Kitobni o'qish: «Боксер 3: Назад в СССР»

Shrift:

Глава 1

– В Москву, значит, собрался, Михаил? – Тома выросла передо мной, уперев руки в боки.

– Есть такое дело, – я не стал отрицать.

А смысл из этого тайну делать? Ну собрался и собрался. Мало ли кто, куда и по каким делам собирается? Но во всем этом я как-то не просчитал один момент – я еще слишком молод, и мне нужно… родительское разрешение. На это и указала Тома.

– А родителям ты собираешься говорить, что в Москву едешь?

– Епрст, забыл сказать, – я театрально хлопнул себя по лбу ладошкой. – Ну, я позвоню папе с мамой и скажу, что в Динамо поеду. Они только обрадуются. Мы предварительно уже обо всем договорились.

Понятно, что ни с кем и ни о чем я не договаривался, но надо же как-то сделать так, чтобы старшая пионервожатая отстала? Надо. Поэтому пришлось сочинять на ходу и отбрехиваться от дотошной Томы. Родителям я обязательно позвоню позже и уведомлю о своих планах. А сейчас решил побыстрее свалить, чтобы у Тамары не возникло новых вопросов.

Не тут-то было. Тома задумалась лишь на мгновение, а увидев мою спину, окликнула:

– Михаил, а ну-ка постой!

Блин… я остановился, закатил глаза и медленно развернулся.

– Да, Тамара Ипполитовна?

– Давай-ка мы с тобой пойдем в штаб и прямо сейчас позвоним твоим родителям! Я должна знать, Михаил, что тебя точно отпускают в Москву. Вообще, конечно, письменное разрешение желательно, но так и быть, хватит устного.

Видя, что я не особо в восторге от предложения звонить родителям прямо сейчас, Тома аккуратно взяла меня за локоток и повела к штабу. Поймала-аки, блин, и в самый неподходящий момент, когда я уже вещи к поезду собирал. Отправление-то через несколько часов.

Через пару минут мы зашли в штаб, где из-за закрытых окон воняло пылью. Тома несколько раз чихнула, будто пискнула.

– Ну чего встал? – она кивнула на телефон. – Звони!

Я замялся, поскреб макушку, потому что номера своего домашнего телефона я не то что не помнил, а и не знал. О чем Томе и сообщил.

– Господи, вы хоть что-нибудь в своем возрасте запоминаете? – Тома достала небольшой блокнотик, где у нее помимо прочего хранились записи телефонных номеров пионеров. – Вот твой номер.

Она ткнула пальцем в строку. Я снял трубку, прокрутил диск, и из динамика послышались длинные гудки. Покосился на нависшую за спиной старшую пионервожатую. Вот бы никого дома не оказалось…

– Алло! – из трубки послышался голос матери,

– Привет, э… – произнес я и замер.

Мне тяжело давалось называть совершенно чужих людей своими мамой и папой. Схожие чувства у меня были, когда женился, и теща предложила называть ее мамой.

– Мама? – наконец, выдавил я.

– Привет, сыночек, как я рада тебя слышать! – заворковала та. – У тебя все хорошо? Ты первый раз нам звонишь, хотя обещал делать это каждый день!

– Отца позови, пожалуйста, поговорить надо, – я не стал вдаваться в риторику.

– Муж! Тебя сын зовёт, Мишенька!

Мать положила трубку на столешницу, и я отчетливо услышал приближающееся шаркание тапочек отца.

– Здравствуй, сыночек.

Кажется, и он искренне рад был меня слушать, несмотря на все странности и шероховатости, что были между нами в тот день, когда они оба приехали, всполошившись из-за письма.

– Пап, у меня к тебе серьезный разговор, – я сразу направил отца в нужное русло.

– Случилось что-то? – он мигом напрягся.

– Случилось только хорошее, – я обернулся на Тому, застывшую каменным истуканом. – Как я и предполагал, меня пригласили на просмотр в Москву.

– Кто пригласил? – опешил отец.

– Секция бокса спортивного общества Динамо!

В трубке повисла тишина. Я хотел добавить, мол, не зря оксом занялся, но как-то не смог эту тишину прервать. А потом раздался сдавленный шепот матери:

– Ну чего молчишь, почему ты такой бледный? Что там?

Конечно, ей же ничего толком не слышно. Судя по всему, отец радоваться моим успехам отнюдь не спешил. И думал, что же делать с неожиданными новостями. Я терпеливо ждал.

– Ты… хорошо подумал, сын? – строго спросил отец. – У нас с тобой были совершенно другие планы. И сейчас ты нарушаешь наши договоренности.

Запахло жареным, вступать в какие-либо дискуссии при Тамаре я не был готов. Но вот заветное разрешение от родителей я получить был обязан. Тем более, Тома уже что-то уловила и начала беспокоиться, того и гляди заберёт у меня трубку и поговорит с родителями сама. Тогда поездки в Москву мне не видать, как собственных ушей.

– Я поеду, отец. Вопрос решен. Спасибо за поддержку, обязательно черкану пару строк из столицы!

– Ты… – мне кажется, я отчетливо услышал, как отец стиснул трубку так, что она аж захрустела. – Да что ты такое говоришь, Михаил! Дорогая, ты слышишь, что наш сын…

Отец явно начал заводиться, но я невозмутимо делал вид, что заветное разрешение получено.

– Да, папа, спасибо большое, я рад, что ты мне разрешил ехать. Пока.

– Что спасибо? Я тебе не разрешал, да я…

Что «я», услышать не получилось. Я повесил трубку и повернулся к Томе, нацепив на лицо невозмутимую гримасу удовлетворения.

– Ну все, Тамара Ипполитовна, дело в шляпе, отец разрешил ехать, а еще удачи пожелал! – заверил я.

И с этими словами незаметно выдернул кабель телефона из разъема. От греха подальше, если папа таки захочет перезвонить.

Тома, судя по всему, ор моего отца не слышала – просто, наверное, ожидала более короткого разговора, вот и напряглась сперва. Пыль, которой было полно в штабе, сыграла свою роль – динамик забился, и слышимость резко упала.

– А чего же трубку мне не дал? Я же здесь за этим.

– Так папа на работу спешил, – я коротко пожал плечами. – Говорит, Тамаре Ипполитовне привет передавай.

Тома помолчала, подумала – годится ли такое разрешение или нет, а по итогу только отмахнулась.

– Хорошие у тебя родители, Миш! Не каждый вот так своих детей поддерживает.

Я кивнул. Разговор был закончен, Тома пошла по своим делам, а я вернулся к сборам. До поезда оставалось всего несколько часов, и за это время надо было не только вещи скидать, но и попрощаться с ребятами и тренерами. Для этого нас собрали на площадке, где обычно проводили. Идя туда, я заметил, что к воротам лагеря подъехал автобус.

– Вот говорил я маме, что мне половина этого добра не понадобится, – недовольно бурчал Муравей.

Его рюкзак оказался настолько забит вещами, что был с него ростом. Нас попросили взять с собой вещи сразу, чтобы после прощания сесть в автобус. Естественно, меня и остальных приглашенных в Москву пацанов это не касалось, но прощаться мы вышли со всеми ребятами, и тоже с рюкзаками наперевес.

– Ребята, надеюсь, в лагере вы провели незабываемые дни! – завела шарманку Тамара.

Она говорила настолько проникновенно, что даже носовой платок достала заранее – собралась пустить слезу. Старшая пионервожатая призналась, что в наш поток получила незабываемые впечатления и очень рада была наблюдать за такими талантливыми ребятами, какие собрались в лагере.

– Надеюсь, многих из вас я еще увижу на соревнованиях, а там, может быть, даже на Олимпиаде! Ребята, до новых встреч!

Мы, как положено, похлопали. А Тома, тоже как положено, выдавила из себя скупую слезу. Подмахнула заранее подготовленным платком и гулко выдохнула. Все-таки, несмотря на всю напускную строгость, старшая пионервожатая оказалась замечательным человеком. Отзывчивым, справедливым, но требовательным.

Слова остальным, включая директора, она давать не стала, потому что водитель автобуса докурил вторую сигарету и жестами начал поторапливать старшую пионервожатую – мол, график, опаздывать никак нельзя, и вообще – кроме этого рейса есть и другие. Однако прежде чем все утрамбовались в автобус, еще несколько минут ушло на теплые прощания. Пионеры обнимались друг с другом, чего-то там желали и выражали всяческие надежды – такие вот расставания часто бывают излишне патетичны и украшены клятвами дружбы навек. Я делал все то же самое, разве что понимал, что с подавляющим большинством ребят больше не увижусь никогда.

– Ну, дружище, буду по тебе скучать! – ко мне подошел Шмель.

– Взаимно, – я пожал ему руку на прощание, мы крепко обнялись. – Тренируйся, и все будет. Может. и права Тамара, еще на Олимпиаде увидимся.

– Ну, меня-то никто в Динамо не приглашает, – отмахнулся Шмель.

– Все впереди, – улыбнулся я.

Я попрощался с Муравьем и другими ребятами, и пионеры потянулись змейкой к автобусу наперегонки, чтобы успеть занять самые козырные места, у окон и на последнем ряду.

На площадке остались лишь я, Лева, Шпала, Колян и Сеня, будущие динамовцы. Ну и Роман с нашим тренером по боксу. Нам тоже следовало выдвигаться, все же путь до ростовского вокзала был неблизкий.

– Ну что, молодежь, готовы прокатиться с ветерком?

Мне удалось подбить Рому отвезти нас на вокзал. Сделать это вообще-то согласился Савелий, но в его «Волге» мы бы не поместились, а на предложение (в шутливой форме) кому-то прокатиться в багажнике никто почему-то не согласился. Долго уговаривать Рому не пришлось, как выяснилось, ему тоже надо было ехать на вокзал. Причем в то же время и на тот же поезд – в гости к Алле наведывались ее родители. И, вроде как, собирались забрать девчонку и повезти в Крым.

– Так, кто хочет с Савелием Иннокентевичем потрястись в Волге? – Рома обвел нас взглядом.

Желающих, разумеется, не нашлось. Савелий, который был сегодня на удивление трезв, успел пригнать свой автомобиль к воротам и был занят тем, что полировал кузов тряпкой.

– Ну, в мою машину поместятся только четверо, так что решайте.

– Во всех непонятных ситуациях кидаем жребий, – предложил Колян.

Никто возражать не стал, мы кинули жребий и распределились так: я, Сеня, Колян и Шпала отправлялись с Ромой, а Лев вместе с тренером – на машине директора.

Лева, конечно, побухтел приличия ради.

– Слышь, толстый, а ты не хочешь мне место уступить? – пробубнил он.

– Неа, – отрезал Сеня.

Мы покидали тяжеленные рюкзаки в багажник, уселись в «шестерку» Ромы, и тот, падкий на впечатления, не стал дожидаться Савелия и ударил по газам. «Шестерка» выплюнула несколько колец сизого дыма из выхлопной трубы, и лагерь остался позади.

– Пусть догоняют, – весело бросил Рома, посигналив напоследок.

Ехали быстро, но правил Рома все же не нарушал. А чтобы не было скучно, включил музыку.

– Не надо печалиться, – запел из динамиков ВИА «Самоцветы», – Вся жизнь впереди…

А что, у всех нас жизнь действительно впереди. А у кого-то по второму кругу. Я улыбнулся, чем тут же привлек внимание Сени.

– Чего это ты лыбишься?

– Да так…

– Знаете, что, пацаны, а я вот вам завидую даже! – Рома прикрутил звук. – Впереди вас ждут лучшие годы вашей жизни. Будь у меня машина времени, и я бы не раздумывая вернулся обратно!

Пацаны ностальгии не поняли, а я не стал отбиваться от коллектива, только покивал.

Как и обещал Рома, мы прокатились с ветерком. Впереди показалось внушительное здание Ростовского железнодорожного вокзала, главной транспортной артерии юга страны.

Мы приехали минут на тридцать раньше Савелия, а значит, у нас было время осмотреться. Рома припарковал автомобиль на практически пустой парковке, мы зашли внутрь вокзала, где туда-сюда сновала куча советских граждан. В ноздри ударили такие до боли знакомые ароматы, как запахи свежих беляшей и масла. У меня даже в животе бабочки начали порхать, когда я увидел продавца за передвижным прилавком с пирожками. Пирожки такие всегда были отдельной песней. Их ели все, как в качестве перекуса, так и в качестве закуса. Я по прошлой жизни съел столько пирожков, что, если их сложить тропинкой, то до Москвы из Ростова хватит.

Возле прилавка выстроилась очередь из желающих заполучить горячий пирожок.

– Так, кто перекусить хочет? – спросил Рома.

Пришлось стоять в очереди. Причем только мы встали в конец, как за нами сразу выстроились все новые покупатели. Благо продавщица ловко оборачивала горячие пирожки в бумажные салфетки, и наша очередь быстро приближалась. За один пирожок с мясом надо было отдать десять копеек, а вот пирожки с повидлом или рисом стоили вдвое дешевле. Вся эта информация была написана вручную на листках.

– Какие пирожочки будете? – жизнерадостно спросила женщина, когда подошла наша очередь.

– Мне, пожалуйста, один с рисом и один с повидлом, – заказал Сеня.

Остальные взяли с мясом… ну, не совсем прямо с мясом, а, скорее, с ливером, но даже с ним советские пирожки были куда вкуснее, чем те, которые продавались на прилавках в двадцать первом веке.

Пацаны приготовились расплачиваться, какие-то карманные деньги, которые дали им в лагерь родители, все еще остались (а куда их там было тратить?), но Рома достал из кармана кошелёк и заявил, что сегодня пир за его счет.

Мы встали в теньке и уже там дожидались «Волгу» директора, лопая пирожки. Рома, видимо, решивший, что раз гулять, так уж гулять, купил пирожки с мясом на всех отсутствующих. Видно, нервничал, потому и пытался себя всячески отвлечь.

– А чего ты с мясом не стал? – я покосился на Сеню, доедавшего пирожок с повидлом.

– Шутишь? – толстяк даже жевать перестал и посмотрел на меня, как на круглого идиота, не понимавшего очевидного. – Где ты там мясо увидел? Миха, ты что, не знаешь, из чего эти пирожки делают?

И Сеня с выражением лица «истина в последней инстанции» кивнул на пробегавшего мимо котенка.

– Ой. Ты свечку держал? – я специально откусил от пирожка кусок побольше.

Кухаркин же сын, должен знать, что всё пристойно и не все байки надо слушать.

– Ну как сказать… была у меня соседка, которая как раз пирожки делала. А еще у нее была Мурка, которая однажды окотилась. Только котята исчезли куда-то…

Я фыркнул. Старая песня, многие советские люди искренне считали, что пирожки делали из котят, ровно как пару десятилетий спустя все станут говорить, что шаурму в ларьках делали из дворовых песиков. Но переубеждать Сеню не стал. Знаю я таких убежденных, на любой аргумент он приведёт свои доводы, вспомнит про другую соседку и ее Мурку. Да и не до того было, из динамика сообщили, что поезд «Адлер-Москва» прибывает на первый путь, стоянка поезда: двадцать пять минут.

– Едет… – улыбка мигом сползла с лица Ромы. Он поправил упакованную в газету магнитолу, зажатую под мышкой. – Ребятки, вы здесь постоите? Мне отлучиться ненадолго надо… Колек, ты за старшего, чтобы никуда не разбрелись. А ты, Миша, кхм… пойдем со мной!

Я доел пирожок, вытер рот бумажкой и кивнул – ну раз надо, сходим. Все равно еще полчаса торчать до отправки поезда.

Глава 2

«…прибывает на первый путь» – донесся монотонный голос из вокзального динамика. Поезд и вправду прибывал – длинная темно-зеленая змея как будто нехотя вползала в отведенный ей тупик, отдуваясь и скрипя железными колесами. Из какой-то двери этой змеи и должен был выйти отец Аллы, которого мы с Романом намеревались встретить.

– Какой у него вагон? – спросил я, высматривая таблички с номерами в окошках поезда.

– Понятия не имею, – озадаченно отозвался Рома.

– Ну а как он хотя бы выглядит? – настаивал я.

Надо же было иметь хоть какой-то ориентир. Не искать же черную кошку в темной комнате.

– Да не знаю я, – немного раздраженно ответил Роман. – Я же его в глаза не видел ни разу!

– Как не видел? – оторопел я.

– Ну вот так, – сказал Рома. – Он же только бумаги подписывал. Знаешь, сколько таких подписантов я вижу постоянно? Не могу же я каждого запоминать. А то, что он – отец Аллы, я узнал только в лагере.

Зашибись! И как теперь мы должны в этой копошащейся и не останавливающейся ни на минуту толпе из нескольких сотен человек опознать Аллиного отца? Езжай туда – не знаю куда, встреть того – не знаю кого! Или Рома подразумевал, что если я шахматист – значит, и юный следопыт, что ли?

В результате такого Роминого подхода мы растерянно бегали туда-сюда вдоль поезда. Картинка была еще та! Думаю, в 2020-х нас бы точно засняли на телефон и выложили ролик в интернет с подписью типа «Два придурка забыли, зачем пришли на вокзал! Жесть! Смотреть до конца!». Но всеинтернетная слава в Советском Союзе нам не грозила. А вот что нам точно грозило – так это разминуться с нужным пассажиром. Хоть бы какие-нибудь «особые приметы» знать! А так – оставалось надеяться только на интуицию. В конце концов, до появления мобильников и интернета люди умудрялись находить друг друга даже в разных городах, не зная адреса. А тут – всего лишь один перрон.

Но и в масштабах перрона задачка тоже была неслабой головоломкой. Спустя минут пять бесцельного блуждания вдоль вагонов и заглядывания в лица я подумал, что наш пассажир мог уже давно отсюда уйти. В конце концов, не будет же он, как мы, бегать по перрону в поисках незнакомца.

Я задумался, что такой мужчина сделает, если его, вопреки ожиданиям, никто не встретит у входа в вагон? Скорее всего, он предпочтет дождаться, пока толпа схлынет, и тогда уж точно у поезда останутся только те, кто не нашел своих знакомых в толчее. Вот только стоять посреди разнонаправленных людских потоков, когда тебя то и дело пихают в бок локтями и чемоданами, тоже, наверное, как-то нелогично. Гораздо разумнее было бы остановиться где-нибудь в сторонке, но так, чтобы можно было видеть весь перрон.

Я покрутил головой в поисках подходящего места. Вдруг почти вплотную к перрону, можно сказать, уже возле головного вагона я увидел крупную вывеску «Кафе».

– Роман Альбертович, – запыхавшись, подбежал я к тренеру. – Может быть, он уже вышел отсюда и в кафе сидит?

– В кафе? – удивился Рома. – Что ему делать в кафе?

– Как что? – его вопросу я удивился не меньше. – Дух перевести, подождать… Ну кто в такой толчее будет мотаться, когда можно посидеть в тенечке, спокойно, не торопясь. Может, лимонаду какого-нибудь выпить…

– Лимонаду, говоришь, – Рома на секунду задумался. Потом махнул рукой и решительно сказал: – Ладно, пойдем, посмотрим.

Мы отправились в сторону кафе, чьи окна призывно блестели на солнце. Однако внутри нас ждало новое разочарование: из всех посетителей здесь было лишь несколько женщин, парочка старшеклассников и какой-то не очень опрятный старичок, сосредоточенно прихлебывавший чай из граненого стакана. На роль отца Аллы он точно не годился. Разве что дедушки, да и то вряд ли.

– Н-да, встретили, называется… – Рома озадаченно почесал в затылке. – И что мы вот теперь делать будем?

– Ну… можно, в принципе, еще раз по перрону пройтись, – неуверенно ответил я. – Может быть, где-то около вагонов…

– Там сейчас на соседний путь еще один поезд придет, – возразил Роман. – Там толпа будет еще больше. А толпа – это знаешь какое дело? Она тебя несет в нужную ей сторону, и ты даже остановиться не можешь, не то что оглядеться и подождать. Так что не вариант. Тем более, тебе самому ехать скоро. Мы так и отца Аллиного не встретим, и своих ребят потеряем. Как бы они без нас посадку не проворонили еще!

– А что, если пойти к диспетчеру? – вдруг осенило меня.

– К какому диспетчеру? – не понял Рома.

– Ну… или как она там у них правильно называется, – я действительно не мог вспомнить названия этой должности. Бывает же такое – самое обыкновенное слово вылетит из головы и никак его не загонишь обратно! – Женщина эта, которая поезда объявляет по радио! Можно попросить дать объявление. Мол, такой-то, подойдите туда-то, вас ждут.

– Не-е. Ты сам подумай – пока мы сейчас найдем, где сидит эта тетка, пока объясним ей, что именно нужно сказать, пока он услышит объявление, пока подойдет, куда мы попросим… Да нас уже здесь не будет! Хоть мне и не надо на поезд, но я тоже, знаешь, не могу полдня здесь торчать. Мне еще отчитываться за вас надо будет, что доставил в целости и сохранности и в вагон посадил. Если я вернусь с двухчасовым опозданием, ко мне знаешь какие вопросы могут возникнуть? – Рома растерянно развел руками.

Да, действительно. О том, что нам с ребятами и самим уже нужно собираться на посадку, как-то из головы вылетело за всем этим охотничьим азартом.

Мы еще раз оглядели кафе, как будто собирались обнаружить спрятавшегося в углу или под столиком папу Аллы, но, естественно, от наших взглядов состав посетителей не изменился. И без того призрачные надежды на то, что вот сейчас мы все-таки с ним встретимся, таяли с каждой секундой.

Наконец Рома в отчаянии махнул рукой, резко развернулся и направился к выходу. Я последовал за ним. В этот момент дверь кафе открылась, и вошел какой-то мужчина. В одной руке он нес чемодан, в другой – сумку. Я тут же вспомнил, каково это было – таскаться с такими тяжестями до появления чемоданов на колесиках. А ведь еще надо и открывать-закрывать двери, расплачиваться в автобусе… Не жизнь, а сказка!

Словно в подтверждение моих мыслей, новый посетитель кафе постарался придержать входную дверь той же рукой, в которой держал сумку. Дверь-то он придержал, а вот сумку не смог – и тяжеленная поклажа, соскочив с его пальцев, рухнула на пол.

– Вот же черт! – выругался мужик, пытаясь присесть таким образом, чтобы и поднять сумку, и не выпустить из другой руки чемодан.

– Давайте я вам помогу, – вызвался Рома, который в этот момент как раз поравнялся с посетителем. Он наклонился за сумкой и вдруг застыл как вкопанный. Я проследил за его взглядом и тут же понял, что его так ошарашило. На сумке виднелся значок «Динамо». Неужели?..

– Борис Владленович? – нерешительно произнес Рома. – Это вы?

– Да вроде я, – непонимающе откликнулся мужик. – А вы кто?

– Я – Ромка, – уже более уверенно отрапортовал Роман.

Весь его вид говорил о том, что он сильно растерян. Конечно, он готовился к встрече, но она, когда уже не ждали. И теперь Рома был окончательно сбит и не знал, что ему делать.

– А-а, очень приятно, – вежливо улыбнулся Борис Владленович.

– А мы тут, знаете, бегаем по всему перрону, пытаемся вас везде найти, – затараторил Рома, чтобы как-то заполнить неловкую паузу. – А встретились видите где…

Пока он знакомился с несбывшимся будущим родственником, я заметил в углу какое-то громоздкое сооружение с надписью «Meloman». Подойдя поближе, я разглядел надпись, выполненную более мелким шрифтом: «Unitra Fonica (Łódzkie Zakłady Radiowe)». Ух ты! Да это же настоящий музыкальный автомат! В будущем-то я уже привык к самым различным гаджетам и вообще чудесам техники. А здесь… Мне сразу захотелось разобраться и включить. Как эта махина вообще работает-то? Судя по языку, произведено это устройство было в Польше. В принципе, язык похож, интуитивно можно многое понять. Сейчас попробуем разобраться.

Секрет устройства оказался прост, как все гениальное – нужно было всего лишь бросить пять копеек и выбрать желаемую мелодию. Я вспомнил, как Алла рассказывала мне про своего папу и, среди прочего, назвала несколько его любимых песен.

– Борис Владленович! – крикнул я. Он непонимающе обернулся ко мне. – Роман Альбертович вас очень ждал! И просил поставить для вас музыку.

С этими словами я опустил в прорезь автомата найденную в кармане пятикопеечную монету и выбрал из списка нужную мелодию. Кафе заполнили звуки любимой песни Аллиного отца.

– О! – просиял тот, обращаясь к Роме. – А вам тоже эта песня нравится?

– Еще бы! Очень нравится! – к чести Ромы, он вовремя просек ситуацию и тут же вспомнил о магнитоле, которую все это время таскал с собой. – Вот, Борис Владленович. Это вам!

– Что это? – заинтересовался Борис Владленович.

– Это магнитола! – объяснил Роман, протягивая сверток. – Здесь и магнитофон, и радио – все в одном! Редкая штука, но очень удобная. Любимая музыка будет всегда с вами!

– Ого, – оценил Борис Владленович. – Спасибо. С такой штукой хорошо, наверное, на дачу ездить!

Я начал понимать, что моя задача здесь уже выполнена. У Ромы и Бориса Владленовича завязался какой-то более тёплый разговор, в котором для меня не было ничего интересного – да и, если уж по справедливости, меня они и не касались. А вот что меня точно касалось – так это то, что наш поезд уже прибыл, и на него вовсю шла посадка.

– Я, наверное, пойду, – сказал я. – Там уже в поезд надо садиться.

– Да, Миш, конечно, иди, – живо отозвался Роман. – Своих-то найдешь?

– Ну мы же не в тайге, – скромно ответил я. – И мне не пять лет.

Эх, Рома, если бы ты знал, сколько мне на самом деле лет! Не задавал бы тогда таких глупых, хотя и вполне естественных в твоем положении вопросов.

– Действительно, – засмеялся Роман и протянул мне руку. – Ну что ж, тогда бывай! Счастливого тебе пути! И всем ребятам тоже!

Мы пожали друг другу руки и крепко обнялись.

– Я уверен, Роман Альбертович, – проговорил я, – что все у вас будет хорошо. Главное – всегда быть честным, тогда и жизнь будет складываться по-другому. Надеюсь, что у вас еще получится попасть на Олимпиаду! Удачи вам!

Долгие проводы – лишние слезы. Я и в прошлой-то жизни не очень любил многословные прощания с длинными перебираниями вариантов пожеланий. А уж в подростковом возрасте и вовсе не до того: жизнь бурлит, больше всего боишься куда-нибудь опоздать. А тут и повод есть напрячься. Поэтому я наскоро попрощался с Романом и Борисом Владленовичем, помахал им рукой и побежал к ребятам, которые уже наверняка начали нервничать: они-то тоже слышали объявления о скором отправлении нашего поезда.

Впрочем, долго переживать им не пришлось – как раз в эти минуты подъехала директорская машина, и из нее вышел тренер по боксу с оставшейся частью нашего пассажирского коллектива. Хотя «вышел» – это громко сказано. Поезд отходил уже через пару минут.

– Так, чего вы тут расселись-то, как зрители в партере театра? – воскликнул директор. – Бегом к поезду! Ваш вагон – номер шесть!

И мы, как говорится, дружною толпою помчались на перрон. Проводники уже убирали входные лестницы и закрывали двери вагонов. Я понял, что сейчас главное – попасть внутрь поезда, а там уже разберемся и с вагоном, и с местами. Потому что если сейчас поезд уйдет без нас, то… в общем, такие приключения были ни к чему.

Мы бежали, отчаянно махая руками проводнице последнего вагона, которая как раз убрала лестницу и собиралась закрыть дверь, но, увидев нас, быстро вернула лестницу на место и стала показывать жестом, чтобы мы поторопились. Тем временем поезд вздрогнул, громыхнул всеми своими железками и тронулся. Я напряг все свои силы – и зацепился рукой за поручень аккурат рядом с проводницей! Тут же отпрыгнув на другую сторону тамбура, чтобы не мешать остальным, я наблюдал, как вслед за мной сюда забирались и остальные пацаны.

Последним в нашей компании в вагон запрыгнул тренер.

– Фу-ух! Спасибо, что подождали нас! – обратился он к проводнице и показал рукой на нас: – Вот, познакомьтесь, юные спортсмены! Еще бы чуть-чуть – и пришлось бы на всех другие билеты покупать!

– Ну ничего, ничего, – улыбнулась проводница. – Главное, что все-таки успели. У вас какие места?

Тренер достал билеты.

– Понятно, шестой вагон, – кивнула она. – Ну что ж, проходите. Теперь можете больше не спешить, – добавила она с улыбкой.

Эх, давненько я не ездил в советских поездах! Вынужденная прогулка по половине состава мигом освежила воспоминания. Вагоны уже были раскалены предыдущими часами поездки, поэтому духотища стояла страшная. Шутка ли – набитые битком людьми стальные коробки, полдня чухавшие под палящим солнцем! А о кондиционерах в эти годы, естественно, никто ещё и слыхом не слыхивал. Я вовсю крутил головой, пытаясь заметить открытые окна, сколько мы прошли вагонов – и таких видели от силы штук пять-шесть. Значит, остальные не открываются. Не будут же люди принципиально париться в такую жару.

Но все же было в этом что-то, что в народе называется «в тесноте, да не в обиде». Я мгновенно вспомнил свое предыдущее детство: поездки с родителями на море, курортники в панамах (почему-то в поезде их тоже снимали не все), газеты с кроссвордами, вареные яйца и курица в фольге… И вот я оказался в точно такой же обстановке. То тут, то там бивший в нос аромат курочки живо напомнил мне о том, что я вообще-то проголодался. Ну чего там эти вокзальные пирожки! Мой новый организм взрослел и требовал топлива постоянно. Ладно, сейчас расположимся на местах и разберемся.

Наконец, мы добрались до своего пацкарта. Лева с компанией тут же заняли козырные места у окна. Что они там разглядывать-то намерены, интересно? Тоже мне, романтики с большой дороги… Ну что же, я, как говорится, не гордый, я согласен на медаль. На боковом месте снизу уже расположился тренер, ну а мне ничего не оставалось, кроме как лезть наверх.

Эх, родная романтика советского плацкарта! Как бы ни ругали верхнюю боковушку, делая ее символом чуть ли не бомжатника, на самом деле она ничуть не хуже остальных плацкартных мест. Даже в чем-то круче: ведь стоит тебе только чуть-чуть вытянуть голову – и ты можешь наблюдать за всем вагоном! Сразу виден, так сказать, срез общества, представленный в плацкарте. Вот мужики, выставив чемодан в проход, играют в подкидного дурака, стараясь слушаться просьб других пассажиров и не материться слишком громко. Вот пенсионерки, обмахиваясь газетами, рассказывают друг другу о том, куда решили поступать их внуки и внучки. А вот, собственно, и сами чьи-то внучки – девчонки на пару лет постарше меня нынешнего кокетливо стреляют глазками в своих ровесников. Конечно, никаких откровенных нарядов, как в двадцать первом веке, тут и в помине не было, но природу все равно не обманешь: пацаны так старательно делали вид, что девчонки их вовсе не интересуют, что наблюдать за этим было забавно.

Тоже, наверное, какой-нибудь спортивный коллектив. А может, часть класса куда-нибудь едет. Мы в их годы, помнится, так в Ленинград катались на экскурсию. Тьфу ты. «В их годы». Все никак конца не привыкну, что до «их лет» я ещё даже не дорос.

Ну что ж, перед тем, как приступать к трапезе, было бы неплохо, так сказать, совершить обряд личной гигиены. Я спрыгнул со своей полки и направился в сторону туалета, намереваясь вымыть руки. Дойдя до заветной двери, я несколько раз дёрнул за ручку, но дверь не поддавалась.

– Миш, да рано ещё! – раздался из вагона голос тренера. – Мы же только-только отъехали, санитарная зона. Погоди минут пятнадцать, и все откроется. Или тебя с пирожков так прихватило, что ли? Так они, вроде, нормальные были.

Точно! Привык я в своем будущем ко всяким там биотуалетам и прочим признакам комфорта и напрочь забыл даже само словосочетание «санитарная зона». Ну и не беда. Значит, полежим пока на полке, поразглядываем родные просторы через помутневшее от времени стекло.

Откуда-то рядом раздалось приглушённое похихикивание Левы сотоварищи. Ну естественно, этим только повод дай. Впрочем, с моим появлением веселье притихло. А может, тренер посмотрел на них как-нибудь по-особенному. По-отечески, так сказать.