Kitobni o'qish: «Гардемарин Ее Величества. Коронация»
Глава 1
– Не убейся, гонщик… – Гагарин взялся за ручку над дверью. Но тут же заставил себя улыбнуться и даже пошутить: – Не заслужил Морозов такого счастья.
Я хмыкнул и еще сильнее надавил на педаль. «Монтесума» и так летел на все неполные пять сотен породистых южноамериканских кобылиц, однако тут же прибавил еще ходу и под сердитый аккомпанемент автомобильных клаксонов прошмыгнул между рейсовым автобусом и каким-то неторопливым дедушкой на французском «Дастере».
И полетел дальше. Заправка и супермаркеты в Ольгино промелькнули где-то слева и исчезли. Деревья по обеим сторонам дороги вдруг расступились, и на нас буквально выскочила громадина «Кукурузины» – той самой, что мы брали штурмом три недели назад.
Мы вернулись в город. Не то чтобы меня так уж волновали знаки ограничения скорость или штрафы, которые беспощадные электронные глаза на столбах могли выписать Гагарину, но спешить уже не стоило. Мы и так оторвались от остальных минут на пять-десять, а спешить было в общем-то и некуда.
Самое плохое уже случилось. И даже будь я в Зимнем рядом с Елизаветой – случилось бы все равно. Я не знал – да и не собирался думать, – какая именно муха укусила младшего Морозова и где он смог раздобыть достаточно людей и ресурсов, чтобы занять Ростов с населением в миллион с лишним человек.
Куда больше меня интересовало, что делать дальше. Судя по активности в Сети, радиоэфире и на государственных телеканалах, новости разлетались по всей империи чуть ли не мгновенно. И о них наверняка знала вся столица – от императорских покоев Зимнего до карцера в казарме самого захудалого из расквартированных в городе полков.
А значит, и Министерство обороны, и Совет безопасности, и уж тем более его бессменный глава были уже в курсе. Но действовать наверняка еще не начали: слишком уж громоздкие структуры, слишком уж медленно идут по цепочкам приказы сверху… Особенно когда каждый следующий младший чин из осторожности ждет не только распоряжений, а еще и высочайшей подписи на гербовой бумаге с печатями.
Шестеренки войны почти невозможно остановить – зато и раскручиваются они не быстро, особенно когда война гражданская. Ведь любое поспешное, необдуманное или просто сомнительное решение приведет к последствиям, с которыми не захотят сталкиваться даже самые бывалые и решительные из высших армейских чинов.
Ведь одно дело отдать приказ разнести в труху колонну техники под иберийским, германским, французским или еще черт знает каким флагом, и совсем другое – ударить ракетами по своим же согражданам. По таким же солдатам или, не дай бог, вооруженным гражданским, которые просто сделали неверный выбор.
У половины Совета безопасности найдется в Ростове родня – и хорошо, если их сыновья, внуки или бестолковые племянники отсидятся дома, а не соберутся под знаменами мятежного князя Матвея Морозова… Впрочем, у него наверняка найдутся союзники среди местной знати. Судя по информации из Сети, его сиятельство еще не озвучил никаких требований и даже не выступал с заявлениями – зато уже начал действовать. Бескомпромиссно, жестко, и без особых изысков – лихим кавалерийским наскоком прямо в лоб.
Как и всегда.
Вряд ли он сможет удержать Ростов: для этого понадобится слишком много людей и техники. Не только танки, бронетранспортеры и джипы с пулеметами, но и самые обычные грузовики, способные обеспечить подвоз провизии, бензина и личного состава. Даже если младший Морозов собрал вокруг себя несколько десятков или сотен таких же наглых и самоуверенных баранов, среди них вряд ли найдется хоть один, способный возглавить штаб, как следует провести разведку или наладить логистику.
Неделя, максимум две, и гвардейские полки перемелют мятежников. Не так уж сложно взять город с марша, но на временных отрезках более нескольких дней выучка и отлаженные взаимодействия подразделений неизменно выигрывают у бесшабашной отваги или умения не считаться с потерями. И сейчас Морозов может действовать лишь потому, что вояки в столице не запустили все нужные маховики. А они непременно запустят.
Если только…
Нет. Про то, что и Совет, и лично старший Морозов могут оказаться в курсе действий младшего, не хотелось даже думать. Его сиятельство наверняка не был в восторге от перспективы доживать свой век на посту почетного председателя, лишенного реальной власти, однако развязать полноценную гражданскую войну, да еще и руками единственного сына…
В это я, пожалуй, не верил. Но все равно почему-то очень, очень сильно хотел убедиться лично.
– Едем в Зимний. – Я вдавил газ, и «Монтесума» с визгом шин сорвался со светофора и полетел дальше по набережной. – Если где-то и есть ответы – то только там.
Гагарин кивнул, и остаток пути мы преодолели в тишине, которую нарушало только сердитое рычание мотора под капотом. Похоже, вождю ацтеков передалась изрядная часть моего недовольства, и теперь он будто сам спешил поскорее добраться до дворцовой площади, чтобы я мог устроить разнос всем причастным.
А заодно и тем, что просто подвернется под руку. Окрепшему после поединка со Шмидтом Дару с каждым мгновением становилось все теснее и теснее внутри. Кровь бурлила, и холодный и расчетливый гнев почти семидесятилетнего старца понемногу сменялся мальчишеской веселой яростью.
И удержаться от хулиганства я уже не мог. Когда «Монтесума» спрыгнул с Дворцового моста и вдалеке показался гвардейский пост перед въездом на площадь, я нетерпеливо дернул рулем и помчался по встречной полосе, лавируя между машин. Гагарин полез было за «корочкой», но я не стал даже останавливаться. Вооруженные фигуры в форме с шевронами Преображенского полка задергались, однако сделать так ничего и не успели.
Я поднял руку, посылая сквозь лобовое стекло короткий импульс Дара, и бетонные блоки вместе со шлагбаумом разъехались в стороны. А потом невидимая огромная ладонь смела и гвардейцев, осторожно, но уверенно и весьма проворно убирая их с пути автомобиля.
И «Монтесума» ворвался на площадь. Я на всякий случай взглянул в зеркало и успел увидеть, как караульные с недоумевающими лицами поднимаются с асфальта и переглядываются, отчаянно пытаясь сообразить, что следует делать. Формально у них имелись не только полномочия, но и четкое предписания в таких случаях стрелять на поражение.
Однако самоубийц среди парней, конечно же, не нашлось.
Я вдавил тормоз, вывернул руль, и «Монтесума», едва слышно скрипнув тормозами, остановился в паре метров от ворот Зимнего. Не успел я выйти из машины, как из-за них мне навстречу выбежали несколько человек. Все те же «преображенцы» – только на этот раз уже с автоматами наперевес.
– С дороги! – рявкнул я. – Или сам всех раскидаю!
Меня наверняка ждали – и ждали именно такого: раскрасневшегося, взмокшего и злющего как целый легион чертей. Так что желающих спорить не нашлось, и через несколько мгновений я уже шагал по внутреннему двору Зимнего в окружении почетного караула из полудюжины притихших гвардейцев. Гагарин чуть отстал – видимо, на тот случай, если придется срочно объяснять кому-то из гардемаринской роты или местных спецов, почему его благородие советник по особым вопросам мчится к дверям дворца с таким лицом, будто готов прямо сейчас собственноручно выпотрошить всех на своем пути.
К счастью, больше мне на пути никто не попался. То ли гвардейцы предупредили местных по рации, то ли те каким-то образом сумели почувствовать, что во дворец явился тот, с кем лучше не спорить. А еще лучше – вообще не видеться и всячески избегать.
Даже если ради этого придется слегка пренебречь служебными обязанностями и оставить путь к покоям ее высочества великой княжны свободным.
Сердитый юнец внутри требовал выбить дверь в Малахитовую гостиную ногой, но я все же заставил себя проявить хотя бы подобие этикета – и снова воспользовался Даром. Тяжелые створки распахнулись мне навстречу, и я увидел именно тех, кого и ожидал.
Всех троих. Елизавету, раскрасневшуюся то ли от гнева, то ли от испуга. Гагарина-старшего, сидевшего в кресле напротив и с относительным успехом изображавшего невозмутимость.
И его сиятельство генерала-фельдмаршала Николая Ильича Морозова, благоразумно явившегося на поклон к будущей императрице. Возможно, даже чуть быстрее, чем до нее дошли недобрые вести из Ростова.
Одного взгляда хватило понять, что старик ни при чем. И более того – даже не догадывался о намерениях бестолкового отпрыска, и теперь чувствовал себя… Мягко говоря, не в своей тарелке. Могучая лысина Морозова взмокла от пота и блестела так, что было больно смотреть. Он так и не посмел усесться и до сих пор подпирал спину широкой спиной.
А когда я вошел в гостиную – втянул голову в плечи и сжался, разом становясь чуть ли не вдвое компактнее. Бедняга будто пытался казаться как можно менее заметным. Или вовсе чудесным образом просочиться сквозь камни и вывалиться на улицу. Может быть, надеялся, что я заявился во дворец поскорее успокоить племянницу, а вовсе не по его душу.
Но надеялся зря.
– Доброго дня… всем! – Я без особого стеснения свернул все положенные по этикету расшаркивания и тут же шагнул к Морозову. – Ваше сиятельство, вы можете объяснить какого… какого дьявола сейчас происходит в Ростове?!
Я все-таки не сдержался, и Дар полыхнул так, что стекла задрожали разом во всей гостиной. Елизавета дернулась, младший Гагарин, зашедший следом за мной, поморщился, как от приступа зубной боли, и только старший продолжал все так же сидеть в кресле изящным изваянием.
Старик за свои восемь с лишним десятков лет на свете видел кое-что пострашнее разгневанного юнца.
А вот Морозова проняло. На мгновение показалось, что бедняга сейчас сползет по стене… Но закаленная десятилетиями военной службы выдержка не подвела, и он так и остался стоять. Съежившись от стыда и страха, однако все же с ровной спиной – как и подобает офицеру.
– Я… Я понятия не имел! – Морозов поморщился и нервно закусил встопорщившийся слева ус. – Господь милосердный, неужели вы думаете?..
– Нет. Ничего такого я не думаю. – Я вздохнул и махнул рукой. – В конце концов, будь у вашего сиятельства намерение поучаствовать в мятеже – вы сейчас были бы где угодно, но только не здесь… Впрочем, я все еще желаю услышать объяснения.
– Да какие… какие тут могут быть объяснения? – В голосе Морозова вдруг прорезалась такая боль, что даже старший Гагарин едва заметно дернулся в кресле. – Матвей… Господи, мой сын безумен. Я и подумать не мог…
– Никто не мог подумать, – с неожиданным спокойствием вдруг произнесла Елизавета. – Хотя, боюсь, чего-то такого и следовало ожидать.
– Ваше высочество правы. В нашем деле следует быть готовым ко всему – и даже к самому невероятному. – Старший Гагарин рывком поднялся и сложил руки на груди. – Впрочем, сейчас я едва ли могу даже предположить, что нужно делать теперь.
– Собирать Совет безопасности. Полагаю, ваше сиятельство займется этим? – Я повернулся к Морозову. – Пора напомнить старым дармоедам, для чего их собрали двадцать лет назад.
Глава 2
– Тише, милостивые судари. Бога ради – тише! – Елизавета чуть возвысила голос. – Поверить не могу, что передо мной сильнейшие Одаренные империи. Я начинаю думать, что мой покойный дядя зря потратил на вас миллионы казенных рублей.
Ее высочество гневалась. И – чего уж там – имела на это все основания. Из двухсот с лишним официально назначенных членов Совета безопасности на срочное совещание явилась едва ли треть. И если у части отсутствующих имелась железобетонно-уважительная причина – вроде исполнения долга службы в городе в нескольких тысячах километрах от столицы или даже в другой стране – то местные князья, графы и генералы не приехали в Зимний…
Просто потому, что не приехали. Кто-то действительно не получил приказ по сугубо техническим причинам, однако наверняка нашлись и те, кто проигнорировал зов будущей императрицы вполне осознанно. Вести с юга весьма непрозрачно намекали, что их сиятельствам придется не только выполнить старые клятвы, но и, возможно, даже поучаствовать в боях лично.
А желающих бежать и драться с Матвеем Морозовым – по понятным и весьма многочисленным причинам – не находилось.
Но дело, конечно же, было не только в этом. Со своего места по правую руку от Елизаветы я прекрасно обозревал все помещение, и видел не так уж и много знакомых лиц. Главы родов, когда-то назначенные мною лично, ушли на покой, уступив места в Совете наследникам. Кто-то состарился, кто-то просто выбрал доживать свой век в тишине и покое – подальше от политических дрязг. Вместо них появились другие – те, чьи фамилии я не смог даже вспомнить. Новые генеральские звезды взошли уже после моей смерти в две тысячи пятом, во время правления покойного брата.
И, зная его, ярких среди них было немного – его величество всегда предпочитал воинским талантам исполнительность и преданность.
В общем, Совет имперской безопасности изрядно… скис. Не то чтобы выродился полностью, но за пропущенные мною десять лет понемногу превратился в сборище маразматиков, параноиков, лентяев и тех, кто стремился к заветному креслу лишь для того, чтобы получить доступ к казенным средствам. Таких было не так уж много, но все же достаточно, чтобы разбавить и без того жиденькую от безделья кровь старой гвардии.
Но ничего. Мы их встряхнем – всех до единого.
Впрочем, пока Елизавета была права целиком и полностью, и заседание наделенных запредельными полномочиями Одаренных больше походило на сходку крикливых и бестолковых старух на рынке в Пятигорске. Их сиятельства, светлости и прочие превосходительства вели себя безобразно. Спорили, перебивая друг друга, дергались как эпилептики и, похоже, на самом деле даже и не пытались прийти хоть к какому-то согласию. Каждого куда больше интересовало, как бы высказаться погромче других – так, чтобы ее высочество непременно услышала.
Но за громким петушиным кукареканьем скрывался самый обычный страх. Опалы, ответственности или спешной поездки туда, где по государственным трассам уже ползли в сторону Москвы неторопливые колонны тяжелой техники. Болтовня размякших от безделья чинуш и наследников древних родов содержала едва ли крупицу полезного.
И в конце концов надоела Елизавете.
– Довольно! Слышите – довольно, судари! – продолжила она, хмурясь. И только когда все стихли, наконец повернулась к старшему Гагарину. – А что скажете вы, Юрий Алексеевич? Знаю, у вас не так уж много опыта полномасштабной войны, однако весь ваш род проявил себя, чтобы обеспечить мое возвращение домой. И я не могу не поинтересоваться…
– Что я скажу? – Гагарин не стал дожидаться, пока Елизавета прекратит любезничать. – То же самое, что и обычно: давайте послушаем молодое поколение. Среди нас есть те, кто за последние полгода совершил куда больше подвигов, чем некоторые из здесь присутствующих – за всю жизнь. И, что куда важнее, их достижения, если можно так сказать, еще не покрылись пылью.
– Полностью с вами согласен, – кивнул Морозов. – Милостивые судари, слово предоставляется нашему почетному гостю: его благородию прапорщику Особой роты Владимиру Федоровичу Острогорскому.
Старики наконец направили ход заседания в нужное русло. Несколько позже, чем я рассчитывал, но, пожалуй, так вышло даже лучше: графы, князья и генералы уже успели потратить силы на препирательства, постепенно утрачивая пыл, и теперь были готовы выслушать мнение того, кто и близко не дотягивал до них ни по титулам и чинам, ни по опыту, ни уж тем более по возрасту. Некоторые, впрочем, тут же демонстративно задрали носы и отвернулись, всем видом показывая, что мнение какого-то там гардемаринского прапорщика, пусть даже награжденного парой-тройкой орденов и медалей, для них значит не больше, чем тявканье беспородной уличной дворняги.
Зато остальные приготовились слушать меня на полном серьезе: во взглядах большинства членов Совета застыло если не ожидание, то по меньшей мере изрядное любопытство. Наверняка слухи о подвигах нашей лихой четверки доходили даже до самых высоких кабинетов, и те из их обитателей, кто за годы безделья еще не растерял остатки разума, понимали: если курсанты Морского корпуса проворачивали немыслимые операции собственными силами, им уж точно есть, что предложить и сейчас.
– Благодарю, ваше сиятельство. – Я поднялся со своего места. – Признаться, я никак не могу понять, в чем, собственно, проблема. Вся Сеть трубит чуть ли не о начале гражданской войны, однако на записях с дронов и дорожных камер я вижу от силы три-четыре десятка танков.
Кто-то едва слышно фыркнул, но большинство членов Совета одобрительно закивали. В отличие от своих коллег из гражданских ведомств, генералы наверняка успели заметить, что великое воинство Матвея Морозова на деле было не таким уж и великим. Послушав чьего-то мудрого совета, он изо всех сил растягивал колонну техники, пытаясь создать видимость грозной силы, однако наметанный глаз различал обман буквально с нескольких кадров.
– Допустим, этого хватит, чтобы пробиться к Воронежу или даже чуть дальше, – продолжил я. – Но что потом? У Морозова… Морозова-младшего нет ни налаженных путей поставки, ни людей, чтобы их организовать. На его стороне выступили наследники родов южных губерний и несколько полков, это правда – но та ли это сила, которой мы должны всерьез опасаться?
Я сделал многозначительную паузу.
– Если данные разведки верны, у него от силы десять-двенадцать тысяч штыков. А в одной только столице расквартировано впятеро больше солдат. И это не считая уже закаленной в городских боях лейб-гвардии и Особой гардемаринской роты. Заметьте, судари, это я еще не вспомнил о присутствующих здесь, – усмехнулся я. – Половина из вас способна в одиночку остановить танковый клин и сбить звено боевых вертолетов.
Генералы снова одобрительно закивали, однако почтенные старцы в гражданской одежде дружно поежились и принялись недовольно хмуриться. Наличие могучего Дара, к сожалению, далеко не всегда подразумевает выдающуюся отвагу или хотя бы желание использовать доставшиеся от славных предков сверхчеловеческие способности на благо Отечества.
И об этом, пожалуй, не стоило забывать.
– Разумеется, я не имею в виду, что мы должны дружно броситься на передовую. Всего лишь напоминаю вам, судари, что возможности Совета ее высочества Елизаветы Александровны и Матвея Морозова по факту несопоставимы – мягко говоря. И если придется использовать силу – мы ее используем. И в случае полномасштабной войны…
– Как вы можете такое говорить? – простонал старший Морозов. – Это же люди… Точно такие же русские люди, как мы с вами… Это наши дети!
– Это ваш сын, Николай Ильич! – Я возвысил голос. – Именно он в ответе за все, что сейчас происходит в южных губерниях. И если у вас, как главы Совета безопасности империи, не хватит духу призвать к ответу зарвавшегося наследника – клянусь богом, я сделаю это сам!
– Вы предлагаете воевать со своим же народом? – осторожно поинтересовался кто-то из-за широких генеральских спин. – Убивать своих же граждан? Устроить…
– Именно это я, черт возьми, и предлагаю! – рявкнул я так, что вздрогнул даже пол под ногами. – Бросить вызов ее высочеству сейчас, сразу после того, как мы избавились от предателей в Государственной думе и его светлости Георга Брауншвейгского, – поступок многократно хуже любой измены. И миндальничать с Матвеем Морозовым – значит продемонстрировать всему миру не только слабость, но и собственную глупость. И все здесь, кто сохранил хоть каплю разума, согласятся, что мятежники должны быть уничтожены.
Я выдохнул, прикрыл глаза и, развернувшись к Елизавете, продолжил уже тише:
– Ваше высочество, дайте мне неделю. И обещаю, уже скоро в Петербурге никто даже не вспомнит…
– О нет, ваше благородие. Позвольте с вами не согласиться.
От неожиданности я едва не подпрыгнул. И уже через мгновение все взгляды были направлены в сторону двери, которая только что распахнулась перед тем, кого не ожидал здесь увидеть…
Пожалуй, никто – включая меня самого. Хоть мы и были знакомы с его светлостью Диего Кортесом, герцогом дель Инфантадо, еще в моей прошлой жизни… И едва ли я назвал бы это знакомство приятным. За пропущенные мною десять лет потомок великого конкистадора успел изрядно постареть: волос на голове стало заметно меньше, острая бородка клинышком поредела и выцвела чуть ли не до белизны, а форма военного флота Иберийского содружества и адмиральские погоны сменились на самый обычный костюм-тройку с галстуком. И только угольно-черные глаза смотрели цепко и внимательно – точно так же, как и раньше. Дон Диего решил продолжить карьеру в посольстве и хватки, похоже, не утратил.
И наверняка все это время продолжал гадить изо всех сил – как от имени и по приказу своего монарха, так и из собственных побуждений.
– Доброго дня, – вздохнул я. – Приветствую вашу светлость. Хоть, признаться, и не могу понять, что иберийский посол забыл на закрытом заседании Совета.
– Но вы, разумеется, понимаете, что я нарушил все мыслимые и немыслимые правила не просто так. – Дон Диего явно от всей души наслаждался эффектом, произведенным его неожиданным появлением. – И вам, и ее высочеству наверняка будет интересно меня выслушать.
– В таком случае – говорите, – ледяным тоном отозвалась Елизавета. – Или не тратьте наше время попусту.
Я мысленно поаплодировал племяннице. Она вела себя именно так, как и следовало будущей императрице, хотя я сам на ее месте, пожалуй, тут же велел бы обнаглевшему дону убираться восвояси. А потом спустил бы три шкуры со всех, кто допустил его визит, – от дежурного офицера до караульных.
– Как пожелаете, ваше высочество. – Дон Диего склонил голову. – Считаю своим долгом довести до вашего сведения, что сейчас я буду говорить не только от имени рода герцогов дель Инфантадо, но и от имени других древнейших родов всей Европы. И все, что будет произнесено в ближайшие…
– Ближе к делу, ваша светлость, – буркнул старший Гагарин. Похоже, его тоже успела утомить пространная болтовня иберийца. – К чему все эти… финтифлюшки?
Дон Диего приподнял бровь. Как и полагалось члену посольства, он владел русским языком в совершенстве. Однако произнесенное Гагариным незнакомое слово все же заставило его удивиться.
Впрочем, всего лишь на мгновение – дон Диего тут же снова взял себя в руки и продолжил:
– Нам всем здесь прекрасно известно, что ее высочество обещала связать себя узами брака с его сиятельством князем Матвеем Морозовым. А слово аристократа, и уж тем более слово наследницы престола, должно стоить ничуть не меньше, чем ее подпись на гербовой бумаге. – Дон Диего сделал театральную паузу. – И если оно все же было нарушено, юный Морозов вправе защищать свое законное право – даже с оружием в руках.
На мгновение в зале заседаний стало так тихо, что я услышал, как тикают часы на стене. Потом несколько человек дружно закашлялись от удивления, а кто-то, кажется, даже выругался. Едва слышно, но такими словами, что дон Диего их мог тоже не знать.
Зато я знал прекрасно – и, пожалуй, охотно подписался бы под каждым. В отличие от большей части простых и прямолинейных вояк из Совета мне вполне хватало опыта понять, к чему клонит иберийский посол.
И что он скажет дальше.
– Прошу вас, продолжайте.
Судя по тону, Елизавета тоже успела сообразить, чем все закончится, и решила не затягивать беседу.
– Как будет угодно вашему высочеству. – Дон Диего изобразил учтивый поклон. – Как вы уже наверняка поняли, я здесь только лишь для того, чтобы заявить: все благородные семейства Европы выражают свою поддержку Матвею Морозову. И от их имени я настоятельно рекомендую вам, Елизавета Александровна, не разрывать помолвку, а принять предложение его сиятельства.
Не мытьем, так катаньем… Иберийцы и вся так называемая объединенная Европа уже давно точили зуб на буквально восставшую из пепла страну которая даже после моей смерти в две тысячи пятом почему-то не спешила рухнуть. Но не добились успеха, даже избавившись от императора. Поставленных им целей не достигли ни Распутины, ни Мещерский – серый кардинал заговора. Ни даже прибывший из далекого Брауншвейга претендент на престол. Россия перемолола их всех.
И тогда иберийцы решили попробовать еще раз – и без особого труда отыскали нового мальчика для битья. Богатого, влиятельного и не лишенного определенного обаяния. И, что куда важнее, обиженного на весь мир и не слишком-то сообразительного.
– Что ж… – Улыбка Елизаветы явно не предвещала ничего хорошего. – А если я все же откажусь?
– Тогда вам и вашим друзьям придется столкнуться с недовольством самых могущественных из древних родов. – Дон Диего лучезарно улыбнулся. – Клянусь богом, в моей стране найдется достаточно тех, кто не потерпит, чтобы российский престол занял клятвопреступник.
– И что же вы сделаете? – снова подал голос Гагарин. – Уж позвольте полюбопытствовать.
– Мы найдем способ восстановить справедливость. – Дон Диего расправил плечи, принимая картинно-героическую позу. – Так же, как делали это на протяжении сотен лет.
Ибериец знал, что говорит. Скорее всего, даже репетировал речь перед зеркалом – не раз и не два. Его тезисы, разумеется, никоим образом не соотносились с официальной позицией мадридского двора, однако придуманы были именно там, в далекой отсюда Иберии. Где сидели прожженные многоопытные политиканы куда толковее бывшего адмирала военного флота – и они-то как раз просчитали все.
Кроме одного.
– Вы ведь говорите не от имени иберийского монарха? – поинтересовался я, поднимаясь из кресла. – Верно?
– Разумеется, – кивнул дон Диего. – Более того – я здесь не в качестве официального представителя Мадрида, а только лишь как глава рода герцогов дель Инфантадо и личный друг…
– Чудесно. Это все, что я хотел узнать. – Я не торопясь двинулся между столов. – Нам ведь не нужен международный скандал, не так ли?
Кажется, ибериец даже успел что-то сообразить – но слишком поздно. Когда я приблизился, насмешливые черные глаза вдруг забегали из стороны в сторону, а улыбка на лице сменилась недоумением. Дон Диего сложил руки на груди и только в самый последний момент попытался дернуться, чтобы отступить…
Но такой возможности у него уже не было. Моя рука крепко ухватила его светлость герцога дель Инфантадо за ворот рубашки и приподняла так, что теперь он едва касался паркета носками ботинок. На мгновение я почувствовал вспышку Дара – которая, впрочем, тут же погасла: дону Диего хватило ума не пытаться лупить меня атакующими элементами, а физические силы, оказались, мягко говоря, не равны.
Я без особой спешки прошагал через весь зал, тряхнул полузадушенного герцога, разворачивая, и свободной рукой перехватил за ремень брюк на пояснице. Потом пинком распахнул дверь, вышел наружу под изумленными взглядами караульных в мундирах Особой гардемаринской роты.
– Запомните, дон Диего: так будет с каждым вашим соотечественником, который посмеет сунуть нос во внутренние дела Российской империи, – проговорил я.
И, легонько размахнувшись, одним броском спустил его светлость с лестницы.
И не успел грохот падающего тела, перемежаемый отборной руганью на иберийском, стихнуть в самом низу пролета, как за моей спиной раздались аплодисменты.
– Браво. Браво, друг мой, брависсимо! – Похоже, Гагарин-старший искренне наслаждался устроенным мною представлением. – Я отдал бы половину своего состояния, чтобы посмотреть на это снова… Но увы, должен заметить – подобный подвиг едва ли останется без последствий.
– Думаете, нас ждет дипломатический скандал? – нахмурилась Елизавета.
– Нет, едва ли – учитывая обстоятельства. – Гагарин пожал плечами. – Однако ваши отношения с иберийским монархом, пожалуй, испорчены окончательно и бесповоротно. И я с трудом представляю, где мы сможем взять союзников, готовых столкнуться со столь грозной силой.
– О, не волнуйтесь, ваше сиятельство. У меня есть ответ на этот вопрос.
Я и не предполагал, что сегодня смогу удивиться еще больше – после внезапного визита дона Диего. Остальные члены Совета, вероятно, думали примерно так же – поэтому в зале вдруг воцарилась гробовая тишина. И все вдруг уставились на самый дальний угол длинного стола.
Туда, где из кресла с фирменной раздолбайской улыбкой поднимался его благородие курсант Морского корпуса Виталий Поплавский.
