Kitobni o'qish: «И вздохнула она, легко и свободно»

Часть первая

Пролог

Жора шёл по празднично разукрашенному городу, вглядывался в шикарно убранные витрины магазинов, впитывая в себя эту чарующую роскошь. Куда ни глянешь, всюду ощущается атмосфера волшебства – яркие, мерцающие, разноцветные гирлянды, украшения, огоньки, ёлки. Даже музыка, песни откуда-то слышатся. "Эта предновогодняя суета, весёлая, счастливая суматоха будит в нас романтические мечты, – беспечно размышлял он. – Мы входим в сказочный мир и какое-то время остаёмся там в предвкушении чуда".

Он скользнул по ней взглядом, затем приостановился, оглянулся, всмотрелся. От неё веяло мутной тоской, а может, трагедией? Она шла с низко опущенной головой, глядя себе под ноги, безучастная и равнодушная ко всему. Женщина была чужой на этом празднике жизни.

Жора пошёл следом за ней и пытался понять, угадать, что за горе постигло эту женщину? Какая тайная боль терзает её сейчас? Как услышать и понять подавленный, молчаливый крик? Он вошёл вместе с ней в подъезд, поднялся по лестнице, чтобы узнать номер квартиры…

Глава 1

Анна лежала на диване, смотрела в потолок: думала, вспоминала. Порой вставала, делала круги по комнате. Этот уходящий год оказался для неё тревожным. В ней накапливался комок раздражения и недовольства собой, своей семейной жизнью. Она находилась в смятении, растерянности.

И теперь вот такой печальный итог их многолетней связи, когда воспоминания о нём вызывают уже неприязнь, ненависть и даже жгучее желание отомстить. "Как можно так подло поступить? – недоумевала она, – ведь могли бы расстаться по-доброму".

Она вздрогнула от звонка в дверь. Всколыхнулась, встрепенулась. Спасительная мысль обожгла её: "Он! Понял! Что так нельзя, что это бессовестно…"

Открыв дверь, женщина увидела Деда Мороза во всём его облачении – с длинной, белой, пушистой бородой, с посохом в руке, в красной шубе и с красным же мешком, закинутым за спину.

– Здравствуй, здравствуй, я вернулся, – запел он сочным басом. – Открывай-ка двери шире, пришёл я в дом с переполненным мешком. Станем вместе Новый год встречать. Будет лучше он, поверь…

Анна мрачно, недоуменно смотрела на него и всё вглядывалась в просвет двери, будто ожидая кого-то ещё увидеть.

– Вы один пришли?

– Да, один, не взял вот с собой Снегурочку.

Очнувшись, девушка попыталась закрыть дверь перед ним, но он не позволил это сделать.

– Ну уж нет, так не пойдёт. Вызвала меня, а теперь выпроводить хочешь? Твой заказ? Смотри! – и протянул ей листок с её же адресом.

– Я никого не приглашала, давайте я вам заплачу, только оставьте меня одну.

– Я не халявщик, – гордо ответил он, – пока не отработаю заказ, никуда не уйду.

И уверенно вошёл в прихожую, закрыл дверь, снял верхнюю одежду, потом обернувшись, оценивающе посмотрел на неё.

– Женщина, через час Новый год. Стоишь тут в спортивном костюме. Иди, переоденься и… причешись. А я пока стол накрою, – и стал вытаскивать из своего мешка, всякую всячину.

От него исходила такая энергия, уверенность в том, что его приказы будут выполнены, что Анна растерянно стояла в прихожей. Ещё раз, посмотрев на дверь, пошла переодеваться.

И когда она вышла, то в её просторной кухне был празднично накрыт стол с шампанским посередине, откуда-то взявшимся кувшинчиком с цветами. А свечи, свечи – поблёскивали и мерцали повсюду: на подоконнике, столешнице, на полочках. А сам "дед мороз", сидел уже в красном колпаке с кисточкой и, протянув ей такую же шапочку с помпончиком, сказал:

– Надень и садись. Проводим сейчас уходящий год. Распрощаемся со старыми иллюзиями, оставим в памяти все приятные воспоминания, – гудел своим необычным басом гость, – извини, я побрился, устал от бороды.

И с задорной улыбкой продолжил:

– Итак, познакомимся, я Дед Мороз, Жора.

– Анна, художник-иллюстратор, работаю в издательстве, – послушно представилась девушка.

– Ну рассказывай, Анюта, что с тобой стряслось? – его голос понизился до дружеского, участливого шёпота. Он смотрел на неё так жалостливо, печально, понимающе, что девушка, не выдержав, заплакала, как ребёнок, всхлипывая, размазывая по лицу слёзы. И заговорила.

Он слушал, как никто другой, не сводя с неё взгляда, временами кивая, соглашаясь, одобряя и, задавая уточняющие вопросы.

Анна закончила, прерывисто вздохнула и с тайной надеждой в глазах, посмотрела на него.

– О-о, женщины, – загремел его бас. – Я-то думал, у неё горе, беда, трагедия. Я думал, у неё ребёнок при смерти. А тут…

– Вы ничего не поняли, – вновь волнение охватило её. – Я вам всю душу раскрыла. Мне – тридцать три года, уже семь лет я живу с ним в гражданском браке. Два аборта сделала. Моим детям сейчас было бы пять и два года, а он три дня тому назад, в мой день рождения, когда я ждала его за накрытым столом, пришёл и буднично сообщил: "Прости, я ухожу к другой, мы сегодня с ней уезжаем в Египет. Там будем отмечать Новый год". Вы хоть поняли, что произошло?

И вновь её глаза наполнились слезами.

– Сама виновата, клуша. Уже через полтора года после такого сожительства должна была задуматься: а мой ли это мужчина? А нужен ли он мне? Ты ведь тоже его не любила.

– Женя мне много раз говорил, что штамп в паспорте ещё никого не спасал ни от развода, ни от одиночества. Я не хотела привязывать его к себе ребёнком.

– И не привязывай. Квартира твоя, у тебя есть любимая и хорошо оплачиваемая работа. Выпроводила бы его к мамочке, где он прописан. Нет же, послушно, по его желанию избавляешься от ребёнка. Ты для него была просто удобной женщиной. Он ловко приютился возле тебя, ничем себя не связывая. Если что, легко слиняет, если что, в любой момент захлопнет за собой дверь. Огонь можно удержать в ладонях, но не таких мужчин.

Анна смотрела на него, как заворожённая, вслушиваясь в его раскатистый бас и тихо, задумчиво проговорила:

– А ведь и он мне сказал нечто подобное.

– Кто? Что?

Полгода назад, в издательство, где работала Анна, пришёл новый программист. Симпатичный мужчина лет тридцати. Она сразу поняла, что нравится ему, постоянно ловила на себе его тёплый, изучающий и даже ласкающий взгляд.

Через пять дней, когда девушка задержалась в редакции, он подошёл и без всяких предисловий, неожиданно сказал:

– Выходи за меня замуж. Когда я тебя увидел, поблагодарил судьбу, что живу.

Анне было лестно это слышать. Внутри всё трепетало и бурлило, но вслух лишь растерянно проговорила:

– Ты разве не знаешь, что я замужем? – она пыталась собраться с мыслями.

– Всё я знаю. И сколько лет ты с ним живёшь, и что никак он тебя в загс не отведёт. Но запомни: нет большего блаженства, чем закрепить себя брачными узами с женщиной, которую любишь. А раз он не спешит, то ты для него просто запасной вариант, и в голове пусть неосознанно уже заложена мысль: что это понарошку, что это временно. И однажды он уйдёт и легко захлопнет за собой дверь. Если ему шести лет не хватило, чтобы отвести тебя в загс, то уже и не сделает этого никогда.

Его слова как ядовитые иголки вонзались в женщину. Ей было больно, стыдно и неприятно слышать, что вот такой никчёмной неудачницей она выглядела со стороны. Анна была зла на себя, но сорвалась и резко ответила ему: что у неё есть муж и чтобы он не смел больше подходить с такими предложениями.

Вскоре Валентин перешёл в другой отдел и старался не показываться на глаза. Тот короткий разговор не забывался. Однако разорвать отношения не решалась, жила по инерции, но чувствовала, что внутри накапливается тяжёлый, неприятный осадок от неопределённости её семейного статуса. Кто она? Жена, подруга, любовница? Но к его подлому и неожиданному уходу девушка просто была не готова и тяжело восприняла это.

И вот сейчас, раскрывая эпизоды своей жизни постороннему человеку, Анна будто заново всё переосмысливала прошедшие годы.

Она подняла на Жору всё ещё влажные от слёз синие глаза и тихо спросила:

– Как ты дошёл до моих дверей? Я должна поверить в новогоднее чудо?

– В чудеса верить надо, особенно нам, взрослым, чтобы жизнь не казалась пресной, скучной. Но в твоём случае, Анюта, всё очень просто, я увидел тебя на улице: поникшую, растерянную. И понял, что в Новый год ты останешься одна. У меня с детства так, если увижу затравленность, загнанность в глазах, хочется подойти, встряхнуть человека и спросить: что случилось? Очнись!

– Ты психолог? Откуда в тебе это желание помочь людям?

– Я полицейский, причём потомственный. И батя, и дедушка у меня в милиции работали. Мы из Тернополя. Десять лет как в Москве живём. А в вашем городе я по делам службы. Новый год планировал встречать с коллегами. Но ничего, я ещё успею, три дня в запасе.

Он немного помолчал, глядя на мирно горящие свечи, и продолжил:

– Если есть во мне что-то хорошее, то это от моих родителей. А семья у меня уникальная. Отец русский, мама – цыганка. Женщина – красоты неописуемой. Тридцать лет вместе, а всё надышаться друг другом не могут. А мои две сестрички… – тёплым блеском полыхнули его глаза. – Если их отправить на конкурс красоты, то призовые места им обеспечены.

Он говорил о родных с такой сердечностью, что Анна невольно заулыбалась. И почувствовала некую лёгкость в душе, будто растворился и смылся тоскливый, горький комок боли, обиды, разочарования. И, кажется, можно вдохнуть полной грудью.

– Я тоже очень люблю своих родителей, брата. Но меня так опекали…

Анну это утомляло, тяготило. Они не понимали, что подавляют её своей заботой, назиданиями: "Чтобы в девять часов дома была… А с кем ты так долго разговариваешь по телефону? Куда ты идёшь? Когда вернёшься?" Она просто задыхалась от всего этого. Получив диплом, заключила контракт с издательством другого города и поставила родителей перед фактом.

Уже живя самостоятельно, девушка поняла, что совсем не умеет выстраивать отношения с мужчинами. Внутри таились скованность, застенчивость, робость. И задумываясь над этим, Анна понимала причину. Игры юности – свидания, расставания, девичьи мечты, лёгкие влюблённости – прошли мимо неё. Если что-то в прошлом ускользнуло, то потом появляется чувство странной обделённости в жизни. Наверстать упущенное, трудно.

Ей было так легко раскрывать свою душу этому чудному "Деду Морозу".

Она продолжала рассказывать о себе. Родители водили её на всякие курсы, секции. Три года занималась в балетной студии, ходила в художественную школу, окончила музыкальное училище. И вот за всеми этими занятиями, кажется, пропустила нечто важное в том периоде своей жизни.

– Я не приобрела нужных навыков, не имела опыта общения, – рассказывала Анна. – И когда Женя легко, непринуждённо, весело предложил: "А давай будем жить вместе…", – мне показалось, что это мой человек, моя половинка.

– Ну и что плохого в родительской опеке? – прогремел голос Жоры. – Я тоже опекаю своих сестёр. Если их в девять вечера нет дома, начинаю засыпать сообщениями: "Где, когда придёте?". А ты не думала о том, что тебя не контролируют, а беспокоятся. Пусть лучше надзор, опека, чем полное равнодушие и холод со стороны близких. Уж я-то знаю, как безразличие родителей отражается на дальнейшей судьбе человека. Гораздо хуже, когда дети растут как сорняки.

Он посмотрел на девушку и уверенно кивнул:

– Так что Анна, ты счастливая. Сама же говоришь: записывали тебя во всякие кружки. Зачем? Чтобы ты, позже, определилась, что тебе ближе. Мне по работе приходилось сталкиваться со всякими надломленными, изуродованными, скукоженными душами взрослых людей. Это страшно, когда в детстве ты никому не нужен. А если дали тебе заряд любви, то уже потом легко можно шагать по жизни с песней, преодолевая барьеры. И он неожиданно затянул своим сочным басом.

 
Я живу, как могу, никому не мешая,

За ошибки свои, лишь себя осуждаю.

Можно только принять, что даётся судьбою,

Но всегда и везде оставаться собою
 

Ой, и я знаю эти стихи, – улыбнулась Анна. – Импровизирую на ходу, – и она запела таким красивым, чистым, звонким сопрано, что Жора замер на несколько секунд, слушая её.

 
Я живу, как могу, как мне сердце укажет,

Не могу я жить, как карта ляжет.

Я живу своей жизнью, своею судьбою,

Чтобы всегда и везде оставаться собою¹.
 

– Голос у тебя обалденный с удивительной эмоциональной окраской, вот уж не ожидал. Кажется, ты выбрала не ту профессию. Вот эта песня просто создана для тебя.

 
Шикарная женщина – больше чем сила,
В ней столько оттенков и звуков весны!
Она не прощает, она всё простила…
Ей те, кто уходит, давно не нужны.²
 

Он пел, глядя на неё, видимо, намекая, предупреждая. Анна слушала и думала: "как хорошо, что я не захлопнула дверь перед ним".

И будто волшебным веером взмахнули перед её лицом. И выглянула, высветилась ослепительная женская красота. Очаровательные ямочки засверкали на щеках. Густые, каштановые волнистые волосы обрамляли изящный овал лица. Огоньки от мерцающих свеч сверкали и веселились в синих глазах с длинными, почти чёрными ресницами.