Kitobni o'qish: «Другой»

Угрюмые свинцовые тучи мчались по низкому мрачному небу. Ветер рвал старый походный плащ, пронизывал всадника насквозь. Выглядывающая изредка огромная, отливающая кровью луна, озаряла время от времени разбитую дорогу. Вспученные, перевитые корни деревьев, толстыми змеями торчали из жирной, чёрной земли, хватали усталого коня за ноги, мешали скакать. Ночь вязкая, мрачная, опустилась на мир.

Суровое, словно вырубленное из старого дерева лицо всадника, устремлённое вперёд, было абсолютно бесстрастным, лишь глаза полыхали лютым, неукротимым огнём. Откинутый ветром капюшон, трепетал за спиной, то надуваясь парусом, то опадая. Длинные чёрные волосы, уже тронутые серебром, развевались словно шлейф.

За спиной остался дремучий лес, копыта всё чаще стучали о камни. Дорога круто забирала в гору. Далеко внизу остались луга, заросли корявых кустов, теперь вокруг были только камни. Там, на вершине горы, словно остриё копья, пронзившей низкое предгрозовое небо, высилась одинокая чёрная башня. Дорога давно кончилась, неприметная тропинка ещё какое-то время вилась между огромными каменными глыбами, но вскоре исчезла и она. На продуваемой злым ветром площадке конь вдруг встал как вкопанный. Всадник без всякой надежды тронул его шпорами, но, понимая бессмысленность собственных усилий, соскочил с седла, и бережно подхватив длинный, завёрнутый в выбеленное полотно свёрток, направился к башне.

Он шёл осторожно, прижимая к груди бесценную ношу, ногами отыскивая надёжные, крепко лежащие камни. Дыхание его уже сбивалось, видно было по всёму, что свёрток тяжёл, но мужчина даже не задумывался об отдыхе. Он поднимался всё выше, пока не достиг сложенной из исполинских камней башни. Тяжёлые литые, из толстой крепкой бронзы двери, гулко зазвенели под его ударами. Будто откликаясь на их звон, отозвалось далёкое эхо.

– Это ты Воин? Что нужно тебе от меня? – послышался, словно из камня, старческий голос.

– Отворяй, Трилиус. Мне нужна твоя помощь! – гулко ответил Воин.

– Тебе? Моя помощь? Это после того как ты расправился с моим братом? Ты смеёшься надо мной, Воин. Я никогда не открою тебе башню! – заскрипел невидимый старик.

– Трилиус, я разнесу и твою башню, если ты мне не поможешь. За то, что сотворил твой брат, ответишь ты, а он уже получил по заслугам, – прорычал Воин.

– Ты мне грозишь, смертный? Да я ведь сейчас испепелю тебя! – неожиданно окрепнув, прозвучал голос Трилиуса.

– Я не умею грозить, но ты сам прекрасно знаешь, чем всё закончится. Не забывай, что ты так же смертен как все остальные. Или пример Дулиуса тебя ничему не научил?

– Дулиус был моложе меня и мог не знать заклинаний! А я величайший из магов! Тебе не уйти от силы заклятья! – набирал силу голос.

– Хватит шуметь! Не хочешь отворить, я войду сам, но помни о судьбе Дулиуса, – уже не подавляя гнева, закричал Воин.

Дверь неслышно ушла в сторону, открывая темный проход. Там едва угадывались крутые, каменные ступени. Воин, не выпуская из рук нелёгкой ноши, решительно направился вверх по бесконечной лестнице. В глубоких нишах толстых стен стояли закованные в броню безмолвные стражи. Воин уже сталкивался с ними и отлично знал чего они стоят, но прекрасно усвоил и секрет их уязвимости, потому его сапоги продолжали грохотать по каменной лестнице. Казалось, вечность пошла к тому времени, как он поднялся в роскошно убранную залу под самой крышей.

За длинным столом, в высоком, поистине царском кресле восседал огромный, сильный молодой мужчина. Толстый кожаный доспех, покрывал свитую из маленьких булатных колец длинную рубаху. Толстые, перевитые крепкими жилами руки, опирались на рукоять огромного, редкого в здешних местах двуручного меча. Чёрным диким гневным огнём сверкали глаза. Чёрные, будто крыло ворона волосы стягивал широкий булатный обруч.

– Зачем ты пришёл, Воин? Я ведь предупреждал тебя, что способен размазать тебя по камню твоим же оружием. Что ты хочешь добиться? – прогремел невероятно могучий голос, казалось, сама несокрушимая башня задрожала.

– Трилиус, ты давно знаешь меня. Я пришёл за справедливостью, и остановить меня не сможет никто и ничто, – равнодушно ответил Воин и оглянулся.

Широко шагнув, он опустил на каменный выступ белый свёрток. Слабый едва различимый стон донёсся из него. Выпрямившись, Воин сбросил пыльный старый плащ и заботливо укрыл свою ношу.

– Ты, отлично знаешь, Трилиус, что сделал твой брат. И боги видят, такое злодеяние не должно остаться безнаказанным. Я не подарил ему лёгкой смерти. Ты, вероятно, видел сам как умирал Дулиус. Выбирай. Либо помощь мне, либо для тебя я придумаю нечто ещё худшее, – спокойным, чуть усталым голосом сказал Воин.

– Но тебе, не справиться со мной! Я не только мудрее тебя, но и сильнее! Мой меч рассечёт тебя на самые маленькие кусочки, я разбросаю то, что останется от тебя на сотню переходов вокруг! – зарычал Трилиус.

– Не стоит меня пугать, старик. Или ты ещё не узнал этого кольца? Да, это кольцо Мары, она сама одела его на мой палец, так что твои уловки совершенно бессильны, – с легкой грустью произнёс Воин и поднял шуйцу.

В тот же миг, будто рябь пробежала по зале. В мгновение ока исчез и стол, и роскошное убранство, да само кресло в котором находился черноволосый гигант, превратилось жалкое ложе, на котором, сгорбившись, сидел худой горбоносый старик, в синем, вышитом падающими звёздами плаще. Жидкие седые волосы подали на узкие, немощные плечи, узловатые старческие руки прижаты к груди. Выцветшие глаза с неприкрытой злобой смотрели на могучего Воина.

– Чего ты хочешь? Я не смогу снять заклятья. Его душа уже не принадлежит никому. Дулиус убил в нем искру Рода! Тебе никто не поможет! – дребезжащим голосом вымолвил Трилиус.

– Сделай что можешь, ты должен вдохнуть в него жизнь. Он единственный. Ты знаешь это! – глухо пророкотал Воин, шагая к Трилиусу.

– Ты думаешь, что искра Рода живёт в каждом? Такие люди редки, где найти её? Ты знаешь? Я нет! – сжимаясь в комок, пропищал Трилиус, видя, как надвигается на него Воин.

– Я знаю. Я говорил с Даной. У тебя есть кусок скорлупы первояйца. Ты заронишь огонь к его душу.

– Это невозможно, у меня, наверное, последний, единственный в мире осколок из тех, что принёс когда-то Таргитай. Я не отдам его никому! За все земные богатства не отдам! – ещё больше дрожа от страха, со злостью выкрикивал Трилиус.

– Твоё дело. Но Ящеру ведь всё равно, был у тебя в этом мире осколок скорлупы или не был. А к нему ты попадёшь прямо сейчас. Выбор у тебя невелик. Твоя жизнь зависит от него, – Воин указал на свёрток.

– Я не уверен, что удастся. Никто не делал этого, такое подвластно было только самому Роду, – начал искать оправдание Трилиус.

– Спаси его и живи, как хочешь, – твёрдо сказал Воин.

– Так вот, дорогой Стасик! Так дальше продолжаться не может! Ты хоть когда-нибудь обо мне думаешь? Неужели так трудно поверить родной жене? Я что уже не заслуживаю доверия? – продолжала возмущаться Ирина.

– Начнём с того, что ты мне совсем не родная. Родство определяется по крови, а ты для меня близкий человек, – вяло сопротивлялся Стас. – Кроме того, объясни, почему я тебе должен верить, если ты провела ночь неизвестно где и упорно не говоришь правды.

– Я тебе уже сказала! Да, засиделась у подруги. Это что преступление? Ты тоже частенько остаёшься на работе, если программа не идёт. Почему ты к себе такие требования не предъявляешь? – наседала Ирина.

– Я не выключаю телефон. Ты можешь связаться со мной в любой момент. Кроме того, ты прекрасно знаешь, где я нахожусь. Твой телефон был выключен с шести вечера. Ни одна из известных мне твоих подруг не призналась в том, что ты была у неё, – устало сказал Стас. – Вообще, не понимаю, почему именно я оправдываюсь. Ты отправилась в загул, а я обязан воспринимать это как должное? Может нам не стоит жить вместе?

– Как это? А на что я буду жить? – совершенно искренне удивилась Ирина. – Ты всё же мой муж и обязан…

– Стоп! – вдруг повысил голос Стас. – Запомни дорогая, я тебе ничего не обязан. Ты думаешь, я не знаю, что ты мне изменяешь? Ошибаешься. Догадывался давно, а сегодня убедился окончательно.

– Ты выходит, следил за мной?! Такой же ты подлец Стасик! Я верила тебе, а ты…

– Ирина, я устал от вранья и твоих постоянных претензий. Я ухожу, живи, как хочешь, – Стас встал, и чуть склонив голову влево, внимательно посмотрел на жену. – Сегодня я дал своим дополнительный выходной. Сам поеду на озеро. Проветрюсь. В понедельник отвезу заявление о разводе, пока посмотри текст, если есть замечания, позвони мне, обсудим. Я не хочу долгой процедуры. Я устал от тебя Ира. Прощай.

Подхватив рюкзак с лодкой и припасами, Стас взял зачехлённые вёсла и остановился на мгновение. Эта квартира была ему по-своему дорога. Слишком долго он прожил в ней, рассчитывал на то, что у него будет хорошая счастливая семья, увы, не сложилось. У него есть три дня, чтобы в тишине всё обдумать, взвесить, принять единственно верное решение. Три дня и три ночи, времени более чем достаточно. Жизнь с детства научила его действовать быстро. Тому причиной и регулярные занятия спортом и нечто передаваемое из поколения в поколение на генетическом уровне. Именно то, что делает так похожими отцов и сыновей.

Ведя машину в толчее городских улиц, Стас думал о том, что очевидно пришла пора подводить итоги. Первый раз он произвёл переоценку ценностей, пять лет назад, когда достиг того, чего хотел. Завкафедрой прикладной математики в тридцать лет, это не так мало как кажется. Пришлось работать очень много и упорно. Руководитель его кандидатской диссертации пророчил ему, Станиславу Стерхову, большое будущее в науке. Но, достигнув желаемого, Стас неожиданно заскучал. Начатую работу над докторской забросил, прекрасно осознавая, что выше завкафедрой ему не двинуться ещё очень долго. Выход нашёлся очень быстро, причём такой, что поверг в шок и Ирину, и многих сотрудников университета. Стас бросил всё и ушёл на вольные хлеба. Основал собственную фирму, собрал в неё молодых талантливых программистов и занялся новым для него делом. Пусть не сразу начало получаться. Почти год он и его команда едва сводили концы с концами. Но упорство и трудолюбие всё же победили. Дела резко пошли в гору. Стас пропадал в офисе сутками, позабыв обо всём кроме работы. Теперь его фирма занимала далеко не последнее место в компьютерном мире.

То, что Ирина заскучала, он заметил уже достаточно давно. Охлаждение началось с постели. Всё чаще она, ссылаясь на усталость или нездоровье, отказывала ему в близости, а затем где-то около года назад отношения между супругами вовсе сошли на нет. Стас, пытаясь что-то исправить, предпринимал одну за другой попытки восстановить утраченное, но Ира оставалась глуха к его словам. Не реагировала на устроенные для неё романтические вечера, вообще вела себя словно совершенно чужая женщина, случайно живущая под одной крышей со Стасом. После того как у него начали появляться достаточно серьёзные деньги, Ирина очень изменилась, у неё появились новые подруги, иные интересы. Теперь она целыми днями пропадала в тренажёрных залах, на теннисных кортах, в бассейне. Стас не препятствовал, регулярно оплачивал всё растущие счета и не требовал отчёта. В том, что в жизни жены начали появляться другие мужчины, он почувствовал по изменениям в её поведении. Не придумав ничего лучше, он попытался стать для неё единственным и неповторимым, но вероятно время уже было безвозвратно упущено. Теперь она и вовсе осталась у кого-то на ночь. Терпение Стаса лопнуло.

Город давно остался позади, машина летела по пустынному шоссе. В это время как обычно машин было мало и вполне можно было получить удовольствие от скорости. Стас вообще любил быструю езду. Да и машина позволяла. Именно из-за неукротимого темперамента он выбрал «БМВ», размеры не слишком большие, мощный легко раскручивающийся мотор, и восхитительная управляемость. До бумки он сменил много автомобилей, но этот запал в душу. Возможно, они в чём-то были схожи, машина и её водитель. Стас с детства увлекался спортом, в школе серьёзно занимался самбо, затем классической борьбой, получил в каждом виде первый разряд, а в университете увлёкся современным пятиборьем. Неоднократно побеждал на соревнованиях, даже удостоился звания кандидата в мастера спорта. Тренер души в нём не чаял, страстно желал вырастить собственного чемпиона, но Стас решил, что наука для него важнее, немного отошёл от спорта, хотя и продолжал поддерживать хорошую спортивную форму. Задумавшись, он едва не проскочил заветный поворот. Взвизгнув резиной по раскалённому асфальту, с креном вошёл в вираж и вот уже гравий забарабанил по днищу. Осталось всего сорок километров сначала по гравийке, а затем по разбитому просёлку. Но место, куда он направлялся, того стоило.

– Ты готов к этому? – понурившись, спросил Трилиус.

– А ты уверен, что ничего другого сделать нельзя? – не поворачиваясь, уточнил Воин.

– Есть только такое описание. Другого я не нашёл. У меня есть драгоценная Книга, добытая самим Ольгом, но прочесть её я не могу. Она написана языком, что был ещё до Забвения. Если хочешь, я расскажу, как Ольг добыл эти драгоценные книги. Очень давно, маг и великий отшельник со своими друзьями и побратимами…

– Трилиус ты забываешь, от чего зависит продолжительность твоей жизни, – грубо оборвал его Воин.

– Воин, ты тоже рискуешь! Он может никогда не вспомнить тебя! Если удастся, то он станет Другим. Его жизнь потечёт по пути предначертанным самим Родом¹. Над ним даже Числобог² будет не властен. Не боишься, что однажды тебе придётся погибнуть от его руки?

– Маг, не стоит меня запугивать, Род не позволит ему, возрождённому, стать на сторону Чернобога³, а встречи с Ящером я не боюсь. Числобог никогда не ошибается в отношении смертных, придёт и мой черёд. Но я хочу, чтобы он жил, яро, дерзко, смело как должен настоящий муж. Давай Трилиус начинай, не тяни, он уже совсем плох. Даже губы чернеют.

– У меня всё готово, но нам нужен Камень Рода. А самый древний, в шести переходах отсюда, – внимательно глядя в глаза Воину, сказал Трилиус.

– Что ты хочешь? Золота? Вот, забирай всё что есть! – Воин швырнул тяжёлый кошель на стол, заваленный свитками. – У тебя должен быть способ, только пошевеливайся.

– Забирай его и пошли, – пряча довольную улыбку, прошамкал Трилиус.

С верхней площадки открывался вид на дальние, у самого окоёма, горы. Там уже блистали молнии, едва слышно доносились раскаты грома. Под ногами тянулась во все стороны жуткая, вязкая, словно смола чернота. Где-то там, далеко внизу луга, возделанные поля, укрывшиеся среди бескрайнего леса крошечные деревеньки, и далеко, словно на краю света, Барбус. Стольный град, с которым два десятилетия назад связал свою судьбу Воин.

Трилиус отвязал от одного из зубцов башни ветхий пыльный ковёр. Развернул его на каменном полу. Обошел вокруг, бормоча что-то и едва шагнул на середину, как ковёр начал словно всплывать, края его затрепетали, будто на небольшой волне, сам он начал приподниматься, всё ещё не совладав с тяжестью пусть и тщедушного, но человеческого тела. Воин, не выпуская белого свёртка из рук, тут же шагнул к магу.

– Не собрался ли ты от меня сбежать старик? – сверкнув зубами, спросил он Трилиуса.

– Нет, что ты Воин и в мыслях не было! – затрепетал словно лист маг. – Мы уже летим! Видишь? Всё, уже летим!

В самом деле, далеко внизу уже блеснула лента Реки, а справа, вдали медленно начали удаляться огни Барбуса. Ветер трепал волосы, но Воин даже не думал завернуться в плащ, он только поплотнее укутывал в него тело сына.

Двадцать лет назад он пришёл в это тцарство простым наёмником. В то время как раз Куявия⁴ стала расширять свои пределы за счёт соседей. Конечно, боевые драконы, серьёзный аргумент. Но маги, подкупленные тцаром Куявии, уже пропустили чужие войска через горы. Воина началась на равнине. Плохо обученная армия Барбусии таяла как воск на огне. Связи с Древним Градом не стало. В горных ущельях ещё шли бои, а на равнине уже вовсю разбойничали конные разъезды куявов. По всему было видно, что Барбус очень скоро окажется в осаде. Жители бежали в леса, надеясь отсидеться. В это самое время, когда в самом граде уже почти не было защитников в город, через Северные ворота и вошёл относительно молодой, но, видно по всему, уже бывалый воин. Спросив у стража как найти начальника гарнизона, он поправил перевязь и тяжёлой секирой и направился в сторону тцарского двора, где и находились казармы городской стражи. Больше войск в Барбусе уже почти не осталось.

Начальник стражи принял его настороженно, вдруг лазутчик, но спустя два дня он уже совершенно спокойно назначал Воина в караул у городских ворот. Огромного роста, небывалой силы Воин, не стремился искать друзей, всегда был замкнут, о себе почти ничего не рассказывал, как и о далёкой родине. Но, тем не менее, ему доверяли абсолютно все, и соратники и десятник, как впрочем, и сам начальник стражи, к тому времени принявший на себя командование маленьким гарнизоном. Всё чаще куявские всадники появлялись у стен Барбуса. На рожон не лезли, но издали высматривали, вынюхивали, выискивали слабые места. Всем было очевидно, что кольцо осады вот-вот замкнётся. И когда останется только уповать на богов. Единственной надеждой, но, увы, несбыточной, оставались боевые драконы и войска сосредоточенные на границе со Славией. До сих пор ни один гонец, так и не вернулся назад. Они уходили и исчезали бесследно. В то время когда многотысячная армия Куявии замкнула осаду, последняя надежда на подмогу исчезла.

Воин сам пришёл к Влаху, начальнику гарнизона. Предложил себя в качестве посыльного. Недолго раздумывал Влах. Согласившись, поручил Воину пробраться в горы. Тем же вечером, неслышной тенью соскользнул с крепостной стены, полуголый человек, в мягких кожаных штанах, и волчовке распахнутой на могучей груди. Никем не замеченный он просочился мимо кордонов куявцев и растворился в ночном лесу. Стремительной тенью мчался он между высоких деревьев, с каждым мгновением удаляясь всё дальше и дальше от града. К утру, он был уже у подножья гор. Казалось, осталось совсем немного, но именно здесь его постигло полное разочарование. Все подходы и ущелья были буквально перегорожены куявцами. Положение критическое. Иного выхода у человека не было.

Выбрав укромное место, он скинул с себя одежду и, разбежавшись по кругу, вдруг высоко подпрыгнув, бросился плашмя на землю. Острая боль стеганула по телу, сознание разом помутилось. Сильно ударив раз – другой руками – крыльями, он воспарил над лесом.

Земля быстро удалялась, стремительно пролетали далеко внизу, предгорья, вот уже показались неприступные скалы, узкая вырубленная среди скал дорога, тонкой нитью вьётся по отвесной стене ущелья. Виднеется каменная стена с крепкими воротами, перегораживающая подступы. Только ни одной ровной площадки нет, а руки – крылья слабеют с каждым мгновением. Лучше уж как большинство невров⁵ перекидываться земным зверем, волком или медведем, ну хотя бы той же рысью. Слева мелькнула плоская, словно срезанная ножом вершина горы покрытая синеватым снегом, единственное ровное место. Другого выхода нет. Снижение, удар, суставы будто вывернулись в обратную сторону. Жаркая как жерло печи боль. И мир пропал на время.

Как ни крепка кожа, но ободрал он ей на коленях и груди основательно. Кровь сочилась из многочисленных глубоких царапин. Не обращая внимания на холод и боль, человек начал долгий и опасный спуск. Пальцы рук заледенели, не чувствовали холодного камня, но жизнь слишком многих стояла под угрозой. Осторожно, стараясь не торопиться, он спускался всё ниже пока, наконец, не очутился на дороге. Бегом, невзирая на наготу, он бросился вверх, к виденному с высоты Древнему Граду. Тело начало понемногу отогреваться. Руки и ноги уже обрели чувствительность, вот только кровь начала сочиться обильнее. Пока он добрался до запертых ворот, всё тело покрыла корка из грязи и крови. Теперь оставалось убедить, укрывшегося в граде, тцара, выслать помощь осаждённому Барбусу.

Надувная лодка покачивалась на небольшой волне. Солнце жарило так, словно стояло не начало мая, а июль. Стас ещё раз обошёл машину, придирчиво осмотрев площадку, не забыл ли чего и, убедившись, что всё в полном порядке, забрался в лодку. Вёсла распороли воду, попутный ветер ощутимо подгонял надувнушку и плыть было довольно легко. Стас размеренно грёб, держа глазами привычный ориентир. До острова было около километра по воде. Высокий, поросший вековыми соснами он заслуженно носил название Гостиный. Один раз побывав на нём, будешь постоянно хотеть, вернуться сюда снова и снова. Уютные бухты, очаровательный песчаный пляжик и огромный Камень, с необычной ложбиной в которой так любил лежать Стас. Когда-то отец показал ему этот остров, и с тех пор уединённое озеро стало для него прибежищем в трудную минуту. Он приезжал сюда вроде бы на рыбалку, а сам часами лежал на Камне, слушал плеск воды, шум ветра в сосновых кронах и думал. Здесь он принимал самые ответственные решения. У Стаса, когда он устраивался на Камне, всегда появлялось необъяснимое чувство отрешенности. Мысли становились светлыми, острыми и разгадки самых сложных задач находились как бы сами собой. И теперь он стремился поскорее достичь острова. Забраться в согретую солнцем ложбину, закрыть глаза и спокойно всё обдумать. Дело с разводом, можно считать решённым, но существовало ещё нечто не дававшее покоя.

Высокий камыш зашелестел о борта лодки, оглянувшись, Стас направил её в узкий проход и немного разогнавшись, выскочил на мелководье. Вытащив лодку на песок, он достал рюкзак, поднялся на обрыв и остановился возле Камня. Потрогал тёплую шершавость гранита, посмотрел на озеро и решительно направился к месту обычного своего бивуака. Установил палатку, собрал хворост для костра, сходил к крошечному, обустроенному им, ещё лет десять назад, роднику, набрал воды. Солнце стояло в зените, его лучи, пронзая кроны сосен, весёлыми золотыми пятнами сверкали на опавшей хвое. Где-то неподалёку зазвучала кукушка. Стас усмехнулся, если уж и спрашивать, сколько осталось, то лучше всего у дятла. Сегодня он по непонятным причинам, откладывал момент общения с Камнем. Будто ожидая чего-то. Пока в котелке булькала нехитрая похлёбка, Стас обошёл свой остров, стараясь не приближаться к обрыву. Посмотрел, как играет рыба в темной воде северной бухты, не спеша, пообедал. Закурил сигарету, глядя в затухающий костерок. В маленьких красно-синих огоньках, что метались в остывающих углях, чудилось ему крошечные живые существа, неслышный голос, что-то шептал, догорающий костёр манил к себе, отзываясь грохотом крови в висках. Внезапный толчок заставил Стаса подняться и идти к Камню. Свинцово-серые тучи, появившись ниоткуда, заволокли небо. Резкий порывистый ветер не давал идти. Привычный мир странно изменился, подъём стал круче, Камень словно поднялся выше. Преодолевая внезапную слабость, Стас взобрался на него, лёг в ставшую почему-то глубже, ложбину и, раскинув руки, начал всматриваться в круговерть туч над головой.

Неясный доселе голос, зазвучал громче, слова непонятные, на чужом, незнакомом языке, то звучали высоко, то грохотали камнепадом. Где-то далеко, за тучами, что-то сверкнуло нестерпимым ослепительным светом, начало приближаться. Сверкающий серебряный шар, прорвав черноту грозовой ночи, устремился к Стасу. Завис над ним, переливаясь и горя множеством микроскопических солнц. Начал разбухать, разрастаться. Нестерпимый жар на миг опалил глаза, лицо, проник внутрь и вдруг сменился приятной прохладой. Запахло озоном, лесом, весной. Перед глазами на миг появилось суровое мужское лицо. Темнота обрушилась словно удар.

За воротами его схватили. Он объяснял, убеждал, упрашивал, но пыточная уже ждала его. Два дня и две ночи, мучений. Плети, дыба и снова плети, клещи рвали его уже потерявшее чувствительность тело, но воин упорно стоял на своём. Лишь утром третьего дня тцарь поверил, остановил, разматывающего в очередной раз измочаленную плеть, палача.

– Верю! Лекаря ему. Баню. Девок. Чтобы к завтрашнему утру здоров был, – отрывисто бросил тцарь Золтан и вышел из камеры пыток.

– Чего зря тянул? – пробасил палач, пожимая широченными обвислыми плечами, когда за тцаром закрылась тяжёлая дверь.

Развязав путы, он, крякнув, взвалил на плечо едва живого Воина и, задевая его окровавленным телом о каменные стены, понёс во двор. Бросив под навес, неспешно, покачиваясь на коротких кривых ногах, отправился за лекарем. Присланные девки, осторожно перекатили Воина на расстеленное полотно и вчетвером, перекашиваясь от натуги, понесли в баню. Пришедший лекарь осмотрел его и, убедившись, что кости целы, а мясо нарастёт, удалился. Уложив истерзанное тело на полок, девки принялись стирать кровавое месиво пучками лечебных трав, размоченных в горячей воде. На открытые раны прикладывали целебные бальзамы, отогревали, оглаживали израненного воина своими мягкими телами. Здесь же в жарко натопленной бане кормили его, ласкали. Воин быстро приходил в себя под их нежными, но крепкими руками. Да и девки откровенно радовались, что им попался такой великолепный образчик мужской породы. Уснули они все вместе, прямо в бане усталые, но весьма довольные. Воин очень быстро восстановил силы.

Утром ему принесли одежду, самую большую, какую нашли, отвели к тцару. Тот его принял у себя, в палате, за накрытым столом.

– Ты говоришь, что Барбус можно отстоять? – грозно глянул Золтан.

– Да, не только возможно, но необходимо, – ответил воин. – У тебя тцар, есть для этого всё необходимое. Да, не скрою, павших будет много, но ни тебя, ни твоих наследников не станут больше тревожить правители Куявии.

– Ты говоришь так, словно уже стал моим главным военачальником. Забываешься, не таким как ты я приказывал рубить головы.

– Согласен с тобой тцар, пока голова моя немногого стоит, но пара крепких рук умеющих держать секиру или меч лишними для тебя не будут.

– Вот и поживёшь тогда до победы, а дальше посмотрю, что с тобой делать. Ты слишком наглый, ведёшь себя так, будто ровня мне. Я, да будет тебе известно, из рода самого Панаса.

– Мне это известно, тцар. Позволь мне пока изложить тебе наш план.

Выйдя из палаты, Воин уже как полноправный ратник отправился в оружейную. Как ни странно, но там заправлял его недавний знакомый, всё тот же палач, истязавший его двое суток подряд. Хмуро взглянув на вошедшего, он пробурчал:

– Чего ещё? Снова на дыбу захотел?

– Злой ты. Меня тцар за оружием прислал. Тебе велел дать всё, что выберу.

– На тебя доспех я не подберу, уж больно ты здоров, и что касается меча, то выбирай, этого добра хватает. Ратников нет, а мечи… сколько хочешь, хоть по два сразу.

– Тогда я два и возьму. И ещё секиру мне дай. Я к ней привык.

– Пошли, коли так, – с ноткой уважения буркнул оружейник и поковылял в просторный подвал. – Смотри, выбирай, пробуй.

Воин окинул взглядом просторное помещение. Оружия, самого разнообразного и впрямь было много. На полках лежали охапки тяжёлых мечей, у стен стояли двуручные секиры, шлемы разных форм и размеров громоздились в углу. В огромном сундуке поблёскивали длинные, словно кинжалы наконечники копий, в другом, колючими ежами топорщились острые жала, связанных пучками, стрел. Длинные луки стояли рядом с ларём, доверху наполненным клубками с тетивой. Воин задумчиво подошёл к стеллажу с самыми длинными мечами, взял один, вынул из потёртых ножен, со свистом взмахнул, отложил. Покопавшись, нашёл ещё такой же. Проверил остроту клинка. Взяв по мечу в руку, внимательно посмотрел на оружейника.

– Сам-то умеешь с оружием обращаться?

– Ты малец, ещё сиську мамкину сосал, когда я уже был лучшим мечником! – с вызовом ответил оружейник.

– Пошли, поглядим, – смиренно предложил Воин. – Только щит, возьми покрепче.

Они вышли во двор, где уже толпились ратники. Объявленный общий сбор начинался. Предстоящий поединок, тут же вызвал немалый интерес. Мигом расчистили круг, стали плотно, закрывшись щитами. Под одобрительные крики оружейник потряс над головой, зажатыми в руках шитом и невероятно тяжёлым, широким и длинным мечом. Рослый, с необъятно широкой выпуклой грудью, крепкими, достающими едва ли не до колен руками, он выглядел очень серьёзным соперником. Из-за относительно коротких ног, он наврядли мог двигаться быстро, но широченные плечи, вкупе с длинными, сильными руками, делали каждый его удар нечеловечески сильным и неотвратимым.

Воин хотя и превосходил оружейника ростом, казался рядом с ним довольно щуплым. Не спеша, пройдясь по кругу, он под смех собравшихся отбросил несколько камней попавшихся на пути. Остановился. Чуть склонив голову влево, посмотрел на оружейника, и словно не слыша восторженных криков – «Убей чужака, Бер», негромко спросил:

– Тебя что ли Бером кличут? – и, заметив утвердительный кивок, продолжил. – Готовься Бер.

– Уже. Начнём! – выдохнул Бер и, покачиваясь всем телом, двинулся вперёд.

– Запомни Бер, меня зовут Стерх, – крикнул Воин и шагнул навстречу.

Взметнувшиеся мечи встретились, несильно, только пробуя силу соперников. Звякнули призывно и со следующим ударом обрушились со всей мощью. Искры прыснули в разные стороны, словно испуганные яркие рыбки. Закрывшись щитом, Бер рубил с чудовищной силой, каждый удар был смертельный, способный разрубить противника от макушки до самой развилки. Но всякий раз его меч только высекал искры из клинка Стерха, и уходил в землю.

Стерх, похоже, не торопился атаковать, парировал удары, уклонялся, легко скользя по утоптанной земле. Лишь время от времени, будто невзначай, ударял по щиту Бера. Видя, что соперник начинает понемногу звереть от безуспешных попыток сразить его, Стерх чуть отступив, вдруг взметнул оба меча, и завращал их с такой скоростью, что казалось, в руках его разом возникли два сверкающих круга. Спустя миг от щита Бера осталась лишь дощечка величиной с небольшую тарелку, а меч вообще улетел в зрителей, с грохотом ударившись и выставленный щит.

– Всё, пожалуй, – невозмутимо сказал Воин. – Ты хороший ратник, Бер. Только умения маловато.

Ошеломлённый Бер стоял посреди разом примолкшего круга. С таким бойцом здесь ещё никто не встречался. Слухи ходили, что далеко, за артанскими степями живут иные народы, умеющие пускать стрелы на полном скаку, живущие на своих конях, никогда не ступающие на землю. А за полночным морем на неведомых островах есть странные северные люди, белые, словно снега, среди которых строят они своим каменные жилища. Они будто бы столь смелы и свирепы, что перед боем не надевают доспехов, а бросаются на врагов с открытой грудью, сжимая в каждой руку по длинному мечу. Убить их невозможно, ибо, даже будучи израненными, они продолжают сражаться, пока силы не оставят их и не спустятся к ним с небес прекрасные девы-валькирии, и не унесут в небесные чертоги. Чужак, же не был бел как те северяне, но дрался как они, двумя тяжёлыми мечами, волосом же был чёрен, словно вышел из того народа, что живёт верхом на конях и зовётся по-эллински кентаврами, то есть конными таврами.