Kitobni o'qish: «Боксер 5: Назад в СССР»
Глава 1
Отдых на турбазе после турнира получился отменный. Это было настоящее, искреннее веселье, причем без капли алкоголя, не говоря уже о каких-либо других «вспомогательных средствах». Да их и не могло быть, даже если кто-нибудь рискнул бы пронести что-то с собой: неусыпный взор Григория Семеновича мы чувствовали на себе круглосуточно. Впрочем, это было скорее отеческой заботой, а не дисциплиной надсмотрщика, поэтому этот легкий контроль никого не напрягал. Время от времени кто-то из нас просто шел и ложился спать на пару часов – и это тоже можно было понять: турнир вытащил из нас много сил.
Конечно, самым приятным во всем этом лично для меня было то, что я оказался в центре внимания. Никто не ожидал, что я и Бабушкин возьмем этот турнир. Скажу честно – даже у меня не было в этом полной уверенности. Все-таки первое серьезное выступление – дебют, как-никак. А потому и динамовцы были в хорошем смысле слова в шоке от такого. Бабушкина, несмотря ни на что, знали давно. И хотя в последнее время его вспоминали в основном в связи с его загулами и пропусками тренировок, тем не менее в спортивном смысле он ассоциировался с крепким, практически чемпионским уровнем. Другими словами, фразу «Денис выиграл» динамовцы просто вспомнили. А вот слова «Миша победил» им теперь придется заучить.
– Эх, молодежь, завидую я вам, – довольно крякнул Григорий Семенович, когда все мы собрались на вечерние посиделки после ужина. Погода была уже прохладной, но в то же время это была та самая «пушкинская» осенняя пора, когда воздух необычайно чист, и одно удовольствие в погожий день прогуляться где-нибудь на природе. – У вас теперь столько возможностей! Нам в ваши годы такого и не снилось даже!
– Чего же вам такого не снилось, Григорий Семенович? – спросил Лева, который к этому моменту уже зафиксировал свою ногу, отметился у всех нужных врачей и теперь ему оставалось только ждать, пока его ступня восстановится. А на базу его пригласили вместе со всеми – как выразился тренер, если товарищ заболел, это еще не повод оставлять коллектив без него, а его – без коллектива.
– Да много чего, Лев, – откликнулся Григорий Семенович. – Годы-то какие были? Послевоенные, сложные! Нам ведь в то время приходилось, помимо зала, еще идти куда-нибудь впахивать – на завод там, или в колхозе, это уж кто где жил. А вечером еще в школу рабочей молодежи, чтобы знания не упускать и без образования не остаться. И вот так набегаешься за день, натрудишься – приползаешь в общагу, в голове только одно: до койки бы добраться! Только головой к подушке прикоснешься – уже дрыхнешь так, что танком не разбудишь! А ведь, между прочим, весь быт – готовка там, стирка, уборка – тоже на тебе, у нас никаких работников приставлено не было! Вот и попробуйте в таком ритме позаниматься да потренироваться. Да еще не так, чтобы на физкультуре через пень-колоду зачет сдать, а чтобы разряд получить, а то и мастера спорта! А ведь и тренировались, и получали, и чемпионство завоевывали! – Григорий Семенович мечтательно посмотрел вдаль. – Двужильные мы какие-то были, что ли, сам теперь не понимаю…
– Да… – задумчиво произнес Сеня. – Непросто вам приходилось, конечно…
– Не то слово! – подхватил Григорий Семенович. – А вам сейчас, считай, все удобства на блюдечке. Столовая вас кормит, комнаты вам убирают. Ну вот стирка разве что… да и то – в случае чего всегда можно в химчистку свои манатки отволочь. ПТУ ваши сами видите, как работают. Не жизнь, а просто песня! Можно сказать, все дни у вас свободные – только тренируйся, работай, добивайся! Все условия, чтобы сконцентрироваться на главном! И некоторые еще умудряются этого не ценить и отвлекаться на разную ерунду, – тренер выразительно посмотрел на Бабушкина. На этот раз Денис не стал делать вид, что он ничего не замечает, и смущенно уставился в пол.
– Да я это, Григорий Семенович… – виновато пробурчал он. – Я все, я больше… Осознал я все. Вот!
– Да ладно, ладно, – подобревшим голосом сказал тренер. – Вижу, что осознал. Ты молодец, что вовремя с этой дряни соскочил. Она, знаешь ли, не одному спортсмену жизнь поломала. Да и не только спортсмену, конечно, но в случае со спортсменами это, мне кажется, особенно обидно. А ты вчера выложился здорово! Если будешь продолжать в том же духе, то у тебя большое будущее, запомни! Но только если будешь продолжать тренироваться и нарабатывать! Тебя, кстати, Миша, это тоже касается, – Григорий Семенович развернулся ко мне. – Ты на этом турнире показал себя как пусть не очень опытный, но уже очень крепкий боец!
– Я старался, – скромно сказал я.
– Ну, ну, не скромничай, – улыбнулся тренер. – Мало того, что ты перед турниром хорошо поработал в зале, так еще и на ринге ты показал, что можешь отлично ориентироваться в ситуации и оперативно менять тактику, когда это потребуется. А это, знаешь ли, дорогого стоит. Это не всякий взрослый боксер умеет, тут чутье нужно. А ты чувствуешь соперника, Миша! Это крайне полезное качество для спортсмена, может быть, даже полезнее, чем руки с ногами натренировать! Так что ты меня вчера удивил, Мишаня, очень крепко удивил! И скажу тебе то же самое, что и Денису: если продолжишь заниматься так же упорно, то тебе светит большая спортивная карьера! – Григорий Семенович повернулся к остальным динамовцам, как бы приглашая их с ним согласиться: – Нет, ну вы представляете, а? Человек тренируется всего несколько месяцев, выходит на первый турнир в жизни – и сразу победа! Каково?
Все одобрительно закивали. Григория Семеновича в этот вечер потянуло на философские разговоры. Видимо, после долгих дней и недель напряженной подготовки ему тоже хотелось расслабиться и поболтать о чем-нибудь приятном.
– А вообще я вам вот что скажу, – продолжил он, взглянув куда-то в небо. – У нас в нашем деле есть, конечно, еще много трудностей. Не все у нас еще совершенно, не все проблемы решены… Но все идеально не бывает никогда и нигде. А вот будет в восьмидесятом году Олимпиада, так вот лично я верю, что именно наша, родная, советская школа бокса станет на ней самой лучшей! Тем более для нас Олимпиада будет домашней, а дома, как вы все знаете, и стены помогают! Правильно я говорю?
Раздались одобрительные возгласы, и динамовцы дружно зааплодировали вдохновенной речи своего тренера. Я тоже хлопал в ладоши вместе со всеми, осознавая, что немалую толику в этот триумф советской школы бокса доведется внести и мне. Ну, во всяком случае, я на это очень сильно надеялся, а получение разряда на турнире только укрепило мою веру в собственные силы.
«С другой стороны», – подумал я, «на этой же Олимпиаде будут выступать и наши приятели-кубинцы. А они ой какие бойцы – международного масштаба! Им противостоять будет намного сложнее, чем этому вчерашнему утырку – „армейцу“. И подыгрывать они нам точно не будут – это уже будет самый настоящий поединок, а не дружеская встреча за чаем. А с другой стороны, чего переживать-то? Спорт – это и есть постоянное испытание своих возможностей. А главное – что все эти возможности у тебя всегда в наличии. Просто иди в зал и тренируйся. Так что теперь нужно будет впахивать еще больше, чем до этого. Только так можно будет на что-то рассчитывать».
С такими мыслями я и завалился спать после душевных посиделок с нашим Григорием Семеновичем. На природе (хоть и в помещении) спится намного лучше, чем в городе, так что выспались все мы всласть. А наутро наш тренер выстроил нас перед домиками и сделал очередное объявление:
– Значит, так, друзья мои! Сейчас мы все дружно идем завтракать, а потом возвращаемся сюда, и нас уже будет ждать автобус. Я надеюсь, все уже собрали свои вещи? Чтобы не возиться после завтрака и не задерживать остальных… Кхе-кхе. Мда, – Григорий Семенович, кажется, задумался о чем-то своем. – В общем, так. Вас ожидает еще один приятный сюрприз. Автобус довезет нас до нашего общежития в Москве, после чего все вы получаете ровно десять дней заслуженного отдыха!
– Ура! – выкрикнул Сеня. Его поддержали радостными выкриками и остальные ребята. А у меня почему-то первая мелькнувшая в голове мысль была о том, чем же мне занять эти будущие десять дней.
– Это будут, если можно так выразиться, ваши каникулы, – продолжал Григорий Семенович. – Отдыхайте, но! – он поднял вверх указательный палец. – Не расслабляйтесь слишком сильно! Не должно быть такого, что вы потом вернетесь в зал и будете мучительно вспоминать боксерские движения. Или заново учить свои руки бить. Где-нибудь в сторонке, потихонечку, понемножку, все равно зарядку делаете, физкультурой занимаетесь. Не забывайте, что вас потом ожидают сборы на Северном Кавказе. И если вы зе десять дней умудритесь растерять все то, что приобретали последние месяцы – а такое вполне возможно – то вам на них придется, мягко скажем, тяжеловато. Тем более, что Северный Кавказ – это регион с давними боевыми традициями, и никаких скидок вам там никто делать не собирается. Всем все понятно?
Мы закивали головами и отправились на завтрак. Но вот садиться вместе со всеми в автобус мне не пришлось: прямо у наших домиков я увидел своего отца. Оказывается, они еще на турнире договорились с Григорием Семеновичем, что он на эти десять дней заберет меня домой. И теперь отец гордо высматривал меня среди других отдыхающих.
– Ну здорово, мой чемпион! – обнял он меня.
– Я еще не чемпион, – возразил я. – Я только самый начальный разряд получил.
– Неважно, – отмахнулся отец. – Для меня ты все равно уже чемпион! Ты проявил не просто упорство, но и целеустремленность. А я всегда ценил в людях эти качества.
То, что отец теперь меня ценит и принимает мое увлечение боксом, конечно, было приятно и лестно. Неприятным было другое: я по-прежнему мало что понимал о жизни мальчика Миши до того момента, как в его тело вселился я. Что я, допустим, люблю делать по дому, а что терпеть не могу? Как я вообще веду себя с родственниками? Да черт с ними даже, с родственниками – в процессе общения такие вещи понимаются быстро – но вот, к примеру, эта машина, за рулем которой сидит сейчас мой отец и которая наматывает километры по направлению к Москве – она вообще наша? Или он взял ее у какого-нибудь знакомого или служебная? Вроде бы мелочь, с одной стороны, но с другой – на таких мелочах обычно палятся даже специально подготовленные агенты. А мне, при всем своем прошлом жизненным опыте, до уровня агента было ой как далеко. Вот так ляпнешь что-нибудь, не подумав и даже не заметив – а на тебя потом годами будут коситься. И поди разбери, как из такого выпутываться. Да, угораздило меня, конечно…
«Лучше бы это мое новое обличье было сиротой», – вдруг подумал я, и мне тут же стало стыдно от этой мысли. Родители Миши-то тут при чем? Обычные люди, не хуже и не лучше других родителей.
– Я, видишь, ради такого не только командировку себе продлил, но и служебную машину выпросил, – похвастался отец в перерыве между какими-то замечаниями о столице. Ага. Теперь я знаю, что машина – не его. Уже легче. Но за рулем он держится достаточно уверенно, значит, машина у нас есть. Ну или ему приходится часто ездить за рулем по работе.
– Слушай, я тут подумал, – вдруг заговорщицки сказал отец. – Если мы отправимся домой на несколько часов позже, мы ведь никуда не опоздаем, так?
Я неуверенно пожал плечами, не понимая, что он имеет в виду.
– А ты Москву-то хоть видел? – улыбнулся отец. – Наверняка же со всеми своими тренировками и выездами даже город было некогда посмотреть! Айда на Красную площадь, прогуляемся!
Что ж, прогуляться – это неплохо. Я и сам все хотел как-нибудь улучить момент и прогуляться по столице – так, чтобы не бегом, не по дороге куда-то, не опаздывая к назначенному часу в общагу, а не спеша, разглядывая улицы и людей. Но отец был прав – с нашим расписанием, да еще помноженным на все эти разборки то с дембелями, то с их сестрами, все это время мне было совсем не до прогулок. Так что теперь можно было совместить приятное с полезным – и по центру Москвы пройтись, и побеседовать с отцом, мимоходом выведав у него какие-нибудь полезные детали нашей семейной жизни.
– Ты, сынок, только пойми меня правильно, – говорил мне отец, когда мы измеряли шагами брусчатку Красной площади. – То, что я говорил тебе, когда приезжал к тебе в общежитие, и раньше еще, в лагере… Я ведь беспокоюсь о тебе. Знаешь ведь, как это бывает, когда человек никак не может определиться в своем жизненном выборе, и его начинает шатать туда-сюда. То ему нужен один спорт, то другой, то музыка, то художественная школа, то он в сыщики хочет податься, то во врачи, то в космонавты… А потом посмотришь: ему уже лет тридцать, а все его профессиональные достижения – улицы подметать. Так и не смог ничего конкретного выбрать. А сколько было амбиций!
– Ну теперь-то ты видишь, что в моем случае это не так, – аккуратно ввернул я.
– Теперь вижу, – довольно кивнул отец. – И еще раз хочу сказать, что горжусь тобой. Ты свой выбор сделал и сумел его отстоять. А поэтому, – он хитро сверкнул глазами, – пойдем-ка с тобой поедим мороженого!
Отец повел меня на будущую Тверскую, а пока еще улицу Горького. Я смутно припомнил, что примерно в эти годы здесь среди различных заведений, популярных у молодежи и не только, был какой-то двухэтажный полуресторанчик. Полу–, потому что на первом его этаже действительно был ресторан, в который молодежь захаживала редко по причине отсутствия денег. А вот на втором этаже располагалась кафешка с мороженым и вполне себе демократичными ценами. Интуиция меня не подвела – именно туда мы с отцом и направились.
– Ладно, пришла пора и для еще одного сюрприза, – сказал отец, когда мы с ним удобно уселись за столиком и вонзили ложки в аппетитные шарики мороженого. – Мы с мамой подумали и решили, что домой нам с тобой ехать слишком долго – Ростов все-таки далеко, пока туда доедешь, пока обратно – считай, треть твоих каникул уже прошла. А у нас ведь каждый день на счету, верно?
– Верно, – осторожно согласился я. Что они все как сговорились со своими сюрпризами, когда их не просили!
– Ну так вот, – продолжал отец. – Поэтому домой мы с тобой не поедем. Наоборот, мама приедет сюда! Как тебе? Здорово?
– Здорово, – я изобразил на лице улыбку, еще не зная, чего мне ожидать от этих новостей – плохого или хорошего. – А где мы все вместе будем жить?
– Жить мы будем у тети в Подмосковье, – сообщил отец. – Или ты уже забыл, что у тебя здесь родная тетя живет? В общем, сейчас сюда подъедут и мама, и тетя, и мы все вместе отправимся к ней.
«Ну вот, блин», – с тоской подумал я. «Именно этого я и боялся все это время. Сейчас придется полторы недели изображать примерного родственника и каждую минуту угадывать, кто и что из родни имел в виду. Самый капец, если они начнут о чем-то расспрашивать – о вещах или людях, к которым был привязан бывший Миша, а я не имею ни малейшего понятия. Вот тут, конечно… Буду стараться сваливать все на то, что меня так захватил бокс, Москва и соревнования, что из головы все повылетало напрочь. В конце концов, подростки часто бывают рассеянными и забывчивыми, а уж когда их захватывает какое-то увлечение – так и подавно».
Свой тезис насчет рассеянности я подтвердил тут же, когда в самый разгар моих размышлений мои глаза закрыла рука кого-то, подкравшегося сзади.
– Мишенька, привет! – раздался незнакомый женский голос. Я обернулся. Внешность этой женщины мне ни о чем не говорила, а известия о приезде родственниц я, задумавшись, напрочь забыл. Поэтому выпалил:
– Женщина, вы чего это?
Глаза отца, как мне показалось, стали шире его лица. И тут я с ужасом вспомнил, что он рассказывал мне пару минут назад. К нам должны были присоединиться моя мать и тетя. Мать я уже знал, значит, это была моя тетка. А я ее вот так… По моей спине прошел холод. Как вот мне теперь выкручиваться?
На мое счастье, мне на выручку пришла сама тетя:
– Ой, Мишка, ну ты как всегда! – расхохоталась она и, крепко меня обняв, затараторила, обращаясь к отцу: – Вечно где-то там в своем мире витает, никого не замечает и не узнает! Хотя, знаешь, тебя сейчас тоже узнать стало трудновато! Когда мы с тобой виделись-то последний раз? Я уже и не помню… Слушай, говорят, ты стал серьезно боксом заниматься, да? Это ты молодец, в жизни обязательно пригодится… Мышцы-то хоть нарастил уже? Покажи! Ай, нет, ладно, потом, успеем еще. Нет, ну какой ты взрослый стал, а? Прям я не могу! Мужик уже, а не Мишка, ха-ха!
Тетя щебетала в таком духе еще несколько минут. Я с облегчением выдохнул: похоже, с ней проблем не будет. Такие хохотушки-щебетушки, даже если и произойдет какой-нибудь конфуз, сами все живо в шутку переведут. Я думал, что сейчас к нам подойдет и моя мать, но в процессе разговора выяснилось, что она уже ждет нас в теткином доме. А значит, пора и нам двигаться туда же.
– Только знаешь что, – тетя посмотрела на меня задумчиво. – Надо тебя чем-нибудь намазать.
– Это зачем еще? – я недоуменно вскинул бровь. – Я что, представление там какое-то играть буду?
– Это как раз чтобы этого представления не было, – со смехом объяснила тетя. – У тебя вон от твоего бокса полтуловища в синяках, ссадинах и ушибах. Сейчас сядем в машину – у меня с собой крем хороший есть, чехословацкий, мне из-за границы привезли, так он все замазывает так, что если с лупой не разглядывать, то и не заметишь. А то знаю я твою маму – она от легкой шишки-то в обморок готова упасть каждый раз.
«Ну если так, то пусть мажет», – подумал я. Своей работой в салоне автомобиля тетя осталась довольна.
– Ну вот, теперь твоя мама будет спокойна, – удовлетворенно сказала она.
Подмосковный дом тети оказался домом в самом прямом смысле этого слова. Выйдя из машины, я огляделся. Частный деревенский дом, хозяйство, огород – да, тут людям явно никогда не приходилось скучать. А воздух, какой же вкусный за городом воздух!
– Мишка! – услышал я голос матери, бегущей к нам навстречу, пока отец парковал машину поудобнее – чтобы было проще садиться в нее, выйдя из ворот. – Ну чего ты там застрял, проходи уже!
Материнские объятия пронесли меня с крыльца прямо в комнату, где уже был накрыт обильный деревенский стол с салатами и закусками. На кухонной плите дымились кастрюля с борщом и еще пара кастрюль с каким-то вторым блюдом. Для взрослых на столе возвышался традиционный графинчик, для меня – банка с вишневым соком. У меня заурчало в животе – как тогда, в гостях у Аллы. Все-таки на фоне постоянного питания в столовых домашняя еда производит магическое впечатление.
– Ну что же, – провозгласил папа, разливая деревенскую настойку по рюмкам, в то время как тетя наливала мне в чашку сок. – Я предлагаю поздравить нашего чемпиона…
– Я еще не чемпион, – с улыбкой напомнил я.
– Неважно! Будешь чемпионом, а пока – победитель турнира, что уже, должен вам сказать, весьма и весьма солидно! В общем! Молодец, сынок, мы тобой гордимся и желаем тебе дальнейших успехов!
Я с благодарностью выслушал эти слова (за этот день, наверное, раз в четвертый или пятый – но я понимал, что отец сильно взбудоражен моей победой) и пригубил сок, который был сказочно вкусным и совсем не похожим на то, чем мне приходилось угощаться во время полдников в нашей столовой. Вдруг я заметил, что мама как-то странно на меня косится. А конкретнее – на те места на моем теле, которые были заботливо замазаны теткиным кремом.
– Миш, а что это у тебя такое? – наконец спросила она, подозрительно сощурив глаза.
«Ну все, Штирлиц», – подумал я. «Твоя явка провалена».
Глава 2
Да, наверное, гримёр из моей тетки получился бы не очень. А может быть, из меня актер… Так или иначе, но нашу с ней хитрость мама раскусил довольно быстро.
– Боже мой, боже мой, – запричитала она, разглядывая мои синяки и ища по моему телу другие свидетельства моих ужаснейших, а может, и смертельных, травм. – Я так и знала!
– Чего ты так и знала-то? – внезапно подал голос отец. – Что в боксе дерутся? Ну да, так и есть!
Уж не знаю, может быть, сыграли свою роль уже прошедшие пара тостов, а может, с тех пор, как отец начал меня поддерживать, он и сам стал немного увереннее, но его голос сейчас звучал твёрже и решительнее, чем раньше. Я даже успел подумать, что вряд ли у матери теперь получится настоять на каком-нибудь своем решении, если отец будет против.
– Тебе лишь бы свои хохмочки травить! – раздражённо махнула рукой мать. – А я там ночей не сплю, все думаю, как бы вместо цветов на соревнования не пришлось лекарства в травматологии возить!
– Вечно ты вс драматизируешь, – поморщился отец. – Ты бы видела, как наш парень выступал! Это же было… – он поднял вверх руки, пытаясь подобрать слова. – Он уже мастер, понимаешь? Ты бы слышала, как ему рукоплескал весь зал. А что мне потом про него сказал тренер?
– Григорий Семенович? А что он сказал? – вырвалось у меня.
– Смотри не зазнайся только, – улыбнулся отец. – Но он сказал, что такого быстрого прогресса за все годы своей тренерской работы не встречал. А, насколько я понял, он очень опытный человек, так что это многое значит!
– Прямо так и сказал? – мать с надеждой взглянула на отца, и, кажется, в этот момент у нее проступили слезы гордости.
– Так и сказал! – кивнул отец. – Да я и сам видел, как наш Мишка там рубился! Ты представляешь, выходит против него такой здоровенный бугай – ну явно сильнее его, и опытнее наверняка. А Мишаня его раз! Тут сбоку подошел, там защитился, тут не подпустил, и все – тому ничего не оставалось, как сдаться! Нет, я, конечно, не боксер – и то понимаю, что по уровню наш парень там на две головы выше большинства. И это еще при том, что он занимается недавно! В общем, мне, конечно, грустно было летом узнать, что он решил забросить шахматы, но… теперь я увидел, что бокс – и вправду его призвание. Да чего там говорить, ты посмотри вон, как у него глаза горят!
– Да ладно тебе меня уговаривать-то, – мать с улыбкой смахнула слезу. – Чего же я, слепая, что ли. На самом деле, Миша, я тобой очень горжусь. Мне папа как рассказал о твоих успехах – я сначала даже не поверила. Думала, приукрашивает. Но уж судьи-то не будут приукрашивать, верно? Я тобой тоже очень горжусь, мой сыночек. Просто боязно мне за тебя.
– Ох, те судьи… – протянул отец, которому, видимо, наступили на его больную мозоль. – Ты бы видела, как они там одного протаскивали!
– Какого? Зачем? – не поняла мать.
– Да блатной там один был, – объяснил отец. – Из «армейцев», внучек генерала. Тот генерал почему-то возомнил, что его внучок должен стать чемпионом. И пусть бы становился, если бы был талантливый и упорный. А то ведь пацан его в деле ничего не умеет, при первых же трудностях сам взял и из ринга вылез. Зато самомнения у него – подвиньтесь все! Только появляется – все должны на цыпочках перед ним бегать.
– А зачем же бегают-то? – снова недоуменно спросила мать. – Ну раз он никакой. Объяснили бы, что такого вытянуть невозможно. И потом, это же позор какой на всю Ивановскую…
– А затем, – отозвался отец, – что этот генерал отбирает народ в ЦСКА, чтобы там срочную службу проходить. И если он вдруг разозлится на что-то, то пойдут чьи надо сынки не в ЦСКА, а в какую-нибудь тьмутаракань, где их еще целенаправленно чморить будут. Надо это кому-нибудь, скажи мне?
– Мда… – ошарашенно протянула мать.
– Вот м «мда», – передразнил ее отец. – Вот и получается, что внучек никакущих, самого слабого начинающего не стоит. А его тянут изо всех сил, причем не просто куда-нибудь там, а прямо на первое место! И если бы их этот… как его… Миш, ну который с ним сражался-то…
– Бабушкин Денис, – подсказал я.
– Во-во! – подхватил отец. – Денис этот их, Бабушкин. Если бы он этого блатного не уработал так, что он физически уже не мог выйти на следующий день, то так бы и сделали его победителем без единого выигранного боя!
– Ох, что творится-то… – сокрушенно выдохнула мать.
– Это большой спорт, – отец назидательно поднял указательный палец вверх. – Там еще и не такое бывает. Привыкай, мать!
Вот, значит, в чем все дело-то заключалось. Отец, сам того не зная, объяснил мне, наконец, почему этого никакущего парня так тянули. Армия! Н-да… эпохи меняются, но есть вещи, которые у нас остаются незыблемыми во все времена. Только ведь долго он так не протянет. Если уж на областном уровне его отказались протаскивать дальше… да чего там отказались – он сам физически не смог драться! То что уж говорить об уровнях более серьезных и высоких… Ну, допустим, на всесоюзном чемпионате дедушка своего внучка еще куда-нибудь протянет. Но уже точно не на первое место. Всесоюзные соревнования, скорее всего, будут сниматься телевидением и освещаться в газетах. И если на всю огромную страну будет прямо показано, что чемпионом объявили самого слабого бойца, который в принципе не должен был быть даже допущен на турнир такого масштаба, то это будет такой скандал, что никакие дедушкины регалии не спасут. А он ведь, как мне говорили, хотел протащить его чуть ли не на Олимпиаду. А уж на международном уровне на все блатные возможности этого деда и вовсе будет всем наплевать. Эти блатные в конечном итоге так заигрываются, что окончательно теряют связь с реальностью. Какой вот прок тем же кубинцам от того, что он может решить, где кто-то будет проходить срочную службу?
Ох. При воспоминании о кубинцах меня снова одолели мысли о будущей Олимпиаде. Там ведь не только блатным, но и всем остальным никаких скидок не предвидится. И то, что Себастьян Фундора мне лично жал руку с дружеской улыбкой и даже поддержал меня на стрелке с дембелем, подтянув туда еще и всех остальных своих друзей, ровным счетом ничего не значит. Это в жизни мы добрые знакомые, которые стремятся друг другу помогать. А на ринге никто в поддавки играть не будет! В этом смысле меня немного тяготило это времяпровождение с малознакомыми мне родственниками. Мне хотелось использовать каждую свободную секунду для того, чтобы еще хоть немного потренироваться в зале. Будь я сейчас в «Динамо», я бы так и делал. А в свободное время, когда приходило время отдыха, читал бы о различных техниках боев, чтобы чуть позже пробовать применять их в деле. А тут…
Но ничего не поделаешь. Деваться мне было некуда. Во-первых, я был еще несовершеннолетним и не мог быть до конца самостоятельным, а во-вторых, это было бы попросту свинством. В конце концов, эти, в общем-то, милые люди не были виноваты в том, что их сына в прямом смысле подменили. Да и мне выдавать этот секрет было нельзя. Так что ближайшие десять дней придется поиграть в примерного сынулю. Ничего, потом в зале все наверстаем, да еще и вдвойне!
– А вообще, Мишка, знаешь, – отца после нескольких выпитых рюмок, видимо, потянуло на философский лад. – Я когда смотрел все эти ваши бои, поймал себя на мысли, что бокс в чем-то похож на шахматы.
Мать удивленно уставилась на него.
– Да-да, – ответил ей отец на повисший в воздухе вопрос, – я не сошел с ума. Просто я сидел, наблюдал, пытался понять… и вдруг в какой-то момент увидел, что в боксе тоже нужно просчитывать ходы наперед! Что каждый бой – это по сути та же шахматная партия, где ты выстраиваешь свою тактику, пытаешься почувствовать и понять ход мыслей своего соперника, учитываешь его сильные стороны и используешь слабые… Это тоже интеллектуальный спорт, ребята! И знаешь что, Мишка! А давай-ка с тобой в шахматы сыграем! Тряхнем, как говорится, стариной!
По моей спине прошел внезапный озноб. Этого мне только не хватало! Вот уж чего-чего, а в шахматы мне сейчас играть точно не вариант! Я по-прежнему не помню ни единого правила, кроме того, что конь ходит буквой «Г», и если меня сейчас засадить за доску, то мое неумение играть выплывет максимум на третьем-четвертом ходе, а то и раньше. Отец расстроится и разозлится, у матери начнется истерика, что ее суперинтеллектуальному сыночку в этом треклятом боксе уже успели всю голову отбить… Нет, нужно было срочно что-то придумать! Хотя… может, это он просто на эмоциях выпалил и сейчас забудет, переключившись на что-то другое?
Но отец ничего забывать не собирался. Видимо, хоть он и смирился с тем, что я теперь боксер, но где-то глубоко внутри у него сидела надежда, что я останусь шахматистом хотя бы на уровне любителя. Можно будет рассказывать соседям и друзьям, что «мой-то в боксе чемпион, а как домой приедет, так еще и всех шахматистов за пояс заткнет!»
– Машка! – обратился отец к тетке. – А где те шахматы, которые я твоему бывшему дарил, а он так ни разу в них и не сыграл?
– Так я их соседке отдала, – ответила тетя Маша. Ффух, я хоть имя ее теперь узнал! Полегче общаться будет. – У нее пацан вон подрастает, Генка, пусть учится, ему хоть, может, толк будет.
– Мишка, сходи! – отец кивнул в сторону соседского дома. – Возьми шахматы, скажи – на часок-полтора надо!
– Да она только к вечеру будет, – вмешалась тетя. – Они всем кагалом куда-то уехали, в город, что ли… она говорила мне вчера. Вечером все вместе и сходите.
– Теть Маш, – я все-таки не оставлял надежду переключить внимание родственников с шахмат на что-то другое. – А давай я тебе по дому помогу? Ну, что-нибудь тебе же надо здесь сделать?
Родственники удовлетворенно переглянулись – мол, вон какой замечательный помощник у них растет.
– Помочь, говоришь? – тетка на мгновение задумалась. – А ты дрова колоть умеешь?
– Умею! – кивнул я. В прошлой жизни мне чего только ни приходилось делать руками!
– Ну тогда иди во двор и дров, что ли, мне наколи, – улыбнулась тетя Маша. – Топор в сарае лежит, на верстаке прямо.
Вот и отлично. Колка дров – такой же физический труд, как и работа на лапах или, там, на груше. Считай, внеочередная тренировка подоспела, на крепость плечевого пояса и силу удара – как раз то, что мне и было нужно. Сорвавшись с места, я помчался в сарай, взял топор и с воодушевлением приступил к процессу. Успев заметить в дверях встревоженное лицо матери – «как бы он еще топором себе по ноге не долбанул!» – и еще больше сосредоточился на правильном ударе. Пусть видит, что я не просто так занимаюсь и вполне себя контролирую.
Когда дрова внушительной кучкой ростом мне по пояс аккуратно лежали рядом, я решил остановиться. Отложив топор, я огляделся: чем бы заняться теперь? Из дома доносились громкие и веселые голоса родни – значит, застолье продолжалось, и напоминать им о себе мне сейчас хотелось меньше всего. А то опять вспомнят, что неплохо было бы в шахматы сыграть.
Поразмыслив немного, я решил пробежаться. Руками я уже поработал, пора было размять и ноги. Бежать я решил дальше по направлению автомобильной дороги: там, как я успел увидеть, начиналось что-то вроде пересеченной местности. А это уж в любом случае было поинтереснее, чем трястись по ровному отутюженному асфальту.