Kitobni o'qish: «Легионер. Дорога в Помпеи – 1»
Глава 1
– Витя, это небезопасно. Отмени игру.
Высокий брюнет в стильном костюме поправил бабочку и улыбнулся собственному отражению в зеркале. Я все еще называл его Витей, хотя мой одноклассник давно стал Виктором Павловичем, председателем совета директоров крупной финансовой корпорации. Закончив с бабочкой, он обернулся, смерил меня взглядом. Остановился на торчавшей из-под пиджака кобуре, потом медленно поднял глаза.
– Ты для этого меня позвал? Дима, у нас охраной занимается лучшее московское ЧОП. Мышь не проскочит.
– Я не говорю без оснований, – взгляда я не отвел.
Витя вздохнул.
– Дай людям выполнять свою работу, а ты расслабься и получай удовольствие. Ты сегодня гость, брат. И пистолет здесь – лишнее. Это просто игра.
Я не ответил. Он не станет слушать, спишет мое беспокойство на ПТСР. Настоит на том, что я пока что прохожу реабилитацию и не руковожу СБ. И он будет прав. Вот только паршивое предчувствие не исчезало. Интуиция меня не обманывала никогда.
– Идешь?
Витя уже подошел к дверям, створки медленно расползлись, открывая проход в конференц-зал. Там нас заждались участники бизнес-игры.
Я коротко кивнул и двинулся к дверям, опираясь на трость-костыль. Прошел год после жуткой травмы, меня собирали по частям, как детский конструктор, и некоторых запчастей, увы, не хватило. Врачи сказали, что это чудо, что я вообще поднялся на ноги. Но увы, прежним собой я не стану никогда.
Единственная ошибка, которую я допустил тогда – не прислушался к собственной интуиции. За что тотчас поплатился. Не своей жизнью, но жизнями моей семьи. Враги били по самому больному, а я имел неосторожность это не учесть и не просчитать.
Мы прошли в конференц-зал, за столом сидело двенадцать человек, двое телохранителей стояло у панорамных окон, застыв каменными истуканами.
Бесполезные.
В мою бытность начальником СБ все они уже размещали бы резюме на хедхантере. Одно то, что меня пустили в небоскреб со стволом, вдребезги разрушало любые возражения о безопасности. А здесь было небезопасно…
– Его проверили? – спросил я, даже не шевеля губами.
У флипчарта нас терпеливо дожидался гладко причёсанный коуч, как в последнее время назывались все спикеры на тему бизнеса.
Витя положил руку на мое плечо.
– Он в числе десяти лучших коучей СНГ. Тут нет подставы. Пожалуйста, расслабься.
Присаживаясь, я услышал шипение директора отдела продаж:
– Из-за паранойи этого чудика мы опять потеряли вре…
Он не договорил, запнулся, когда наши взгляды пересеклись. Такие как он смутно понимали, что каждый из здесь присутствующих является мишенью. Витя отказал в слиянии гегемонам, и война не закончится одним несостоявшимся покушением. Война будет продолжаться.
– Попрошу внимания! – коуч перемешал колоду в руках. Мастерски, такой тасовке позавидовал бы любой катала. – Мы остановились на том, что в карточки вписаны роли, которые вам предстоит отыграть. Там же даны краткие пояснения, которые позволят вам лучше вжиться в каждую роль.
Лакированные красные туфли зашаркали по полу, поднося своего обладателя к круглому столу. Я не понимал смысла действа, и прежде отказывался играть в бизнес-игры. Но оставить Витька одного я не имел права.
– Напомню, на дворе 83 год до нашей эры, – чётко и раздельно произносил он. Рим на пороге нового витка Гражданской войны. Оптиматы выражают интересы сенатской аристократии и нобилитета. Популяры выступают за плебс, прежде всего, сельский. Всадники юлят и соединяются то с нобилитетом, то с плебсом. Городской плебс, развращенный подачками, может переходить на сторону знати и выступать против сельского плебса.
На стол легла первая карточка, директор отдела продаж тотчас ее взял. На щеках появился густой румянец.
– Марий? А чего не император Клавдий?
Присутствующие за столом дружно захохотали.
– Клавдий появился позже, – защебетала грудастая блондинка-секретарша, разнося брендированные кофе. Ее груди на миг застыли возле лица директора, и пол Мария с Клавдием он сразу забыл.
Коуч сверкнул винировой улыбкой, достал из нагрудного кармана ручку и сделал пометку в своём планшете. Выглядел этот мужик, как Ален Делон на обложке глянцевого журнала. А еще от него, будто дурным одеколоном, перло фальшью. Я, в бытность начальником СБ, вышвырнул бы этого фельдиперсового инфоцыгана из небоскреба.
– Господа, напомню, что немалую роль играют личные связи и институт клиентелы, ставивший в зависимость от знатных фамилий вольноотпущенников, городских плебеев, крестьян, италиков и провинциалов. Кроме того, для борьбы с противниками используются рабы. Ваша задача в бизнес-игре – не просто отстоять интересы социальных групп, но и прийти к консенсусу.
– А попроще нельзя? – послышались смешки.
Проговаривая заученную вступительную речь, коуч обогнул стол и, наконец, положил карту передо мной.
– Вы будете играть?
Я молча взял карту. С кусочка пластика на меня смотрело лицо древнего римлянина. Мне выпало сыграть за Суллу. Надпись на карте гласила:
Луций Корнелий Сулла поддерживает реформы, направленные на укрепление власти Сената и ограничение влияния народа.
Допустим.
Я выронил карту на стол, рубашкой вверх. Опять этот протез, пальцы все еще были непослушные. Когда я упоминал, что некоторых запчастей не хватило, то ничуть не преувеличивал.
– Кто тебе попался? – ко мне подвинулся рыжий мужичок с очками в тонкой оправе. Наш директор логистики.
– Узнаешь.
– А мне какой-то Цинна, знать бы еще, кто это… Чур, мы с тобой союзники?
Я промолчал. Информация о Цинне была на карточке – коротко, но исчерпывающе. И будь рыжий чуточку внимательнее, то понял бы, что Сулла и Цинна находились в разных лагерях. Союз между ними был попросту невозможен.
Раздача закончилась. Коуч вернулся в центр зала и энергично потер ладони.
– Вы будете взаимодействовать между собой так, чтобы не допустить Гражданской войны. Для этого вам придется договариваться. Один час игры – это один месяц жизни Римской республики! Вопросы, господа?
– Итоговая цель? – сухо спросил я.
– Урегулировать острый гражданский конфликт.
– Правила?
– Их устанавливаете вы.
Понятно.
– Дмитрий Сергеевич, да мы что, не разберемся, как договариваться?
Директор маркетинга, щеголь едва за двадцать, поправил воротник пиджака, смотря на меня с плохо скрываемым презрением. Для них, каждого из здесь присутствующих руководителей, я был списанным материалом. Никто из них не понимал, почему владелец нянчится с инвалидом.
– Сергеич у нас всегда одинаково договаривается! – раздался с другой стороны стола смешок. – Всех мочит!
Я поправил галстук, к которому, как и к протезу, никак не мог привыкнуть. Свербящее чувство в груди не исчезало.
– Итак, начинаем! Гай Марий!
Естественно, хоть и говорил, что правил нет, ведущий твёрдо контролировал ход игры. Наш директор по продажам поднял руку.
– Ваши первые шаги? Что вы предложите Сулле?
– Э-э… я бы назначил встречу. Да, переговоры. По Джеку Уэлчу главное качество руководителя – умение действовать в разы быстрее окружающих. Я бы обозначил Сулле, к какому конкретному, ощутимому и измеримому результату идут популяры. И дал бы понять, что в конечном итоге мы этого обязательно добьемся. Что там на повестке? – он взглянул на надпись под изображением Мария. – Мы бы вернули власть народным трибунам, это однозначно…
– Отлично! – коуч подсмотрел в свой листок. – Сулла, кто у нас Луций Корнелий Сулла?
Я поднял руку, показывая, что получил карточку диктатора.
– Ваша реакция на предложение Мария провести переговоры? – вырос ведущий передо мной и снова посмотрел в свои записи. Передвигался он плавно и легко, но очень быстро. Интересно, почему он так плохо помнит текст?
На меня тотчас устремились взгляды всех присутствующих. В отличие от большинства здешних руководителей, для которых это был только антураж, я хорошо знал эпоху и на службу пошел после истфака, кафедра Древнего мира, куда входил и республиканский Рим. Поэтому тема была мной давно разведана, я хорошо помнил, что заявленный конфликт тянулся с самого начала истории государства Рим.
– То, о чем говорит упомянутый господин Уэлч, приемлемо для бизнеса, – усмехнулся я. – Сулла и Марий не занимались бизнесом и не рынки сбыта делили, они последовательно уничтожали силы друг друга. А если драка неизбежна, бей…
Я запнулся, увидев, как коуч сделал едва заметный шаг в сторону Витька. Зачем? Сейчас игра этого, вроде бы, не предполагала. Он положил планшет на стол, но не опустил ручку, та вильнула в сторону головы Витька. Интуиция не подвела и на этот раз.
Движение.
Мышцы сработали, как пружина. Коуч выпрямил руку, чтобы сделать в упор выстрел из ручки-пистолета. Я успел ударить ему по руке своей тростью.
Бах!
Грохнул выстрел. Директора вскочили со своих мест. Витька, выпучив глаза, смотрел на лощеного коуча. Вот тебе и топ–10… Приблизившись, я ударил наемного убийцу протезом, обезвреживая. Спохватились истуканы-телохранители, вытащили из кобуры стволы.
Поздно пить Боржоми…
Мысль оборвалась. Задумка происходящего предстала как на открытой ладони. Телохранители и не собирались никого защищать. Они и были убийцами, желавшими обставить убийство случайностью. Витька кинулся мне на помощь, чтобы удержать коуча, когда телохранители открыли огонь на поражение.
Выпустили всю обойму. Я толком не успел прикрыть Витю. Несколько пуль угодили в старого друга, остальные пришлись мне в спину. По телу расползлось тепло. Последнее, что я слышал, были слова Витьки:
– Бей первым… ты прав, это не бизнес – это война.
* * *
Рим, Форум, 82 год до н. э.
– Ведут предателя! – сбивчиво зашептали в толпе.
Зароптала огромная людская масса. Римляне собрались на Форуме, у фонтана Сервилия. Взгляды горожан устремились на угол здания базилики Порция. Оттуда, подгоняемый толчками тяжелых эфесов в спину, вышел мужчина преклонного возраста.
Грязная тога, босые пыльные ноги, седые волосы растрепаны. Под ребрами слева расплылось кровавое пятно колотой раны. Но голова мужчины была высоко поднята, а широкие плечи расправлены. По одному взгляду на него было понятно – не жилец. История еще одного славного патрицианского рода подошла к своему печальному концу.
Патриция сопровождали четверо вооруженных людей, выпачканных в крови и с обезумевшими глазами. Именно они, как гончие, пытались загнать свою жертву в силки. Но преследуемый не был жертвой. Ветеран Югуртинской войны, победитель германцев, блестящий легат Гая Мария был победителем по жизни. Он никогда и ни от кого не бежал и не прятался. Несмотря на то, что списки проскрипций, гонимых государством, были известны еще к полудню, патриций не покинул Рим, а остался ужинать в доме одного из видных граждан, где его и схватили.
Глаза патриция обводили толпу, он понимал, что его ждёт, но ни у кого бы не повернулся язык назвать этого человека сломленным или трусом. Своих палачей он презирал и ненавидел, но еще больше корил себя за то, что именно этих людей он когда-то защищал.
– Предатель!
– Животное!
Патриций рассматривал толпу зевак, когда взгляд его остановился на одной фигуре. Он нашел среди плебса того, кого искал, уголки его губ поднялись, улыбка появилась на усталом лице.
Ведущие толкнули мужчину в спину, и тот упал на колени у ног своего палача, квестора Гая Верреса. Но прежде сумел обронить записку, небольшой кусок папируса, упавший у ног одного из зевак. Тот тут же незаметно наступил на папирус своим сандалием.
Из груди патриция вырвался гулкий выдох облегчения. Один из подлецов из толпы попытался ударить приговоренного, но патриций впился в наглеца взглядом вспыхнувших глаз. Подлец замер, попятился и снова растворился в толпе. Мужчина стоял на коленях, но, когда он обвел взглядом плебс, люди опустили глаза. Стих ропот.
– Имя? – проскрежетал Гай Веррес с презрением рассматривая обвиняемого.
Спрашивал он формально – кто перед ним, квестор хорошо знал.
– Гай Трациний Лопиат, – представил обвиняемого один из охотников.
Квестор обернулся к деревянным записным табличкам, на которых суриком был записан эдикт проконсула Суллы. Быстро нашёл имя патриция и удовлетворенно кивнул.
– Вам будет выплачена награда из общественных фондов в двенадцать тысяч денариев, – объявил он и перевел взгляд на патриция. – Гай Трациний Лопиат, ты обвиняешься в пособничестве делу презренного Гая Мария и объявлен врагом Луция Корнелия Суллы и Римской республики. Твоя фамилия внесена в проскрипционные списки эдикта проконсула. Ты отныне лишен римского гражданства, исключен из Сената и приговорен к публичной порке flagellum…
По левую и правую руку патриция выросли двое крепких темнокожих рабов. Третий встал за его спиной, держа в руках плеть из скрученных полосок коровьей кожи, обильно смазанную салом – флагеллум.
– Тебе понятен приговор? – прогремел Гай Веррес, упиваясь своим всевластием.
Патриций, стоявший на коленях, улыбался. Он молчал.
Один из рабов тотчас задрал тогу на голову обвиняемого, оголяя мощную спину, и обвязал её полы вокруг шеи.
Патриций не шевельнулся. Все, чего он хотел сейчас – не дать толпе получить удовольствие от происходящего.
Рабы повалили его на живот, раскинули ему руки, насели коленями на предплечья. Их глаза горели недобрым азартом. Раб с плетью решительно шагнул вперед, замахиваясь, и его лицо исказил звериный оскал.
Мгновение, и на спину патриция обрушился первый сильный удар. Среди замершей площади разнесся глухой стон. Следом безостановочно посыпались следующие удары.
Гая Трациния Лопиата лишали последнего, что у него осталось – чести. Никто не оставлял патрицию права на сатисфакцию.
Плети мелькали в воздухе Форума и ложились на спину мужчины. Обычно при порке преступники кричали и молили о прощении, но из стиснутых губ Лопиата доносилось лишь сдавленное шипение.
В глазах палачей горели яростные искры, плеть обжигала тело и забирала последние крохи жизненных сил. Пока рабы продолжали порку, квестор повернулся к толпе.
– Тот, кто принесет голову сына этого мерзавца, получит свою награду.
По Форуму вновь прокатился рокот, а стоявший в первых рядах раб воспользовался всеобщим возбуждением и поднял с земли папирус, оставленный ему господином за несколько минут до смерти. Раб исчез в толпе, скрывшись в просвете одной из улиц. Записку, оставленную ему господином, раб читал, будучи свободным человеком. Господин просил спасти его сына в обмен на свободу…
Глава 2
Легкий ветерок приятно обдувал тело. Чувство такое привычное, будто заснул под вентилятором. В руках свежий «23 регион», на газетке вяленый рыбец, а по телевизору – матч премьер-лиги. Правда, запах вокруг такой терпкий, жена что, перевернула на себя флакон духов?..
Мысли оборвались, перед глазами застыло лицо Витька, искореженное предсмертной мукой. Меня изрешетили со спины, как сито, но я жив?
Не буду спешить с выводами.
Я проморгался и увидел перед собой… мулаток, едва прикрытых повязками из очень тонкой ткани, несмело прикрывающих зону бикини.
Пять экзотических шоколадок кружили вокруг меня, как пчелы над пасекой. Одна обмахивала меня веером, разгоняя опахалом духоту. Вторая распаривала мои ногти в ванночке с горячей водой. Еще две африканские богини извивались у стены в танце, держа глиняные чаши, из них подымался дымок с тем самым терпким запахом благовоний. Я засмотрелся, но пятая мулатка поднесла к моим губам серебряную чашу с вином.
Говорил мне хан, не ходи за бархан… та-а-ак, это что, потаенные эротические фантазии? Обнаженные красавицы, любые прихоти? Занятно очень, однако чашу с вином я от себя отодвинул.
– Обожди, красавица.
Слова прозвучали на незнакомом языке. Французский? Испанский? Румынский… стоп, это старая добрая латынь. Я понял, что думаю тоже на латыни, примем с той же легкостью, как на родном русском.
Отвергнутая мулатка виновато склонила голову. А я несколько секунд смотрел на собственную руку. Исчез протез. У меня снова была рука – живая, из мяса, кожи и костей. По телу приятно расползлись мурашки.
– Не велите выпороть, господин, я исполню любое ваше желание, – обожгло горячее дыхание мулатки у моего уха, пухлые губы сжали мочку.
Тонкая рука коснулась моей груди и медленно поползла вниз… я поймал ее у пупка, отодвинул. Обожди все-таки. Я достаточно прожил, чтобы не верить в сказки.
Приподнялся на локтях, осмотрелся.
Одежды на мне не оказалось, я лежал в теплой воде, в отлитой из бронзы купели. Купель с помощью массивных цепей была подвешена к потолку.
Так… мы с девочками здесь не одни. У стены замерли двое мускулистых арабов в подпоясанных шерстяных рубахах без рукавов. Оба вооружены обоюдоострыми клинками листообразной формы. Чем-то напоминают убийц Витька, такие же не отягощенные интеллектом рожи. Только опасности не чувствую, хотя поначалу напрягся. Я приметил по левую руку стол, заставленный яствами, пригляделся, ища чем защититься, если арабы нападут. Увидел кухонный нож с орнаментом на рукоятке. Следом нашел глаза головорезов, те потупили взгляды.
Нападать никто не спешил. Но стоят они явно не просто так.
Ванная комната дышала роскошью – ростовые статуи по углам, барельеф на стене… понадобилось меньше минуты, чтобы сомнения отпали – я в Древнем Риме. Не знаю зачем, куда и как, но это факт.
Мулатка достала мою руку из ванночки и принялась красить ногти в яркий красный цвет, не закрашивая лунку.
– Заканчивай, – я отдернул руку.
Она отпрянула, виновато опуская голову на пышную грудь.
– Простите, господин…
Бог простит.
Я вытер краску с ногтевых пластин, поднялся. Купель покачнулась, но я с легкостью устоял на ногах. Вода стекала по коже, я критически осмотрел себя. Тело хорошо сложено, ни одного шрама или операционного рубца…
Мулатка с веером, как заведенная, продолжала размахивать опахалом, две другие не остановили танец. Та, что пыталась угостить меня вином, теперь насухо вытерла мокрое тело тканью из грубой шерсти, обернула ее вокруг талии. Арабы даже не шевельнулись, а из коридора послышался вопль:
– Bustirapus (осквернитель могил), caenum (скотина), sentina rei publicae (предатель государства)!
Высокий противный голосок называл некоего Суллу не сыном Афродиты, а выкидышем грязной римской проститутки. Последнее еще больше упрочило мои выводы, но озвучивать их, пусть даже для себя, я не спешил.
В комнату влетел взмыленный мужчина с перекошенным от гнева лицом. Из-под его тоги (да-да – тоги) торчала рукоять кинжала. Не на всеобщее обозрение, но я заметил.
– Господин, раб Евстрикл видел, как люди Марка Лициния Красса схватили вашего отца и подвергли прилюдной порке и обезглавливанию, – он говорил о себе в третьем лице. – Вынужден сообщить, что по эдикту Суллы ваш род внесен в списки…
– Какие списки? – перебил я, переваривая происходящее.
Разговаривать, стоя в бронзовой ванной, качающейся на цепях, история так себе. Удерживая равновесие, я вылез из нее на пол. Последние сомнения отпали. У меня новое тело. Здоровое, молодое и целое… а вместе с ним – новая жизнь совершенно незнакомого мне человека.
– Изверг издал эдикт и вывесил на Форуме список из восьми десятков имён! Он обещает награду серебром и освобождение рабам за каждого, кто значится в списке. В Риме начнется резня, господин…
Сразу после слов об эдикте все стало на места.
– Луций Корнелий Сулла, – это был не вопрос, а утверждение.
– Царь! Диктатор! – эмоционально отреагировал докладчик, подтверждая мою правоту.
Я не ответил. Переваривал. Те самые проскрипции появились в ноябре 82 года до новой эры. Значит, только-только отгремела многолетняя Гражданская война, и впереди расправа победителей над побежденными. Я – побежденный, сын проскрибированного. За мной охотится Марк Красс, один из людей Суллы, сколотивший на проскрипциях состояние. На охоте на людей – людей, которые ещё вчера имели всё. Тот еще лицемер и мудак.
Допустим.
Вводные более или менее ясны.
Символично получалось, Витек-то как в воду смотрел со своими бизнес-играми… Верно выбран антураж.
– Они обезумели, изверги… – принесший скорбное известие хватался за волосы, подбородок его дрожал от ярости.
– Мы сейчас где? – спокойно перебил я докладчика. – Где находимся, я спрашиваю.
– На вилле вашего отца, – опешил он.
И поправил мелькнувшую в краях тоги рукоять кинжала.
Понятно.
Все понятно.
Вилла находится за городом. Только потому я до сих пор не схвачен. Уже хорошо, есть время уйти от участи отца.
– Так, чего встали! Подайте коней! – распорядился Евстрикл.
Арабы растворились в проходе.
– Девочки, брысь! – раб захлопал в ладоши.
На мгновение он замер в проходе, рука потянулась к поясу. Потом он медленно повернулся, лицо расплылось в хищном оскале. Я ничуть не удивился, когда увидел в его руке кинжал.
Предсказуемо.
Подлец позарился на награду, убрал свидетелей и решил заработать на моей голове. Не удивлюсь, если он сдал людям Красса «моего» отца. Проблема (для него) в том, что теперь проскрибированным был я.
С улицы послышался стук копыт и лошадиное ржание. Каратели не заставили себя долго ждать.
– Сын проститутки, – раб скалился, наступая на меня, стискивая кинжал всё крепче. – Пора ответить за грехи твоего па…
Короткий удар рукоятью ножа в висок.
Безжизненное тело стекло на пол.
Нож я тоже предусмотрительно не засвечивал, успел взять со стола, пока предатель отвлекался на команды другим рабам.
Из тоги выпал кусочек папируса, я решил ознакомиться с содержимым:
Евстрикл, спаси моего сына – и ты получишь свободу.
Такими были последние слова отца.
Снаружи послышались грубые мужские голоса и крики перепуганных мулаток. Несколько минут, и каратели зайдут в здание. Я скомкал папирус и выбросил на каменный пол. Я не собирался умирать во второй раз подряд.
Не дождетесь.
* * *
– Мы на месте.
Дюжина всадников остановилась у имения видного римского гражданина. Все вооружены, настроены решительно.
– Кратий, Пелиан, обойти дом, он не должен сбежать, – распорядился начальник отряда.
– Почему мы? – возмутился всадник.
– Мы поделим деньги поровну, – последовал ответ.
Вопросов не осталось, двое двинули коней вдоль дома, выполняя распоряжение.
В Риме продолжались сложные времена. Сулла в начале 82 года разбил остатки сил сторонников Мария у Коллинских ворот. Теперь, завладев Римом, Счастливый решил избавиться от тех, кто поддержал Мария и Цинну, и тех, кто проявил к ним сочувствие. Тем самым диктатор решил раз и навсегда избавиться от заразы «вольнодумства», пожирающей изнутри республику и ее многовековые устои.
Сулла не нарушил римского права, одним из постулатов которого был запрет на убийство граждан без суда. Он поступил неординарно, и сперва лишал римского гражданства своих врагов. А потом… потом сторонников Мария настигали карательные группы, наподобие дюжины всадников, приехавших в загородный дом видного римлянина.
Всадники шагом ступили во двор, где увидели перепуганных рабов. Среди них – красивых, как на подбор, пятерых мулаток. Молодые, свежие и стройные, на их лицах застыл испуг.
– Ты понимаешь, что это теперь наше имущество? – спросил ехавший по правую руку от начальника.
Тот лишь улыбнулся уголками рта, и всадники набросились на несчастных. Мулатки попытались разбежаться, но не вышло. Эдикт разрешал забирать все, принадлежащее проскрибированным, а мулатки были не более, чем бесправным имуществом своего провинившегося господина.
Из-за угла дома появились двое арабов, ведущих коней к главному входу. Лошади испуганно заржали, арабы вытащили клинки, но оказались зарезаны прежде, чем успели оказать сопротивление. Ликвидации подлежали все, кто остался на стороне внесенных в списки.
– Смертники, – хмыкнул начальник отряда, вытирая окровавленный клинок о тунику убитого.
Всадники спешились. Двое остались присматривать за лошадьми, остальные двинулись в дом, оголив оружие. Работали бесшумно, насколько это было возможно. Оказавшись внутри, разошлись по комнатам, ища того, за кем пришли.
– Сюда, – послышалось из одной из комнат.
Шестеро головорезов устремились в просторную комнату с купелью. С мечами наголо ворвались внутрь и замерли.
– С-сука, – с губ начальника сорвалась сдавленное шипение.
В большой вылитой из бронзы купели лежал римлянин. Над ним, держа в руке кинжал, замер молодой раб.
* * *
– Евстрикл к вашим услугам, господа.
Я кивнул вошедшим с почтением. И медленно поднял руки, в левой оказался зажат кинжал. Правильное решение, карателей пятеро, у меня бы не было шансов.
– Раб? – надменно бросил стоящий посередине брюнет.
Я покосился на лежащего в купели настоящего раба. Времени до появления головорезов не оставалось, поэтому я принял единственно верное решение – сбросил Евстрикла в остывшую ванну. Сам же переоделся в рабскую тунику.
– Вольноотпущенник, – заверил я, вернув на брюнета взгляд.
Хорошо, что туника не имела размера, по габаритам я явно превосходил предателя-раба.
Брюнет смерил меня презрительным взглядом, хмыкнул.
– Осмотрите его.
Ко мне двинулись двое с мечами наголо, забрали кинжал. Один из головорезов тяжело хлопнул мне по плечу. Второй приставил лезвие меча к горлу. Еще двое подошли к купели, осмотреть Евстрикла.
– Живой, – довольно заявил один из них.
Главный кивнул, заметил лежащий на полу клочок папируса. Нагнулся и, подняв, прочитал. На губах мелькнула улыбка.
– Это твой господин? – он коротко кивнул в сторону Евстрикла.
Вопрос предназначался мне. Холодный металл лезвия меча давил на горло у сонной артерии. Любой неверный ответ или неловкое движение, и мне перережут глотку.
Раба вытащили из ванной. Убивать его я не стал, незачем марать руки в крови, но еще раз приложить пришлось. Потому что Евстрикл начал приходить в сознание, когда я опустил его в воду, а вот теперь спал крепким, хоть и не совсем здоровым сном.
– Это сын предателя, моего господина, я ударил его в висок и собирался убить, чтобы принести голову на Форум Сулле, – холодно пояснил я. – Мне нужна свобода и награда в сестерциях.
– Как ты узнал о награде? – брюнет приподнял бровь.
Правильный вопрос, ведь о проскрипциях стало известно всего несколько часов назад. Если я пребывал в имении господина, то не мог ничего знать.
Однако ответ нашелся.
– Я сдал людям Марка Красса его отца. И теперь пришел за сыном.
Брюнет помолчал, взвесил ответ, а потом медленно моргнул.
– Свободен, отпусти его.
Головорез убрал клинок от моей шеи и грубо толкнул в спину рукоятью.
– Убирайся.
Я пошел к выходу, но главный дернул меня за полу туники. Рука скользнула к спрятанному у пояса ножу…
– Знаешь, как забрать награду?
– Нет.
– Все, что тебе причитается, получишь у квестора. Отличная работа, Евстрикл.
Я промолчал, рука, потянувшаяся к ножу, застыла.
В этот момент начал приходить в себя настоящий Евстрикл, он попытался вырваться из рук державших его всадников.
– Презренный! Ты обвиняешься в пособничестве идеям Гая Мария и объявлен личным врагом Суллы и Рима. Твое имя вывешено на Форуме, а ты отныне подвергнут изгнанию и лишен гражданства. Все твое имущество будет конфисковано… – ничего не понимающему Евстриклу зачитали приговор.
Брюнет коротко провел пальцем у шеи.
– Убей его.
Кинжал в руке головореза поднялся и опустился, вонзаясь в грудь предателя-раба. Тот, выпучив глаза, смотрел на меня, но уже ничего не сказал. Обмякшее тело поволокли к выходу. В комнате осталось трое карателей.
– Ну так я пойду? – вставил я.
– Вина подай, в горле пересохло, и иди на все четыре стороны, – пробубнил головорез, исполнивший приговор.
Я подошел к столу. Головорезы приступили к грабежу. Забирали столовое серебро, срывали инкрустации драгоценных металлов с барельефа и статуй.
На столе стояла чаша, оставленная мулаткой. Я взял чашу и вернулся к карателю.
– Фалернское? – он довольно хрюкнул и потянулся за вином.
Но, прежде чем его рука коснулась чаши, со стороны прохода раздался топот, и в комнату вбежал араб.
– Господин, мы подали лоша…
Араб запнулся при виде головорезов – и меня, подающего им вино.
Чаша с вином осталось висеть в воздухе.
Все мигом обнажили уже убранные мечи.
