мха не хватает. Вместо него – снег, перемешанный с грязью и пропахший бензином.

Два часа ночи. Время, когда была рождена Земля – если верить древней китайской пословице. Час Быка. Или Час Демона. Второе, пожалуй, точнее. И пусть до восхода солнца осталось не так уж и много – это время никогда не будет Светлым. Пусть так – но оно может быть моим. Сейчас я вижу нисколько не хуже тех, кто прошел здесь каких-то пять-десять минут назад.

Я остановился и опустил нос в примятую траву. Оборотни. Трое. Охотятся, хоть еще и не приняли сумеречный облик – к характерному запаху вервольфа примешивался запах резины, синтетики и дешевого кожзаменителя. Обувь, штаны, куртки. Для того чтобы напасть, им придется раздеться. Как хорошо, что я избавлен от этой не самой удобной особенности низших Темных.

Я чуть оттолкнулся от земли передними лапами и выпрямился во весь рост уже в человеческом теле. Сейчас скорость и нюх не так важны – оборотни идут на двух ногах. Куда хуже будет, если какой-нибудь запоздалый водитель выхватит светом фар трехсоткилограммовую серую тушу, крадущуюся по обочине. В Сумрак соваться пока не стоит – даже первый слой высушит меня за десять-пятнадцать минут. Обычный маг без труда мог бы подпитаться Силой, заключенной в амулете, но ничего подобного у меня не было. Только ночное зрение, слух, когти и зубы. И злоба. Очень-очень много волчьей злобы, которую я держал на привязи. Пока – держал.

Выбравшись обратно на дорогу, я перешел Батальонную и быстрым шагом двинулся в сторону парка. «Монрепо». Отличное место для ночной прогулки в выходные – если не боишься переломать ноги на узких тропинках и скалах. И даже закрытые после двадцати двух ноль-ноль в весенне-летний период железные ворота не останавливали сладкие парочки и юных любителей пива. И уж тем более семейство оборотней, вышедших на охоту.

Я увидел их, когда выглянула луна. Даже ближе, чем ожидал, – двести-триста метров дальше по улице. Три фигуры неторопливо двигались вдоль дороги. Разный рост, разная одежда – и все-таки было в них что-то общее. Обычные люди так не ходят. Быстро, размашисто, чуть нагнувшись вперед, будто готовясь в любой момент опуститься и продолжить охоту уже на четвереньках. Один – самый рослый и плечистый – вдруг обернулся. Не замедляя шага, я достал из внутреннего кармана плоскую флягу с коньяком и сделал пару глотков. Ауру Светлого мага им не увидеть – силенок не хватит, а вот запах алкоголя учуют и за километр – ветер дул мне в спину. Я – обычный пьяница, невесть зачем решивший побродить ночью. Вряд ли жертва – они шли не за мной. Вряд ли неожиданная, но приятная добавка к ужину. Вервольфы, как и вампиры, не слишком-то жалуют плоть пьющих людей. И уж точно не угроза. Так, досадная помеха. И все же старший оборотень явно что-то заподозрил. Я прошел еще пару десятков шагов и свернул к тускло подсвеченной вывеске «24 часа». То ли изрядно разросшийся ларек, то ли крохотный магазинчик на остановке. Еще лет пять назад такие стояли чуть ли не на каждом углу, но теперь их нещадно теснили супер-, гипер- и прочие маркеты.

Немолодая продавщица скользнула по мне равнодушным взглядом и снова погрузилась в журнальчик. Я украдкой прочитал заголовок. «Оборотни. Мифы или реальность?» Забавно. Рассказал бы я тебе, тетя. И мифы, и реальность, и такое, от чего седых волос на голове бы точно прибавилось. Только ведь не поверит. Все она знает – и про оборотней, которых не бывает, и про таких, как я. В смысле – полуночных пьяниц.

– Молодой человек, вам подсказать?

Ну вот, начинается. Впрочем, ее тоже можно понять. Здоровый лохматый мужик, заросший недельной щетиной. В куртке с капюшоном и широких штанах с перепачканными коленями. Плюс суровый коньячный выхлоп.

– «Честер», красный.

Я протянул сложенную вчетверо купюру.

– Красного нет. – Продавщица покачала головой, а потом вдруг подалась вперед. – Молодой человек, что у вас с глазами?

Я отвернулся и рывком надвинул капюшон чуть ли не до середины лица. Неужели уже… началось? Черт.

– Вам «Скорую» вызвать?

Хорошо хоть не полицию.

– Нет, спасибо, – пробормотал я, выходя обратно на улицу.

Без сигарет. Зато с твердой уверенностью, что одним мифом про оборотней только что стало больше.

* * *

– Дисциплина. – Я сплюнул себе под ноги. – Аккуратисты, мать вашу.

Три стопки одежды лежали на камне буквально шагах в двадцати за оградой парка. Легкие летние куртки – почти одинаковые, джинсы, спортивные штаны. Шовчик к шовчику. Даже носки сложили. И обувь – тоже в ряд. Строго, будто по-военному. Три пары недорогих кроссовок.

Время утекало, как вода сквозь решето. Удивительно, что оборотни вообще смогли сохранить одежду целой – в полнолуние им всегда срывает башню. А тут еще и предвкушение охоты. Старший явно умел держать свою стаю в узде – поэтому до сих пор не попались. Но сегодня все должно закончиться. Я втянул носом воздух и перешел на бег. Прямо, не сворачивая. Для людей в парке хватало и широких дорожек, и тропок, но мне они не нужны. Мое сумеречное «Я» довольно рычало внутри.

– Потерпи, – выдохнул я. – Еще немного.

Не так просто показать Волку, кто из нас главный. Уже десять с лишним лет нам приходилось делить одну шкуру, и он до сих пор продолжал огрызаться. Особенно когда на черном небе появлялся бледно-желтый диск. Еще сотни две метров я из принципа пробежал на своих двоих, то ныряя в Сумрак, то вываливаясь обратно в обычный мир. Но потом уступил.

Как можно объяснить такое тем, кто всю жизнь живет в человеческом теле? Пожалуй, больше всего это похоже на переключение фар с ближнего на дальний свет. Только что ты видел на какие-то жалкие пять-семь метров – и вот в спину будто бы бьет прожектор, и ночь становится похожей на день, раздается во все стороны. Безмолвие наполняется тысячами звуков и запахов. Вода, трава, бензин. Цикады, птицы, железная дорога. Отсюда я слышал даже автомобили на Островной. А меня не слышал никто. Волчьи лапы ступают мягко. Легкий ветер будто бы подталкивал меня в мохнатую спину – давай быстрее. Больше чувств. Меньше сомнений и страхов.

Уже у самой кромки я замедлил бег и вновь запер Волка в двуногую оболочку. Таиться больше не было нужды. Далеко внизу и впереди по залитой лунным светом широкой тропе шагали парень и девушка. Молодые и влюбленные. Ужин. Охотники крались за ними прямо подо мной – три косматых силуэта, почти сливающиеся с тенью скалы. Я перемахнул через валун и скользнул лопатками по влажному холодному камню. Высоко, метров пять, а то и все семь. Подошвы ботинок громыхнули о землю. Тело привычно погасило инерцию, но боль все равно прокатилась от колен через позвоночник и застыла занозой в левом плече. Ничего, на мне все быстро заживает.

– Всем выйти из Сумрака!

Как много бы я дал, чтобы произнести когда-то давно заученную формулу полностью. Но теперь мне осталась только вторая ее часть. Слабая и немощная, даже не требование, не приказ. Пожелание. С которым никто уже два года не обязан был считаться. Впрочем, оборотни редко охотятся в Сумраке.

Они приняли человеческий облик почти одновременно. Но старший все-таки чуть опередил остальных и первым шагнул мне навстречу. Здоровенный мужик с наполовину поседевшей головой даже без одежды не утратил стати и выправки. Мне сразу вспомнились аккуратно сложенные на камне вещи. Неужели и правда военный?.. Вожак стаи. Отец. Не только по инициации, но и, похоже, по крови. Старший сын выглядел слегка уменьшенной копией родителя. Младший еще не успел набрать матерости, но уже вытянулся почти с брата.

Да. Вот оно. У пацана не было регистрационной печати. Моя палочка-выручалочка. Индульгенция. Чтобы начать расследование, Дневному Дозору придется для начала признать и нелегальную инициацию, и охоту без лицензии. А в таких случаях Темные не стеснялись сдавать своих. Даже живых – а уж тем более мертвых.

– Уходи, Светлый, – прорычал отец семейства. – Никто не может запретить мне быть здесь.

– Сколько угодно. – Я развел руками в стороны. – Доброй ночи, пушистые. Я вот только не пойму – вас тут вообще сколько? Печати в Сумраке две болтается, а тут… Раз, два… три?

– Иди проспись, – раздраженно бросил старший сын.

– Уходи, – повторил отец. – Это тебя не касается. Ты больше не дозорный.

Узнал. Сложно не узнать. Но все равно пока они видели только то, что я хотел им показать. Изгоя, заросшего щетиной пьянчугу, от которого отказались даже свои. Иного, который уже давно не мог даже поднять с земли свою истинную тень.

– Не дозорный. – Я стянул с головы капюшон. – Но сообщить о незаконной инициации – мое право. Так, Темный?

– Чего ты хочешь? – рявкнул оборотень. – Какое тебе дело?

Так всегда. Презрение, непонимание. Потом – жалкая попытка торговаться.

– Сообщи в Ночной Дозор. – Я сложил руки на груди. – Проси снисхождения и суда.

– Или что?!

Первым сломался старший сын. Почти такой же сильный, как отец. Но глупый – тот, кажется, все-таки успел догадаться, что попал в ловушку. Но все равно особого выбора у них уже не оставалось. Трое на одного, вокруг – ни души. Темная августовская ночь. Парк «Монрепо». На одной чаше весов – Трибунал. На другой – насквозь провонявший дешевым алкоголем Светлый маг. Парень метнулся вперед, на ходу преображаясь. И тогда я ударил. Без всякой магии – чуть присев, а потом резко крутанув корпусом и выбрасывая вперед руку. Мой кулак врезался оборотню в подбородок, прямо под начавшиеся меняться зубы. Хруст лопающихся позвонков еще отдавался в локте, а я уже проваливался на первый слой Сумрака. И сразу дальше – на второй. Оборотни расплылись черными тенями. Массивными, грозными, но слишком медлительными и неповоротливыми. Младший пацан даже не успел перекинуться. Я только слегка мазанул его когтями по шее, отшвыривая в сторону. Чтобы встретить главного противника уже в облике Волка. Папаша-вервольф с ревом буравил Сумрак, подбираясь ко мне. Крупный – но здесь, на втором слое, я все равно почти вдвое тяжелее и сильнее.

Маги-перевертыши во многом сродни оборотням. С той только разницей, что абсолютное большинство оборотней обречено всю свою жизнь оставаться на самых низких уровнях Силы и довольствоваться лишь жалкими крохами со стола Темных магов, ведьм и Высших вампиров. Светлый перевертыш – куда более серьезная боевая единица. Все-таки полноценный маг с нестандартным, пусть не слишком богатым, но смертоносным арсеналом умений.

Я опрокинулся на землю, сминая синий мох и пропуская вервольфа над собой. Каждое мгновение здесь высасывало из меня Силу, но ему было еще тяжелее. Он привык охотиться на беззащитных людей в обычном мире. Меня учили драться в Сумраке. После пары свирепых прыжков оборотень едва держался на лапах. Его глаза больше не сверкали яростью, а лишь тускло мерцали в серой дымке желтыми огоньками. Пора. Я навалился на него, когтями вмял голову в землю и погрузил клыки в беззащитную шею. Вервольф заскулил, последний раз дернулся и затих. Можно даже не добивать – за меня это сделает Сумрак. Я вывалился обратно в человеческий мир и кое-как поднялся на ноги. Отец вот-вот упокоится на втором слое. Старший сын лежал без движения в нескольких шагах – с переломом позвоночника не справилась даже бешеная регенерация оборотня.

Пацана я нашел сразу. Пятна крови вывели меня за поворот дороги к жиденьким кустикам.

– Требую снисхождения и суда, дозорный!

Голосок у него оказался совсем не под стать внешности. Тоненький, почти детский. Сейчас он и казался ребенком – голым, перемазанным собственной кровью и до смерти перепуганным. Я не торопясь подошел.

– Требую снисхождения и суда…

– Папа тебя многому научил, да? – Я снова потянулся за флягой. После такого всегда хотелось напиться. – Охотиться. Складывать одежду. И самое главное – что делать, если попадешься.

– Требую снисхождения и суда, дозорный!

На этот раз голос звучал еще тише. Жизнь капля за каплей уходила из оборотня. Человеческое тело куда более хрупкое, чем волчье.

– А могло бы получиться. Залечить рану, свалить все на покойного папашу, выпросить у Ночного Дозора регистрацию. И ведь дали бы. Взамен на встречные уступки от Темных, разумеется. Раз в год – лицензия. Кушал бы себе и кушал, рос бы, сил набирался. Своих бы детишек завел… Только правильно папка твой сказал. – Я присел на корточки и наклонился к самому лицу умирающего пацана. – Я больше не дозорный.

* * *

– Берлога.

Петр Валентинович высказался коротко и по существу. Как всегда. В первую очередь я почему-то обратил внимание на щегольские остроносые ботинки. Не лакированные, но все равно ослепительно сияющие. И совершенно неуместные посреди бедлама, который я называл жилищем. Да что уж там – весь Петр Валентинович здесь казался неуместным. Аккуратно зачесанные назад седеющие волосы, очки в прямоугольной оправе и чуть рыжеватые от табака усы. Джинсы, скромный, но наверняка дорогущий ремень, рубашка в мелкую клетку и темно-синий короткий пиджак. Без галстука – кажется, это называется «современный бизнес-стиль». Вылитый руководитель среднего звена из одной из скандинавских стран. Пожалуй, так оно и было. Отчасти. Все-таки Выборг – почти Скандинавия. А уж шеф Ночного Дозора – пусть далеко не самого крупного и сильного в России – это куда серьезнее, чем какой-нибудь топ-менеджер.

– И вам добрый вечер.

Я поймал качавшуюся туда-сюда грушу и стянул перчатки. Никогда не любил, когда меня отвлекали. В последний раз это было… Что ж, похоже, очень давно – раз я даже не мог вспомнить. Повод пригласить кого-то к себе выдавался нечасто, а от случайных гостей вроде взломщиков или налоговой инспекции старый ангар на самом краю города защищали охранные заклятья. Но маги первого уровня редко ходят в гости случайно.

– Берлога, – повторил мой бывший шеф, брезгливо отодвигая ногой то ли пакет, то ли скомканную газету. – Нора. Ты здесь вообще прибираешься?

– По мере загрязнения. – Я пожал плечами. – В среднем раз в месяц. Чаю? Кофе?

– Не думаю. – Петр Валентинович скользнул по мне глазами. – А ты не так уж и плохо выглядишь. Куда лучше, чем твое логово.

– Витамины. – Я швырнул перчатки на полку и потянулся за футболкой. – И правильное питание.

– Еще какое. – Шеф шагнул к стене и задумчиво провел кончиками пальцев по четырем бороздкам, впечатанным в железо. – Значит, все-таки занимаешься… Я-то другое слышал.

– Пьянство и женщины? – ухмыльнулся я.

– В основном – первое, не льсти себе. – Петр Валентинович прошел чуть дальше и снова огляделся по сторонам. – Слухи. Можно подумать, что без Дозора твоя жизнь…

– Скатилась в полнейшую задницу. – Я мотнул головой. – Петр Валентинович, мне, конечно, приятно…

– Три оборотня. Парк «Монрепо». – Шеф сложил руки на груди. – Полторы недели назад. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Что ж. Рано или поздно этот день должен был наступить. И отпираться нет никакого смысла. Я неторопливо дошел до раковины и включил воду.

– Никакой шумихи – как всегда. Пара молодоженов-оборотней пропала без вести. Полгода назад. Вампир без регистрации убит на Думской в Питере. Три месяца назад. – Шеф развернулся на пятках и зашагал в обратную сторону. – Или были еще… случаи?

– Никто не обязан свидетельствовать против себя.

Я засунул разгоряченные от бокса ладони под ледяную струю.

– Наверное, думаешь, что ты очень умный. – Петр Валентинович уже не мог скрыть раздражения. – Изображать алкоголика, вести свою собственную маленькую партизанскую войну против мелюзги, у которой рыльце в пуху, и не попадаться. Блеск.

– Это не проблема Ночного Дозора. – Я плеснул себе в лицо воды и закрутил кран. – Я сам по себе.

– Нет никакого сам по себе, Саша, – вздохнул Петр Валентинович. – Ты помнишь, за что я убрал тебя из своего Дозора?

– За чрезмерное служебное рвение?

– Не паясничай.

На этот раз шеф говорил куда громче. Мало что могло вывести из себя невозмутимого Петра Валентиновича. Годы, опыт и, разумеется, должность давно уже наложили на него свою печать. Никто толком не знал, откуда шефа перевели в Выборг. Поговаривали, что раньше Петр Валентинович возглавлял Дозор где-то за Уралом. Я охотно верил. Обычно спокойный и подчеркнуто вежливый шеф, культуре речи которого мог позавидовать самый коренной из всех коренных петербуржцев, иной раз срывался. И в такие моменты я почему-то с легкостью представлял этого высокого усатого мужика не в деловом костюме, а в чем-то вроде засаленной «горки» и кирзовых сапог, воспитывающего нерадивых подчиненных витиеватыми матерными конструкциями не менее трех этажей. А то и увесистыми затрещинами. По-отцовски – аккуратно, но сильно.

Видимо, на этот раз Темные не поленились накатать целую кипу кляуз. Петр Валентинович пытался сдержаться. Не вышло. В ангаре ощутимо полыхнуло Силой.

– …твою мать, Волк! – Шеф грохнул кулаком по столу так, что вся плеяда немытых кружек синхронно подпрыгнула и опасно сместилась к краю. – Ты понимаешь, что нам светит?

– Заявление от Дневного Дозора? – рискнул предположить я.

– Если бы так, Саша. – Шеф шумно выдохнул. – Если бы так. От Инквизиции.

– Ага. – Моя рука, тянувшаяся за полотенцем, застыла в воздухе. – Серые.

Странно. Обычно Инквизиция не интересуется такой мелочью, как развоплощение оборотней или вампиров. Впору собой гордиться.

– Серые. – Петр Валентинович уже взял себя в руки. О вспышке сейчас напоминали только донельзя хмурые брови. – Сообщение о тройном убийстве с настоятельной… – Шеф сделал паузу и подчеркнуто повторил: – Настоятельной рекомендацией проверить всех магов-перевертышей. Особенно ранее состоявших в Дозоре или числящихся в оперативном резерве. Знаешь, сколько таких в Выборге?

– Пусть вызывают на Трибунал. – Я пожал плечами. – Они напали первыми. Любой Иной имеет право защищать себя.

Шеф явно хотел что-то возразить, даже успел открыть рот – и тут же закрыл. Покачал головой.

– Дурак ты, Саша, – печально проговорил он. – Простых вещей не понимаешь. Или не видишь.

А сам Петр Валентинович видит. Конечно, видит. Интриги, провокации, сложные операции. Возможности выбить чужих. Необходимость жертвовать своими – ради Великого Дела Света. Шеф намного умнее меня. Опытнее. Наверное, это неизбежно происходит со всеми Иными, разменявшими вторую сотню лет. Однажды и я поумнею. И спокойно пройду мимо оборотня или вампира, спешащего на охоту.

– Дурак, – охотно согласился я. – И хорошо, что дурак. Умные все у вас в Дозоре.

– Дело не в том, – похоже, шеф потерял всякую надежду втолковать мне что-либо и просто размышлял вслух, – что тебя обвинят в убийствах. И даже не в том, что Дневной Дозор может получить права на ответные воздействия, если тебя оправдают… Ты знаешь, где находится Саранск?

Я чуть не повесил полотенце мимо крючка. Нет, конечно, шефу не раз случалось резко менять русло разговора, но такое…

– Понятия не имею, – осторожно отозвался я.

– Находится он далеко. – Петр Валентинович сам ответил на свой вопрос. – А если точнее – в Республике Мордовия. И сегодня утром я получил оттуда письмо с просьбой о помощи.

– Вы, – на всякий случай уточнил я. – Не Москва, не Питер, не… кто у них там поблизости? Именно вы. Выборгский Дозор.

– Именно я, – кивнул шеф. – На личную почту. Не служебную. Без подписи. С левого адреса.

– Это как? – Я поморщился.

– А вот так, – хмуро произнес Петр Валентинович. – Неизвестный почтовый ящик на бесплатном сервере. Однодневка. Теперь понял?

Я кивнул. Не знаю, скольким из Дозора был известен личный мейл шефа. Я в их число, разумеется, не входил.

– Естественно, я сразу же обратился к коллегам из Саранска по телефону. – Петр Валентинович извлек из внутреннего кармана пиджака сигареты. – И естественно, что никакого письма мне никто не отправлял. Хотя помощь им действительно нужна… Саш, тут можно?..

– Можно, можно. – Я махнул рукой и тоже взял со стола пачку. – И что в Саранске?

– В Саранске пропадают дети. – Петр Валентинович щелкнул зажигалкой и затянулся. – За последний месяц – четверо. В возрасте от шести до одиннадцати.

– Разве это касается Дозоров?

– Возможно, нет. Но Дозоров касается подставное письмо, – отрезал Петр Валентинович. – Утечка информации.

– Допустим. – Я уселся на край стола. – Тогда я не понимаю только одного: при чем здесь я и оборотни в «Монрепо».

– При том, что пока я еще могу тебя прикрыть. – Шеф порыскал глазами в поисках пепельницы, вздохнул и демонстративно стряхнул пепел прямо на пол. – Мы будем вынуждены проверить всех, на кого укажут Инквизиция и Дневной Дозор. У тебя есть день, чтобы уехать из города. Может быть, два.

– В Саранск? – догадался я.

– Да. – Петр Валентинович кивнул. – Им действительно может понадобиться помощь, Саш.

– Надолго?

– Пока я не разберусь с Инквизицией.

Я сжал зубы. Все-таки вещи нужно называть своими именами. Для того чтобы выручить далекий саранский Дозор, существуют официальные запросы и штатные сотрудники. А что мы имеем здесь? Письмо без подписи и уволенный два года назад перевертыш. Чушь.

– Петр Валентинович, – мне почему-то стало смешно, – давайте начистоту: вам просто нужно убрать меня подальше от Инквизиции. И заодно из Выборга вообще. Мешаю?

– Мешаешь. – Шеф не стал спорить. – Но в первую очередь это нужно тебе самому.

– Нет. – Я отправил окурок в урну. – И не надо пугать меня Трибуналом.

– Развоплощение – довольно болезненная процедура, – проворчал Петр Валентинович. – Тебе вряд ли понравится.

– Честно говоря, мне все равно. – Я развел руками. – Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей.

– Откуда в тебе столько фатализма? – Шеф протяжно вздохнул. – Фатализма, злобы, хамства… как ты вообще получился Светлым?

* * *

Черт. Где-то чуть ниже левой ключицы привычно кольнуло. Хорошо меня тогда Петр Валентинович подлатал, даже шрамов не осталось. Но кое-что не исцелить и магу первого уровня. Десять с лишним лет прошло, а до сих пор иногда… накатывает. Странная штука – память. Я уже давно забыл, во что были одеты Лика и Маришка, о чем мы тогда болтали. Даже день не помню – то ли семнадцатое декабря, то ли двадцать третье. А вот вывеску ларька у «Пионерской» – помню. «Пиво. Соки. Табак». Я тогда еще удивился – чего ее на ночь не выключили, все равно ж закрыто все.

А еще помню холодный ветер. И уродливые тени, вдруг появившиеся из ниоткуда прямо посреди снежной круговерти. Огромные, длинные, тощие.

– Пап, смотри – собачки! – Маришка показала ручкой.

Без варежки. Опять потеряла…

Потом закричала Лика. И тут же что-то ударило меня в спину, швырнуло в снег. Я кое-как поднялся, метнулся вперед, размахнулся. Снова упал и снова поднялся. А потом вдруг понял, что не слышу ничего. Вообще ничего – ни криков, ни возни. Просто стою на коленях, сжимая в руке невесть откуда взявшийся обрезок стальной трубы. Самая крупная из зверюг шагнула из качающегося туда-сюда полумрака. И смотрела на меня янтарно-желтыми глазами – совсем не злобно. Внимательно и долго. Очень долго.

Пока где-то сбоку не закричали. «Ночной Дозор, всем выйти из Сумрака!» И вспышки света. Одна, другая, третья… Как фотоаппарат. Я еще подумал – журналисты, что ли? Только откуда им взяться у метро в два часа ночи? И куда пропали эти… которые волки?

Дальше помню перепуганное и бледное как мел лицо молодого парня – я тогда еще не знал, что он старше меня почти на двадцать лет. И что он Иной, я, конечно, тоже не знал. И что Иные вообще существуют – не знал. Парень вцепился мне рукой в шею, и сразу же стало тепло. Я закрыл глаза.

– Ну, ты чего, родной? Не спи. Помогай, я один не смогу!

У него тогда еще пальцы похолодели. Как ледышки стали. Он там и повалился – рядом со мной. И зашептал какую-то ерунду.