Kitobni o'qish: «Проданное Счастье»

1 глава

Красные розы. Для меня загадка, почему женщины любят именно эти цветы.

Еще раз придирчиво окинув взглядом витрину с выставленными букетами, понимаю, что ничто не цепляет глаз. Пока флорист красиво упаковывает розы, достаю из кармана пиджака мобильник. Одно сообщение. Сообщение от Эли, в очередной раз напоминает мне, что ждет сегодня к ужину с важными новостями. Не представляю, что она хочет мне сообщить. Возможно, она беременна. Эта мысль вызывает улыбку. Детей я люблю. Всегда мечтал иметь красавицу-жену и много детишек. Целенаправленно иду к цели, несмотря на то что Эля после вторых родов тему детей не поднимает и ловко от нее уходит. Не беда, совместный отдых на Мальдивах поможет нам в этом вопросе.

– Спасибо за покупку, – продавец-флорист протягивает букет, заученно улыбается. Благодарю кивком головы.

Иду к машине, осторожно пристраиваю цветы на заднее сиденье, захлопываю дверь. Сажусь и выруливаю на дорогу. Полчаса по вечерней Москве с пробками, потом съеду на трассу и быстро домчусь до закрытого поселка. Когда покупал дом, хотел удаленности от столицы, но при этом для меня важно быстро до нее добираться. Эта цель была идеально достигнута.

Эля не любит жить в поселке, но мирится с жизнью за городом ради детей. Им, в отличие от матери, нравится бегать летом босиком по лужайкам, а зимой лепить снеговиков, зная, что никто их не разрушит. Еще они уговаривают меня завести собаку. Улыбаюсь своему отражению в зеркале. Дочь и сын еще не подозревают, какой сюрприз их ждет на Новый год. На прошлой неделе забронировал золотистого ретривера, именно такого, как показывают во всех американских фильмах.

Сегодня у нас с Элей годовщина свадьбы. Мы вместе пять лет. Не скажу, что всегда это были безоблачные, счастливые годы, но благодарен жене за каждый прожитый вместе день. Знаю, ей нелегко терпеть мое вечное отсутствие и быть всегда на втором месте – после моей работы. Иногда слышу в свой адрес упреки по этому поводу, но стараюсь искать компромисс. Вот и сейчас спешу домой, чтобы ее обрадовать новостью о скором отдыхе на Мальдивах вдвоем. Дети в это время побудут с тещей.

С женой познакомился в автосалоне. Я привез машину для планового технического осмотра, Эльвира подбирала себе новый транспорт. Увидев жгучую черноволосую красотку, понял значение фразы «влюбился с первого взгляда». Да, именно влюбился, без оглядки, на полную катушку. У меня не было ни единого шанса устоять перед этими влажными темными глазами.

Прогулки по городу, ужины в ресторане, жаркие ночи, – все логично завершилось шикарной свадьбой в Барвихе. Я мог позволить себе этот праздник во имя любви, о которой хотелось кричать на весь мир.

Подъезжаю к поселку. На КПП меня не задерживают, номера моей машины в базе есть. Плавно поднимается шлагбаум. Еще пара минут, и вот останавливаюсь перед воротами, которые медленно начинают разъезжаться в разные стороны.

Участок освещен уличными фонарями, в доме горят окна. Предвкушаю, как сейчас окажусь в кругу семьи, подарю Эле розы, обниму своих детей. Семья для меня – это оазис, место моей силы. Ради нее я готов на многое.

– Папа! Папа приехал! – ко мне со всех ног через холл несется Эмилия. Я успеваю пристроить цветы на комод и поймать свою красавицу. Подбрасываю вверх, ловлю, целую в обе щеки. Тут же бежит Эльмир и, как маленькая обезьянка, при моей поддержке карабкается ко мне на руки. Сердце сладко ноет от этого счастья.

– Привет, мои родные, – смотрю то на дочь, то на сына. Похожи на меня, но с глазами матери. Эля стоит в дверном проеме со скрещенными на груди руками. Смотрит на меня холодно. Знаю, что припозднился. Работа никак не отпускала даже в столь важный день.

Опускаю детей на пол, они сразу же срываются с места, скрываются где-то в гостиной. Беру букет, медленно подхожу к жене. Хочу поцеловать в губы, но она демонстративно подставляет щеку.

– Прости, – примирительно заглядываю в ее глаза, пытаясь отыскать в них нежность. – Знаю, что обещал приехать пораньше, но не получилось.

– Как обычно, Натан. Странно, что еще помнишь, какой сегодня день, – забирает розы, уходит в сторону кухни, я иду за ней следом. Нужно как-то ее смягчить, последнее время Эля держится отстраненно. Чувствуется напряжение, от которого хочется бежать. Чем я и занимался последнее время, но сегодня надо решить возникшие проблемы.

– После январских каникул у меня намечается передышка.

– Удивительно. Клиентов нет?

– Клиенты есть, но я подумал, что нам с тобой нужен совместный отпуск, – подхожу к Эле сзади, обнимаю ее за талию, прикасаясь губами к обнаженной шее. Она застывает, не шевелится, даже не дышит.

Считается, что любовь живет немногим больше трех лет. Но ведь, как и любое чувство, ее нужно подпитывать, без дров любой костер погаснет. Я по-прежнему люблю Элю. Может быть, не так безумно, как в первый год нашего брака, когда мне нужно было на физическом уровне чувствовать ее. Сейчас любовь более зрелая, лишена импульсов и порывов. Она не бьет в голову шальными идеями, она опирается на разумность поступков. Один из таких, например, совместный отпуск.

– Это, конечно, мило с твоей стороны, – высвобождается из моих объятий, идет в сторону кухни, я опираюсь о стол. Взгляд замирает на ее голых ногах, поднимается выше. Каждый раз, когда разглядываю Элю, сердце екает, я улыбаюсь от мысли, что это женщина законно принадлежит мне.

– Но я никуда не поеду.

– То есть? – не сразу понимаю ее ответ. Часто моргаю, смотрю на серьезную жену.

– Я подаю на развод, Натан.

– Если это шутка, то такое чувство юмора я не понимаю.

– Это не шутка. Я об этом думала долгое время, – цветы ставит в вазу, смотрит на меня поверх них. – Мы исчерпали друг друга.

– Ты встретила другого? – мне физически больно задавать этот вопрос, но нужно смотреть правде в глаза. Эля грустно улыбается.

– Нет.

– Если нет, я не понимаю, что стало причиной таких мыслей.

– Вот именно, Натан, ты не понимаешь. Ты никогда и не хотел меня понимать. Ты всегда делал то, что тебе хотелось, не интересуясь моим мнением! – глаза сверкают, прикладывает ладони к покрасневшим щекам.

Опускаю глаза, рассматриваю кафель на полу. Ее претензия имеет основание. Я действительно все решаю за всех. Не потому, что мне не интересна ее точка зрения, а потому что, как правило, мое решение оказывается верным. Ошибок не люблю.

– Хорошо, мы поговорим на эту тему, – примирительно улыбаюсь, Эля закатывает глаза, отворачивается. – Милая, я согласен, что порой бываю бескомпромиссен, но за пять лет ты ни разу меня этим не упрекнула. Я думал, тебя все устраивает.

– Меня ничего не устраивает. Ты постоянно навязываешь мне свои мысли, причем делаешь это так искусно, что не замечаю, как соглашаюсь, – усмехается, отходит в сторону. Раздражаюсь, смотрю тяжелым взглядом на жену.

– Я хочу развода. Хочу почувствовать себя личностью, а не твоей тенью.

– Ты не права, Эля, – медленно сокращаю между нами расстояние, замираю перед ней. Она приподнимает подбородок, щурит глаза.

– Я права, Натан, все пять лет я была просто женой успешного адвоката Левина, но не Эльмирой Левиной. Попробуй хоть раз меня услышать.

– Я тебя услышал, Эля. Давай не будем из мухи делать слона. Хочешь быть личностью, дерзай, я буду тебе помогать, чем смогу. Только учти, на семью останется совсем мало времени. Неужели ты хочешь, чтобы наши дети росли с чужими людьми, видя родителей мельком? Возможно, стоит пока рассмотреть какие-то дистанционные курсы? Отличная, кстати, идея. Ты будешь учиться чему-то новому, при этом останешься рядом с нашими детьми. Подумай над этим, – обхватываю ладонями лицо жены, ласково улыбаюсь.

Разговор выходит странным. Я чувствую смутную тревогу, нависшую грозовую тучу над нашим семейным счастьем. Хочу понять суть проблемы, но какой-то важный смысл ускользает от меня. Подумаю об этом завтра утром.

– Я люблю тебя, – шепотом признаюсь, прислоняясь лбом к ее лбу, тяжело вздохнув.

2 глава

Просыпаюсь по будильнику. Открыв глаза, рассматриваю потолок в темноте и прислушиваюсь. Рядом никто не дышит. Понимаю, что Эля не вернулась в супружескую спальню после того, как уложила детей спать. Я заснул, так ее и не дождавшись.

Вчерашний разговор зудит, заставляет хмуриться и испытывать недовольство. Моя жизнь всегда четко распланирована. Единственное, что случилось без моего ведома – это внезапная любовь к жене с первой встречи. Влюбился, моментально скорректировал свои планы и с тех пор ни разу не отступил от задуманного.

К сегодняшнему дню я достиг многого как специалист и как человек. Возможно, я не такой идеальный муж, как хотела бы Эля, но и не самый худший вариант. Она хочет развития своей личности? Хорошо, можно вызвать ее мать на подмогу, пока ее дочь будет чему-то обучаться, расти. Мне не нравится, когда в доме посторонние люди, поэтому у нас нет помощниц по хозяйству, нет водителей, нет нянь.

– Доброе утро, – захожу в столовую. Дети еще спят, поэтому я вижу только Элю. Сажусь на свое место во главе, внимательно смотрю на жену.

– Прости меня, если вчера тебя обидел, – накрываю ее ладонь. Она вскидывает на меня глаза, без улыбки слушает. – Я уверен, мы вместе придем к компромиссу.

– К моему компромиссу, чтобы мне было хорошо, – от ее тона я сжимаю челюсти, не забывая держать улыбку. Этот намеренно сладкий тон мне не нравится.

– Пять лет, Эля, ничто и никто тебя не раздражал, ты выглядела довольной своей жизнью!

– Пять лет назад я была свободной, самодостаточной женщиной. У меня была замечательная работа, должность, интересная жизнь. Все было, как у тебя, распланировано на несколько лет вперед, но мы встретились. Любовь нас с тобой ослепила, закружила. Я думала, что о большем и мечтать нет смысла. Красивый и любимый муж, долгожданная дочка, потом сын. Но однажды я поняла, что мои дни однообразны, особенно когда мы переехали в этот дом.

– Ты сама говорила, что нам нужно больше пространства.

– Я говорила, что нам нужна квартира побольше в хорошем районе, но не дом.

– Чем тебя дом не устраивает? – вчерашнее раздражение вновь накрывает меня, но сдерживаю себя, по-прежнему сохраняя на губах улыбку. – Детям же хорошо жить ближе к природе, гулять возле дома в любое время. Дом лучше, чем квартира.

– Это ты так решил, а я никогда не хотела жить в поселке, далеко от города. Ощущение деревни, будь он трижды элитным, этот поселок.

– Эля, подумай, чем бы ты хотела заняться, вечером мне скажешь, – произношу таким тоном, что спорить бесполезно, и она не спорит. Опускает взгляд в свою чашку, молчит. Ее молчание физически неприятно, но я тоже упрямо молчу в ответ, не спешу разрушить напряжение между нами.

Выпиваю кофе, встаю, подхожу к Эле, по привычке целую ее в макушку. Чуть дольше, чем обычно, задерживаю свои руки на ее плечах. В этот раз я не произношу фразу: «Люблю тебя». Сейчас она неуместна.

– До вечера, – произношу сухо, убирая руки. Она ничего не говорит в ответ.

***

–Тук-тук, можно? – в кабинет заглядывает Мария Никольская. Человек, с которым я могу обсудить не только рабочие моменты, но и личные. Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, тут я согласен с психологами и с жизненным опытом. С Машей были кратковременные отношения на пятом курсе университета, перед самым выпуском, но мы быстро поняли, что нам лучше сохранять приятельские и взаимовыгодные отношения, чем чувства.

– Я тебя не вызывал, – отхожу от стеллажа с папками, возвращаюсь к столу. Мария улыбается и заходит в кабинет. На секунду обращаю внимания на то, что она по-прежнему прекрасна. Эта женщина с годами становится все краше и краше, странно, что до сих пор не замужем.

– Я по делу. Мне нужен твой совет, – присаживается на стул возле стола.

– Я бесплатно советы не раздаю, – иронизирую, беря из ее рук протянутые бумаги. На какое-то время в кабинете возникает тишина, слышно только звуки города за окном.

Так… Дело о том, с кем будут проживать дети после развода родителей. Отец – известный бизнесмен, имеющий деньги и возможности надавить на рычаги принятия решений; мать – бывшая модель, приехавшая из провинции в Москву, где встретила теперь уже без пяти минут бывшего мужа. Естественно, она ничто против своего супруга, он ее втопчет в землю, ничего от нее не оставив.

– И что ты тут не понимаешь? – вскидываю на Марию глаза, она задумчиво на меня смотрит. – Дети останутся с отцом.

– По кодексу они должны остаться с матерью. Она не наркоманка, не алкоголичка, устроилась на работу. Да, у нее не такой доход, как у бывшего мужа, но работа есть. Плюс есть квартира, купленная до брака ее родителями. Все в ее пользу, почему тогда малыши должны оставаться с отцом, который спихнет их на няньку? – глаза горят негодованием, щеки алеют от гнева.

Я усмехаюсь, не удивляясь ее реакции на столь обычное дело. Мария всегда остро реагирует на дела, которые касаются семьи, детей. Сказывается личный опыт. У нее была сестра, которая разводилась с мужем. Встал вопрос, с кем будут жить малолетние дети. Все решалось в пользу матери, пока на пешеходном переходе сестру Маши не сбила насмерть машина. Никольская до сих пор считает, что это дело рук ее бывшего родственника, который таким образом решил вопрос. Дети живут с отцом, а Маше запрещено их видеть, чтобы не травмировать детскую психику: сестры были очень похожи.

– Маш, ты словно вчерашняя выпускница. Я должен тебе объяснять элементарные вещи? – беру ручку и делаю пометку: перевести бывшую однокурсницу в другой отдел – по административным делам. В работе должно быть больше здравого смысла, чем эмоций.

– Почему ты такой циничный? – раздраженно выхватывает из моих рук бумаги, встает. Смотрит на меня сверху, довольно пристально и долго. Вопросительно приподнимаю бровь, ожидая еще вопроса.

– Как тебя только выдерживает Эля?

– Кстати, об Эле. Она вчера сообщила мне, что хочет подать на развод.

– Видимо, ты ее сильно достал. Я не удивлена.

– Правда? – стараюсь иронизировать, но откровенно задет реакцией Никольской. Неужели со стороны все так ужасно выглядит? Мне казалось, что наша семья почти идеальна. Видимо, только я так считаю.

– Натан, послушай совет старой женщины: если ты хочешь сохранить свой брак, научись слушать и, главное, слышать, что тебе говорит жена. Ты только на работе умеешь быть прекрасным и сопереживающим слушателем, в жизни напрочь лишен этого качества. Купи сегодня хорошего вина, которое она любит, и проведи романтический вечер, позволив ей выговориться. Понял? Потом скажешь спасибо.

– Спасибо, Маш, – совет так себе, но, наверное, стоит к нему прислушаться. Думаю, один вечер послушаю Элю, сделаю для себя выводы.

3 глава

Брожу возле витрин, ищу любимое испанское вино Эли. Я предпочитаю вина из Франции, но сегодня все для жены. Должен ей показать, что ее интересы мне важны. Важна она сама, как личность, как женщина, как жена и мать. Я не просто так на ней женился пять лет назад. Не просто так сказал «да» и надел на ее палец обручальное кольцо.

Я нашел в Эле все то, что мне нужно: красивая, умная, умеющая вести беседу, при этом знает, когда нужно промолчать, когда вставить свои пять копеек. Она замечательная хозяйка, пусть и не любит жить в нашем большом доме, но он всегда содержится в порядке и чистоте. Она замечательно готовит, не появляется желания есть в каком-то ресторане, если знаю, что дома ждет вкусный ужин, приготовленный руками любимой жены. Она превосходная мать, глядя на то, как она обращается с нашими детьми, я хочу еще нескольких, чтобы они были похожи на нее и внешностью, и характером. Она потрясающая женщина, которую я люблю, берегу и готов для нее сделать многое. Например, попытаться ее услышать.

Я уже сейчас напрягаюсь от мысли, что Эля будет где-то пропадать на курсах, работе, каких-то мероприятиях без меня. Не скажу, что ревную, но приходить домой и обнаруживать дом без хозяйки – так себе перспектива. Вдруг из-за занятности потребуется нанимать помощницу, няню, а это посторонние люди, чужие люди, которые будут подглядывать за жизнью моей семьи.

Набираю Элю. Идут гудки, потом щелчок и механический голос просит меня оставить сообщение. Недовольно поджимаю губы, потом расслабляюсь и улыбаюсь своему отражению. Спокойствие и только спокойствие.

Плотный поток машин из города медленно, но движется, возможно, мне удастся не застрять в пробке на несколько часов. Задумчиво барабаню пальцами по рулю. Завтра стоит определиться с отпуском и позвонить теще, попросить ее прилететь из Сочи к нам. Знаю, что Вера Семеновна не жалует столицу из-за суеты, но она любит своих внуков, значит, получить ее согласие не составит труда.

Наконец-то вырываюсь из затора на дорогу, где можно позволить себе скорость. Еще немного, и буду дома. Вот он, долгожданный поворот в сторону поселка. Сворачиваю, замечаю впереди «скорую», пожарных, полицейских. Многие машины останавливаются возле обочин, водители выходят. Я пытаюсь понять, что произошло. Что-то страшное. У меня от этой мысли бегут мурашки по позвоночнику, волосы на руках встают дыбом.

Впереди дорога почти заблокирована. Мне ничего не остается, как съехать с дороги, заглушить машину и тоже выйти. В очередной раз набираю Элю, чтобы предупредить о задержке. Гудки, гудки, щелчок. Почему она не поднимает трубку?

Обхожу зевак, встаю возле патрульной машины, опять набираю жене. Опять идут гудки. Слышу рядом знакомую трель. Оглядываюсь по сторонам. В этот раз сбрасываю сам и вновь звоню, иду на звонок. Обхожу машину, передняя дверь со стороны водителя открыта, вижу на сиденье светящийся мобильник, и на дисплее высвечивается «Любимый».

На мгновение я глохну. Я даже не слышу, как мимо пролетает «скорая помощь» с мигалками, кого-то увозя, следом еще одна «скорая». Оборачиваюсь, ищу глазами Элю. Возможно, ее задержали. Может, она стала свидетелем ДТП, сняла момент аварии на телефон, поэтому он сейчас лежит в полицейской машине.

Пробираюсь вперед, кого-то задеваю плечом, не реагирую на недовольство в спину, подхожу почти к каждой девушке с темными волосами, заглядываю в лицо, понимая, что это не Эля.

Я дохожу до основного скопления народа. Полицейские не пропускают любопытных к месту происшествия, ребята в форме МЧС с инструментами спускаются в ров.

Страх липким потом струится у меня по спине. Во рту сухость. Делаю глубокий вдох, смотрю на изуродованные машины. Белый, знакомый до боли, внедорожник полностью смят. Со стороны водителя работают сотрудники МЧС. От звука режущегося металла закладывает уши. Я завороженно смотрю на слаженную работу, на то, как дорогую машину режут на части.

– Нет! – кажется, я ору, дергаюсь вперед, как только замечаю безвольную руку, черные волосы. Кто-то меня перехватывает, пытается оттащить в сторону, но я рвусь вниз к разбитой машине.

– Отпустите! Там моя жена! – отпихиваю кого-то, мне удается увернуться от очередного захвата. Я съезжаю по мокрой от снега земле вниз, пачкаюсь, падаю на четвереньки. Ползком, не мигая, не теряя как ориентир белую руку, ползу. Я не смотрю на все остальное тело, я смотрю только на руку, в которой нет никаких признаков жизни.

– Эля! Эля! – кричу шепотом, хватаясь наконец-то за холодную руку. Сжимаю ее пальцы, подползаю ближе и заглядываю в залитое кровью белое лицо Эли.

– Я здесь, Эля. Слышишь? Я здесь! – обхватываю ее лицо трясущимися руками. Она не отвечает. Молчит. И глаза не открывает. Может, обиделась? Я не хочу верить в случившееся. Мой мозг отказывается принимать ужасную правду.

– Эля, прости меня, дурака такого, – вырывается истерический смешок, убираю с ее лица темные волосы. Я подношу пальцы к глазам, в свете фар машин, прожекторов вижу на них кровь. Закрываю глаза, считая до пяти. Открываю, ищу на шее Эли сонную артерию, чтобы убедиться в непоправимом. Пульса нет.

Сглатываю, застывшим взглядом наблюдаю, как спасатели извлекают с другой стороны еще кого-то. Даже не хочу допускать мысль, кто там.

Белая курточка, перепачканная в черной земле и крови. Как у матери, черные кудрявые волосы. Безвольная рука.

Из груди вырывается нечеловеческий вопль. Сгребаю в кулак мокрую землю, задыхаюсь от крика, легкие невообразимо жжет изнутри, словно на них вылили кислоту. Из глаз нескончаемым потоком льются слезы, тело содрогается от рыданий.

– Мужик, вставай, – кто-то рядом пытается меня поднять на ноги, но я мотаю отрицательно головой, сильнее сжимая в кулаках землю. Тут меня пронзает мысль, как острая боль. Вскидываю голову, пытаюсь сфокусировать взгляд на людях вокруг.

– Мальчик. Мальчик где?

– Мальчика увезли в больницу, – мне называют номер больницы, я, ослепленный надеждой, поднимаюсь на ноги. Меня поддерживают. Оказавшись на дороге, сую полицейскому свою визитку и иду к машине. Сейчас мне не до разговоров.

Нужно ехать в больницу. Эльмиру сейчас очень страшно и больно. Мой мальчик не должен быть сейчас один.

4 глава

Кручу в руках белый пластмассовый стаканчик с водой. Минуту назад медсестра принесла его мне. Во мне нет никаких чувств, кажется, все прошло мимо, просто тупое равнодушие. Откидываюсь на спинку неудобного стула, прикрываю глаза.

«Простите, мы ничего сделать не смогли…»

«Травмы, несовместимые с жизнью…»

«Примите наши соболезнования…»

Чужой голос звучит в голове, вынося мне приговор. Я до последнего надеялся, что в этом кошмарном вечере будет хоть одна хорошая новость: мой мальчик выжил. Увы, моя надежда так и осталась надеждой.

Одинокая слеза скатывается по щеке, зависает на подбородке, срывается вниз. Так и я срываюсь куда-то вниз, падаю, падаю и никак не разобьюсь насмерть.

Пытаюсь уложить в своей голове факты – не получается. Заставляю себя думать о том, что нужно будет сделать завтра-послезавтра, – не получается. Мысленно возвращаюсь на пару часов назад. Перед глазами разбитая машина, неподвижная рука, белая курточка и сочувствующий взгляд врача.

За один вечер я потерял семью. У меня теперь нет ни жены, ни детей. Я бы смог смириться с их уходом, если бы знал, что они где-то гуляют по парку, смеются, загадывают желания и ждут чуда. Увы… Чуда нет.

Судорожно вздыхаю, пытаюсь унять ноющую боль в сердце. Боль рвет меня на мелкие куски, рвет медленно, бесконечно растягивая мои мучения. Как бы мне сейчас хотелось быть со своими любимыми… Без них жизни нет.

Как теперь возвращаться в дом, где больше не будет звучать детский смех? Как мне заходить в спальню, где больше не увижу возле зеркала свою ненаглядную Элю? Как мне просыпаться каждое утро, что-то делать, зная, что не для кого мне больше стараться…

– Натан, – меня осторожно трогают за плечо. Открываю глаза, равнодушно смотрю на обеспокоенное лицо Никольской, опять прикрываю глаза. Она садится рядом, находит мою руку и сжимает ее. Я не вырываю ладонь.

Сидим рядом друг с другом, Маша хранит молчание, по вздохам понимаю, что сдерживает себя от ненужной беседы. Я ей не звонил, не имею представления, откуда она узнала о произошедшем, как выяснила номер больницы, в которой нахожусь. Это неважно и неинтересно.

– Давай я тебя отвезу домой, – крепче стискивает мою ладонь, я морщусь от неприятных ощущений.

– Я не хочу домой, – сглатываю, освобождаю руку из рук Никольской, встаю. Подхожу к окну, ставлю на подоконник стаканчик.

– Поехали ко мне.

– Нет. Спасибо, Маш, за предложение, но я остановлюсь в гостинце. Езжай домой, не сиди со мной, завтра у тебя сложный день, – бросаю на Машу косой взгляд, она поджимает губы, соглашается. Завтра у нее суд, нужна ясная голова. Мои дела меня подождут.

– Если что, звони, – встает, кладет руку мне на плечо, скользит ладонью по спине. Я не оглядываюсь, когда слышу стук каблуков, смотрю в окно, ловя в нем свое отражение и удаляющуюся Никольскую. Когда ее силуэт пропадает из поля зрения, оборачиваюсь, иду в сторону поста.

– Извините, а не подскажете, в какой палате находится второй пострадавший? – медсестра внимательно на меня смотрит, наверное, мой уравновешенный вид подкупает, и она называет палату. Она, по идее, не имеет права предоставлять мне такую информацию, но, может, думает, что я иду с благими намерениями. Мысленно усмехаюсь, а девушку благодарю улыбкой.

Иду по пустому коридору, перед нужной палатой замираю. Берусь за ручку, открываю дверь. Одноместная палата. На койке лежит парень лет двадцати. Его возраст я позже, конечно, выясню, и не только возраст. Я узнаю даже, о чем он думал в момент аварии.

– Кто вы? – испуганно лепечет парень, приподнимаясь на локтях. Я подхожу к койке, внимательно его рассматриваю, сканирую пытливым взглядом его лицо, все в ссадинах, мелких порезах. Краем уха слышал разговор молодых медсестер, что второму участнику аварии повезло родиться в рубашке. У него сломаны ребра, сотрясение и гематомы. Жить будет. А мои нет.

– Совесть не мучает? – со стороны мой голос звучит слишком спокойно, я позволяю себе ухмыльнуться.

– А вы батюшка? – наглец усмехается, выглядит бледным, но взгляд не отводит в сторону. Сжимаю зубы, сжимаю спинку койки до побелевших костяшек. Желание доломать этого ублюдка настолько велико, что у меня перехватывает дыхание.

Дышим, дышим, глубоко и нечасто. Не нужно поддаваться порывам, чтобы потом не пожалеть. У меня есть возможность наказать его законно. И я его накажу, по всей строгости, с максимальным сроком, чтобы усвоил этот урок на всю жизнь.

– Поправляйся. Здоровье тебе еще пригодится, – стучу кулаком по спинке, парень хмурится, жует свои пересохшие губы. Покидаю палату, нужно уходить отсюда, пока еще сдерживаю себя.

Уезжаю из больницы, снимаю номер в отеле поближе к работе. В кабинете у меня есть запасные ботинки, костюм и рубашка. Висят давно и без дела.

Захожу в номер, бросаю пластиковый ключ, ключи от машины и дома на столик возле телевизора. Снимаю с себя всю одежду и иду в ванную. Врубаю на полную мощность душ, встаю под струи, закрываю глаза. Несколько минут стою неподвижно, потом упираюсь ладонями в стену, склоняю голову на грудь.

Первый хрип из меня вырывается сдавленно, сдерживаемо. Слезы смешиваются с водой. Прислоняюсь спиной к стенке, сползаю вниз, обхватываю голову руками. Струи воды бьют меня по плечам, рукам, спине, как точечные иголки.

Я не смогу… Не смогу жить без них… Зачем? Зачем мне жизнь, если их нет рядом…

Осознание, что я их больше не увижу, не услышу их смех, не почувствую на своей шее их руки, скручивает меня. Я, как смертельно больной, на полу душевой корчусь от боли в груди, не зная, как ее унять.

Какие мне теперь пить таблетки, чтобы обезболить себя? К какому мне идти доктору, чтобы прекратил мои душевные муки?

Зачем эта жизнь, когда самых любимых уже нет…

5 глава

Голова кружится, перед глазами черные точки. Всматриваюсь в монитор, моргаю, только через некоторое время все восстанавливается. Вздыхаю. Мне нужен полноценный сон и сутки отдыха, чтобы никто не звонил, не трогал меня, не выражал соболезнований и сочувствия.

– Я принесла тебе обед, – в кабинет без стука, без приглашения, как к себе домой, заходит Никольская.

Последнее время Маша навязывает свою заботу, хотя я ее об этом не прошу. Была мысль, что она пытается «забронировать» вакантное место возле меня, но как мельком подумал об этом, так и забыл. Думать о других женщинах мне не приходит в голову, смогу ли когда-нибудь посмотреть на другую – большой вопрос.

– Спасибо, но я не голоден, – последние три дня я ничего не ел. Не хотел. Держался на одном кофе. Вчера вечером прилетела Вера Семеновна.

Она тоже отказалась остаться в доме, мы жили в одном отеле. Мы не смотрели друг другу в глаза, боялись показать свои чувства. И не разговаривали по душам, не обнажали свою боль при посторонних. Мою боль ничто не могло унять: ни алкоголь, ни никотин, ни ночные катания по городу. Даже сон, в котором бы мог забыться, не призываю, потому что мне снится один и тот же кошмар: разбитая машина, рука Эли, темные волосы Эмилии и белое лицо Эльмира.

– Еще несколько дней в таком режиме, и от тебя даже тени не останется, – Маша ставит на стол пакет, вытаскивает контейнеры. – Я понимаю твою трагедию, но нужно жить, Натан.

Оставляю свое мнение при себе. Меня мало кто сейчас поймет. Под озабоченным взглядом Никольской заставляю себя открыть первый контейнер. Запах еды вызывает приступ тошноты. Беру стакан с водой, делаю глоток.

– Когда похороны? – молодая женщина присаживается на стол, сочувствующе на меня поглядывает. Чтобы не видеть этого взгляда, полного жалости, беру вилку и начинаю есть. На ее вопрос не отвечаю. Я пока сам ничего не знаю.

– Теща прилетела?

– Да, – Маша тяжело вздыхает от моего нежелания разговаривать, просто смотрит, как я ем. Я в это время размышляю о планах. Сегодня с Верой Семеновной поедем в поселок. Нужно пересилить себя и зайти в дом. После похорон я его выставлю на продажу. Жить в том месте, где все пропитано Элей, где стены все еще хранят смех детей – лучше в аду гореть, чем каждый день приходить домой и понимать, что никто не встретит, никто не крикнет «папа», никто не поцелует.

Никольская не выдерживает горького молчания, оставляет меня одного. Как только за ней закрывается дверь, отодвигаю от себя коробки с едой и откидываюсь на кресле, прикрыв глаза.

Мне остается час, чтобы набраться мужества и двинуться по дороге, по которой я три дня не езжу. Особенно напрягает то, что придется проезжать место, где случилась авария. Сейчас день, светло, но ничто не сотрет из моей памяти тот роковой вечер.

– Вам туда нельзя! – слышу голос Лены, своей секретарши. Выпрямляюсь, готовясь к визитерам, которых не жду. Мои клиенты согласились подождать пару дней, деликатно поняв причину моей временной нетрудоспособности.

В кабинет первой врывается полноватая женщина с ярким макияжем. Следом за ней идет мужчина в черном пальто, оценивающим взглядом осматривая кабинет.

– Добрый день, чем могу вам помочь? – привычка улыбаться меня не покидает даже в такой момент, когда улыбаться нет сил.

Женщина без приглашения плюхается на стул возле стола, ее спутник садится на другой свободный стул. Люди среднего класса, привыкшие всего в жизни добиваться нахрапом, скандалом и громким голосом. Интересно, кто они?

Приподнимаю бровь, выразительно бросаю взгляд на наручные часы. Мое время дорого стоит, бесплатно я не консультирую.

– Мы родители Аркадия.

– А Аркадий – это кто? – беру ручку и чистый лист бумаги. Запишу данные и кому-нибудь поручу дело этих людей.

– Аркадий Зиновский, – услышав эту фамилию, медленно кладу ручку на стол, поднимаю глаза. Зиновский – тот самый водитель-лихач, который три дня назад несся по трассе. Недоделанный «шумахер» пошел на обгон и вылетел на встречку, по которой в это время ехали в машине Эля и дети. Лобовое столкновение, машины отлетели друг от друга, как шарики пинг-понга.