Kitobni o'qish: «Любишь ли ты меня?»
В оформлении обложки использована фотография автора Igor Sava «sunlight from the left. shaded alley. splash of yellow. Firenze – Scorcio» с http://www.igorsavaart.com
Любишь ли ты меня?
рассказ
''Глава 8. Любит ли Онегин Татьяну? Изменилась ли Татьяна?''
Нет, не любит. Вернее, сначала не любил, а потом вдруг влюбился. Везде одно и то же. Любил ли Чацкий Софью? Любил ли Печорин Бэлу? То любит – то не любит…
Как же я устала. А за окном идет снег. Кажется, что весна никогда не наступит. До чего же тоскливо и скучно. Хочу в кино. ''Возвращение короля'' в ''Салюте'' еще идет. Только пойти не с кем. Так надоело всех уговаривать, чуть ли не на коленях умолять: ''Сходим в кино да сходим в кино! Такой потрясающий фильм!'' и т. д. и т. п…
Сегодня пятница, выходные, сейчас бы прийти домой – там никого, тишина – включить Битлз, завалиться спать и, самое главное, ни о чем не думать. А еще лучше посмотреть какой-нибудь хороший фильм по видику. Иногда мне хочется целый день лежать, смотреть кино, есть конфеты и ничего не делать.
Историк мог задать этот дурацкий доклад про земскую реформу кому угодно! В чем я опять провинилась?! Оля обожает историю, она бы только рада была. А Неля вообще у историка любимица. Аню на медаль тянут, пусть бы потрудилась хоть раз в жизни по-настоящему. Еще в юракадемию собралась поступать. Только наш древний историк почему-то вечно ко мне прикапывается. Достал уже.
У Верки сплошные двойки, а она сегодня вечеринку устраивает. Меня звала, да я бы и так не пошла, надоело. Трястись там всю ночь под какую-нибудь дрянь, смесь рэпа и попсы. Под конец все напьются, накурятся, будут блевать, устроят стриптиз, поругаются десять раз… MTV с голыми задницами размалеванных девиц и тошнотворных мужиков, обсуждение ''Фабрики звезд'' и обязательно тупой фильм ''Сердцеедки'' или ''Американский пирог''.
Каждый раз одно и то же. Только зря косметику изводить и выпивку тащить надо. Вот и выбирай, что лучше: очередная пьяная вечеринка одноклассников, которых так и распирает от гормонов, или же провести вечер за докладом по истории в компании с неким странным парнем по имени Севка Пряников, хотя все зовут его просто Пряником для краткости. Может, он обижается, только им плевать.
Я незаметно обернулась, вот он сидит, и тоже смотрит в окно. Странно, ведь я почти ничего о нем не знаю, да и кто вообще знает. Когда он перешел в нашу школу? И в каком классе он учился в прошлом году до распределения по профильным? Спрашивают его редко, к доске почти не вызывают. Как он учится – непонятно, средне, должно быть. Я даже не припомню, чтобы Пряников стихи на литературе отвечал. А классная стихи строго по списку спрашивает, будто прививки ставит.
– Всеволод, будь добр, повернись к классу и скажи, что такого интересного ты увидел на улице, – сказала классная.
Все дружно ржут. Это она нарочно издевается.
Севка сразу уставился в мою сторону, он на таком месте сидит, что ему оттуда только на меня и смотреть. Я быстро уткнулась в тетрадь, ненавижу встречаться с кем-то глазами. Взгляд у него какой-то отсутствующий, как будто он, что называется, не от мира сего, со странностями. Неохота с ним связываться.
Сегодня утром, когда я раздевалась в холле, ко мне, как обычно, подскочила Крестинова. Каждое утро я на нее натыкаюсь в первую очередь, хотя вот уж кого-кого, а Крестинову мне меньше всего хочется видеть.
– Приве-е-ет! – она расплылась в своей приторно-сладкой улыбочке. – Ты знаешь, что Пряник… ну, то есть Пряников Севка в тебя влюбился! Хи-хи-хи…
С трудом подавив огромное желание запустить чем-нибудь в ее ухмыляющуюся физиономию, иду к зеркалу причесываться. Останавливает меня только то, что Крестинова тупая, как пробка, и сама не понимает, что за бред она несет.
– Да-а-а, в тебя влюбился… хи-хи-хи…
Вот пристала, вечно бегает за всеми по пятам, будто домашняя собачонка.
– С чего ты это взяла? – буркнула я в ответ, стараясь не обращать внимания на Катькин глупый смех.
– Ты рада, да? Вот ведь как тебе повезло! Он на тебя все время смотрит…
– Вот еще, очень надо.
– Да ты что, Мари-и-ина! Ты ему так нравишься, Севе… Да-а-а! Он наверно страдает. Это настоящая любовь… Хи-хи-хи…
Как же она меня раздражает, особенно это ее противное хихиканье. Двух слов толком связать не может. И когда говорит, то обязательно встанет нос к носу и чуть ли не в рот тебе заглядывает.
– Ах, Нату-у-усик! Приве-е-ет! Что я тебе расскажу!..
А вот еще одна явилась. Расцеловались, будто тыщу лет не виделись, кудахчут, как две курицы. Теперь такие слухи расползутся по всей школе… Класс гуманитарный, почти одни девчонки, жуткие сплетницы, а Катя с Наташей среди них первые.
За обедом все дружно таращились на меня и Пряникова, шептались и хихикали. Крестинова серьезно спросила, буду ли я встречаться с Пряником или пошлю его куда подальше. Верка отпустила пару непристойных шуточек в мой адрес. Девчонки громко ржали. Я тоже посмеялась для виду и сразу заявила им, что мне плевать на Пряникова. Севка сидел за соседним столом, может, он слышал, хотя в столовой, как и везде в этой школе, дикий ор стоит, собственного голоса не слышно. На той перемене я не стала к нему подходить насчет истории, он тоже не подошел. Останемся после уроков и обсудим эту дурацкую реформу.
А может, вообще не подходить к нему? На кой он мне сдался, этот Пряников? Без него обойдусь. Почему обязательно нужно делать в паре? Это же не псих-тренинг какой-нибудь. И до понедельника еще два дня выходных.
Прозвенел звонок. Классная задала выучить письмо Татьяны, парням – письмо Онегина. Я быстро побросала вещи в сумку, подняла глаза и даже подскочила от неожиданности. Он стоит прямо передо мной, так спокойно, как будто весь урок тут простоял. И смотрит, словно чего-то ждет. Мне вдруг пришло в голову, что я ни разу с ним не разговаривала. И судя по всему, придется начинать первой.
– Чего тебе?.. А, да, доклад по истории, совсем забыла…
Классная не разрешила нам остаться, сказала, у нее какое-то совещание. Сегодня она опять злая, девчонки ее довели. В библиотеке толпилась малышня, вечно они тут торчат, достают библиотекаршу, которая от всех детей готова уже на стенку лезть.
Заглянула в учебник и три раза прочитала заголовок: ''Россия в 60-80 годы XIX века. Эпоха великих реформ. Правление Александра II''. Ничего не соображаю от шума. Тогда я повернулась к Пряникову и неожиданно для себя сказала:
– Слушай, в четыре часа библиотеку все равно закроют. У тебя дома кто-нибудь есть?
– Не знаю, – он пожал плечами.
– Ладно, пойдем ко мне.
На самом деле я и не собиралась тащиться к нему домой. Терпеть не могу чужие квартиры, чувствуешь там себя неловко и неудобно, никогда не знаешь, где там у них ванная комната и туалет. Вечно тебе тапочки ищут. Еще кормить начнут, расспрашивать… не выношу этой канители. Уж лучше идти ко мне, все равно дома ни души.
Пряников не возражал, и мы пошли. Робко предложил понести сумку, я сказала, что сама справлюсь, больше не приставал.
Севка шел рядом, чуть поотстав. Я упорно молчала, он тоже. Было ужасно холодно. До моего дома идти напрямик через дворы, а там повсюду сплошные горки да еще стройка эта, все перекопано, ни пройти, ни проехать. И я как всегда умудрилась поскользнуться, только подумала, что опять грохнусь где-нибудь, Севка схватил меня за руку, хотя, может быть, я просто чуть на него не упала. Сам виноват, не мог отойти куда-нибудь подальше, а то плетется сзади, на пятки наступает.
В лифте ехали, казалось, целую вечность. Молчать дальше было бессмысленно. Открыв дверь, я сразу почувствовала себя главной, хозяйкой положения. Севка наоборот скромно замер на коврике в прихожей, ожидая приглашения.
– Раздевайся, чего стоишь? И посиди пока в гостиной, я сейчас.
Специально сделала вид, будто мне не до него, засуетилась, изображая занятость, будто у меня куча дел, и быстро юркнула в свою комнату, прикрыв дверь. Переодеваться после школы я нарочно не спешила, возилась, наверно, полчаса. Почему-то долго стояла у шкафа и думала, что лучше надеть. Ненормальная.
Мама всегда ругается, когда я прячусь от гостей в своей комнате, говорит, это невежливо, и я никого не уважаю. Не хочу я уважать Пряникова. Кто знает, что у него на уме. Странный он какой-то.
Я осторожно заглянула в гостиную. Севка сидел на полу перед телевизором и рассматривал видеокассеты, так внимательно, неторопливо, даже с интересом, как будто выбирал, какой фильм лучше посмотреть. Мне вдруг пришло в голову, за это время он мог изучить нашу гостиную вдоль и поперек. Казалось, Севка напрочь забыл обо всем на свете, в том числе о моем существовании. Я стояла тихо наверно минут пять, не знаю почему. А потом сделала вид, будто только что вошла, нарочно хлопнув дверью. Севка резко вскочил и уставился на меня не то испуганно, не то удивленно, а может, радостно, не поймешь.
Я села в кресло, достала учебник, тетрадь, ручку. Севка примостился на краешке дивана с портфелем.
– Давай сначала прочитаем все про эту земскую реформу, составим план и распределим, кто что будет рассказывать, – предложила я, ища нужный параграф в учебнике.
Опустилась напряженная тишина. С улицы доносился шум машин, где-то далеко лаяла собака, на кухне монотонно гудел холодильник, у соседей играли на пианино, и все равно было так тихо, что эта тишина звенела в ушах.
Не могу сосредоточиться, буквы плывут перед глазами, в голову лезут бессвязные мысли, всякая дребедень…
Вся комната залита теплыми солнечными лучами. Стены стали оранжевыми от заката. Солнце слепит глаза. По моей руке скачет солнечный зайчик. Я откинула волосы со лба и заметила Севкин пристальный взгляд. Он тут же снова уткнулся в учебник. Я встала и ушла на кухню. Решила поставить чайник. Пока он закипал, долго смотрела в окно.
Почему девчонки решили, что он в меня влюблен? Ведь неспроста же. На пустом месте слухи не рождаются. Причем именно сегодня, когда этот доклад… Такое впечатление, словно все это какая-нибудь дурацкая шутка. Ну конечно, они специально подговорили историка задать доклад мне и Пряникову. Кажется, у меня начинается паранойя. И все-таки, почему он? Могли ведь приплести сюда кого угодно, но в результате оказался Пряников, которого, что называется, впритык не видят. Он для них пустое место. И вдруг… Похоже на полный бред.
Кошмарный день. Идиотские сплетни, хихиканье за спиной, таращатся все на тебя, как на чудо, и этот Пряников откуда-то взялся, и доклад по истории. ''Любит ли Онегин Татьяну?..'' Зачем я достала тетрадь по литературе, когда мне нужна земская реформа? И опять этот дурацкий вопрос. Уверена, на следующем уроке лит-ры классная спросит именно меня.
Чайник давно вскипел, а я все стояла, уставясь в окно, и думала, что вообще за человек этот Пряников и зачем он свалился на мою голову. А ведь он меня ждет, наверно, всю земскую реформу наизусть вызубрил.
– Ну, ладно, давай, я начну, а ты продолжишь и что-нибудь еще добавишь, – сказала я, входя в гостиную, – главное, выучи…
Севка спал, уткнувшись носом в подушку, одну руку положив под щеку, а другой обняв раскрытый учебник по истории, который постепенно сползал на край дивана, собираясь упасть на пол.
Не возникало никаких сомнений, Севка крепко и безмятежно спит, как сурок, будто он ужасно устал и не спал целую вечность. Сперва я так удивилась и просто стояла посреди комнаты, не зная, что дальше делать. Учебник упал на ковер с глухим стуком. Севка что-то пробормотал во сне, перевернулся на спину, сунув одну руку под подушку и откинув голову на бок. Растрепанные волосы топорщились хохолком на лбу, в них запутались солнечные лучи, отчего они казались золотистыми, хотя на самом деле светло-русые.
