Kitobni o'qish: «Осенний полонез. Сборник рассказов. Лирика, драма, ирония, юмор»
Что наша жизнь
Осенний полонез
(лирический рассказ)
Слетает лист к земле осенней
И солнце хмурится вдали,
Но вдруг сверкнёт лучом мгновенье,
Мгновенье яркое – любви…
Заканчивалось лето…
Природа медленно, но неумолимо увядала, укрываясь бледностью пожухлой травы, багрянцем загрустивших деревьев и густой сединой утренних туманов. Чаще досаждал острый холодный ветер. По серому небу с далёкого севера яростными толпами неслись грязно-синие тучи, с которыми пытались состязаться только вороньи стаи, а ледяные капли дождя всё назойливее выбивали на асфальте свои монотонные ритмы.
Саша Орлов, молодой мужчина, сотрудник коммерческой фирмы, возвращался с работы и с особенным чувством поглядывал на изменения в природе, которые настойчиво проявлялись в этом небольшом скверике, пересекающим его дорогу к дому. Старые тополя выглядели исполинами, раздетыми донага, а аллея между ними казалась тёмной фантастической полоской. Газоны, укрытые опавшей листвой, источали смесь противоречивых запахов, в которых преобладали сырость и горьковатая терпкость.
После окончания института прошло несколько лет…
Настоящая жизнь Сашу устраивала полностью. Его профессия была для него и работой, и хобби. Даже дома, в однокомнатной квартире, где он после ранней смерти родителей жил один, ждал собственный рабочий инструмент – компьютер. В фирме он считался успешным специалистом, получал хорошую зарплату и уверенно двигался вверх по служебной лестнице.
Глядя на унылое солнце, которое нагло пытались закрыть лохматые тучи, на поникшие деревья, почерневшие кусты и газоны Саша почувствовал настойчивую тоску. Если быть справедливым, то она появилась давно, а особенно остро проявилась этой весной. Летняя суета, отпуск, рабочие проблемы приглушили возникшие ощущения.
И вот конец лета…
Как человек, привыкший размышлять, он пытался понять причину такого тягостного настроения. Осень?… Но особо сентиментальным себя не считал… как будто. Одиночество?… Откуда ему взяться, если у него есть надёжный друг – компьютер. Были и другие не менее осязаемые, к тому же одушевлённые, друзья-товарищи. Может женщины?… Они тоже имелись, вот и сегодня, вечером, должна прийти Лида, давняя подружка-любовница, правда, замужняя…
С Лидой познакомились в троллейбусе зимой, несколько лет назад. Народу тогда в салон набилось под завязку. Озабоченная молодая женщина, в строгом тёмном пальто и аккуратной шляпке с вуалью, оказалась прижатой к Сашиной груди. Она мужественно переносила давку, только хмурила свои тонкие, умело подкрашенные брови и плотнее сжимала блестящие от помады губы. Из карих глаз, правда, острыми стрелами выскакивали искорки недовольства, когда людская масса безжалостно уплотнялась после очередного пополнения. Но женщина стойко и молча переносила неудобства, упираясь руками в Сашу.
От такой неожиданной близости красивой женщины в шляпке чеховских времён, пьянящих ароматов её духов, молодой человек почувствовал нарастающее волнение, даже голова закружилась…
Отсутствие родителей и маниакальная увлечённость компьютером не способствовали развитию у Орлова естественного для его возраста интереса к женщинам. Да и внешность у него была заурядная, что-то от старшеклассника-отличника, или начинающего учёного-аспиранта: серая шляпа, тёмные, в массивной оправе очки, строгий прямой нос над бесцветными губами и неизменное серое драповое пальто, которое он носил ещё со студенческой поры. Не наградил Бог и ростом: чуть выше среднего, но физически был крепок, так как физкультуру и спорт уважал всегда.
Саша упирался спиной в стенку троллейбуса, поэтому на него неумолимо наваливалась только шляпка с вуалью, давление с боков было не в счёт. И, когда её лицо уже было в миллиметрах от его носа, и их дыхание сливалось в одно, он пошёл на мужественный джентльменский поступок. Крутанулся ужом и поставил женщину на своё место, упёрся руками в стенку и всю нагрузку принял на себя, образовав вокруг симпатичной спутницы маленькую, но свободную зону. Она достойно оценила поступок парня, мило впервые улыбнулась и с благодарностью промолвила:
– Вы очень любезны, молодой человек…
И тут Орлова, не замеченного до сих пор в умении много и остроумно говорить, прорвало. Он мастерски рассказал несколько анекдотов про поездки в общественном транспорте, привёл в качестве примера курьёзный случай из своей практики, перекинулся репликами с толстой бабёнкой, умостившей свои телеса на его затылке, и вызвал-таки смех у очаровательной незнакомки. Они разговорились… Оказалось, что выходят на одной остановке, и парень, естественно, продолжил свои благородные деяния, помогая женщине достойно покинуть слишком уж гостеприимный транспорт.
Лида была замужем. Кроме мужа, имела двоих детей дошкольного возраста и дачу, как довесок к домашним хлопотам. Нигде не работала, и это давало ей относительную свободу, которой она умело пользовалась, заводя время от времени грешные связи с разнообразными по возрасту и темпераменту мужчинами. Эти щекотливые подробности своей жизни она, естественно, от Саши утаила.
В тот день настроение у парня было настолько приподнятое, что он, не раздумывая, пригласил Лиду на чай, не удивился, что та легко согласилась. Опомнился только, когда она легла после лёгкого ужина и горячего душа к нему в постель. От такой лёгкости в доступности её тела, у Саши где-то в глубине души проскочило сомнение в правильности происходящего, но дальнейший ход событий отбросил прочь всякие колебания.
Вот так он обзавёлся любовницей. Лида много не требовала. Её устраивали короткие встречи на Сашиной квартире, его недорогие подарки к праздникам и отсутствие всяких претензий к её замужеству. К Орлову она относилась как необходимому и важному элементу своей жизни, в которой обязательно, кроме мужа, должен быть ещё поклонник-любовник, тем более молодой (Лиде было за тридцать). Это поднимало жизненный тонус, льстило, повышало авторитет среди подруг, от которых она не очень скрывала свои увлечения.
К такому положению вещей вскоре привык и Саша, поглощённый работой и компьютером. Была ли это любовь?… Может что-то и мелькнуло в начале, но со временем опустилось до банальной привычки.
И, вот, конец лета… Стылое дыхание осени…
Вместе с жёлтым листком, слетевшим с клёна и мягко ударившим Орлова в щеку, откуда-то зазвучала музыка! Ничего подобного он до этого не слышал. Неосознанно остановился прислушиваясь… Мимо проковылял седой старик с палкой; прошла, громко переговариваясь, парочка студентов, спешили другие прохожие; а Саша стоял и слушал… Мелодия то летела ввысь, то падала замирая, то рокотала, вынимая душу из тела, разрывая её на части и вновь собирая по кусочкам в некое новое целое! Иногда звуки плакали такой тоской и страданием, что глаза у Саши начинали непроизвольно влажнеть, отчего он моргал веками и крепче сжимал губы.
Когда смолкли последние аккорды, он глубоко вздохнул и обнаружил, что перед его глазами, в нескольких метрах впереди, виднеется девичий профиль. Пышные, распущенные ниже плеч чёрные волосы, прямой лоб, маленький носик и пухлые губы на фоне осеннего пейзажа казались нарисованными искусным художником. Саша даже вздрогнул и помотал головой, словно отгоняя наваждение. Но что это?… До него не сразу дошло, что девушка сидела в инвалидной коляске! Её ноги укрывал тёмный плед, а лицо было крайне сосредоточенным и излучало особое воодушевление, какое можно увидеть в церкви у молящихся людей. Она даже слегка шевелила губами, словно читала молитву.
Невероятная музыка и необычная девушка, в сочетании с осенним настроением, создали в душе парня сумятицу чувств, которая требовала какого-то выхода. Не осознавая своих действий, он направился к коляске.
– Простите… Я, наверное, Вам помешаю…
– Нет-нет! Не беспокойтесь! – глянули виновато бездонные печальные глаза, цвет которых был пока не ясен. – Я Вас слушаю…
– Эта музыка… Очевидно, Вы тоже её слушали?… Не подскажите её название и автора?
– О… Это невероятный полонез композитора с непростой судьбой…
Грудной голос был таким мягким и мелодичным, что в нём Саше послышались отзвуки умолкнувшего полонеза. Она говорила размерено, восторженно, не прерываясь, словно боясь, что её остановят и не выслушают до конца. А он невольно наслаждался этим голосовым колокольчиком и не перебивал его звона. Наконец, она спохватилась:
– Что это я разговорилась! Простите, пожалуйста…
– Ну что Вы – так занимательно! А как Ваше имя? – механически спросил Саша, находясь под впечатлением услышанного.
– Катя…
– Какое чудесное имя… – продолжая рассматривать её лицо, задумчиво проговорил он.
А лицо было красиво, нет – прекрасно! Ему показалось, что в нём нет ни одного изъяна, всё гармонично, строго и просто: пышные волосы окаймляли прямой лоб, естественной ширины полоски бровей, большие глаза с длинными ресницами, маленький, слегка вздёрнутый носик и пухлые губы над аккуратненьким подбородком… Но коляска?… Пока парень разбирался со своими сложными ощущениями, и мучительно соображал, как продолжить беседу, к ним подошла пожилая, строгая женщина. Она сердито, тяжёлым взглядом осмотрела незнакомца, молча сзади взялась за ручки коляски и покатила девушку по дорожке. Катя успела виновато пожать плечами и прикрыть глаза на прощание. Орлов в растерянности остался на месте…
Теперь-то он припомнил, что не раз видел эту коляску с девушкой, но почему-то не обращал не неё никакого внимания. Наверное, настроение было не подходящее? Но, скорее всего, срабатывала психология здорового человека, который чувствует себя не совсем удобно, при виде больного, ущербного и отводит взгляд в сторону… Так и девичьей красоты не заметил!
После этой встречи, Саша стал задерживаться в сквере, надеясь вновь увидеть Катю. Для него было понятно, что девушка попала в сложную, скорее трагическую, ситуацию. И это понимание волновало его ещё больше, чем её прекрасный образ. Ему остро захотелось познакомиться с девушкой поближе и, возможно, чем-то ей помочь. Его старания увенчались успехом – они снова встретились…
Настало время коротких, насыщенных искренними чувствами встреч, которые, как и их финал, остались в памяти, душе, сердце Орлова “на всю оставшуюся жизнь”.
Катя оказалась не только красивой, но и очень интересной, с тонкой, поэтической натурой – она писала стихи! К поэзии он относился нейтрально, как к чему-то для него не совсем понятному и недоступному. То, что Катя наделена таким даром, его поразило. Оказалось, что поэзия – это так здорово! Привыкший к математической точности и логике, Саша удивился, что нелогичность, необычность образов и сравнений, присущая поэзии, может так трогать ум и сердце.
Вертелось в голове желание узнать хоть что-то о Катиной прошлой жизни. Однако он проявил такт и не стал расспрашивать девушку о её горе, отодвинув этот неприятный момент, и вёл себя так, как будто не замечал инвалидной коляски. Его захватило в ней всё: простая, не показная, девичья красота, своеобразный внутренний мир и особое вдохновение, с которым девушка читала свои стихи, рассказывала о прочитанных книгах, своих впечатлениях и мыслях.
Чтобы лучше видеть лицо девушки, он опускался на корточки перед её ногами, подпирал подбородок ладонями, тонул в ясных глазах и слушал…
Туман осенний опустился
На изумрудный шёлк травы,
Мне этой ночью сон приснился:
Я по росе бегу и – ты…
В своих стихах, которые она с удовольствием, запросто, без присущего в таких случаях смущения, читала малознакомому человеку, она ходила, бегала, прыгала, летала… Словно наслаждалась тем, что было сейчас недоступно.
…Лечу душой,
Машу рукой,
Ногами в небо упираюсь!
Вокруг простор,
В глазах восторг –
Я этим миром упиваюсь!…
Лаская слух, восторженно летели ввысь звуки серебряного колокольчика. Лицо её светилось, волосы пушил ветерок, она подавалась вперёд и, казалось, вот-вот поднимется и… побежит! В такие мгновенья Катя была особенно привлекательна, и, глядя на блеск её глаз, Саша восхищённо улыбался: готов был слушать её голос вечно! Они так увлекались друг другом, что не обращали внимание на прохожих, любопытных и не очень. Сухая, прагматичная душа программиста словно окунулась в озеро новых ощущений, чувств и как губка впитывала их целиком. Даже природа радовалась: тучки в панике разбегались и сквозь голые ветки проскакивали ласковые лучи заходящего солнца, а ветер замирал, стараясь не мешать зарождающейся любви. Но…
Их встречи заканчивались одинаково – с приходом строгой пожилой женщины, которую звали тётя Эмма. Она была дальней родственницей Кати и ухаживала за племянницей, в частности, вывозила её на прогулку. Куда подевались более близкие родные, Саша спрашивать не спешил. Почему тётя отнеслась к нему настороженно, даже враждебно, понял позднее.
Несмотря на такую недружественную предрасположенность тёти, Саша решился однажды проводить Катю до самого дома, который располагался рядом; ненавязчиво помог закатить коляску в лифт и, попрощавшись, медленно, глубоко задумавшись направился домой. От него не скрылось, что девушка в эти минуты замкнулась в себе и практически не разговаривала. Её словно подменили. Глаза померкли, лоб укрыли непривычные мелкие борозды, концы губ опустились вниз… И только позднее он осознал, что такой естественный для парня поступок, как проводить свою девушку домой, доставляет ей только страдания! Не мог он понять, что ощущение своей убогости, беспомощности в этом унизительном процессе доставки домой в инвалидной коляске в присутствии молодого, здорового, небезразличного ей мужчины – для Кати было пыткой и моральной, и физической.
После такого стресса, она не появлялась несколько дней. Саша волновался, но зайти к ней в дом почему-то не решался. Что-то удерживало его: может враждебность тёти, может природная скромность, может малое время знакомства…
Чем приглушить мне эту боль,
Какой слезой утешить душу,
Какой водой разбавить соль,
Что разъедает всё и сушит?…
С поволокой в синих глазах (такими они виделись парню впервые) читала Катя очередные строфы. Ему даже показалось, что красота её сегодня не та: лицо посерело, губы стали тоньше с морщинками по краям, волосы не пушились, а только блестели холодом в лучах заходящего солнца. Вдруг, опустив голову, она попросила голосом, чужим, охрипшим:
Не провожай меня больше, пожалуйста…
– Катя! – взяв её руки в свои ладони, пытаясь заглянуть в самую глубину глаз, пересохшими от волнения губами прошептал Саша. – Ты не должна… Понимаешь, не должна обращать внимания на своё нынешнее… положение, потому что его не замечаю я… И это главное, потому что ты… я… – Он опустил глаза, непроизвольно прижался губами к ладоням её сложенных рук и замолчал… Она высвободила одну руку, нежно погладила его голову и начала рассказывать…
Случилось это давно, ещё в детстве. Играла она с малышами на детской площадке. Один мальчик был к Катюше не равнодушен и постоянно её занимал: то за косички дёрнет, то сзади ущипнёт, то толкнёт. Такая своеобразная детская любовь привела к беде. Мальчик шутя толкнул девочку с горки, она неловко упала на спину и повредила позвоночник. Долгое лечение результатов не дало… Дальнейшая её жизнь превратилась в постоянную борьбу и с собой, и со своей судьбой. В конце концов, освоив самостоятельно школьную программу, она увлеклась поэзией. Собиралась печататься. Однако, жизнь подкинула новые испытания…
Отец занимался бизнесом и довольно успешно. Мама работала в его фирме менеджером по рекламе. Так их вдвоём и застрелили наёмные убийцы. С тех пор за ней ухаживает двоюродная тётя Эмма (родных тёть и дядь не оказалось: так сложилась жизнь). От отца досталась только большая, четырёхкомнатная квартира, остальное куда-то подевалось после долгих, непонятных судов…
– Так и живу в одиночестве. Стихи да музыка только и выручают. И теперь ты… Наверное, ненадолго… – глядя ласково, с нескрываемым чувством тоски закончила Катя грустный рассказ.
Саша сжал крепче её ладонь.
– Я не оставлю тебя… Если ты, конечно, не возражаешь?
– Неужели я тебе нравлюсь? Такая…
– Ты… прекрасна, ты… лучше всех остальных и ходить ты ещё будешь. Я где-то читал или видел по телевидению о таком чудесном выздоровлении. Человеческий организм далеко не познан до конца и может такие преподносить сюрпризы! – Всё более разгораясь, захватываясь своими доводами, говорил Саша.
Девушка слушала его и грустно улыбалась. В этот миг зазвучала музыка. Она неслась из открытого окна – это был знакомый полонез! Они оба встрепенулись, посмотрели пристально друг на друга и замерли, очарованные трогательными звуками…
Воздух ещё колыхался от умолкнувшей мелодии, когда появилась тётя Эмма. Она возникла так неожиданно, что Саше даже показалось, будто женщина вышла из-за кустов, что росли вдоль аллеи. Угрюмо махнув головой в знак приветствия, она традиционно молча взяла коляску и покатила её по дорожке. Такое грубое отношение к их встречам уже давно раздражало Орлова, а сейчас тем более. Однако, он сдержался, лишь крепче сжал зубы и остался на месте. Катя, не оборачиваясь, махнула ему рукой…
Этот момент он вспоминал потом часто наяву, в тяжких снах, в болезненном бреду… Почему не пошёл? Почему послушался Катю? Неужели злой огонёк в глазах тётки остановил? Если бы он знал, что это будет их последняя встреча…
Несколько дней она не появлялась. В тот вечерний час он нервно вышагивал по аллее, собираясь пойти к ней домой. Красная полоска заката навевала что-то недоброе и тоскливо мигала среди просветов облаков, подкрашенных алым оттенком. Ветер уныло и разочаровано, будто ему что-то не хватало, гонял несколько листочков по асфальту. Недалеко прогуливался примелькавшийся седой старичок с палкой. Поравнявшись с Сашей, он неожиданно остановился, глубоко вздохнул и сердито сказал:
– Видел я, что ты возле неё увивался. Все вы, хахали, одинаковые, когда что-то нужно! А какая красавица была! Хоть и без ног…
– Что значит – была? – осипшим голосом пролепетал Саша.
– Ну вот, я так и знал, – искривился старик в горькой усмешке, – ты даже не знаешь, что нет больше твоей ухажёрки! Эх ты…
Махнув безнадёжно рукой, отвернув взгляд, дед похромал дальше…
– Постойте… – беззвучно зашевелились губы парня, который не мог сдвинуться с места: в глазах потемнело, а в висках гулко застучал массивный молот.
Так он простоял некоторое время. Пришёл в себя и решительно направился к Катиному дому. Торопливо взбежал по лестнице и только на секунду замер у её двери. На звонки и стуки никто не отвечал. Наконец, открылась дверь соседней квартиры и из неё выглянула полная, в длинном домашнем халате, женщина с настороженным лицом.
– Нету её дома, – внимательно разглядывая Сашу, сердито сказала она. – Не успела похоронить человека, как уже забегалась бумаги на квартиру оформлять! Хоть бы сорок дней выждала для приличия да отметила как положено, – с горечью выговаривала соседка.
Саша облизал высохшие губы.
– Будьте добры, расскажите, что произошло с Катей? Всё так быстро и неожиданно…
– Вот-вот, неожиданно! Эмка говорит, что всё из-за вас, молодой человек. Я вас приметила, когда вы помогали с коляской…
– Как из-за меня?! – вскрикнул Саша.
– Эмка говорит, что любовь Катю сгубила. Не поверила она вам, мужику при ногах и руках, разочаровалась и наглоталась таблеток снотворного!
– Не… может быть… – занемевшими губами прошептал парень. – В последний раз мы расстались так хорошо, Катя была особенно весёлой…
– Вот и мы, соседи, думаем, что не может быть… – понизала голос женщина, глянула в сторону лестницы и собралась уходить, но Саша остановил её:
Где её похоронили? – откашлявшись прохрипел он.
Видя, что парень неравнодушен и искренне переживает случившееся, соседка смилостивилась и пригласила к себе. Здесь она дала волю своим чувствам: рассказала всё, что думает о неожиданной смерти Кати, которую в подъезде любили все; объяснила, как найти могилку на пригородном кладбище.
– Могла б и на лучшем схоронить! – гневно говорила женщина, неодобрительно отзываясь о тёте Эмме. – В тот вечер, перед Катиной кончиной, Эмка особенно разоралась на бедную дивчину – мне через стенку хорошо слышно, – рассказывала соседка. – Я так поняла, что скандал разгорелся из-за тебя, – перешла женщина на “ты”. – Не нравилось ей, что ты за Катей ухаживал, боялась, я так думаю, что женишься на бедолаге и квартира не достанется Эмке!
– Квартира?… Вы думаете тётка… из-за квартиры? – выдавливал из себя Саша страшные слова.
– К сожалению, это не доказуемо, – прискорбно констатировала женщина, – но мы-то, соседи, знаем эту тварь: она и не на такое способна!
– Надо обязательно заявить в милицию! – гневом загорелись глаза у парня.
– Не торопись, пробовали… Там уверили, что улик нет, а экспертиза следов насильственной смерти не нашла…
– Неужели зло не наказуемо…
– Такая жизнь… – печально покачала головой участливая женщина.
Разговор явно иссяк, и парень заторопился уходить, но соседка остановила его, о чём-то задумалась, а потом решительно сказала:
– Ладно уж, вижу, нравилась тебе Катя, может у вас и любовь намечалась… Возьми вот…
И она вытащила из ящика стола аккуратную общую тетрадь.
– Может грех это, – пояснила она, – но на поминках подняла я эту тетрадь из-под стола, упала неверное. Посмотрела – стихи… Думаю, возьму на память: кому они теперь нужны? Но, похоже, тебе они будут в радость…
– Спасибо… – с благодарностью прошептал Саша и с особым трепетом, прикасаясь бережно, словно к чему-то хрупкому, взял тетрадь в свои руки.
На следующий день, купив огромный букет алых роз, нашёл кладбище и свежую могилку. На деревянном кресте были неровно выписаны бледной краской её имя и фамилия…
Стоял долго…
Слёз не было, только обручем перехватило горло и тисками сжало сердце. Он не замечал, как находили тучи, усиливался ветер, обрывая последние листья с примостившейся недалеко берёзки, и уже накрапывал дождь.
Плохо помнил, как потом очутился на аллее знакомого сквера. Из заторможенного состояния вывело прикосновение руки и знакомый голос Лиды.
– Куда ты подевался, котёнок? Так же нельзя, дорогой! – неестественно громко сыпались укоряющие слова любовницы. – Предупредил бы что ли, объяснил…
И Лида замялась: на неё смотрели холодные, непонимающие глаза, в глубине которых проскакивала… мука.
– Что с тобой? – опешила подруга. – У тебя что-то случилось?
– Да! – резко ответил он, хотел ещё что-то добавить, но… зазвучала музыка!
В такт ей рванул ветер, деревья скорбно закачались и с неба, усиливаясь, посыпалась морось. В этот раз мелодия рыдала, клокотала от безысходности, била по векам ледяными градинками и обжигала холодом лицо. Порывом ветра сорвало шляпу. Не обратив на это внимание, он отвернулся от Лиды, закрыл глаза обеими ладонями и побежал прочь. Из тьмы на него смотрели печальные Катины глаза, а в голове звучали строчки из её тетради:
…Если случится мне уйти
В далёкий, вечный путь небесный,
Ты не печалься и прости
Под звуки музыки чудесной…
Они напомнят о любви,
Несостоявшейся, но нежной!
Ты иногда меня зови
И я приду
к тебе
как прежде…
Капли дождя, растаявшие градинки и слёзы, смешавшись, тонкими струйками стекали по щекам. Саше казалось, что вместе с ним кончину его первой любви оплакивает эта ранняя осень со всей своей грустью и тоской! Он бежал всё быстрее и быстрее, не выбирая дороги. А в след ему, обиженно сжав губки, с осуждающим взглядом смотрела Лида. Её аккуратную головку украшала шляпка с вуалью…
Жертва науки
С некоторых пор Вася Мухин проникся уважением к науке!…
В школе он ни способностями, ни знаниями особо не блистал, поэтому ко всему учёному относился с опаской, в лучшем случае нейтрально, как к чему-то непонятному и недоступному его непритязательному уму.
Родители Васи были вечными пролетариями и на многое не претендовали, зарабатывая на проживание повседневным, тяжким трудом рабочих. И Вася после школы устроился разнорабочим, или “принеси-подай”, на стройке жилого дома. Был он парнем невысокого роста, но кряжистым, с удивительно рыжими вьющимися волосами, простецким веснушчатым лицом и чистыми, наивными глазами. В бригаде сразу же оценили непорочную простоту парня и не преминули этим воспользоваться.
– Ты в армии служил? – закуривая сигарету, хитро прищуривая бесцветные глаза, спросил как-то во время перерыва старший прораб Степаныч, поудобнее усаживаясь за широким деревянным столом.
Бригада дружно расположилась под навесом, который специально соорудили как укрытие от различных погодных неприятностей и, естественно, как место для еды. В данный момент готовились к обеду. Природа благоволила: летнее солнце пряталось за облаками, а с севера поддувал прохладный лёгкий ветерок.
На поставленный вопрос Мухин округлил глаза и слегка искривил губы:
– Да… нет. Не взяли из-за плоскостопия…
– Плохо! – сплюнул прораб. – На стройке, между прочим, по-хорошему, должно быть, как в армии. – Степаныч глубоко затянулся, мастерски выпустил колечко дыма, подморгнул сотоварищам и продолжил: – Команды старшего по званию должны выполняться однозначно и беспрекословно! А иначе можем такое построить, что оно развалится как песочный домик, или такое сотворить, что травму не совместимую с жизнью получить, согласен?
– Я… и так всё выполняю… – замялся Васька.
– Тут ты врёшь, браток! – пряча ухмылку, снова затянулся Степаныч. – Я говорил тебе, когда кирпичи подаёшь, на Галину Захаровну не заглядываться?
– Я… она сама вертится перед глазами… Но я стараюсь отворачиваться! – увереннее стал защищаться Мухин.
Тут надо пояснить, кто такая Галина Захаровна.
Внешне она выглядела как жгучая брюнетка с тонкой талией, стройными, беспокойными, удлинёнными высокими каблуками ножками и томным взглядом зелёных глаз. Но главной достопримечательностью девушки была джинсовая мини-юбка! Она-то, матерчатая, и вводила в разнообразное психическое и телесное томление лиц мужского пола.
Галине Захаровне было всего двадцать лет, и работала она на стройке в качестве секретаря-курьера: такая хитрая должность, за которой закрепили бумажную переписку. Работа для видной девушки была не обременительна (бумаги на стройке частной фирмы практически отсутствовали, больше общались на словах) и скорее символична, что отражало статус Гали как кандидата в любовницы хозяина строительной фирмы. Её непыльный труд был подготовительным этапом к этой почётной и многообещающей должности.
Галина Захаровна появлялась к концу рабочего дня на блестящем “Вольво” с громоздким водителем Петей и вызывала всеобщее оживление. Как правило, трудовой процесс в этот момент резко замедлялся. Девушка отличалась умеренной болтливостью и с удовольствием внимала повышенному вниманию мужчин-строителей к своей персоне. Переговорив с прорабом, сделав пометки в своём деловом блокноте, который она изящно доставала из чёрной, модной сумочки, Галина Захаровна грациозно усаживалась в иномарку и, махнув на прощанье украшенной лаковыми ноготками ручкой, уезжала. Вся бригада с восхищением смотрела ей в след.
– Так вот, дорогуша, – продолжал наставлять молодого строителя-бойца Сепаныч, – женские обнажённые ножки под мини-юбкой, как компетентно установили американские учёные, очень вредно действуют на мужскую психику и, как следствие, соблюдение правил техники безопасности. Американцы, между прочим, зазря денег на ветер не бросают. Говорят, они на эти исследования ухлопали уйму зелёных! Потому как дело серьёзное, ребята, – уже обратился прораб ко всем. – Ихняя статистика подсчитала, что от коротких юбок ежегодно гибнут тысячи здоровых, в расцвете сил мужиков. Гибнут зазря и всюду: убиваются в авариях на дорогах, тонут на мели, падают с мостов и небоскрёбов, не говоря уже о трагедиях на стройплощадках. Прям пошесть какая-то. А наука – это вам не шуточки! Посему, если не хочешь неприятностей со здоровьем, на Захаровну не заглядывайся, – менторски посмотрел Степаныч на порозовевшего парня. – Отсюда мой приказ: как только появляется её “Вольво”, бросай общение с кирпичами и начинай носить раствор двумя вёдрами туда-сюда, туда-сюда… Пока баба не уедет, ясно?
– Может как-то по-другому?… – нахмурил наивные глаза Васька.
– По-другому нельзя, так как ношение тяжестей забивает мужскую тягу к женскому полу! – Под всеобщий хохот закончил прораб, делая очень серьёзное лицо и энергично втаптывая в землю окурок.
В тот же день, к вечеру, как всегда прибыла Галина Захаровна. Пока Вольво парковался, Степаныч многозначительно посмотрел на Ваську и мотнул головой в сторону желоба с раствором. Мухин, ощутив подступающее волнение, понятливо кивнул, взял лопату, два ведра и принялся нагружать их жидким бетоном. Сам же прораб поспешил встретить очаровательного курьера.
Летнее солнце клонилось к горизонту. Лёгкий ветерок ласкал волосы девушки, а тени придавали её лицу особый, загадочный оттенок. На фоне строительного пейзажа и людей в робах, в своей коронной юбочке, она выглядела цветком на длинной веточке среди унылой серости.
Рабочие замедлили трудовой ритм и со смешливыми искорками в глазах стали наблюдать за разворачивающимся действом. Отводя глаза в сторону от манящего зрелища, Васька закончил наполнение вёдер, энергично поднял их и направился к строящейся стене здания. Дойдя до угла, он развернулся и с опущенной головой пошёл в обратную сторону… к противоположному углу.
Одарив Степаныча ослепительной, с оттенком лёгкой снисходительности, улыбкой, Галина Захаровна начала обычный деловой разговор. При этом она поглядывала в сторону стройки и, естественно, обратила внимание на странные перемещения Мухина.
– Что это он делает? – показала она тоненьким пальчиком в сторону страдальца.
– Вёдра с раствором тягает, – невозмутимо ответил Степаныч, пряча огонёк в глазах.
– И… долго… он так? – участливо поинтересовалась ответственный курьер.
– Пока не переборет себя!
– Извините… переборет от чего? – боясь показаться непонятливой, слегка смутившись, переспросила Галя.
– От тяги!
– ??
– К вашей восхитительной особе, уважаемая Галина Захаровна.
– К моей? – искренне удивилась девушка.
Нет, она знала, какими глазами смотрят на неё мужчины вообще, а эти трудяги, в частности. Знала, что равнодушных здесь быть не должно. Но чтобы так оригинально бороться со своими естественными чувствами!…
Мухин тем временем продолжал свой марафон. Он был достаточно вынослив и крепок, так как с детства привык к физическому труду. Из-под намокшей от пота тельняшки выглядывали вздувшиеся бугры мышц, а опущенное вниз лицо, усеянное веснушками под рыжими кудрями, оставалось сосредоточенным и выглядело по-своему красивым.
