Kitobni o'qish: «Тренер. Молодежка»
Глава 1
«Если б водка была на одного —
Как чудесно бы было!»
Владимир Высоцкий
– «Столичная» в наличии?
– Восемьсот рублей, – продавщица не подняла глаз, в экран смартфона залипла.
Восемьсот… итить твою мать, только на прошлой неделе за семьсот пятьдесят брал. Я вздохнул, расстраиваясь – дорого водяра стоит, зараза такая. Акцизы понапридумали фантазёры запиджаченные, налоги ввели дополнительные – не нажрутся никак со своей инфляцией.
– Если будете брать, то поторопитесь, дедуль, я кассу через минуту закрываю.
Я вымерил девчонку строгим взглядом. Сама ты дедуль, сопля зелёная, дедулькает тут. Достал купюры, отсчитал восемьсот рублей и на прилавок положил хиленькой, но стопочкой – пусть твой Вартан Оганесович подавится (имя было числилось владельцем магазина на бумажонке под стеклом).
– Буду брать. Меня вообще-то Иван Сергеевич зовут – так, для справки.
Продавщица закатила глаза – мол, достал старый. И что за молодежь пошла? Никакого уважения к старшему поколению не демонстрирует. Эта хорошо хоть не тыкает, а то встречаются и такие распоясавшиеся, у кого тыкалка не выросла, а к старшим по имени отчеству не обращаются. Демократии в сериалах пересмотрели. Сталина на них нет.
Продавщица, не отрывая глаз от телефона, поставила на прилавок 0,5 «Столичной», сгребла купюры, сунула в кассу. Водка смотрелась на прилавке, как молодая Клаудия Шифер на подиуме. Помню раньше такую за 4 рубля 12 копеек торговали, все для людей было – пей не лезет. Вот мы и выпивали после игр второй лиги, надо же расслабляться в автобусе. Первая лига, они да, на самолетах шиковали, пили армянский коньяк – мажорье, а во второй мы на выезд чем придётся добирались, то автобусы, то поезда. Однажды в прицепе трактора катались, с арбузами и ничего, с узбекским Гулистаном ничейку раскатали в 71-м году…
Сейчас же на пенсию в 15 тысяч рублей не разгонишься особо. Но сегодня случай особый. Правда водка ни чета той, что раньше… Башка на утро раскалывается и в другой раз пить или не пить крепко задумаешься.
Но в Питере – пить, я бутылку взял, в авоську сунул и из магазина вышел, прихрамывая – старая травма, двадцать лет на футбольном поле кроликом Энерджайзером отбегал. Это сейчас батарейки сели и фрукт я уже не тот. Скис.
Вечер был поздний и дождливый. Паршивый, под стать настроению. Я полной грудью вздохнул прохладный воздух и пошёл домой. Сегодня случился последний день моей работы в ДЮСШ, где я детишек футболу тренировал. Теперь вот на пенсию попросили, поэтому и задержался допоздна – бумажки подписывал, бюрократию разводил, дела сдавал. Больше тридцати лет тренерского пути осталось за спиной и вот – конец бесславный настал.
– Пора тебе на пенсию деда Ваня, – как сказала молоденькая бухгалтерша с грудью, как два бидона.
Чувства у меня были самые смешанные. Казалось бы, пузырь купил, сала шматок в авоське лежит, тонкими ломтиками нарезать и за карьеру не стыдно. А на душе все равно паршиво так, галиматья… и отмечать сегодня придётся одному, отчего вдвойне грустно. Любка, жена моя, умерла во время трыклятой пандемии. Инфаркт забрал. На вызов скорая ехала дольше двух часов, а когда приехала, то молоденькая фельдшер в маске только руками развела – не дышит твоя бабка, старый. Смятая пятисотрублевая купюра так и осталась сжата в кулаке, всегда деньги врачам совал. Но в тот день спасти Любаню не успели, хотя я верил до последнего.
– Мечтали ведь умереть в один день, – грустно вспомнил я, проходя по пустой аллее и рассматривая капли дождя, моросящие в лучах фонарей уличного освещения.
Мы с Любкой здесь на первое свидание ходили, молодые, верящие, что светлое социалистическое будущее наступает. Вон там, где теперь гаражи стоят, любимая стекляшка располагалась, а какой там подавали сливочный пломбир – пальчики оближешь.
Но хочешь жни, а хочешь куй, все равно получишь… и теперь ощущение у меня такое, как будто вся жизнь зря прожита и я под завесу «буй» получил. А ведь всегда не хватало малости, вот почти дотянулся и ускользает счастье. И работал много, и рук не покладал, но все не складывалось как-то. Сначала с футболом завязал в двадцать с хвостиком, разрыв крестов получил, как раз на матче когда за мной из первой лиги свататься приехали. Это сейчас тебя от крестов на ноги поставят, а в 70-х сразу с футболом заканчивать пришлось. Потом на тренерской карьере точку поставил, когда понадобилось лицензию получать. Всегда по жизни правду матку рубил, чем со многими отношения испортил. Не нравилось людям правду о себе слышать. Так и с тогдашним президентом футбольного союза отношения испортил на корню и безвозвратно. Кто ж знал, что Слава Овсов, которому я в раздевалке на мачте в Ленинграде пистонов вставил, ввысь пойдёт и обиду через года пронесёт. По итогу меня в ВШТ не взяли, комиссия развела руками – вы Иван Сергеевич человек заслуженный, матерый, но у нас 1000 заявок, а отбираем только 60.
Ну и идите в пень, подумал я, а сам пошёл тренировать молодёжь по любителям. Видя как клубы забирают подрастающие таланты, не дав им раскрыться до конца – тяжело вздыхал, ну и выпивал по вечерам горькую. Правда утром хлопну рассольчика, отожмусь раз двадцать, как в старые добрые, почерчу схемы тактические и давай на тренировку пацанов гонять, «людей из них делать», да изыски собственной разработки в игру внедрять. Потом в газетах, интернетах и на телевидении мелькали интервью о том, как моих воспитанников «ограняли» в больших клубах большие тренера своими уникальными методиками. Только методика у меня была всегда своя, уникальная, но кому до этого дело есть.
Из юношеского футбола меня тоже попросили, кто-то из агентов пожаловался, которые у футболистов едва ли не с пелёнок. Мол, тренер Павлов больно неудобный крендель и любовь прививает к клубу, а не к деньгам, сволочь пропитая – пацаны после него от машин дорогих отказываются… пришлось в ДЮСШ устраиваться и с большим футболом раз и навсегда завязать. Принципы дело такое, за них я всегда горой стоял.
Так из-за своей упёртости и прямолинейности, я особых высот не достиг. Понимаю на седьмом десятке, что надо действовать хитрее и оппонента его же картой бить, да поздно уже. И как тут не запьёшь? Жена умерла, денег нет, работа в школе неблагодарная до чертиков. Зато те, кто меня знал всегда говорили, мужик я что надо – крепкий, за дело ратую и с твёрдой позицией по жизни иду.
Потому я и не смог пройти мимо, когда услышал сдавленный женский крик. Следом раздался приглушённый удар.
Остановился.
Голову повернул.
Звук доносился из-за гаражей, там часто случались конфликты у подвыпившей молодежи. Много оно не надо на пьяную голову смуту навести. Однако сейчас я увидел брошенную на газоне туфельку. Что происходит – смекнул быстро, мысли о сале, водке и просмотре записи финала кубка СССР улетучились, я покрепче бутылку водки у основания горлышка стиснул, не с пустыми же руками на разведку идти. И вот так наспех вооружившись, в тёмное пространство шагнул.
Под ногами хрустело разбитое стекло, никто никогда в гаражах не убирался – зачем, если нагадят снова, такая уж молодежь пошла, которая думает только о себе.
У ржавой заброшенной ракушки открылась следующая картина: мужчина в балахоне и спортивных штанах удерживал молодую девушку. На лице блондинки потекла тушь, глаза заплаканные. Грабитель одной рукой закрыл ладонью ее рот, а второй потрошил сумочку. Девчонка на смерть перепуганная, не сопротивлялась, да и, судя по всему, крепко досталось ей. Вон порвана блузка.
Ах ты мерзавчик какой, подумал я и окрикнул грабителя.
– Эй, я тебе уши пообрываю, молодой!
Силы были неравны, грабитель молодой, а я в возрасте. Да и крупнее эта падла раза в два, горилла широкоплечая. Грабитель обернулся, его лицо скрывала медицинская маска, хотел остаться неопознанным.
– Дед, иди куда шёл, не лезь.
Голос грабителя показался больно знакомым, только значения этому я не придал.
– А ну девчонку отпусти, негодяй.
Девчонка сумела ситуацией воспользоваться и укусила грабителя за ладонь.
– Деда Ваня помогите!
Женька что ли, соседка, как тебя дуру в гаражи на ночь глядя занесло в короткой юбке. Беги пока возможность такая есть, дуреха. И она шанс свой использовала – вырвалась, побежала без оглядки. А вот я остался с грабителем один на один.
– Ну ты попал, старый козел! – зашипел тот.
В руках грабителя блеснуло лезвие ножа. Он решительно двинулся на меня, спугнуть собрался, судя по настрою. И может я и отступил бы, подальше от греха, нет в этом ничего зазорного – трезво оценивать свои силы. Однако имелся нюанс – дорога по которой Женька убежала вела в тупик, коммунальщики разрыли на прошлых выходных, да зарыть как обычно забыли. Но девчонка видать об этом не знала, а значит возвращаясь могла снова столкнуться с негодяем, чего я допустить не мог.
Бутылку о гараж – раз и разбил. В руке уже блестит розочка. И не с такими справлялся в свое время. Как-то наш автобус толпа владикавказцев окружила и ничего вырвались, а ребята на Кавказе ой какие горячие.
Но много ли надо со стариком справиться? Вот и грабитель первым успел меня пырнуть – с левой, в брюхо аккуратно, без замаха особого. На пол упала авоська со шматком сала, рядом розочка из ослабшей руки вывалилась. И резкая боль сознание запорошила. Как будто не ножом падлюка ударил, а раскалённый прут вогнал.
Я грузно опустился на землю, тяжело задышал. Схватился за бок, чувствуя как из раны юшка течёт. Понял сразу, что не выживу. Удар ножа прямиком в печень прилетел. Смерть от этого быстрая, но не мгновенная. А убийца вдруг замер, вздрогнул, глядя своей жертве в лицо.
– Иван Сергеич… – прошептал, узнал меня откуда то чертяка.
Следом окровавленной рукой стянул маску на подбородок. Тут-то я понял, кто передо мной и отчего голос знакомым кажется.
– Санька… – прохрипел я.
Глаза слипались, организм стремительно терял кровь. Убийцей оказался Санька Булава, некогда самый талантливый нападающий области середины 90-х годов. И физическая боль сразу уступила место боли душевной. Плохо так стало, что я в своё время не добился, не дожал, не доглядел, и мой ученик пошел по кривой дорожке. Это я в большой клуб Сашку не пустил, хотел ещё наиграть, натаскать и побольше ума разума вложить в пустую голову вложить, а тот и закончил карьеру. Дочь родилась, семью кормить нечем стало. Санька то детдомовский, рассчитывать мог только на себя. Вот и пошёл не в первую лигу, а в криминал, загубил я пацану карьеру своими же руками…
– Простите Иван Сергеевич, жизнь заставила, – Сашка поднялся, спотыкаясь бросился прочь.
– Прости и ты меня Сашка, что вот так твоя жизнь сложилось… – прошептал я, видя как растворяется в ночи фигура некогда талантливого нападающего. – Дурак я был, многого не понимал.
Эх, если б можно повторить, жизнь вспять повернуть, тогда я такого ни за что не допущу, думал я, умирая на холодной земле. И судьба услышала, распорядилась дать мне ещё один шанс.
Вспышка.
Ускорение.
Душу подняло из умирающего тела, закружило в вихре и куда-то тотчас понесло. А потом я увидел вместо гаражей, футбольное поле и одиннадцать человек в красно-белой форме… десять – один лежал без сознания на газоне. И моя душа камнем рухнула вниз, прямо в это тело.
* * *
Тело я поначалу не почувствовал.
– Двумя ногами въехал, козел…
– Я не специально, мужики…
– Какой не специально, ты сзади прыгнул, чучело огородное…
Ощущение такое, будто я забыл слуховой аппарат в ухо вставить. Слышимость жуткая, но по интонации ясно – кто-то рядом ругается и взаимные претензии предъявляет. А потом я как из проруби вынырнул. Картинка прояснилась, звуки отчётливей стали и ощущения первые появились. Понял, что лежу на поле футбольном, а вокруг народ – одни в красно-белых футболках, другие в бело-голубых. Грязнючие, как свинюшки! Почему понятно – ливень хлещет поливает и поле превратилось в огород. Игроки толкаются, орут. Между ними бегает главный судья, красную карточку держит в руках.
Вздох.
И левую ногу как пуля прострелила – боль адская, отдало в висках, и я зубы стиснул, глухо застонал.
– Покалечил…
– Врача зовите скорее…
И вот вижу, как передо мной присаживается футболист. Лицо какое знакомое, точно – Федька Костиков, подсказывает услужливо память. Но память будто не моя…
– Ванька, держись братан, – суёт в нос ватку. По запаху понятно – нашатырный спирт, им футболисты на поле часто пользуются. Только рецепторы не реагируют толком.
Удаётся приподняться на локтях. Руки утопают в грязи, на красно-белую форму трава налипла. Взгляд падает на левую ногу…
Ох ты ж ешкин кот!
Нога вывернута под неестественным углом. Если правая бутса в хмурое тучное небо смотрит, то бутса на левой ноге безучастно лежит на газоне плашмяком. Щиток вздыблен, гетры в крови измазюканы, а из под колена белок что-то торчит.
Открытый перелом.
Жмурюсь, отворачиваюсь и вижу капитанскую повязку на своём плече.
Потихоньку приходит понимание – идёт игра кубка СССР, финал. Играют «Спартак» и «Динамо», принципиальнейший матч, столичное дерби. Трибуны беснуются:
Спартак – это мясо,
Спартак – это сыр
Спартак – это презер
Натертый до дыр!
На табло счёт 2:0 в пользу красно-белых, 82 минута игры, дубль на счету… Ивана Павлова. Наверное, удивиться в пору, но ко мне подбегают врачи. Берут под белы ручки, перекладывают на носилки.
– На три поднимаем и понесли! Три!
С ужасом вижу, как живет своей жизнью нога, переваренной макарониной болтается. Новый приступ острой боли и перед взором возникает пелена тумана.
– Чувствуешь ногу?
Не отвечаю, болевой шок, яйца аж выкручивает против часовой. Тут бы по новой сознание не потерять, но держусь.
– Можешь пошевелить?
В ответ только стискиваю сильнее зубы – доктор на какой черт трогает травмированную ногу за ступню, будто открутить хочет. Дождь только усиливается – врачи бегут к карете скорой помощи, дежурившей у кромки поля. Хлюпают по лужам, носилки раскачивают, газон влажный и неустойчивый. Вот будет умора, если уронят.
– Ванька, терпи!
Слышу слова выходящего на замену футболиста. В глазах «семерки» испуг и сопереживание. Совсем молодой пацан, патлатый. Боковой судья поднимает табличку – 9 номер Павлов уходит, а в игру заходит 7 номер Крепостной.
Мгновение и меня перекладывают в буханку.
– Что с ним? Вы мне пацана залатайте к следующей игре!
Бекасов. Тренер подошёл к буханке, внутрь заглядывает, бледнеет, видя травму своего игрока. Константин Иваныч тут же распоряжается администратору.
– Классникову звони, пусть в ЦИТО Приорова везут!
Включаются мигалки, воют истошно сирены. А главный судья даёт свисток о продолжении матча.
Буханка трогается, врачи звонят по радиостанция скорой Лён-В в больницу.
– Павлова везём, ставьте всех на уши, Николай Петрович лично позвонит!
Фельдшер крепко держит меня за руку. Второй врач успокаивает:
– Потерпи парень, мы тебя на ноги поставим, вот увидишь ещё на чемпионат в Италию поедешь…
В руках доктора появляется шприц. Игла входит в бедро и через секунду по телу растекается волна облегчения. Боль отступает, а вместе с ней из изнеможенного тела улетучивается сознание.
Я уже не видел, как меня в красно-белой спартаковской форме заносят в травму, как перекладывают на каталку. И как из подъехавшего Мерседеса выбегает администратор команды, бледный и взмыленный.
Глава 2
«Есть расхожая фраза: „Если встал утром и у тебя ничего не болит – значит, ты покойник“. Гаврилов сейчас весь в железках – через турникет в аэропорту не может пройти. Если уж выбрал футбол – будь готов ко всему».
Олег Татьянцев
Проснулся я из-за грохота и воплей, доносившихся из открытого окна.
– Едрить твою налево, аккуратнее!
Стройка.
Последний год рядом с моей пятиэтажкой строили очередную многоэтажку из гавна и палок силами уважаемых гостей из Средней Азии, и вот так часто бесновался прораб. То цемент разольют, то место стройки в поле после бомбежки превратят. И сегодня видать шебутные делов натворили, а я на ночь окно не закрыл, теперь выслушиваю. Припомнилось, что вчера я на пенсию вышел, что хотел посмотреть кубковый матч под водочку с салом, да видать перебрал и раньше времени вырубился. Поэтому и голова на утро как в тумане, гудит. Ну ничего, сейчас простоквашки домашней жахну, в себя приду.
– Иэх, – с кровати решил подняться.
Но не тут то было, а если было то не тут.
Подняться не вышло. Я с удивлением уставился на собственную ногу. Та покоилась в металлической цилиндрической конструкции – аппарат Иллизарова.
– Ох ты ж…
А потом воспоминаниями накрыло.
Гаражи, Булава, девчонка соседская и удар ножа в печень. Вспомнилось странное видение про финал кубка СССР, где я два мяча положил в ворота «Динамо». Привидится же такое!
Нажрался ты видать, Иван Сергеевич, да по пьяни ногу сломал, просто не помнишь ни хрена. Какой там кубок СССР – размечтался!
На локтях приподнялся, и тут меня ожидала новая неожиданность. Лежу то я не в кровати, а на больничной койке в палате. Палата на 6 мест, но кроме меня здесь никого нет.
Огляделся.
То, что на ноге аппарат Иллизарова – это понятно. Но больно местечко на БСМП не похоже. Там то, я в кардиологии прошлой весной лежал, сердце прихватило. Ремонтник тогда делали под «евро», косметику наводили, правда главврач наглая морда деньги не на ремонт направлял, а себе в карман, чтобы с любовницей по Сочам прокатиться. Тут же советское все, причём отличная сохранность, как на консервации – стены метра на два от пола в зелёную краску выкрашены, дальше – побелка. Все чистенько и свеженько. Дверь в палату деревянная и надежная, ни чета нынешним картонкам. У стен койки – основательные, металлические, по три в ряд. И куда, спрашивается меня занесло?
Посмотрел на свои руки и глаза на лоб полезли. Ух ты как… ни морщинки, кожа как попка у младенца гладкая.
От мыслей отвлек грохот из коридора. Я обернулся к двери и увидел, как через дверной проход заехала медицинская тележка, а за ней – медсестра. На тележке куча лекарств, на медсестре белый коротенький халат и чепчик.
– Ой, Ванечка, ну наконец вы в себя пришли! – медсестра подкатила тележку к койке. – Как ваша ножка?
– Терпимо ножка, – соврал я, нога неприятно ныла и тянула.
Вымерил медсестру взглядом. Хорошенькая девчонка, ни дать не взять. Ножки стройные, а под халатиком нижнее белье просвечивает. Груди, как два спелых апельсина, такие у моей жены были в молодости, как раз в ладонь поместятся – уверенная двойка.
– Дочка, а где я?
– Какая я вам дочка, я вас на полтора года старше! – сестричка краской залилась и смущенно начала лекарства на своей тележке перебирать. – В больнице вы, ЦИТО имени Приорова! Вчера к нам в хирургическое привезли со стадиона.
Старше? Да тебе годков хотя бы тридцать есть? Но потом я про свои руки с кожей как у младенца вспомнил и насторожился.
– А год нынче какой, любезная?
Медсестра достала шприц с лекарством.
– 1989-й, вы меня не проведёте своими шуточками, даже не пытайтесь! У меня вообще-то жених есть!
– Какие шуточки? – я переваривал информацию.
Любые «шуточки» я лет так тридцать назад позабыл – за ненадобностью.
– Ну как, мне Манька Шибутько рассказывала, говорит вы ее за одно место щипали, когда она со сборной СССР на матч с Венгрией ездила медсестрой… – девчонка закатила глаза. – Ладно, поворачивайтесь, аккуратненько только, а то набегались и теперь лечиться нужно!
Я повернулся, в этот момент понял, что под простыней на мне ничего нет – голенький. А значит молоденькая медсестра видит все мои прелести. Вообще, конечно, это хорошо, когда девушки мужские прелести видят, но сейчас я даже слегка смутился. Медсестра помазала место укола ваткой пропитанной спиртом, и укол засандалила. Я аж вздрогнул, укол падла оказался болючий.
– Что за травма у меня?
– Открытый перелом! – заверила медсестра. – Но это вам доктор подробно диагноз скажет, через полчаса как раз обход начинается. А пока я вам завтрак принесу, вам надо есть побольше кальция, чтобы кости срастались.
– Что на завтрак? – спросил я, хотя под обезболом есть хотелось не особо и голова кружилась.
– Манная каша.
И медсестра обернулась, делая вид, как будто что-то в тележке ищет, а сама свою пятую точку выпятила так, что мне даже не по себе стало. И вдруг раз тебе и рука сама по себе потянулась к этой самой попе и такая – хлоп по булке всей пятерней. Сестричка захихикала, прочувствовала «нашу любовь».
– Выходит правду о вас Манька говорила, но я без свиданья никуда не пойду, зарубите себе на носу, Иван!
И пошла прочь, укатывая тележку и виляя бедрами. Я помолчал глядя то на свою пятерню, то на медсестру в ракурсе сзади, а потом неожиданно вдруг ощутил то чувство, которое не испытывал с начала 2000-х – что-то в паху зашевелилось, ожило и простыня раз и превратилась в вигвам.
Во дела творятся, изумился я.
В голове постепенно выстраивалась картинка новой реальности. Каким-то бесом я оказался в теле молодого паренька лет тридцати, футболиста судя по всему. Тут то и вспомнились слова, которые я обратил к неведомой силе, прося по жизни мне второй шанс дать. В мистику и прочую лабуду я не верил, но не поверишь тут, когда вот оно и раз, на своей шкуре познавать приходиться.
Так я и лежал хлопая глазами, когда в палату к зашёл мужичок средних лет, с тарелкой манки в руках.
– Ванчоус, здорова!
Над тарелкой подымался пар. Перед койкой стоял мужик в белом пиджаке на чёрную водолазку. Брюнет, роста среднего и с небольшим деловым пузом. Из памяти сразу всплыло – Лёня зовут, администратор команды.
– Ну как тебе Клава, понравилась? – Лёня подмигнул. – Я лично эту девчонку для тебя у главврача выбивал.
Я смекнул, что речь идёт о медсестре, показал большой палец.
– Как самочувствие?
– Че то я с трудом соображаю и не помню ни хрена…
– Все все все, понял – молчи! – Лёня приложил указательный палец к губам. – Тебе надо восстанавливаться. Хавать будешь?
Я головой покачал.
– Если че я с ложечки покормлю, не обломиться… да шучу, братское сердце, чего ты смотришь волком!
Администратор расхохотался. Мне пока не до смеха было.
– Курить, наверное, хочешь?
Лёня достал из кармана пиджака пачку «Мальборо». Показал с гордостью.
– Сечёшь, красно-белые, туда-сюда? – хмыкнул, сигарету вытащил.
Пачку мне протянул. Курить я бросил ещё несколько лет назад, возвращаться к дурной привычке не собираюсь, хотя хотелось до чертиков. Тем более кишиневский Мальборо предлагает, это сейчас в табак черти что суют, а тогда табак табаком был. Вон на боку пачки по-русски написано, что изготовлено на Кишинёвской фабрике по лицензии.
– Ладно, – администратор поставил тарелку с кашей на тумбу рядом с кроватью.
Ложку в гущу молочную гущу вставил, та так и осталась стоять. Сам присел на соседнюю койку. Курить не стал, но вытащил из внутреннего кармана пиджака свёрнутую газету, положил мне на живот.
– Читай, неудивительно, что у тебя под обезболом мозги встали набекрень.
Я газету взял и на первой же полосе обнаружил статью:
«Спартак – победа с горьким привкусом»
Две фотографии, на одной из них красно-белые держат в руках кубок СССР, а вот на второй – бригада врачей уносит с поля… Павлова. Эпизод сразу всплыл в памяти, но сколько бы я не вглядывался в фотографию, узнать человека на ней не мог.
«Спартак 10-й раз в своей истории стал обладателем Кубка СССР, но победу омрачила жуткая травма нападающего красно-белых Ивана Павлова. Подробности на 3 стр».
Я покосился на администратора Лёню, который с важным видом ковырялся спичкой в зубах. Страницу перевернул.
«Кубок СССР: хроники финала» – гласила рубрика.
В прямоугольнике значились составы команд, время проведения матча и число зрителей:
«Спартак» (Москва) – «Динамо» (Москва). 2:0 (0:0). Москва, центральный стадион им. В.И. Ленина, 24 июня. Солнечно 26 градусов 30 000 зрителей. Судьи: Чук (Гомель), В. Бехоев (Орджоникидзе), В. Медведцкий (Волжский).
Голы: Павлов (59, 88).
Удалён: Сабитов.
Ниже шёл сам текст статьи спортивного журналиста:
«Среди всех матчей финал Кубка страны, приковывает к себе особое всеобщее внимание. Спартаковцы и динамовцы выдали восхитительную игру. Розыгрыши Кубка дают понять, что трофей возможно случайно проиграть, но для его выигрыша требуется приложить колоссальные усилия. Так и следует расценивать итог игры – на наш взгляд „Динамо“ проиграло случайно, потому что победа „Спартака“ это результат колоссальных усилий спартаковца Ивана Павлова…
На 59-й минуте игры Павлов перевернул ход встречи, получив в центре поля мяч и в одиночку переиграл половину команды соперника, на подходе к штрафной закрутил мяч в сетку ворот „Динамо“. Бело-голубые попытались контратаковать, с помощью многоходовых комбинаций врывались в штрафную „Спартака“, но Адыгов был надёжен.
И на 88 минуте Павлов с разрезающей передачи Шалимова, забил второй гол, лишив „Динамо“ кубковых надежд. Однако триумф „Спартака“ омрачился тяжелейшей травмой главного игрока матча. Павлова уже в следующем розыгрыше мяча попытался остановить защитник бело-голубых и применил запрещённый подкат, нанёсший игроку жуткую травму, которая скорее всего вынудит талантливого игрока завершить игровую карьеру…»
Прямо в статье имелись новые фотографии – корчащийся от боли Павлов неподалёку от центра поля, стычка игроков, держащийся за голову Бекасов. И отдельно – комментарий руководства: «не стоит делать скорых выводов, Павлов обязательно вернётся в строй».
Я дочитал статью, испытывая престранные ощущения. С одной стороны я первый раз видел 11-го номера красно-белых, но с другой четко понимал – это и есть я.
Вгоняло в тупик и то, что никакого Павлова, игравшего за Спартак, я не знал. Да и в сезоне 1989 «Спартаком» руководил Татьянцев. Вот так дела! Однако факт на лицо – статья «Советского спорта» окончательно убедила меня в реальности происходящего.
– Мы сообщили от травме Алле, – заговорил Лёня, когда увидел, что я закончил чтение.
– И что она? – на автомате уточнил я, хотя не знал о ком речь.
– Ванек… – администратор аккуратно взял мою руку, заглянул в глаза. – Ты же знаешь, что Алла всегда была стервой, пусть и чертовски красивой. В общем, твоя жёнушка решила, что проведёт свой отпуск в Сочи до конца.
– Ясно.
Вот тебе и новая подробность – оказывается у бывшего обладателя этого тела стерва-жена. Вообще конечно я никогда не любил стерв, но всегда признавал, что они чертовски хороши в постели. Теперь же, когда появлялись новые подробности так скажем физиологических возможностей нового тела, я отнюдь не прочь красивой жены стервы. По хорошему сексу изголодался за столько то лет.
– И как долго нога будет заживать? – спросил я.
Администратор помолчал. Отпустил мою руку, скрестил руки на груди.
– Не знаю, – честно признался он. – Тебе сделали операцию, а Николай Петрович по своим каналам запросил переслать анализы заграницу в Германию. Там у нас хороший хирург есть, Лиенена из «Боруссии» оперировал в своё время. Помнишь? Двадцать три шва наложили, а он через месяц уже играл.
– И когда будет ответ?
– Ну когда, сам понимаешь, чтобы тебя транспортировать надо разрешение выбить на спецборт… – Лёня плечами пожал. – Не переживай, Николай Петрович лично подключился. Волкову при мне звонил.
– Кто такой?
– Ну как кто – министр гражданской авиации, – пояснил администратор. – Так что пока тут день другой перекантуешься, а дальше в Германию прокатимся. Как тебе кстати палата, а? Заценил, что один лежишь? Не благодари!
В этот момент в дверях палаты появилась сестричка.
– Леонид Анатольевич, вас доктор зовёт. Там результаты какие-то пришли.
– А доктор на больного не хочет посмотреть?
– Там к вам разговор важный… – смущенно пропищала сестричка, косясь на меня.
– Понял – Лёня поднялся с койки, похлопал меня по плечу. – Ты не переживай, начальник наш до генсека доберётся, если понадобиться! К осени уже будешь играть.
Ну и вышел. С врачом поговорить.
Все бы ничего, но врач ждал Лёню прямо возле дверей палаты, а медсестра как будто специально забыла двери прикрыть. Через щёлочку, которую оставила сестричка, я хорошо слышал разговор.
– Плохие новости, Леонид Анатольевич, – говорил врач низким басом. – Из Германии пришёл ответ. У Павлова вашего травма несовместимая с дальнейшей игровой карьерой.
