Kitobni o'qish: «Трудные девяностые»

Бессонница

Большой старый дом – «колодец» в центре Петербурга, засыпал всегда одинаково. Сначала гасли окна в первых этажах, а немного позже, очередь доходила и до верхних. Если внизу властвовала темнота, то сверху недремлющее северное небо еще посылало серые отблески ночных видений.

Жители этого дома – «колодца» привыкли выключать свет к двенадцати часам ночи, их настораживал и пугал фейерверк света в противоположных окнах. Поэтому, хочешь ты спать или нет, а будь добр, не выделяйся световым эффектом. Только две лампы освещали центр детской площадки, да четыре слабых отблеска у подъездов. Если третий и четвертый этажи находились в постоянной полутьме, то в окна первого-второго этажей заглядывали лучи света от фар въезжающих машин. Пятый и шестой этажи зависели от желания небес, открыть или закрыть тучами ночной источник освещения – луну.

Наш герой жил на втором этаже и привык ровно в одиннадцать тридцать гасить свою красивую люстру и отправляться на ночной отдых. Ему надо было рано вставать; предприятие, где он работал, находилось далеко от дома, а добираться было довольно сложно. Как человек очень аккуратный и чистоплотный, он ложился в постель с накрахмаленными до хруста белоснежными простынями. Сам процесс отхода ко сну имел свои ритуальные правила: надо было тихо, без единого звука, поставить под кровать ночной горшок; вытащить из шкафа коврик и поместить его на полу ровно по центру кровати; наручные часы повесить на стене рядом с подушкой, около которой, надо положить маленький блестящий фонарик; поставить стулья в комнате так, чтобы легко можно было передвигаться в темноте.

Жил он в небольшой комнате, в коммунальной квартире, где проживали еще две пожилых женщины. Они спать ложились раньше него и в десять вечера квартира замирала. Последнее, что делал наш герой – это подходил к двери и несколько минут стоял и слушал уснувшую тишину; если вдруг раздастся скрип старого паркета, то он долго размышлял, кто произвел этот звук.

Наконец, приходил долгожданный момент – он ложился в холодную, «девственную» постель в надежде окунуться в ночной бескрайний сон. Иногда это желание сбывалось, и он сразу уплывал в ночные видения, но чаще, приходилось долго крутиться в постели: открывать и закрывать глаза, пересчитывать то верблюдов, то овец проходящих перед его мысленным взором. Когда их число переходило разумные пределы, он начинал выискивать среди них пастуха или пастушку. Но начинал всегда так: «Шел один верблюд, шел второй верблюд и так далее…» Если сон не обволакивал его воспаленный мозг, то пробовал мысленно говорить: «Верблюд один шел, верблюд второй шел…» Бывает и срабатывает такая считалка, и он оказывался в сладких объятиях сна. Правда, чаще промучившись, час или два, он открывал глаза и, уставившись в невидимую темноту, начинал мечтать или вспоминать свою жизнь. Мечты долго не задерживались в его голове; они как приходили, так сразу и исчезали за тем неясным порогом, откуда могли появиться. Зато воспоминания долго будоражили его сознание, оставляя красочные картины, где он видел себя и своих родных.

Начинались они с детства в далеком южном Душанбе. Вот он лежит в большом тазу, наполненном теплой водой, мать, смеясь, ласковыми руками гладит его шелковистую кожу и говорит тихим голосом что-то приятное. Ему очень хорошо, большое, яркое солнце не жжет, а ласкает маленькое тельце, игрушки плавают вокруг, и он пытается собрать их вместе, но они разбегаются в разные стороны, а он весело смеется.

Как он попал в далекий Душанбе?! На это есть ответ. В пятидесятых годах его родители по комсомольским путевкам были направлены в этот южный город, для строительства комбината по переработке хлопка. Раньше они жили в Воронеже, где отец работал шофером на каком-то предприятии, мать там же на ремонтных работах. Как позже она рассказывала, познакомились на танцах в городском саду, через месяц сыграли свадьбу… (если так ее можно назвать). В комнате общежития собралось человек шесть друзей, выпили немного вина, закусили винегретом и закончили праздник чаем с дешевыми конфетами и печеньем. Время было тяжелое, послевоенное, кругом разруха и нищета, место в общежитии и то можно было получить с трудом, а тут случайно прочитали объявление о приглашении на строительство комбината, где молодым специалистам обещали жилье и немалые деньги, и много-много всяких южных фруктов. Конечно, они поехали. Их не обманули – фруктов было много, жаркое солнце сначала радовало, а потом от него приходилось прятаться. Первые три года жили в домах барачного типа, где была своя небольшая комната. Позже, обещали предоставить современную квартиру в новом доме и… сдержали свое слово. Заработки тоже вполне устраивали.

Когда мать рассказывала об этом времени, в ее глазах возникали искры добра и счастья. Он хорошо запомнил эти лучистые глаза и теплые нежные руки, которые и согревали, и оберегали его детство. Есть у него и фотография, старая, потрескавшаяся, где он стоит рядом с матерью и держится ручонками за платье, а на ее руках в ярком платке-одеяльце была его сестренка, а сзади, какое-то пушистое, зеленое дерево с крупными оранжевыми плодами.

Почему-то в его ночном бдении видится всегда мать, образ отца как-то мельком проскальзывает и сразу исчезает. Отца запомнил, как высокого, красивого мужчину с черными густыми волосами; малышом, он часто засовывал маленькие ручки в его шевелюру, и ощущение металлической жесткости волос осталось в памяти. С ними отец прожил недолго, всего десять лет и молодая семья распалась. К этому времени они получили хорошую двухкомнатную квартиру, о чем мечтали все молодые годы. Мать сказала детям, что отец ушел в другую семью и уехал жить в Россию. Отца он больше не видел, но о жизни родителя кое-что слышал от его родной сестры, которая жила недалеко от них.

В новой семье отец прожил немного, едва перешагнул свое сорокалетие, как жизнь его прервалась на операционном столе. Ему делали простую операцию по удалению аппендицита, но, попавшая в рану инфекция, привела к трагедии. Маленькая фотография, от какого-то удостоверения чудом сохранилась. Иногда, перед зеркалом, он невольно искал сходство со своим родителем и находил: правильные черты лица, темные глаза, густые, жесткие волосы. Пройдя через все воспоминания о своем детстве, он постепенно переходил к школьным годам.

В летнее время ему были видны неясные очертания обстановки комнаты: шкаф, стол, стулья. В зимний период кромешная темнота окутывала все вокруг, и только свет ночника мог подсказать время. Даже ночной горшок и тот, с трудом, можно было найти под кроватью (бегать в туалет он ленился, да и далеко приходилось идти). Иногда вставал, подходил к окну и долго смотрел во двор сквозь прозрачные шторы, при этом прислушивался ко всякому стуку или шороху, возникающему в коридоре.

Одна из соседок любила кошек. Две ее кошки днем всегда сидели в комнате и только ночью, она давала им возможность порезвиться в коридоре и на кухне. Шум от этих игр доносился до него и навевал воспоминания школьных лет и ранней юности.

В классе, где он учился, было сорок учеников разных национальностей: русских – половина (их родители работали на строительстве комбината), узбеков и таджиков – человек десять, казахи, татары, евреи и немцы составляли остальное число учащихся. Учились и жили все вместе, редко ссорились, стычки возникали между ребятами, но быстро перерастали в мирные игры. Круглых отличников в классе не было; несколько человек учились без троек, но основная масса заядлые середняки, у которых оценки от двойки до четверки шли с переменным успехом.

Школа располагалась в старой, деревянной постройке тридцатых годов. Раньше там был барак для рабочих, который немного перестроили, поставили ряд стен в больших помещениях. Никаких отдельных кабинетов, по предметам не было; ученики в одном помещении высиживали положенное время за маленькими партами, у которых сидение и стол закреплялись единой нижней перекладиной. Ни о каких шариковых ручках, они не слышали, а писали деревянными со стальными перьями. В каждой парте имелось два отверстия для чернильниц-непроливаек. Учитель в своем столе имел большую бутыль черно-синих чернил, которые аккуратно заливал в сосуды.

В первых классах много времени уделялось чистописанию, этот предмет он всегда не любил. Все эти палочки, нолики, закорючки редко выходили красивыми – не было терпения. На переменах бегать было негде: узкие коридоры не давали возможности поиграть или попрыгать, разогнать застоявшуюся кровь. Свои отношения ребятам приходилось выяснять только в туалете (чистой небольшой комнате), где в полу было вырублено штук шесть круглых отверстий вдоль стены. Центр помещения был свободен и считался ареной для борьбы. Он никогда не участвовал в мальчишеских потасовках, так как от природы был тихим, спокойным мальчуганом, но любил наблюдать за отчаянными схватками своих знакомых. Встанет, где-нибудь у входа или в углу и подбадривает криком одного из бойцов.

Еще ему нравился буфет (небольшая угловая комната), где едва помещалось десять человек, через стеклянную витрину была видна школьная съестная продукция: баночки с кефиром, стаканы с компотом, большие жирные калачи, маленькие, толстенькие пончики, дешевые конфеты и дорогие шоколадки. Мать давала ему деньги на завтраки, но они так быстро улетучивались из карманов, что он с трудом вспоминал, на что их потратил.

Мальчишки из его класса играли во дворе на деньги. Встанут около угла здания и начинают бить монетками о стену, а те отскакивали и падали на землю, если счастливец мог дотянуться пальцами ладони до монеты приятеля, то забирал выигрыш себе.

Другая игра заключалась в бросании монет, но смысл был тот же – дотянуться и забрать выигрыш. Он несколько раз принимал участие в играх, но ему не везло, всегда проигрывал.

Учиться он не любил, а ходил в школу по принуждению родителей. Правда, любил слушать на уроках истории рассказы учителя, но отвечать у доски, перед классом, было сплошным мучением: слова путались в предложениях, мысли выскакивали и тут же пропадали, весь класс смеялся. Если его спрашивали: «Кем ты хочешь стать, малыш, когда вырастешь?!» Он только мялся и молчал – сам не знал! Какая-то неуверенность, робость преследовали его всю жизнь. Приятели еще с первого класса влюблялись в своих сверстниц, ходили за ними по пятам, устраивали рыцарские бои на саблях-палках, во имя прекрасных дам, а он только наблюдал за всем происходящем со стороны. В седьмом классе, несколько раз провожал понравившуюся ему одноклассницу, но друзья стали над ним посмеиваться… пришлось забыть о начавшейся дружбе.

На выпускном вечере, после окончания восьмого класса, он несколько раз танцевал с ней, но потом произошла неприятная история, которая их рассорила. Пьяные мальчишки из соседнего класса в темном коридоре стали приставать к его подруге, а он испугался и убежал. Вспоминал о своем постыдном бегстве всю жизнь, иногда пытался себя оправдать, но не получалось!

Полежав, потом посидев на кровати, он стал тупо смотреть в темный проем окна. «Ну, хотя бы появилась искра света!» – трагически думал наш герой. Везде взгляд натыкался на мрачную, вязкую черноту и мысли снова уносились в прошлое.

После окончания восьмого класса, его приятель, разбитной, смелый паренек, уговорил сдать документы в автодорожный техникум. При этом рассказал о больших жизненных преимуществах профессии автомобилиста: сможет сам себе починить автомобиль, если захочет из какого-нибудь «старья», сделает гоночную машину, а главное, получит права на вождение. Решение было принято, он попробовал поступить в техникум, но завалил второй экзамен, а приятеля отчислили после первого. Друзья не растерялись и поступили в техническое училище, которое готовило слесарей и токарей. Тоже нужная специальность и всегда пригодиться в жизни! Время учебы он плохо помнит, но зато месяц сентябрь каждого года, напоминает об уборке хлопка. Это была адская работа – по жаре таскать корзину или мешок и наполнять их хлопковыми шариками, пальцы устают от однообразной работы, жесткие коробочки режут кожу. Да, вспоминать об этих временах… не очень-то хотелось, но память так и заставляет доставать из всех уголков затаенные мысли.

На уборке научился, и курить. Сигареты стоили дорого и он с друзьями, делал «самокрутки» из газеты и махорки. Противное состояние испытывал всегда после первой затяжки: глаза наполнялись слезами, голова кружилась, кашель раздирал слабую грудь. Приятель его успокаивал словами, что процесс курения лечит от простуды. И правда, в ночные часы, когда холод сковывал тело, одна «самокрутка» спасала от болезни. Климат в этой местности был не из приятных: днем все мучились от страшной жары, ночью не знали где найти теплое место. У него был свитер, но тот не помогал в ночные часы, а сильные мальчишки еще отбирали тонкое одеяло. Так что, эта уборка была сплошным мучением и запомнилась на всю жизнь.

Еще запомнился страх, который испытал при виде большой черной змеи. С приятелями шел по берегу горной речки, решили искупаться, вода была очень холодная, все замерзли. Соорудили небольшой костер, хворост быстро прогорел и все разбрелись в поисках сухого топлива. Недалеко от стоянки он нашел толстую корягу, придавленную камнями. Вытащить ее сразу не смог и решил разбросать верхний мусор. Едва он сбросил первый камень, как заметил змею. Черная извивающаяся лента гада стала сворачиваться спиралью. Он еще не понял величину опасности, но какая-то внутренняя сила отбросила от страшного места. От неожиданного страха тело покрылось потом, сначала стало жарко, потом сковал холод. «Ничего себе, как мне повезло! Это же – Гюрза, самая ядовитая змея. Я же был на волосок от смерти!» – все эти мысли мелькали в голове, когда он не шел, а бежал к своим друзьям. Запыхавшийся с вытаращенными глазами, появился он перед ними и стал сбивчиво рассказывать о страшной встрече. Один из старших товарищей, почесав затылок, медленно произнес: «Ты родился в рубашке! Счастливец! Пойдем, разберемся с этой дрянью!» Взяв крепкую сухую палку, он повел всех в указанную сторону. Вскоре ребята пришли к нужному месту. Змея, чувствуя себя хозяйкой положения, никуда не собиралась уползать. Обвив толстыми кольцами корягу, наслаждалась прохладой тянувшейся от холодной воды. Старший парень, сделав из своей палки рогатину, рассказал приятелям о наступательном плане: он сбивает змею с коряги, прижимает ее голову палкой, двое постарше, лопатой и топором рубят Гюрзу. Операция была проведена молниеносно, тело змеи, порубленное на куски, слабо дергалось в кровавой жиже. Парень, державший змею, крикнул приятелю, чтобы ему дали лопату, ловкими ударами размозжил голову и быстро отпрыгнул назад. Ребята видели, как кровавый кусок бросился в сторону обидчика, но сил у змеи не хватило, пролетев сантиметров тридцать, она упала на песок и завертелась.

– Ничего себе, какая живучая тварь! – сказал кто-то.

– Да, с этими гадами надо быть осторожными и оставшаяся голова может убить! – Костер готов, мясо змеи есть! – Прошу попробовать местный деликатес! – неожиданно весело раздался голос старшего.

Все неуверенно смотрели на останки змеи, а старший взял три толстых куска и отправился к костру. Через некоторое время этот парень достал обуглившиеся куски и стал аппетитно раздирать крепкими зубами дымящееся мясо. Последователей у него не нашлось – все испуганно смотрели на эту трапезу, боялись отравиться, хотя понимали, что весь яд находится в железах рта змеи.

Эти воспоминания отбросили сон еще дальше. Бессонница, как та змея, обвила его и лишила спокойного, сладкого сна. Он тихо ходил по комнате, долго стоял у окна, заглядывал в черные проемы улов двора, прислушивался к возне кошек за дверью, а его мозг продолжал раскручивать кадры прошедшей жизненной хроники.

Однажды, в парке, один из приятелей дал ему попробовать пожевать серо-коричневый комок с приятным запахом. Перед этим они выпили какой-то красной «бормотухи», и у него закружилась голова и поташнивало. «Пожуй, только не глотай. Тебе станет легче!» – советовал добрый друг. И, правда, чувство отвращения от выпитого скоро прошло, в голове прояснилось, во всем теле появилась необычайная легкость. Ему, казалось, что если подпрыгнет, то взлетит птицей на небо.

На танцплощадке он не толкался в углу, как раньше, а выбрался в центр и лихо крутился с неизвестной красавицей. Это чувство легкости, свободы, беззаботности ему понравилось; не проходило и дня, чтобы во рту не таяло божественное снадобье. Скоро он так привык к этому новому состоянию, что перестал различать, где искусственная, а где естественная жизнь. За небольшую плату приобретал у приятеля «билет в сказочный мир». Его организм не протестовал, а наоборот, принимал наркотик как благожелательное лекарство и впитывал в себя все без остатка. Постепенно игра с «наркотой» переросла в тяжелую, затяжную болезнь. Иногда, он пробовал вырваться из опасного круга, но пораженное болезнью тело, заставляло вновь принимать «коричневые шарики». Помог справиться с недугом неожиданный случай. Родная тетка, сестра отца, которая жила недалеко от них, давно обещала поехать с ним в Ленинград, познакомить с великим городом, погулять по его паркам, посетить музеи. В Ленинграде у нее жила какая-то дальняя родственница, которая обещала устроить их с ночлегом дней на десять. Затея эта ему понравилась, давно хотелось посмотреть мир, кроме своего города и его пригородов, он нигде не был. Эти разговоры о поездке длились давно, то забывались, то, за чашкой чая, вновь вспыхивали.

Однажды, поздно вечером, он пришел из парка в болезненном состоянии. Его знакомый не появился на танцах и очередную дозу наркотика, не удалось получить. В квартире все спали, на кухонном столе, около холодного ужина лежала записка: рукой матери было написано, что в семь утра с документами и в новом костюме, он должен быть в аэропорту, откуда, вместе с тетей, на самолете полетят в Ленинград. Внизу была приписка: «Не вздумай передумать, у тебя отпуск!» Это известие и обрадовало, и испугало, лететь без наркотиков было страшно, как он будет себя чувствовать в поездке!? Быстро собрав вещи, он сначала решил бежать на другой конец города к приятелю, но быстро передумал (ночной город таил в себе большие неприятности). Решил утром позвонить по телефону в мастерскую, где они вместе работали, может быть, тот вырвется на пару часов и привезет несколько доз к самолету.

Часа три провалялся в постели, проклиная бессонницу и нервное состояние. С рассветом на первом автобусе приехал в аэропорт. Там у кассы встретил тетю, купили билеты, оформили все нужные документы, до отлета оставалось около часа. Он пробовал дозвониться до приятеля… безрезультатно! В голове мелькала безумная мысль – все бросить и бежать из аэропорта! Но рядом была тетка, которая весело щебетала о новых встречах, которые их ждут, правда, несколько раз пристально глядя ему в глаза, с тревогой спрашивала о здоровье. Он только отшучивался и отвечал, что не успел отдохнуть после гулянки. Настроение было препаршивое: холодный озноб начинал трясти тело, ломота и судороги потихоньку подбирались к членам.

В самолете сидел сбоку от прохода, красивые девчонки-стюардессы, часто пробегавшие мимо, с удивлением смотрели на его скорчившуюся фигуру. Тетка сидела сзади и что-то скороговоркой говорила. Ему давно хотелось полетать на «стальной птице», получить новые ощущения, почувствовать живую вибрацию тела машины, но… только не в нынешнем состоянии!

Самолет легко заскользил по взлетной полосе. Сначала в иллюминаторе он видел бегущую землю, а потом маленькие квадратики строений, полупрозрачные дымчатые облака, блестящие спирали рек. От увиденного его голова стала кружиться, появилась тошнота. Тетка заботливо подсунула ему два толстых бумажных пакета… и вовремя! Сколько раз его выворачивало наизнанку – не помнил! Пришел в себя уже на земле.

Ленинград встретил холодным ветром и мелким дождем. После жаркой погоды юга, город был необычным и неприветливым хозяином, который пригласил в гости и забыл открыть двери.

На такси они быстро доехали до теткиной родни. С улицы вошли в какой-то двор – «колодец»: облезлые стены, темные проемы окон, холодные капли дождя, тряска во всем теле – вот все, что он запомнил в день приезда. Горячий чай с медом немного прояснил сознание. Маленькая, чистая кухня, электрический самовар с яркой росписью, большая красная чашка с белыми горошинами, улыбающиеся лица незнакомых людей промелькнули и исчезли в нездоровом сне. Он не помнил – спал или бодрствовал, но явственно видел, как со стены сползли какие-то черные меховые шарики с глазами, в которых зияла пустота. Они медленно подкатились к нему, он с удивлением смотрел на эти странные существа. Оказывается, у них были еще и уши, и плотно сомкнутые рты. Приблизившись к его телу, они раскрыли рты, сплошь усеянные мелкими зубами, и впились в руки, ноги, голову, и поясницу. Страшная боль скрутила тело, бросила его с кровати на пол, заставляя корчиться и кричать, и так несколько раз подряд фантастические «шары-призраки» подкатывались, рвали его тело и снова отползали. Он потерял счет времени, день и ночь слились в одно непроглядное целое, как мутная вода обволакивающая тело и тянущая то вниз, то вверх. Потом все успокоилось, открыв глаза, с удивлением увидел, что лежит на большом, черном, кожаном диване. В полутемной комнате никого нет, на стене размеренно тикают старинные часы в резном футляре. Он тихо поднялся и пошел искать туалет. В соседней комнате увидел тетку в махровом халате, смотрящую телевизор; она испуганно взглянула на него, но тут же улыбнулась и мягким голосом сказала: «Ну, что очнулся!? Три дня тебя трясло, как осенний лист! Два раза вызывали «скорую», что только врачи про тебя не говорили! Сначала думали последствия простуды, потом отравления! Не знали чему верить! Слава Богу, все обошлось!» Он то – знал причину случившегося, но «молчание – золото!»

Его организм, после трех дней неимоверных мучений, наконец, выкинул из себя всю наркотическую заразу и зажил прежней здоровой жизнью. «Никаких больше приятелей с наркотой к себе не подпущу!» – зарекся он.

Когда они с теткой вышли из квартиры, он еще раз удивился своеобразию архитектурного строения двора – «колодца». Может здесь была своя гармоничная красота, но почти все свободное пространство было завалено штабелями пустых ящиков, которые высились почти до второго этажа. Нижний ряд этой «деревянной горы» почернел от дождей, гнилья и ветхости; в проемах-пустотах нашли себе жилище брошенные кошки, крысы и несколько забытых собак. Больше всего его поразил котенок, который встретил их около входа; сначала ничего необычного в нем не было заметно, но приглядевшись, страх сковывал смотрящего – у котенка не было глаз! Видимо, ворона выклевала их! Эти глазницы-пустоты на опрятной, пушистой мордочке своим контрастом мертвого и живого приводили в трепет любого.

«Вот откуда пришел мой сон! Видимо, проходя по двору первый раз, я видел этого уродца, он и остался в моей памяти, а потом выплыл в наркотическом сне» – мелькнуло у него в голове.

С теткой они посетили много музеев Ленинграда и пригородов. Поездкой он был доволен и сказал своей спутнице, что если где и жить, то только в этом прекрасном городе. Единственное не понравилось – это неустойчивая погода, привык к южному климату.

А сон, где-то витал в других комнатах и про него совсем забыл. Да, и он, по старой бессонной привычке не расстраивался. Нет сна и не надо! Днем где-нибудь и покемарю час-другой.

Мысли о прошлом все больше овладевали им. После Ленинграда, почему-то сразу вспомнилась Армия. Его забрали служить через месяц после приезда. В военкомате вся их дворовая компания собралась вместе. Сначала прошли медицинскую комиссию, потом по одному стали вызывать в кабинет для собеседования. Его вызвали в большое помещение заставленное шкафами, в центре за столом сидели два офицера – капитан и толстый майор. Капитан не обратил внимания на вошедшего, а все что-то торопливо писал мелким почерком в тетради. Толстый майор грубым голосом пригласил сесть и сразу стал задавать вопросы, которые касались его желания служить и образования. Он бодро сообщил комиссии, что закончил техническое училище и среднюю школу, занимался спортивным бегом, имеет второй разряд, желает служить в авиации, так как его отец тоже служил авиационным стрелком на тяжелом самолете. Его внимательно выслушали и отправили в коридор.

Через час после томительного ожидания, будущих солдат построили в шеренги в небольшом актовом зале и зачитали по списку – кого и куда направляют служить. Отправляли в разные точки огромного Государства от Дальнего Востока до Эстонии, а его и еще одного парня распределили в Германию. Почему именно туда? Он так и не понял, может быть из-за высокого роста и привлекательной внешности, а может, просто понравился. Его приятеля – ясно почему. Он увлекался радиоделом и продемонстрировал майору свою последнюю модель приемника, улавливающего все станции эфира. Майору эта игрушка так понравилась, что он сам долго крутил ручку и удивлялся чистоте и ясности звука. Всем новобранцам выдали нужные документы, распределили по командам и велели с вещами собраться около военкомата.

Через неделю, он с приятелем стоял около проходной военной части в далекой Германии. Красная звезда на металлических воротах говорила о том, что здесь находится территория его могучей страны. Сначала их отвели в штаб части, где сообщили, что ему придется служить в роте охраны, а приятелю на радиолокационной станции. Через час он был похож на настоящего молодого солдата. Зеленая защитная форма сидела угловато, стриженая голова блестела из-под пилотки, кирзовые сапоги не давали легко ходить.

Служба была однообразной и тягучей. В его обязанности входило охранять различные объекты части, от складов до проходной. Воинская часть занимала большую площадь, сама она располагалась недалеко от небольшого немецкого городка. Большой бетонный забор закрывал ее от внешнего мира. Внутри части каждый кусок земли имел свое назначение: штаб, казармы, склады, клубы, дома офицерского состава и т.д.

Рабочий день был так насыщен, что он никогда не мог сказать какое сегодня число. Дни пролетали со скоростью часовой стрелки. Наряды, тревоги, стрельбы, учения – все смешалось в солдатской службе. Из этой тягучей временной массы сложно вспомнить и выделить что-то одно. Страх всегда запоминается на всю жизнь. Было три таких случая, которые камнем лежали внутри его тела.

Первый – на учениях бросали боевые гранаты из окопа. Сосед, парень из далекой сибирской деревни, по какой-то причине замешкался, выдернул чеку и уронил себе под ноги гранату. Страх сковал всех, кто был рядом. Хорошо, что бывалый сержант сильным ударом отбросил солдата, схватил смертоносный предмет и выбросил из окопа. Сухой треск разорвавшейся гранаты раздался в воздухе. Никто не пострадал.

Второй случай на охоте. Командование решило хорошо провести время на охоте в заказнике, где водились кабаны и олени. Солдат вместе с егерями заставили гнать стуком и криком бедных животных в одно место к поляне, где их поджидали с ружьями десяток генералов и других высоких чинов. При приближении к цели, на него с приятелем из кустов выскочил огромный кабан-секач. Протаранив близлежащую растительность, он буквально прижал солдата своим мощным телом к стволу дерева. Как ему повезло, понял позже, когда прошел первый шок от страха. Если бы животное отклонилось хотя бы на тридцать сантиметров, он был бы раздавлен огромной тушей и вспорот мощными клыками.

Третье страшное происшествие – встреча с приятелем, который был в бедственном положении. Их вместе призвали в одну воинскую часть, только он попал в охрану, а тот в радиолокационную часть, где сидя в бетонном бункере, вылавливал в эфире нужные для командования сведения. Во время его дежурства произошла утечка радиации и несколько солдат и офицеров были облучены. Их всех направили на лечение в госпитали. Автобус, который их вез проезжал через его КПП. При оформлении документов солдаты вышли из автобуса покурить и вот тут он увидел своего друга. Узнал, что тот ложится в госпиталь и уходит на «дембель». Приятель, молча, снял ремень и задрал гимнастерку – на голом белом теле выделялись темно-коричневые пятна. Он объяснил, что теперь стоит вопрос не только об увольнении из армии, но и о жизни. Ему стало жаль сослуживца, но смог только сказать: «Да, не повезло! Армия, есть армия!» Через год узнал, что приятель после госпиталя устроился на мясокомбинат, для того чтобы пить свежую кровь. Все равно не помогло, скоро умер от рака крови.

Еще долго, лежа в постели с открытыми глазами, он перебирал детали армейской жизни. Вспомнил командира роты – невысокого, худощавого, очень подвижного капитана, который поражал солдат своим умением стрелять из автомата. На полигоне он демонстративно дырявил подброшенные картонные тарелки.

Еще вспомнился случай с молодой женщиной. По субботам в солдатском клубе устраивали танцы. Солдат было много, а девчонок – «раз, два и обчелся». Немки приходили очень редко, в основном были наши, которые служили или работали по контракту. Среди сидящих в зале он приметил одну особу, которая толи дремала, толи просто была меланхоличная, ни на кого не смотрела и не разговаривала. Он попробовал пригласить ее на танец, но она не отреагировала. Ему стало обидно, что такого красивого и здорового парня, как он не замечают. С танцплощадки пошел в кинозал, в десятый раз смотреть американскую кинокомедию. Потом отправился в свою роту, хотел написать письмо родным. Около казармы к нему подошел знакомый солдат и заговорщицким тоном тихо сказал: «Хочешь развлечься с женщиной?» Он кивнул головой. Пошли в каптерку, где перед ним предстала пикантная картина: на мешках с бельем лежала обнаженная пьяная девица. Ноги ее были разбросаны, и она приглашала «подарить ей любовь». Это была девица из клуба. Глядя на ее фигуру и прыщавую кожу, ему стало противно, и он ушел. Среди солдат нашлись любители «свободной любви», которые на проверке перед сном хвастались своей «мужской силой». Утром следующего дня пять человек отправились в госпиталь лечиться от венерического заболевания. Самое интересное, что эту девицу никто не приглашал в клуб на танцы. Откуда она взялась и куда, потом делась? Осталось под завесой тайны.