Kitobni o'qish: «Горчаков. Юнкер»
Глава 1
– Проснулась?
Лена не ответила – во всяком случае, словами. Негромко фыркнула, заерзала, убрала под одеяло умопомрачительную ножку – и отвернулась. Наверняка ей было жарко – солнце уже как следует нагрело крышу прямо над ее крохотной квартиркой, да и ночка выдалась… горячей.
И все-таки госпожа репортер старательно пряталась.
– Проснулась, – утвердительно повторил я, пристраиваясь на край кровати. – Доброе утро.
Из-под одеяла послышалось что-то среднее между ворчанием и… мяуканьем?
– Не понимаю по-кошачьи. – Я улыбнулся и опустил ладонь туда, где под толстой тканью по идее должна была находиться попа. – Потрудитесь объяснить, сударыня.
– Между прочим, я на тебя еще немного сержусь. – Лена высунула из-под одеяла кончик носа. – Вот!
Важное замечание. И, главное, своевременное.
– Лен, ну ты же должна понимать, – вздохнул я. – У меня вообще-то брата убили!
– Да я не про тогда… – Лена вылезла примерно по шею. – А про вчера! Что ты вообще о себе возомнил? Пришел – и думаешь, что я тут же должна скидывать с себя одежду?
И с себя, и с меня. Как она, в общем, и сделала.
– Ну, не то чтобы должна-а-а… – протянул я, забираясь рукой под одеяло. – Будем считать, что мы оба соскучились.
– Ничего не знаю! – Лена смешно дернула ногой и попыталась отползти к стенке. – Ваше сиятельство – негодяй. Соблазнили бедную девушку…
Дальше я слушать не стал – схватил покрепче и одним движением сдернул с бедной девушки одеяло. Та визгнула, безуспешно попыталась прикрыться руками – и вдруг порхнула мне на колени.
– Нет. Бесполезно. – Лена обвила меня руками и мягко ткнулась губами куда-то под ухо. – Кажется, я не могу на тебя сердиться… представляешь?
– Охотно. – Я пристроил ладони на тонкую талию. – Я больше так не буду.
– Что значит – не буду?!
Лена повалила меня на кровать. Я, разумеется, не сопротивлялся. Она уж точно не хуже меня знала, что делать, и если уж решила немного покомандовать… почему нет?
– Ваше сиятельство в плену. – Лена обхватила мои запястья, будто сковывая, и уселась на меня сверху. – И любая попытка к бегству будет расценена…
В общем, утренний кофе пришлось отложить. Домой я так и не позвонил – ни вчера, ни утром, но особых угрызений совести по этому поводу не испытывал. Миша едва ли сильно расстроится, пропади я вдруг пропадом, а дед с Андреем Георгиевичем наверняка и так прекрасно все знали. Среди полутора десятков плетений, которыми меня обвешали, как новогоднюю елку, просто не могло не оказаться хотя бы одного следящего заклятья.
А скорее, пары-тройки: разобраться с половиной я так и не смог, а какие-то, вероятно, и вовсе не заметил – не хватило ни класса, ни опыта, ни даже грубой силы Дара. Дед работал изящно, маскируя контуры под мой природный фон. Какие-то из них завязывались на исцеление, какие-то – на защиту от высокоуровневой магии… а какие-то должны были сработать только в том случае, если по мне принялись бы палить из винтовок. Не самые надежные – Панцирь, Латы или стандартный Щит сработали бы, пожалуй, получше.
Но не ходить же по столице упакованным в магическую боевую броню.
Вряд ли после случившегося кто-то всерьез посчитал бы меня трусом, а деда – излишне осторожным. И все же полноценный защитный «обвес» не только вызвал бы слишком много пересудов, но и доставил бы некоторые… скажем так, бытовые неудобства.
Лена без труда стащила с меня рубашку, но на Латы ее бы точно не хватило. И вечер однозначно бы не удался. А защиты мне хватало и так – и новообретенной, и своей собственной.
Не говоря уже о трех машинах, следовавших за мной везде и всюду. Здоровенную серую «Волгу» с тремя охранниками мне навязал Андрей Георгиевич, не оставив даже шанса на возражения. А две других – неприметные легковушки, покрытые пылью чуть ли не до самой крыши, – заметил уже позже. И почти случайно – рассказывать мне о них, разумеется, никто не собирался.
Приходилось понемногу привыкать. К счастью, положительные моменты тоже имелись…
– Немного утреннего самолюбования? – улыбнулась Лена.
– Не совсем. – Я вздохнул и положил свежий номер «Вечернего Петербурга» на край стола. – Просто думаю, как со всем этим… жить дальше.
Александр Горчаков – герой или преступник?
Я снова загремел на первую полосу – и на этот раз с заголовком впятеро громче любого из предыдущих. Статью я уже читал: дважды вчера вечером и только что, за кофе – освежить в памяти. На этот раз газетчики полоскали меня весь первый разворот… но, надо сказать, делали это с уважением. Пожалуй, даже с нотками восхищения. История юного князя, в один день потерявшего старшего брата и в одиночку раскрывшего целый заговор, трогала чуть ли не до слез. Конечно, мне досталось и за стрельбу, и за драку, и за гонку на чудовищной машине без номеров – но все это выглядело по меньшей мере оправданным.
Под стать статье была и фотография. Четкая, качественная, едва не на половину разворота. Явно Ленина… но не совсем. Откровенной ретуши я так и не разглядел, но что-то подсказывало: вряд ли после всего случившегося я мог сидеть на капоте машины так красиво. Тяжеловесно, вальяжно, пристроив ногу куда-то на радиатор – будто специально позировал. И смотрел не в кадр, а куда-то в сторону, вдаль – да еще и с фирменным усталым прищуром героя американского боевика.
В общем, обласкали… хоть и с оговорками.
– И даже не под твоим авторством. – Я скосился на низ газетного листа и снова прочитал незнакомую фамилию. – Как-то непривычно, что ли…
– Увы. По рангу не положено. – Лена отставила чашку с кофе и указала пальцем в потолок. – Тут с самого верху… велели.
Похоже, кто-то там теперь меня очень любит… Или, что вероятнее, получил вполне конкретные указания.
А столичная публика – официальную версию событий, пусть и слегка «желтоватую». Юный князь Горчаков – герой… хоть и хулиган-беспредельщик. Совсем не юный поверенный Колычев – предатель, решивший рассорить два могущественных дворянских рода, чтобы под шумок прибрать к рукам кое-какие ценные бумаги, а заодно и прикрыть свои темные делишки кровью. Небольшая заварушка на Фонтанке, пять трупов… и вовремя подоспевшие городовые. Событие громкое, но не такое уж, в сущности, и масштабное.
При детальном рассмотрении версия «Вечернего Петербурга» тут же начинала трещать по швам. Но в целом смотрелась достаточно убедительной – и наверняка устроила если не всех, то многих.
– Какой-то ты мрачный…
Голос Лены прозвучал чуть обиженно. Неудивительно – ночь с красоткой, статья, выставляющая меня чуть ли не спасителем империи, утренний кофе, лето, солнце, пробивающееся сквозь занавески на кухне… Нормальный человек на моем месте просто обязан был излучать довольство и радость.
– Не мрачный. – Я улыбнулся и осторожно отхлебнул из чашки. – Просто задумчивый.
– Угу… Была у меня одна штука интересная. – Лена поболтала босыми ногами. – А теперь даже не знаю, показывать тебе или нет.
– Показывай. – Я пожал плечами. – Если уж и правда твоя штука… такая интересная.
Но, похоже, еще и то ли неприятная, то ли и вовсе опасная. На мгновение Лена явно успела пожалеть, что вообще завела разговор, – но делать было нечего. Поднявшись со стула, она поковырялась где-то в шкафчике для посуды… и положила передо мной фотографию.
Похожую на ту, что попала на первую полосу. Только взятую крупным планом: Настасьиной машины в кадре почти не осталось – лишь часть крыши за моим плечом. Сам я оказался справа, поместился где-то по плечи и вышел слегка размазанным – чуть-чуть не попал в фокус.
Зато попал Багратион. Похоже, Лена сфотографировала нас сразу после окончания разговора: светлейший князь уже развернулся ко мне спиной, но отойти еще не успел. Он оказался чуть ближе к камере и по странному совпадению чуть ли не копировал мою позу: вполоборота, с опущенными плечами и слегка наклоненной головой почти в профиль.
Багратион был чуть ли не втрое старше меня и уже успел поседеть, но сходства не заметил бы разве что слепой. Природа не наделила меня ни носом с горбинкой, доставшимся светлейшему князю от грузинских предков, ни серебристой щетиной на щеках, но контур лба, линия волос по бокам, на висках, форма губ…
Приехали.
– Кто-нибудь еще видел эту фотографию? – быстро спросил я.
– Я что, похожа на дуру? – Лена нервно усмехнулась. – Нет, конечно. Не знала, надо ли даже тебе показывать…
– Надо, – вздохнул я, складывая снимок пополам. – Негатив уничтожь… и никому ни слова, поняла?
Как же так, мама?..
Нет, конечно, все это вполне могло оказаться игрой света, эффектом кадра, странным совпадением… если бы не объясняло многое из того, что случилось за последние дни. К примеру – интерес одного из первых чинов империи к самому обычному… мне. Шестнадцать с половиной лет я не демонстрировал выдающегося Дара, не высовывался, ограничиваясь стандартным для малолетнего столичного мажора набором прегрешений, – но после той аварии все пошло кувырком. И Багратион тут же появился: наставлял, советовал поберечь себя – и в конце концов презентовал визитку.
Решил взять под крыло, чтобы защитить? Действительно нуждается в моей помощи? А может, и то и другое разом?
– Ну и видок у тебя. – Лена нервно хихикнула и втянула голову в плечи. – Ты что, задумал меня убить?
– Тебя?.. – пробормотал я. – Тебя – точно нет. Но ты правда молчи.
– Как рыба об лед! – Лена демонстративно прикрыла рот обеими руками. – Ты сам-то как… в порядке?
– Вроде да. – Я пожал плечами. – Хотя, конечно…
Я старался не подавать виду, но чего уж там – чувствовал именно то, что непременно должен был чувствовать на моем месте человек, вдруг узнавший, что не имеет никакого отношения к собственной семье.
И что брат Миша ему вовсе не брат, а дед – вовсе не дед.
Да с чего я вообще это взял?! Из-за одной фотографии, да еще и не самой четкой? Из-за поведения Багратиона, которое я в любом случае не смог бы объяснить?
Спокойно, Горчаков. Вдох, выдох – и никаких лишних телодвижений. Судьба подкинула очередную загадку. Не первую, не последнюю и, черт возьми, даже не самую важную из тех, что и так приходилось держать в голове. Даже если моя почтенная маменька лет этак семнадцать назад имела глупость не устоять перед обаянием одного светлейшего князя, это уж точно не повод дергаться.
Да и что я могу сделать? Явиться к Багратиону в кабинет и броситься на шею с криком «Папа!»? Тайно попросить Бельскую сделать какую-нибудь экспертизу? Рассказать деду?.. Нет, уж точно не это. Со старика станется прибить меня на месте. Самое лучшее – просто присмотреться к тому, что будет дальше. И не нервничать. В конце концов, если уж подобная тайна каким-то чудом не вылезла столько лет – с чего бы ей вылезать теперь?
Я изо всех сил успокаивал себя, но вдруг понял, что при этом пытаюсь хотя бы примерно посчитать людей, которые видели нас с Багратионом вместе. А заодно – прикинуть, кто из них мог оказаться достаточно внимательным, любопытным, дотошным… и рискованным, чтобы начать задумываться о чем-то настолько неудобном для верховного жандарма империи.
Да уж… Дела. Если все это не просто совпадение, фамилия семьи и авторитет самого Багратиона не смогут прикрывать меня вечно. И тогда…
– Я, пожалуй, пойду. – Я поднялся из-за стола. – Только не обижайся, ладно?
– Да куда уж тут, – вздохнула Лена. – Я… я понимаю. Наверное, это непросто.
Еще как. Одевался и шнуровал ботинки я в гробовой тишине. Пробормотал на прощанье что-то приторно-сладкое, попереминался с ноги на ногу в прихожей и, не дождавшись ответа, вышел за дверь. Лена так и не вышла проводить. То ли просто испугалась, то ли почему-то решила, что мне сейчас лучше побыть одному.
Пожалуй, так оно и было – по лестнице я спускался в несколько… смешанных чувствах. Какая-то часть меня упорно отказывалась верить, какая-то выискивала подтверждения – и, разумеется, находила. Третья готова была чуть ли не разреветься прямо здесь, на ступеньках. А четвертая стыдливо… радовалась?
Может быть. Ведь если так – мой отец вовсе не погиб в страшной аварии два года назад, а…
– Ох-ох-ох, паршивцы… Вот я вас!
Выходя из Лениной парадной на улицу, я едва не налетел на невысокого старичка, которому вздумалось покормить голубей во дворе – да еще и в опасной близости от двери. Я уже собрался было вежливо взять дедка за плечи, чтобы на всякий случай отодвинуть подальше…
И замер.
Нет, ничего яркого или запоминающегося в нем не было – ни тогда, ни сейчас. Та же несуразная одежда – пиджак с вытертыми локтями, видавшие виды брюки и сандалии на босу ногу. То же пенсне – два круглых и блеклых стеклышка на носу.
И тот же скрипучий голос, услышав который тут же замолкли даже дед с Багратионом.
– Прямо… вот сюда, представляете? – улыбнулся старичок, указывая на испачканный голубиным пометом рукав. – Птицы – чего с них взять? Божьи твари.
Почему-то все это… нет, не то чтобы пугало – но казалось жутковатым. И в первую очередь оттого, что я не засек никаких эманаций Дара. Старикашка с его силищей должен был «фонить» за километр – а я не чувствовал. Вообще ничего.
Ноль, пустышка – и это при том, что мы стояли на расстоянии вытянутой руки!
– Добрый… доброе утро, – пробормотал я.
– Здравствуйте, Александр. – Старичок отошел чуть в сторону – видимо, чтобы мне не пришлось тесниться у двери. – Могу я спросить – не найдется ли у вас минутка-другая для пожилого человека?
Ага… Попробуй тут не найди.
– Разумеется. Сколько угодно, ваше… благородие.
– Никакое я не благородие, и не был никогда. Лишнее это все, юноша, наносное… – задумчиво проговорил старичок – и вдруг, спохватившись, протянул мне руку. – Дроздов, Василий Михайлович! Будем знакомы.
– Будем… – Я осторожно пожал тонкие сухие пальцы. – Очень приятно.
Дроздов… Не самая звучная фамилия. Разумеется, не редкая – и не факт, что дворянская. Впрочем, по его же собственным словам, Василий Михайлович никогда не носил ни титула, ни чина.
Его речь звучала странно – знакомые с детства фразы почему-то казались непривычными. Он говорил… нет, не с акцентом. Просто как-то иначе. Будто то ли всю жизнь прожил в провинции, то ли вовсе прибыл прямиком из тех времен, когда дед был моим ровесником – или того раньше.
Интересная личность – и непростая. Подобные Василию Михайловичу не разгуливают по дворам без причины. Ни в такое время, ни в любое другое.
– А я вот тут… птичек покормить зашел. – Василий Михайлович указал остатками батона на скамейку у стены. – Присядем, вы ведь не возражаете?.. Ноги у меня уже, знаете ли, не те.
Я послушно проследовал за древним Одаренным. Тот шагал не торопясь, не забывая при этом подманивать голубей белыми крошками. Бестолковые птицы суетились вокруг, хлопали крыльями, галдели, отбирая друг у друга лакомство, и лишь каким-то чудом не загадили нас обоих с головы до ног. Но моего спутника это, похоже, совершенно не смущало. Он раскидал остатки батона и, опустившись на лавку, достал из бездонного кармана еще один.
– Как самочувствие, Александр?
– Не жалуюсь, – проговорил я. – Чем обязан… таким вниманием?
– Любопытство, исключительно любопытство! – Василий Михайлович махнул рукой. – Княгиня Бельская справлялась о вашем здоровье – вот я и решил… проведать.
Ольга Михайловна? Целитель, буквально вытащившая меня с того света после аварии… а потом заявившая, что не имеет к моему чудесному спасению почти никакого отношения. Она просила рассказывать ей о любых странностях – но на робкие попытки начать разговор о загадочных изменениях личности отделалась медицинской байкой. Про того самого маркиза, который после сотрясения мозга вдруг воспылал почти противоестественной любовью к гусиному паштету.
– Так вы с ней… коллеги? – осторожно поинтересовался я.
– Коллеги?.. Можно и так сказать, можно и так. – Василий Михайлович заулыбался и снова принялся крошить голубям белый хлеб. – В сущности, мы ведь делаем одну работу. Только кому-то уготовано врачевать тело, а кому-то…
– Душу?
– Верно… Человеческие души, Александр, – кивнул Василий Михайлович. – Если уж возникает подобная необходимость.
– Что ж… – Я убрал ногу подальше от назойливых птиц. – С моей душой все в порядке.
– Вы уверены?
Глаза Василия Михайловича сверкнули за стеклышками пенсне задорными огоньками, и я вдруг понял, что он видит меня буквально насквозь. Без «просвечивания», без всякой магии способен заглянуть так глубоко, как не смог бы даже матерый менталист уровня Багратиона.
И рассмотреть то, что я тщательно скрывал – даже от себя самого.
– В конце концов, ваша душа, Александр… – задумчиво продолжил Василий Михайлович. – Ваша душа не похожа на остальные. Кто знает, какой путь ей пришлось…
Да твою ж…
– Более чем, сударь, – холодно отозвался я. – Смею вас уверить – душой я настолько же здоров, насколько и телом. Можете передать княгине мои наилучшие…
– Непременно передам. – Василий Михайлович склонил голову. – Прошу – не сердитесь на меня, Александр. У меня и в мыслях не было желать вам дурного. И уж тем более считать душевнобольным… В конце концов, только человеку незаурядному под силу сделать то, что вы сделали… и что еще, вне всяких сомнений, сделаете.
– Приятно слышать, – проворчал я.
– Считаю своим долгом сообщить, что мы будем присматривать за вами, Александр. – Василий Михайлович оторвал и бросил голубям еще кусок батона. – Особенно теперь. Нас всех ждут непростые времена.
– Это предупреждение? – не выдержал я. – Или угроза?
– Это необходимость, Александр. – Василий Михайлович со вздохом поправил пенсне. – Вам достался необычайный дар. Слишком значительный, чтобы зарывать его в землю или позволить ему погаснуть раньше срока. Так что мне искренне хотелось бы верить, что вы не откажетесь от нашей помощи… если она вам потребуется.
– Будто бы у меня есть выбор.
– Выбор есть всегда, Александр. – Василий Михайлович нахмурился и строго погрозил мне пальцем. – И уж поверьте, от вашего выбора однажды будет зависеть очень многое… Помните об этом.
– Как пожелаете. – Я пожал плечами. – Что-нибудь еще?
– Больше ничего, Александр. – Василий Михайлович мягко улыбнулся. – Не смею вас больше задерживать.
От рукопожатия мы оба воздержались. Я из чистого упрямства, древний Одаренный – судя по всему, из деликатности. Прощаться тоже не стали – беседа явно была неформальной и не требовала соблюдения каких-то особенных приличий. Даже с учетом колоссальной разницы и в возрасте, и в магическом классе, которую я даже не пытался оценить… Видимо, чтобы не расстраиваться.
Так что я просто поднялся, изобразил легкий поклон и направился к припаркованной на другой стороне двора машине. Обернулся, только когда уже сел за руль, – и почти не удивился, увидев, что скамейка у залитой утренним солнцем стены опустела. Василий Михайлович исчез, и о его присутствии напоминали только корки батона на асфальте.
А голуби все так же клевали крошки.
Глава 2
Машина свернула на Каменноостровский и покатилась к мосту. Неторопливо, вальяжно рокоча мотором – конечно, не таким, как у Настасьиного монстра, но тоже могучим. Какой и полагается «Чайке».
Доставшейся мне от брата. Я ехал на Костиной машине. Той же самой дорогой, что и в тот день, когда он умер у меня на руках. Когда я не успел оказаться рядом, чтобы помочь. Прикрыть Щитом, ударить в ответ… Да хотя бы просто затащить в дом, за крепкие и надежные родные стены. Вместе мы бы справились!
Но Костя остался один – и погиб. А те, кто убил его, – живы и спокойно разгуливают по Питеру. Возможно, где-то совсем рядом. Даже если Багратион и добрался до наемных стрелков, вряд ли они смогли рассказать больше тех, что штурмовали дом Воронцовых. Всего лишь исполнители.
А настоящий враг оставался в тени. Хитрый, могущественный. Грозивший не только моей семье и другим дворянским родам, но и самой империи.
И у меня к нему личные счеты.
Тоска и гнев снова шевельнулись где-то внутри, и Костина «Чайка» отозвалась сердитым рычанием. Я сам не заметил, как придавил газ. И полетел по Троицкому мосту, обгоняя неторопливые авто – с заметным превышением. Вряд ли кто-то стал бы меня ловить – машину наверняка хорошо знал каждый городовой в центре города, – но я все-таки с усилием заставил себя сбавить обороты.
Хватит с меня гонок. Да и туда, куда я ехал, лучше явиться с холодной головой. Думать придется много.
Я не стал лезть в карман за визиткой – и так помнил все ее содержимое наизусть, до последней буковки. Хоть и не собирался воспользоваться… в ближайшее время. Но теперь у меня появилась еще одна причина повидаться с верховным жандармом империи – и откладывать визит я не стал.
Как и предупреждать заранее, хотя того от меня требовали и приличия, и банальный здравый смысл. В конце концов, Багратион вовсе не обязан был сидеть у себя в кабинете на набережной Фонтанки, дом шестнадцать, ожидая, пока юный князь Горчаков соизволит почтить его визитом. Но мне почему-то хотелось заявиться без спроса. Не то чтобы застать врасплох – подобное едва ли возможно в принципе, – но хотя бы внести в предстоящую беседу… некий элемент неожиданности.
И надеяться, что непробиваемый действительный тайный советник хоть на мгновение потеряет равновесие – и я смогу увидеть… что-то.
Чужой взгляд я почувствовал даже до того, как припарковал «Чайку» на набережной. Кто-то «прощупывал» меня. Аккуратно, почти незаметно – еще неделю или две назад я бы, скорее всего, и не почувствовал. Но то ли мой Дар еще усилился, то ли сработала уже намертво вросшая привычка держать ухо востро – я не только ощутил чужое присутствие, но и смог примерно понять, откуда оно исходит.
Вовсе не из здания Третьего отделения, а откуда-то со стороны Летнего сада. Обернувшись, я увидел на Пантелеймоновском мосту – примерно в сотне метров – высокого мужчину в сером плаще. Нет, конечно, там были еще прохожие – но в глаза бросался почему-то именно он.
В отличие от остальных, мужчина никуда не спешил – он вообще не двигался, а просто стоял почти на самой середине моста, сложив руки на перила. Кажется, курил… или просто задумался о чем-то своем, глядя вниз, в мутную воду Фонтанки.
Нет, не он. Слишком расслабленный… и слишком близко. Заметивший меня Одаренный был заметно дальше – раза в полтора-два. Скорее всего, стоял где-то прямо за решеткой Летнего сада, скрываясь среди зелени. Но разглядеть я его, конечно же, не мог. И он то ли понял, что я его засек, то ли просто потерял интерес – чувствовать чужое присутствие я перестал сразу после того, как посмотрел на курильщика на мосту.
– Да чтоб тебя… – вздохнул я.
Стоило быть осторожнее. В конце концов, в последнее время в Петербурге стреляют – и нередко даже в князей… Но не бежать же сейчас туда, к саду, выискивая кого-то, кто вполне мог даже не быть злоумышленником. Есть дела и поважнее.
Я захлопнул дверь, обошел «Чайку» и направился к двери. Скучающий на посту снаружи городовой не обратил на меня никакого внимания – похоже, на угрозу имперским безопасникам я никак не тянул.
Зато внутри меня ждали. Крепкий мужик в штатском встретил меня взглядом, приподнялся из-за конторки – и тут же уселся обратно.
– Добрый, ваше сиятельство, – сказал он. – Проходите.
– Куда? – не понял я.
– Прямо и направо, кабинет в конце коридора. – Дежурный вытянул руку, показывая путь. – Его светлость ждет.
Ага. Вот тебе и устроил… сюрприз.
Двери – толстые, из темного дерева – выглядели солидно. Крепко, надежно… и чуть ли не одинаково. Не было даже номеров кабинетов и помещений – не говоря уж о должностях и фамилиях. То ли в Третьем отделении особенно рьяно относились к конспирации, то ли все, кому в принципе был открыт вход в святая святых имперских жандармов, и так прекрасно знали, зачем и куда следует идти.
Скорее второе. По пути мне встретились несколько человек – невыразительных, каких-то… средних, в одинаковых серых костюмах. И никто из них не то что не поинтересовался, что здесь забыл семнадцатилетний парень, – даже не посмотрел в мою сторону. Только в самом конце коридора я почувствовал касание чужого Дара: все-таки проверяли. К Самому вряд ли пускали кого попало – но я оказался в списке избранных.
На мгновение я испытал что-то вроде мандража. Едва ли беседа с Багратионом сулила мне какие-либо неприятности, но что-то подсказывало: после того, как я открою эту дверь, пути обратно – в переносном смысле, конечно же, – уже не будет.
И все же.
Я решительно взялся за ручку и вошел в кабинет.
– Присаживайся, Саша. И подожди пару минут… Не ждал тебя так рано.
Голос я узнал, но самого Багратиона разглядел не сразу, хоть его утопающая в полумраке обитель и не отличалась солидными размерами. Скорее, наоборот – оказалась неожиданно скромной для чина второго класса. Письменный стол – огромный, чуть ли не на половину кабинета, пара кресел для посетителей, узкий диван у стены, полка с документами, сейф и еще одна дверь в углу. Возможно, ведущая в куда более просторные покои: почти наверняка Багратиону порой приходилось засиживаться допоздна – а то и вовсе ночевать на службе.
Неудивительно, что при такой жизни он в свои неполные сорок пять так и не обзавелся семьей, хоть и считался одним из самых завидных столичных женихов. Наследник древнего и богатого рода грузинских князей, потомок героя Смоленской битвы, действительный тайный советник, могущественный Одаренный, истинный слуга государыни императрицы, блестящий кавалер… пресса разной степени желтизны приписывала Багратиону великое множество романов – и порой весьма сомнительных.
Меня интересовал только один.
Но если Багратион и правда приходился мне отцом, да еще и знал об этом, внешне это не отражалось никак. Он сидел напротив меня в рабочем кресле и что-то писал. Приглядываться я, понятное дело, не стал, но почему-то сразу понял: документ вполне мог бы и подождать. Видимо, светлейший князь просто решил проучить меня за нарушение субординации.
Пришлось потерпеть – к счастью, недолго. Закончив писать, Багратион сложил бумагу пополам, убрал в ящик стола – и тут же достал оттуда какой-то сверток.
– Ситуация у тебя… скажем так, неоднозначная, – задумчиво проговорил он. – Так что торжественную часть мы, пожалуй, пропустим.
– Что это?
Я с опаской скосился на лежавший прямо передо мной кусок матовой ткани – то ли черной, то ли темно-синей, – сложенный в несколько раз. Сверток не казался большим, но, судя по всему, содержал что-то весьма важное.
– Можешь взять и посмотреть, – улыбнулся Багратион. – Это теперь твое. И оно не кусается… и не взрывается.
Как пожелаете, ваша светлость.
Возражать я не стал – протянул руку, взял загадочный подарок и развернул. Почти наверняка самой значимой частью содержимого была сложенная вдвое бумага с гербовой печатью, но в первую очередь внимание я обратил вовсе не на нее.
А на оружие. Впрочем, кинжал в черных ножнах – на ум тут же пришло слово «кортик» – таковым, скорее всего, не являлся. Слишком уж он был изящный, миниатюрный и богато отделанный – едва ли кто-то стал бы использовать такую красоту для банальной поножовщины. Навершие рукояти – кажется, из слоновой кости – украшал красный с золотом крест, от которого к гарде вытягивалась надпись: «За храбрость». Небольшая лента на ножнах – красная с желтыми полосами по бокам – почти повторяла цвета креста и, похоже, представляла с ним единое целое.
– Орден Святой Анны, – пояснил Багратион. – Четвертой степени. Офицеру выше восьмого класса в подобном случае полагалась бы звезда на шею. Но так как ты не аттестовался даже на четырнадцатый магический… сам понимаешь. Регламент есть регламент.
Ничего себе. Чтобы скрыть волнение, я принялся изучать гербовую бумагу – между прочим, за подписью самой императрицы. Впрочем, ничего нового там уже не было: документ подтверждал, что за проявленную отвагу и верную службу государству князю Александру Петровичу Горчакову – то есть мне – жаловался орден Святой Анны четвертой степени и аж целых сорок рублей годичной пенсии. Надевать награду полагалось…
– Дальше можешь не читать, – усмехнулся Багратион. – Носить это ты все равно не сможешь… в ближайшее время, во всяком случае.
– Это почему? – проворчал я.
– Твои действия можно назвать условно героическими. – Багратион покачал головой. – И без всяких условностей – противоправными, несоответствующими букве закона… да и попросту опасными. Наградить за такое публично… не представляется возможности.
– Разумно, – вздохнул я. – Остается только порадоваться, что меня за все это вообще не…
– Радоваться рано. – Багратион опустил локти на стол и сцепил руки в замок. – Вынужден сообщить, что государыня, хоть и безмерно ценит то, что ты сделал для страны и всего дворянского сословия, не может оставить без внимания… скажем так, твои методы.
Гонки по трассе и по городу, драка, стрельба в общественном месте… Да, гражданскому – будь он хоть сто раз родовитым аристократом – такое не должно сходить с рук. И, судя по всему, не сойдет.
– Суд чести?.. – осторожно предположил я.
– Нет. Победителей не судят. – Багратион махнул рукой. – Но некоторое общественное порицание тебя ждет. Как и некоторые меры.
– А точнее?
– Как тебе прекрасно известно, имущество семьи, землю и положение в обществе наследует старший сын… или внук, – ответил Багратион. – А второй в линии наследования традиционно поступает на государственную службу. Как правило – военную. И теперь, когда твой брат Константин погиб, его место придется занять Михаилу.
Блеск. Миша в роли наследника и чуть ли не главы рода. И я, кажется, уже успел сообразить, к чему клонит Багратион.
– Разумеется, в обычной ситуации никто не стал бы принуждать тебя. Но сейчас все… несколько иначе. – Багратион потер переносицу. – Завтра ты будешь отчислен из Александровского лицея. По собственному желанию, разумеется. А еще через несколько дней твоему дедушке будет настоятельно рекомендовано определить тебя на службу государству. А именно…
– В кадетский корпус? – догадался я.
– Нет. – Багратион мягко улыбнулся. – По возрасту подходит скорее это, но с твоим Даром… Даже если ты не ищешь неприятностей – они находят тебя сами. И слишком уж велик шанс, что ты просто-напросто кого-то покалечишь.
– Даже так?..
– Весьма вероятно. – Багратион пожал плечами. – Так что ты поступаешь сразу на второй курс во Владимирское пехотное юнкерское училище.
Однако. Я на всякий случай перебрал в памяти известные мне столичные военные заведения. И не только столичные. И вопрос у меня остался только один.
– Почему не в Павловское? – Я откинулся на спинку кресла. – Или не в Пажеский корпус?..
– В самые престижные? – Багратион хитро улыбнулся. – Не забывай, что твой перевод на военную службу должен выглядеть в некоторой мере наказанием – а никак не поощрением… Но дело, разумеется, не только в этом.
