Kitobni o'qish: «Цветущая ветка в октябре. Сборник рассказов для женщин»

Shrift:

Цветущая ветка в октябре

Настя заплакала, взглянув на портрет мужа в траурной рамке. Она плакала каждый день в течение уже трех месяцев. Муж погиб. Внезапно. В авиакатастрофе. Летел на важную встречу в Москву.

Настя никогда не отличалась хорошей интуицией, не была провидицей, а ту ночь, накануне его гибели ей приснился страшный сон. Как будто они с мужем пошли купаться на озеро, места для нее незнакомые, но они там чувствовал себя уверенно и спокойно. Скинув с себя одежду, муж зашел в прозрачную воду и быстро поплыл, рассекая зеркальную гладь озера. А она с берега им любовалась. Настя всегда смотрела на него с восхищением, все двенадцать лет их брака.

Вдруг ее кто-то окликнул по имени. Она обернулась – никого, а когда вновь посмотрела на озеро, то там никого не было. И вообще никого не было, она стояла одна среди скалистых гор, у подножия которых простиралось чаща с кристально – чистой водой, и только узкая тропинка вилась вдоль камней и колючих кустов. Настя в панике стала звать мужа по имени, метаться по берегу, но в тишине только слышалось эхо ее голоса, многократно повторяющего имя мужа. И вдруг она замерла, почувствовав затылком чей-то пристальный взгляд. Медленно повернул голову, Настя увидела на тропинке черную змею с поднятой изящной головкой и смотрящей прямо ей в глаза. Настя закричала и …проснулась.

Открыв глаза, она увидела склонившегося над ней мужа, теребящего ее за плечи.

– Настя, проснись! – будил он ее.

Оказывается, она кричала не только во сне. Почувствовав его тепло рядом, она успокоилась и прижалась к его груди.

– Ничего, любимый, так, какая-то ерунда приснилась, – ответила Настя и сразу же вновь провалилась в глубокий сон. С ним, со своим единственным и любимым, она всегда быстро засыпала и видела только цветные сны. Такой страшный сон ей приснился впервые.

Утром, собирая мужа в дорогу, Настя забыла о своем ночном кошмаре. Приготовила ему его любимую глазунью из двух яиц, поджарила хлеб и сварила крепкий кофе, пока он, фыркаясь, стоял под ледяным душем. Вышел, как всегда после такой процедуры, бодрый, да еще что-то весело напевающий в полголоса.

– Доброе утро, малыш, – подошел и поцеловал ее в подставленную щеку. – Не опаздываю?

– Женя обещал позвонить, как подъедет, – весело ответила она, подхватывая его мотив. Женя – это его персональный водитель, отличавшийся пунктуальностью.

Они спокойно позавтракали, у двери она его поцеловала и помахала ему из окна, когда он садился в машину. Все было как всегда…

***

Через три часа по маленькому телевизору, стоявшему на холодильнике в кухне, Настя в экстренных новостях услышала, что «самолет рейсом … разбился. Выживших нет». Его самолет. Все…

Настя на ватных ногах опустилась на стул, рухнув с него на мозаичный пол. Очнулась она от звонка, кто-то настойчиво, не прерываясь, звонил в дверь. Настя медленно, с трудом поднялась с пола и пошла к двери. Это звонила соседка с верхнего этажа, в утреннем убранстве – халате и бигуди.

– Настя! Володька сегодня должен лететь…, – и замолчала, прижав руку к щеке, увидев бледное, перекошенное от боли Настино лицо. А потом заголосила. Настя молчала. Она вообще молчала несколько дней. Ни с кем не хотела говорить, даже с матерью, прилетевшей из Израиля. И только когда тело мужа в закрытом гробу опускали в землю, громко с надрывом жутко завыла.

Вот с тех пор и плачет. Ни с кем не общается, не хочет. Мать снова улетела в Израиль к своему новому четвертому мужу, друзья мужа были только на поминках, своих друзей у Насти не было, всех растеряла, как только вышла замуж. Да ей и никто не нужен был. Только Он, ее Володенька. Жила только его интересами, этакая современная чеховская душечка, а когда его не стало, то и жизнь замерла.

Настя ощущала себя засохшим деревом, которое когда-то буйно росло, буйно цвело, радуя глаз, и вдруг его корни стали гнить, а пышная крона сбросила листья. И вот стоит оно теперь – прямое, голое, покрытое серой потрескавшейся корой и уже никогда не порадует ничей взгляд молодой изумрудной листвой и нежным цветом.

Только соседка, та самая, с верхнего этажа, иногда заходила попить чайку, да поговорить о своей жизни – неудачнике муже да хулиганах-сыновьях. Однажды, видя, как Настя себя изводит – похудела, почернела лицом, очень подурнела, и глаза постоянно на мокром месте, в сердцах сказала:

– Настена, да приди ты в себя, сколько уже можно рыдать! Так и свихнуться недолго! – А потом злорадно добавила: – Да он изменял тебе с каждой юбкой, а ты убиваешься по нем! Казанова престарелый…И со мной был, черт меня попутал, когда ты два года назад к своей мамаше летала, – и вдруг, сжав ладони перед грудью, виновато сказала она: – Настя, прости, бабу непутевую! Сама не понимаю, как это произошло…

Лицо у Насти окаменело, и она как-то равнодушно произнесла:

– А мне он говорил, что ты дура, удивляясь, как с тобой только твой Семен живет.

– Ну, знаешь! – вскочила та, – и оставайся тут одна, убивайся по своему… изменщику! – и пулей выскочила из кухни.

Настя через прижатые к ушам ладони услышала стук громко захлопнувшей входной двери.

Неожиданное признание соседки вывели ее из ступора, она как будто ожила, проснулись эмоции. Гнев и ярость захлестнули ее. Настя распахнула дверцы шкафа и с остервенением стала выхватывать из него рубашки мужа, с такой любовью ее выстиранные и выглаженные, дорогие костюмы, и бросала их на пол под ноги, потом стала, не помня себя, топтать эту кучу, как тело поверженного врага. Устав, она схватила портрет мужа в траурной рамке и закричала:

– Изменял мне! Как ты мог! Я ради тебя все бросила – университет, друзей, с мамой поссорилась! Даже ребенка не захотела родить, чтобы все внимание уделять только тебе, тебе! А ты?! – кричала исступленно она портрету, а потом с силой бросила его на пол. Это ее отрезвила. Настя быстро нагнулась, схватила рамку, обрадовавшись, что стекло не треснуло, и виновато взглянула на портрет мужа.

– Прости, прости, родной мой! – говорила она, целуя фотографию, но слез уже не было, и в сердце образовалась маленькая трещинка, в котором столько лет царствовал только он. Взрыв эмоций облегчил страдания ее души и тела. Настя пошла на кухню варить себе кофе.

***

Прошло еще полгода. Настя устроилась на работу в молодой коллектив, с коллегами быстро нашла общий язык, увлеченно обсуждала новости, их жизнь, сплетничая с девчонками на лестничной площадке. А после работы ей так не хотелось идти в свою большую пустую квартиру!

Наступила поздняя осень, конец октября. Настя ехала в переполненном троллейбусе и смотрела в окно. Могучие каштаны на бульваре уже на треть сбросили свой цветной наряд из желто-красных листьев, обнажив серые ветви. И вдруг на одном дереве она увидела ветку с зелеными листьями и цветущую гроздь. «Что это? Цвет в октябре?» – изумилась Настя. Ей показалось на мгновенье, что цветущая ветка помахала ей, Насте, словно говоря: – «Цвести никогда не поздно, если в душе весна!».

Настя улыбнулась. «Да что же это я?! Мне только тридцать два года. Лето жизни. Мое дерево только вошло в свою пору, в рост, в силу. Я еще как молодое дерево могу цвести и плодоносить! Надо только в сердце пустить весну, и оно снова учащенно забьется от слов любви, само захочет любить и радоваться жизни! Я еще могу цвести как молодое дерево! Я – счастливый человек, в моей жизни была любовь. И еще будет!».

И вдруг Настя улыбнулась симпатичному молодому человеку, который уже несколько минут не отводил восхищенного взгляда от ее лица.

Братцы, берегите друг друга – ведь жизнь так коротка!

(Посвящается однокласснику Славке)

В седьмом классе Таня влюбилась в своего одноклассника – в повесу под два метра ростом с пронзительно – голубыми глазами. Славка, объект ее влюбленности, не обращал на тихую худенькую отличницу с туго заплетенной толстой косой никакого внимания. Все его мысли и действия сосредоточились на красивой смуглой девятикласснице с четвертым размером груди и длинными стройными ногами. Так, без взаимности Таня сохла по Славке два года.

Когда Таня окончила восьмой класс, родители поменяли свою тесную однокомнатную квартиру «хрущевку» в спальном районе города на значительно просторную в элитном кирпичном доме в центре. Новая квартира, новая школа, новые друзья, но Славкины голубые глаза нет-нет да и всплывали в Таниной памяти.

Тогда она легко, по-девичьи вздыхала, стараясь как можно дольше задержать такой родной образ. Но с каждым днем этот образ становился все расплывчатее, и Тане уже приходилось прилагать усилия, что сделать его более четким, а потом он совсем перестал всплывать, размылся. И только случайно услышав, как кто-то называл имя «Славка», Таня оборачивалась и искала глазами знакомую фигуру, и сердце вновь начинало учащенно биться. Хоть и жили они со Славкой в одном городе, но никогда случай не свел их на перекрестке судеб.

Но время летит стремительно, и вот Таня в длинном розовом платье из кринолина и с накрученными на ночь длинными локонами, стоит на сцене и ей вручают аттестат, а с нее не спускает умоляющих влюбленных глаз Жорка – красивый умный одноклассник, сын завуча школы, сохнущий по ней больше года.

На выпускном вечере Жорка, наконец, набрался храбрости, и пригласил Таню на медленный танец. И робея, едва прикасаясь к ней, вдыхая аромат ее волос и кожи, признался ей в любви. Жорка оказался настойчив и постоянен в своих чувствах, и она, спустя время, ответила ему взаимностью.

***

От своей подруги, с которой она просидела за одной партой восемь лет, она знала, что ветреная красавица Славку бросила, увлекшись заезжим моряком, и уехала с ним куда-то на Север. В первое время он очень переживал, даже бросил институт на первом курсе и уехал в Севастополь. Как выяснилось потом – поступил в высшее военно-морское училище.

Прошло еще восемь лет. У Тани с Жоркой уже подрастали дочки – пяти и трех лет, а они оба с красным дипломом закончили политех. Жорка работал ведущим специалистом в одном из конструкторских отделов, а Таня пока сидела дома, воспитывала детей.

У подруги–одноклассницы Оли тоже подрастал сын, ровесник ее старшей дочери, который очень часто болел, и та решила сынишку окрестить, а в крестные пригласила Таню. После крестин по русскому обычаю последовало застолье. Уже был поздний вечер, когда подруга пошла проводить Таню на остановку. Дорога к остановке вела через местный парк, в котором раздавалась популярная музыка.

– Танцы, – мечтательно сказала Таня, – сто лет там не была!

– Пойдем, зайдем, – предложила подруга.

– С ума сошла, что там теткам делать! – со смехом ответила Таня.

– Да хоть мимо пройдем, посмотрим, как сейчас танцуют, -настаивала подруга. И Таня «уговорилась».

В центре ярко освещенной танцевальной площадки Таня увидела ту самую «ветреную красавицу». С высоко поднятыми тонкими руками и изгибаясь гибким телом в такт музыки, она «кайфовала» в азартном танце, а вокруг нее неумело перетаптывались безусые юнцы – кандидаты осеннего призыва в армию.

– Да, это она, твоя бывшая соперница, – уловив ее взгляд, сказала подруга. – Недавно вернулась с северов, одна, без детей и мужа, зато такая же красавица, ничуть не изменилась. Каждую субботу на танцульки бегает, а бабе уже тридцатник. Как бабочка, честное слово! – в сердцах воскликнула подруга.

– А о Славке что-нибудь известно? – вдруг спросила Таня. Саня, муж подруги, сидел со Славкой за одной партой с пятого по десятый класс.

– Служит на военном корабле, уже старший лейтенант. Да он же приезжал прошлым летом! Явился к нам с дорогим французским коньяком, с подарками, красивый, веселый – глаз не оторвешь. Кстати, так до сих пор и не женился. Весь вечером под коньячок и проговорили, одноклассников вспоминали. Говорили и о тебе, – загадочно сказала подруга.

– Обо мне? – стараясь сдержать волнение, спросила Таня.

– Да, в тот вечер он разоткровенничался и выдал: «Синицу принял за Жар-птицу, а настоящую Жар-птицу не удержал».

– Это ты о ком? – спросил его Саня.

– Да о Таньке, пардон, Татьяне Владимировне. А ведь она была в меня влюблена.

– Кто – Танька? Да ее кроме учебы ничего не интересовало. С чего ты взял?

– Да постоянно ее взгляд ловил, а как заметит, что смотрю – сразу глазища опустит и краской зальется. Меня это тогда так заводило… Дурак был, гормоны бушевали, а лучше Таньки жены для меня не сыскать – настоящая жена военного – умная, верная, умеющая ждать.

– А ты знала? – спросил жену Саня.

– Знала. Она, когда из школы уходила, долго плакала на моем плече, что Славика видеть не сможет…

– Ну и натворил ты дел, Славка, – огорченно сказал Саня.

Вот этот давешний разговор и выдала сейчас подруга.

– Потом, когда уже хорошо пьяненькие, прощались, Славка обнял нас вместе и проникновенно вдруг сказал: «братцы, берегите, друг друга!».

– А что ты мне не рассказала об этом визите? – после молчания спросила Таня.

– Не хотела тебя бередить. А ты все еще влюблена в него?

– Ну что ты, лучше моего Жорика никого на свете нет. Но Славка моя первая любовь, да еще и не разделенная. Сколько пролитых слез и невысказанных слов! Такое не забывается!

Ночью Таня долго не могла уснуть.

– Ну что ты ворочаешься, случилось что? – сонным голосом спросил муж.

– Нет, милый, все хорошо, – успокоила она его. – Так, мысли всякие… Жорка, а ты счастлив? – вдруг спросила она его.

– Конечно, счастлив, – уже почти засыпая, ответил тот.

– Я тебя очень – очень люблю, – тихо сказала Таня.

У него сразу сон как рукой сняло.

– И я тебя, Танька, очень – очень люблю, – сказал он и потянулся к ней.

– Да я не потому, – смущенно сказала Таня.

– А я потому, – глухо ответил он, ища своими твердыми губами ее нежные губы и кладя ладонь на грудь.

***

Славка погиб несколько лет спустя, спасая двоих тонущих детей в полынье. Как он там оказался, далеко от дома, так и осталось загадкой. Значит, судьбой ему было предначертано в то роковое мгновенье оказаться там, у озера, чтобы не утонули эти ребятишки. Посмертно его наградили орденом мужества. Его фотография, с которой смотрит красивое лицо с ироничным взглядом пронзительно – голубых глаз, висит в школе на стенде «Аллея славы».

Каждый год, в день Славкиной гибели, они собираются у Сани и Оли в их маленькой квартирке. И за столом с вылинявшей клеенкой, под дешевый портвейн вспоминают лучшего школьного друга Саньки и первую Танькину любовь.

«Братцы, берегите друг друга», – ведь жизнь так коротка!

Курортный роман: любовь или изумруды

Ласковое солнце и теплое море. Вика – худощавая молодая женщина в соломенной шляпе, скрывающей лицо, и в темных очках, полулежит на матрасе лежака и лениво потягивает «мохито». Вот уже полчаса она не сводит взгляд с высокого загорелого парня – спасателя VIP – пляжа. Он сидит за столом под тентом с надпись «Спасатель» с вытянутыми перед собой сильными стройными ногами в коротких красных шортах, и тоже не сводит своего взгляда, но не с женщины, а с моря. А конкретно, той его части, где плещутся у берега, визжащие от восторга дети, а взрослые полнотелые тетеньки с осторожность окунаются в теплую воду, где отдыхающие всех возрастов плавают на матрасах и надувных средствах разных конфигураций, а самые опытные пловцы доплывают до буйков и дальше. Тогда он берет в руки микрофон и требовательно просит их вернуться и «не заплывать за буйки». Но однажды ему пришлось покинуть свое место на берегу, сесть в спасательную лодку и, энергично рассекая воду веслами в мускулистых руках, быстро доплыть до нарушителей «пляжной дисциплины», вернув их в акваторию пляжа.

Bepul matn qismi tugad.