Kitobni o'qish: «Наследник собаки Баскервилей»

Глава I
Шерлок Холмс и Доктор Ватсон

Золотая осень. Бабье лето. «Унылая пора, очей очарованье». Наверное, под влиянием этих погодных факторов наш Алешка опять размечтался.

И вся наша дружная семья замерла в напряженном ожидании. Потому что, когда мой младший брат начинает мечтать, он на этом не останавливается. Сначала тихо мечтает, потом о чем-то глубоко задумывается, затем что-то замышляет и, наконец, начинает действовать. С неукротимой энергией, как мама говорит. И вовлекает всех нас во всякие неожиданности, приключения и опасности.

На этот раз он вел себя не совсем обычно. Ну, помечтал, как всегда, за завтраком, машинально проглотил, не поморщившись, тарелку овсянки; опрокинул солонку, уронил ложку на пол. А потом тихо и задумчиво отправился в комнату.

– Это все ты! – упрекнула наша мама нашего папу, собирая в солонку соль. – Со своими рассказами.

– Что? – спросил папа из-за своей газеты. – Какими рассказами?

– Про своего любимого Шерлока Холмса. Задурил ребенку голову. А у него и так «двоек» больше, чем «троек».

– Ну и что? – хмыкнул папа. – Ему еще семь лет учиться. Успеет исправить.

– Или новых нахватать! – Мама начала сердито складывать посуду в мойку. – Я в его возрасте вообще без «троек» училась! И даже без «четверок».

– На одни «двойки»? – притворно ужаснулся папа. – Если бы я знал об этом, никогда бы на тебе не женился. Какая ты скрытная, оказывается. Да еще и двоечница!

– К твоему сведению – я была отличницей! – Мама решительно уперла руки в боки. – А в твоем аттестате…

Папа взглянул на часы и тоже решительно перебил маму, сложив газету:

– Ну, мне на работу пора.

Он всегда в трудную жизненную минуту удирает на свою работу, в свой любимый Интерпол. Папа вообще на работе бывает неизмеримо больше, чем дома. Так мама говорит.

– А ты куда? – Она схватила меня за рукав и кивнула на мойку, полную грязной посуды. – Ну-ка, быстренько помоги своей любимой бедной мамочке, ей в магазин пора.

Она в магазин ходит, как папа на работу.

И вот так всегда: папа – на работу, мама – в магазин, Алешенька размечтался, а Дима – посуду мой!

Я открыл горячую воду, выдавил на губку остатки волшебного «Фейри», но у меня было огромное желание потихоньку, попросту, без всяких фокусов и долгих раздумий, сложить грязные чашки и тарелки в мусорное ведро. С каким удовольствием я вынес бы его на помойку! С каким грохотом и звоном я вывалил бы это ведро в мусорный контейнер!..

Мечтать не вредно, иногда говорит мама. Знала бы она, о чем я иногда мечтаю!

Однако за ненавистным мытьем посуды я размышлял о том, что, в общем-то, мама где-то права. Мечтать не вредно. Иногда даже полезно. Сколько примеров знает история нашей планеты, когда какой-нибудь невзрачный ребенок вдруг возмечтает так сильно и неудержимо, что к старости достигнет в области своих мечтаний вершин человеческого разума и духа.

Вот, например, наш папа, который с детства обожает Шерлока Холмса. И я подозреваю, что свою профессию милиционера он выбрал под влиянием великого и обаятельного английского сыщика. И достиг на этом славном поприще значительных успехов. Недаром ведь в папином кабинете в Министерстве внутренних дел, над его рабочим столом, висит большой портрет легендарного мистера Холмса в шапочке, похожей на бейсболку, с трубкой в зубах, с задумчивым лицом и проницательным взором. Видимо, думал я, папину любовь унаследовал и его младший сын. И тоже станет великим сыщиком. Если не передумает. С ним это уже бывало. Несколько раз. Раз, наверное, сто. Или даже больше.

Зато старший его сын унаследовал мамину нелюбовь к мытью посуды. И, возможно, на всю жизнь сохранит стойкую ненависть к моющим средствам.

А наши поклонники Шерлока Холмса нередко тихими уютными вечерами усаживались на тахту в папиной комнате и всерьез обсуждали все детали и тонкости его подвигов, дружно, со знанием дела восхищаясь его талантом.

Папа очень многое знал о Шерлоке Холмсе и его создателе – английском писателе Конан Дойле. И очень интересно рассказывал об истории каждого дела, которое расследовали два знаменитых друга.

– А вам, например, известно, – спросил он однажды тихим уютным вечером, – что в туманном Лондоне, на Бейкер-стрит, сохранился дом, в котором жил Шерлок Холмс? И откуда он отправлялся со своим другом доктором Ватсоном навстречу очередным приключениям?

– А кто там теперь живет? – живо спросил Алешка. – Ихние дети, что ли?

Папа улыбнулся.

– Там никто не живет, – ответил он, раскуривая трубку. Даже в этом он хотел походить на своего любимого героя и учителя. – Там теперь музей. Музей великого сыщика.

Алешка аж подпрыгнул:

– И чего там, в музее?

– Много чего. – Папа мечтательно прищурил глаза, и его лицо затуманилось облачком табачного дыма. Мечтательно так затуманилось. – Во-первых, там прекрасная библиотека. В ней собраны со всего мира все записки о приключениях Шерлока Холмса, на всех языках. В ней собраны все научные труды о нем, даже энциклопедический словарь, посвященный его жизни и деятельности. В музее много его портретов, созданных разными художниками. Портреты родных и близких Холмса. И даже бережно сохраняется та самая восковая фигура, с помощью которой он обманул полковника Морана…

– С дыркой от пули?

– А как же! И это страшное духовое ружье стоит возле камина. А на отдельной полке, Алексей, стоят великие научные труды Холмса. По философии, по психиатрии, по химии, по истории. – Папа со значением посмотрел на Алешку.

– Да понял, понял, – закивал тот. – Он хорошо учился в школе. Не отвлекайся.

– И не случайно, – продолжил папа, – одной из криминалистических лабораторий, кажется, в городе Лионе, присвоено имя создателя образа Шерлока Холмса. За большой вклад в науку. Но самое главное – в музее есть личные вещи Холмса.

– Да ну! – завороженно выдохнул Алешка. – И его револьвер?

– И револьвер. И лупа в медной оправе. И его знаменитая трубка. И жестяной свечной фонарь. И его скрипка. И тот самый хлыст, которым, помнишь, он расправился с «пестрой лентой»? И многое другое.

– Посмотреть бы, – безнадежно помечтал Алешка. – Потрогать хоть разок. Или два…

– И кроме того, – продолжил папа, – там целое хранилище писем…

– Шерлока Холмса? – обрадовался Алешка, почти не сомневаясь, что Шерлок Холмс – вполне реальная личность, а не выдуманный Конан Дойлем литературный персонаж. – Вот бы почитать.

– Это не его письма, – сказал папа. – Это ему письма.

– От доктора Ватсона?

– Нет, от обычных людей. Шерлоку Холмсу до сих пор пишут письма люди, которые почитают его талант и верят, что великий сыщик будет вечно стоять на страже справедливости.

Наивные – ну прямо как наш Алешка.

– А что они ему пишут?

– В основном выражают свое восхищение. Но нередко сообщают о всяких загадочных происшествиях и нераскрытых преступлениях и просят помочь в их раскрытии… Рот закрой, Алексей, ангину схватишь. В музее целая группа сотрудников отвечает на эти письма от имени Шерлока Холмса.

– А преступления? Раскрывают?

– Случается, – улыбнулся папа. – В некоторых случаях полицейские из Скотленд-Ярда принимают меры к расследованию.

Не думал я тогда, что вот-вот на нашем пути встретится загадочное происшествие и что наш наивный хитрец Алешка тоже обратится за помощью к Шерлоку Холмсу. И самое главное – он эту помощь получит. Вернее – подсказку. А уж само дело мы доведем до конца своими силами. Преодолев неимоверные трудности и опасности. Как Ш. Холмс и д-р Ватсон.

– Вообще, – папа стал раскладывать на столе бумаги, собираясь поработать перед сном, – настоящие криминалисты до сих пор пользуются опытом Шерлока Холмса. Многие его исследования легли в основу современной криминалистики. Помнишь его рассуждения о всякого вида табачном пепле, о классификации и фиксации различных следов?.. О логике, связывающей разные события?

– Детективный метод, – понимающе кивнул Алешка.

– Дедуктивный, – поправил его папа. – Это разные вещи. Детектив – это сыщик, следователь. А дедукция – форма мышления, связывающая в логическую цепочку различные события и факты. Вот, например, – папа чуть заметно улыбнулся, – вчера мама похвалилась мне, что ты вызвался сбегать в прачечную, сходил за хлебом и даже вытер пыль на телевизоре. Так?

Алешка заерзал на тахте, притворно зевнул и сказал:

– Да знаю я эту логику, не маленький. Вообще нам спать пора, а тебе – работать. Да, Дим?

Но папа был неумолим:

– Можно, конечно, подумать, что ты решил помочь маме, а если рассуждать логически, то из этих твоих действий следует только одно…

Алешка вздохнул и сознался:

– Даже три.

– Три «двойки»?! – ужаснулся папа. – В один день?!!

– Две несправедливые, а одна не «двойка», а…

– Запись в дневнике, – продолжил за него папа.

И тут они пустились в такие научные дебри о логическом мышлении, что мне тоже пришлось напомнить папе, что он собирался поработать. По правде говоря, я стал опасаться, как бы они не добрались и до моих логических проблем.

После этого разговора Алешка почему-то стал задумчив и рассеян. Размечтался, словом. И явно замыслил что-то подозрительное. Иногда я даже заставал его за письменным столом, когда он что-то с большим трудом писал в тетради, помогая себе высунутым языком и прикрывая текст, когда я входил, левой ладошкой. Я даже заподозрил, что он сочиняет собственный рассказ наподобие «Записок о Шерлоке Холмсе». Причем на английском языке. На котором он знал всего два-три слова. Да и то – не очень приличных. И, оказывается, настойчиво стал расширять свой лексикон.

Я узнал об этом случайно. От нашей англичанки Татьяны Семеновны. Как-то на переменке она делала мне очередной педагогический втык за «постыдное невнимание» к языку Шекспира и Конан Дойля. Я делал внимательные и виноватые глаза, переминался с ноги на ногу, изо всех сил кивал и изо всех сил давил внутри себя отчаянные зевки, не давая им выбраться наружу.

– Стыдись, Дима, – наконец-то завершила свою нотацию англичанка. – Даже твой младший брат понимает все значение английского языка для современного человека.

То-то я их частенько видел вместе на переменках.

Я тут же поймал Алешку и строго спросил:

– В Англию собрался? Багаж знаний пополняешь?

Он широко и лживо распахнул свои громадные глаза и невинно захлопал длинными ресницами:

– Что ты, Дим! Она мне просто нравится. У нее такие локоны!

Ну это, положим, правда. Локоны у Татьяны действительно красивые. Как у Валентины Ивановны, физкультурницы, только настоящие. А все остальное, похоже, вранье…

А увлечение Шерлоком Холмсом не только продолжалось, но и развивалось. Алешка без конца перечитывал записки доктора Ватсона, крутил по видаку прекрасный фильм «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Выменял у кого-то на что-то старую лупу с медным ободком и деревянной ручкой. Достал где-то карту Лондона и часами сидел над ней, бормоча задумчивым голосом: «Паддингтонский вокзал. Скотленд-Ярд. Бейкер-стрит…»

В его тетрадках появились рисунки худого орлиного профиля, под носом которого торчала большая изогнутая трубка, изрыгающая клубы дыма, как старинный пароход.

А доктор Ватсон у него получался кругленький, добродушный и глуповатый. Алешка рисовал его почему-то в очках, в белой шапочке с крестиком и в белом халате; из одного кармана торчала какая-то дудочка, а из другого – рукоятка револьвера.

Как я ему ни доказывал, что в старой доброй Англии, да еще в позапрошлом веке, врачи не носили белых халатов, – рисунок упорно появлялся в одном и том же варианте. Даже Любаша, Алешкина учительница, сказала как-то маме:

– Я очень довольна Алешей. Он стал гораздо спокойнее на уроках. И внимательнее. А то, что он уже в этом возрасте выбрал себе такую благородную, такую нужную людям и такую низкооплачиваемую профессию, – делает ему честь.

– Какую профессию? – удивилась мама.

Любаша посмотрела на нее укоризненно и, наверное, подумала про себя: «Надо же, до такой степени не знать своего любимого ребенка». И она сказала:

– Ваш Алеша хочет стать врачом. Он все время рисует очаровательного доктора, а рядом с ним изможденного пациента-курильщика.

– Это не тот доктор, – вздохнула мама.

– Надо же! – Любаша всплеснула руками в еще большем восторге. – Значит, он хочет стать не человеческим врачом, а ветеринаром. Это еще благороднее!

И оплачивается гораздо лучше, добавил бы я. Вот в соседнем доме живет такой ветеринар. Он уже четвертую машину за год поменял, да все круче и круче.

– Это не тот доктор, – снова вздохнула мама и укоризненно посмотрела на Любашу. И, наверное, подумала: «Надо же, до такой степени не знать своего любимого ученика».

Но мама, конечно, не рассказала Любаше об Алешкиной мечте. О том, что он, кажется, собирается в Англию, а «оттуда, как он говорит, в Лондон», где находится улица Бейкер-стрит, а на ней старинный дом, где сидит вечерами у камина великий Шерлок Холмс с трубкой в зубах, со скрипкой в одной руке и с кочергой в другой.

– …Но вот что меня беспокоит, – продолжала Любаша, – как у Алеши со зрением?

– А что такое? – по-настоящему забеспокоилась мама.

– Он стал часто пользоваться увеличительным стеклом. Когда ему надо что-то разглядеть, он достает такое, знаете, круглое увеличительное стекло на палочке…

– Это лупа, – успокоила ее мама. Но не стала говорить, что Алешка даже овсянку рассматривает под увеличением. А сама, наверное, подумала: что скажет Любаша, когда Алешка обзаведется «армейским» револьвером или хлыстом с тяжелым набалдашником.

Мама все-таки в глубине своей доброй души надеялась, что и это Алешкино увлечение, как и все прежние, безболезненно и бесследно уйдет в прошлое. Хотя, с другой стороны, с папой ведь такого не случилось. Напротив…

В общем, не знаю, как в будущем, но в настоящем таинственная тень благородного сыщика Шерлока Холмса, с его кочергой и скрипкой, помогла нам предотвратить опасное и тяжкое преступление, а заодно и восстановить справедливость и наказать безжалостных, нечестных и алчных людей. В полном соответствии с логикой, дедукцией и принципами великого «отшельника с Бейкер-стрит» (Лондон, Великобритания).

Глава II
Дедукция на рынке

Время шло. И многое менялось. Развивалось по своим, иногда простым и ясным, а чаще всего – непостижимым законам.

От внешнего подражания великому сыщику Алешка пришел к подражанию по существу.

Он стал развивать в себе сначала внимательность, наблюдательность и «замечательность», а потом логическое мышление с переходом к «дедуктивным методам познания истины».

И, надо сказать, ему это удавалось. Как, впрочем, и все другое, чем он увлекался. Я даже думаю, что при его настойчивости, если бы он взялся за создание вечного двигателя, ему это, несомненно, удалось бы. Часа за два максимум. И он совершил бы переворот в науке и технике и посрамил бы великих ученых. Я даже как-то спросил его в шутку, когда он строил самолет без крыльев (или машину без колес):

– Брось эту ерунду. Создай лучше вечный двигатель.

– Нельзя, – спокойно ответил Алешка.

– А ты постарайся, – съехидничал я.

– Да чего тут стараться, – отмахнулся Алешка. – Пара пустяков. – И веско добавил, как дураку: – Нельзя, Дим, это не значит – невозможно. Нельзя в том смысле… Ну, как тебе сказать… Если я его сделаю, человечество погибнет!

Ни фига себе, замашечки на гениальность! Скромности у него – на троих хватит. И я легонько щелкнул его по носу. Чтобы не зазнавался раньше времени.

Алешка потер пальцем кончик носа и снисходительно пояснил:

– Если я сляпаю вечный двигатель, людям нечего будет делать. Они перестанут работать и опять превратятся в обезьян. Это логично?

Так вот, внимательность и наблюдательность по методу Шерлока Холмса Алешка развивал так успешно, что я уже решил переехать к нашей бабушке, за город. Целый день только и слышишь:

– Дим, сколько ступенек в нашем подъезде? Эх ты! Девяносто шесть! А что на дверях шестой квартиры написано? Какой пуговицы у тети Клавы на халате не хватает? Эх ты! Все ты видишь и ничего не замечаешь!

Ну да, конечно! Делать мне больше нечего, как ступеньки в подъезде считать, когда лифт не работает. Или читать все, что у нас на стенах понаписано. А у тети Клавы, нашего дворника, по-моему, на халате вообще ни одной пуговицы нет, все оборваны.

Но, впрочем, надо честно сказать: Лешкина наблюдательность и умение делать выводы себя оправдали.

Дело было так. Мы шли по нашему рынку. Вообще-то рынок нам ни к чему. Но за ним, на дальнем пустыре находилась заброшенная свалка со всяким хламом. Алешка частенько там копался и собирал всякие железяки для своих изобретений. Сейчас он ходил туда, как в школу, каждый день, на несколько часов. Пытался там, среди разного железного барахла, отыскать хоть какой-нибудь завалященький револьвер. Какой же он Шерлок Холмс без револьвера?

Сколько раз я ему доказывал, что даже в наше время револьверы на свалках не валяются!

– Уж если там пушки есть, – упорствовал он, – то уж револьверчик наверняка куда-нибудь завалился. Это логично?

Тут он был, в общем-то, прав. Когда-то в самом деле мы обнаружили на свалке несколько настоящих артиллерийских орудий. Правда, все они были без замков и прицелов. И все они были разрезаны на куски.

Вот Алешка и таскал меня на свалку. В качестве подсобной рабочей силы.

– Дим! – визжал он. – Вон туда он наверняка завалился. Сверни-ка в сторонку эту трубу. Сдвинь-ка газовую плиту. Да не туда! А холодильник опрокинь. Ничего ты не умеешь!

– Я тебе не бульдозер! – возмущался я время от времени. – И не подъемный кран. – Но терпеливо выполнял его указания. Потому что было интересно. Всегда мы на этой свалке находили что-нибудь неожиданное. И тащили домой. А потом, по маминой команде, на помойку. Правда, один раз мы свою находку принесли не домой, а в милицию. Мы опрокинули какой-то холодильник, дверца его распахнулась, и оттуда, из его нутра, вывалились всякие протухшие продукты. Мы отскочили в сторону и поскорее зажали носы. А Лешка вдруг углядел, что в разбившемся стакане что-то ярко сверкнуло. Это был большой старинный перстень. Весь из себя золотой и с каким-то резным камнем в зубчиках вроде орлиных когтей.

– Волшебный! – заорал Алешка. Схватил кольцо, надел на палец, стал вертеть его и заклинать всякую тарабарщину. (Он одно время увлекался то ли Толкиеном, то ли Гарри Поттером.)

Перстень его не послушался. Алешка вздохнул:

– Придется в милицию отдать. Или маме подарим?

Но мы не так были воспитаны, чтобы дарить любимой маме чужие вещи. Особенно со свалки.

И отнесли находку в милицию. И чуть не пожалели об этом. Нас продержали там несколько часов в разных комнатах. И какой-то суетливый майор все время нас расспрашивал, каждого по отдельности: где мы нашли этот перстень? Как нашли? Когда? При каких обстоятельствах? Задаст мне эти вопросы, запишет ответы и бежит в соседний кабинет, к Алешке. И ему те же самые вопросы задает. А потом начинает злорадно сличать наши ответы.

– Так… – ехидно и многозначительно говорил майор, будто уличал в преступлении матерых рецидивистов. – Так… А вот тут в ваших показаниях имеются существенные разногласия. Вы утверждаете, что обнаружили этот перстень в стакане с прокисшим молоком! А ваш брат – что в холодильнике! Как это понять? Поясните!

– Но стакан-то был в холодильнике, – устало «пояснял» я.

– А ваш брат утверждает, что на земле!

Наконец ему самому это надоело, и он стал упрекать нас за то, что мы «шляемся по помойкам», и стал угрожать, что сообщит о нашем недостойном поведении в школу и родителям, чтобы они приняли надлежащие меры.

Тут уже Алешка не выдержал и сказал, что он сам сообщит родителям, прямо отцу на работу. А уж он-то примет такие надлежащие меры, что мало не покажется. Алешка, правда, не уточнил – кому мало не покажется: нам или майору, который вел дотошный допрос.

Майор ехидно ухмыльнулся и придвинул к Алешке телефон. Знал бы он, чем это для него кончится!

Алешка набрал папин служебный номер и важно сказал:

– Здесь Алексей Оболенский. Полковника Оболенского попрошу к аппарату.

– Здорово, Алеха! – ответил ему папин сотрудник, тоже полковник. – Сергей Александрович в местной командировке. Что у тебя за проблемы?

Алешка коротко, но красочно обрисовал наши проблемы. Голос папиного сотрудника сразу изменился. Из дружелюбного стал железным:

– Ну-ка, Алексей, передай ему трубочку.

Майор уже начал что-то соображать, но трубку взял со снисходительной усмешкой. Которая быстро сменилась виноватой и растерянной улыбкой. Он выслушал все, что ему сказали (что уж ему сказали – можно догадаться!), осторожно положил трубку и посмотрел на нас с мягкой укоризной:

– Что ж вы, ребята, сразу не сказали, а? Подставили меня.

– Не так воспитаны! – сурово отрезал Алешка.

– Хорошо воспитаны! – похвалил нас майор. – Честными гражданами. Спасибо за ваш поступок! Вы свободны!

– А отпечатки брать не будете? – отомстил Алешка.

Майор меленько посмеялся и вытер вспотевший лоб…

– Нет, – тяжело вздохнул Алешка, когда мы выбрались на свободу. – Нет, это не Шерлок Холмс.

Впрочем, я отвлекся. Идем мы, значит, со свалки по рынку. И вдруг Алешка хватает меня за рукав, показывает глазами на какого-то парня в красивой куртке и шепчет мне в ухо тоном настоящего Шерлока Холмса:

– Дим, этот человек только что совершил преступление!

– С чего ты взял? – Я даже глазами захлопал.

– Смотри, как он идет! Будто вот-вот бежать бросится. Он как спортсмен на старте.

В голосе Алешки прозвучало явное пренебрежение – он не любил спорт. И не скрывал этого. Даже от Валентины Ивановны, нашей физкультурницы. Она-то сама очень любит свою физкультуру. И считает ее самым главным предметом в школе. И в жизни. И чтобы нам эту любовь привить, все время обосновывает ее всякими примерами.

– Вот опаздываете вы на поезд, – горячо и мечтательно говорит она. – Тренированный человек как помчится!..

– Как обгонит… – ворчит Алешка.

– Или вам предстоит, – к счастью, не слыша его, продолжает свою агитацию Валентина Ивановна, – перепрыгнуть через бездонную пропасть, чтобы спасти товарища. Тренированный человек…

– Уж сорвется – так сорвется… – ворчит Алешка.

А однажды он даже вступил в открытую дискуссию и философски обосновал свою жизненную позицию:

– Ну что мы все бегаем да прыгаем? Какая разница – опоздаю я на поезд на десять или на пять минут. Или недопрыгну через пропасть на метр или на два?

Тем самым наш мелкий философ окончательно испортил отношения с преподавателем физкультуры.

…Но я опять отвлекся.

– …А самое главное, Дим… – Тут Алешка сорвался с места и, не договорив, шмыгнул в сторону. Оказывается – углядел нашего знакомого участкового.

Этот участковый был очень хороший милиционер. Правда, еще молодой и не очень опытный. И он частенько заходил к нам домой. Или на нас с Алешкой пожаловаться, или с папой посоветоваться по трудным вопросам службы. И папа ему всегда помогал. Как старший товарищ. Ну и мы тоже не раз помогали. Как младшие товарищи.

Алешка что-то горячо нашептал участковому, тот кивнул, поискал глазами подозрительного парня, догнал его и положил ему руку на плечо:

– Извините, гражданин. Предъявите, пожалуйста, ваши документы.

Парень вздрогнул, обернулся и ответил осторожной улыбкой:

– Да я вроде ничего не нарушил…

– Простая проверка, – настоял участковый. – Не беспокойтесь.

Парень сунул руку в один карман куртки, в другой… И только из третьего достал паспорт и какую-то тоненькую книжечку.

Участковый раскрыл паспорт.

– Так, – проговорил участковый, глядя в документ, – гражданин Веселовский? Игорь Александрович?

– Веселовский, – как-то не очень уверенно подтвердил парень. И более решительно: – Игорь Александрович.

– Странно, – нахмурился участковый. – А по паспорту вы – Ивановский Андрей Петрович. Придется пройти проверку в отделении милиции. Прошу вас. – И он положил его документы в карман.

А парень вдруг, нагнув голову, стремительно рванулся в щель между палатками. Но не очень удачно – навстречу ему оттуда как раз вышел другой парень, вернее, молодой дядька – в разбитых очках на носу, с фингалом на скуле и с какой-то замызганной курткой в руке.

Они столкнулись. И могли бы уже разбежаться по своим делам, но дядька с фингалом вдруг вцепился в него и закричал:

– Вот он! Грабитель! Милиция!

А милиция в этот раз – тут как тут.

Участковый ловко вывернул жулику руки, и не успели мы и глазом моргнуть – как на нем уже щелкнули наручники.

– Я, извините, – возбужденно заговорил дядька в разбитых очках, – отошел за палатки, по… ну по личному делу. А тут подходит этот амбал и говорит так нагло: «Хорошая у тебя курточка, командир. Мне нравится». – «Мне самому нравится», – отвечаю. А он: «Давай меняться!» Сбил меня с ног, сорвал куртку, надел, а мне бросил свою. Гад поганый!

«Гад поганый» стоял, понурив голову, и озирался. Участковый по рации вызвал патрульную машину и, когда усадил в нее задержанного, подошел к нам. Мне он пожал руку, а Алешку потрепал по голове и похвалил:

– Молодец! Шерлок Холмс!

Потом Алешка мне рассказал, почему этот парень вызвал у него подозрения. Я бы ни за что не догадался. И внимания на это не обратил бы. А оказалось все так просто! Как у Шерлока Холмса.

– Он, Дим, – небрежно объяснял Алешка, – он закурил и стал совать зажигалку в карман. И никак в него не попадет. Непривычно ему. Я сначала подумал: ну и что? Купил человек новую куртку и еще не привык к ее карманам. А потом смотрю – куртка хоть и красивая, но уже ношеная. Значит, чужая. Но тогда я еще подумал: может, ему кто-нибудь поносить дал. Или сфотографироваться. Но он очень странно себя вел: все время оглядывался, а когда закуривал – глазами по сторонам шастал. Вот я и догадался, что он эту куртку с кого-то сграбил.

Все просто. И верно. Но вот я почему-то, даже когда этот парень шарил по карманам в поисках документов, не насторожился. Не увидел в этом ничего подозрительного или необычного. А ведь всякий нормальный человек по всем своим карманам документы не ищет – он всегда знает, где они у него лежат. Значит, он еще с этой курткой освоиться не успел. И карманы даже не проверил – что там и где лежит.

А Лешка все просек.

Да, все очень просто. Но вот в той загадочной и страшной истории, о которой я хочу рассказать, все было очень непросто. И если бы не Шерлок Холмс (и не Алешка!), на знаю, разгадали бы мы ее… Смогли бы, как говорил великий сыщик, пролить луч света на это мрачное пятно…