Kitobni o'qish: «2012. Год Апокалипсиса»

Предсказывать очень трудно, особенно будущее.

Нильс Бор

Философ! Ищи золотой самородок

В мистических соках души и небес!

Дух – воздух материи великого рода.

И Бог в частых звездах для знаний воскрес!

Мишель Нострадамус

От автора

…Дождь пришел в Москву поздним вечером. Я засиделся за письменным столом, поскольку рассчитывал наверстать упущенное – днем, из-за жары – время.

На моем столе папка песочного цвета. В папке с десяток пожелтевших страничек рукописного текста.

История того, каким образом этот текст попал ко мне, такова. Я тружусь редактором в одном небольшом издательстве, профиль наш – «книжный ширпотреб» – календари, кроссворды и прочая дребедень. И только иногда – что-то дельное, как правило, издаваемое на средства заказчика. Тогда наш шеф вызывает нашу незабвенную Марь Ивановну, старушку – божий одуванчик: лет что-то около восьмидесяти (или уже восемьдесят), но – очень знающего человечка. В издательстве ее уважали и побаивались, особенно ее острого язычка; недолюбливал, но и уважал ее и шеф: недолюбливал за пристрастие к крепким папиросам и к такому же крепчайшему кофе (сам шеф – сердечник и язвенник – не переносил ни того, ни другого), уважал – за дело, Марь Ивановна могла, едва взглянув на рукопись, дать точный ответ – насколько сложен процесс подготовки порой совершенно графоманской писанины. Шеф ей доверял, и всегда доверие это оправдывалось, все складывалось так, как советовала «одуванчик». Благодаря советам Марь Ивановны шеф еще и кое-что выкраивал для собственных проектов. Но два дня назад наш железный «одуванчик» слег дома с элементарной ангиной, и шеф… неожиданно передал вновь пришедшую рукопись мне, посчитав, видимо, что в интеллектуальной иерархии мне отводится «вторая позиция» (после заболевшего «одуванчика»).

И вот рукопись у меня. Но сразу же просмотреть ее не удалось; только после семи часов вечера, когда в нашем издательстве воцаряется тишина, я наконец-то открыл папку.

…Пожелтевшие от времени странички, выцветшие чернила, писано давно, но почерк ровный, одна буква тянет за собой другую, очень аккуратно – поля, ровные строчки, абзацы, ну прямо образец прописи для первоклашек.

Итак, что же мы имеем…

* * *

«Тому, кто прочтет эту рукопись, советую не спешить. Продумайте все тщательно, взвесив все «за» и «против», прежде чем сделать вывод.

Но, поверь мне, все, что я говорю – правда, одна лишь правда, и более ничего.

Земля – живое существо, это бы следовало понять всем нам, людям, населяющим нашу бренную старушку. Мы пичкаем ее всякой гадостью, стараясь подсластить свою нелегкую жизнь. Мы застроили землю атомными электростанциями, перегородили воды дамбами и плотинами, мы крушим леса, закатываем живую плоть земли в асфальт и сталь, мы зачадили небо, мы затоптали траву, мы истребили все живое… Мы настроили саму природу против себя, и она ответит. Почти 26 тысяч лет назад, в самом конце … года, над землей пронесся ураган. Нет, это был не ветер с севера, и не смерч, порожденный столкновением холода и жары, это был ответ природы существовавшей в то время земной цивилизации, натворившей много бед… Мы ничего не уяснили. Впрочем, и не смогли бы, так как время уничтожило все воспоминания о первой гибели земли.

Ждем – второе?

Нет, кое-что нам все-таки удалось, мы смогли прочесть предсказания майя, их иероглифы не поддавались расшифровке долгие годы, а немногочисленные воспоминания испанских конкистадоров мало что могли пояснить миру.

Да, нашелся тот человек, для которого загадки майя оказались явно по зубам, он щелкал их как орешки… Великий учитель, он спас нас, он предсказал год, месяц и число, когда на Землю опустится тьма. Мы ждем этот день, он высчитан – 21 декабря 2012 года.

Но мы, словно малые дети, как всегда надеемся на авось: авось пронесет, и 22 декабря мир снова встретит нас солнечным утром.

Опомнитесь, самообман никого еще не выручал. Ждать у моря погоды, – хуже ничего придумать невозможно, лучше уж заранее заготовить домовину и, как порой поступали наши предки, мирно дожидаться именно в ее объятиях конца света.

Люди! Жизнь ваша в ваших руках, если вы будете только лицезреть надвигающуюся тучу, она поглотит вас, не дав даже возможности отступить назад.

Люди! Жизнь ваша, ваше будущее – оно ваше, и вам предстоит сделать главное и единственное – спасти вас самих, спасение только в ваших руках, и больше – ни в чьих.

А сейчас слушайте!

21 декабря, пять минут спустя после начала дня будет подан первый сигнал – станет светло, как днем. Этот свет – звездный, звезды пошлют к земле лучи свои, они пройдут сквозь километры космического пространства. Они поприветствуют нас последний раз, всего несколько минут, и вновь земля погрузится в ночную тьму. Но рассвета не ждите, его не будет. Вас разбудит не солнечный свет, а яркое пламя. В один прием ударят молчавшие до сих пор вулканы: словно фонтаны, по команде они дадут дружный залп, выброс вулканической «крови» будет страшен: буквально в минуты все живое вокруг исчезнет в огне, потоки огня сметут все, до чего дотянется их горячий язык, на месте схода вулканических рек мы найдем лишь безжизненную пустыню…

Но это только начало…

Едва умолкнут раскаты Этны и Ключевской сопки, как по земле ударит океан, разбуженный все теми же вулканами; волна, поднятая вулканическими взрывами, откроет новый фронт, ничто не спасет нас от ее мощи, под водой исчезнут не только острова, но и целые районы материковой суши.

 
Бухты огромной покой никогда не тревожат там ветры,
Но громыхает над ней, словно рушась, грозная Этна:
То извергает жерло до неба темную тучу —
Дым в ней, черный как смоль, перемешан
С пеплом белесым, —
И языками огня светила высокие лижет,
То из утробы гора извергает огромные скалы,
С силой мечет их ввысь, то из недр, бурлящих глубоко,
С гулким ревом наверх изливает расплавленный камень¹.
(Вергилий)
 

И это еще не все.

«Обрушение» – вот то состояние, в которое погрузятся наши города, наши центры цивилизации, природа знает, куда бить – в самые хрупкие места – наши коммуникации – водоснабжение, газопроводы, дороги, аэропорты… Что еще… Это уже неважно, удар будет сокрушительный и в том случае, если он выведет из строя хотя бы одну систему, ну, например, подачу воды. Мы – заложники тех систем жизнеобеспечения, которые мы сами же и создали. Ужас скует наш рассудок, наши руки и наши ноги… Мы будем метаться меж домов наших, подобно стаду баранов, ища поводыря – «слепые поводыри слепых»…

Вы видели «Последний день Помпей» кисти нашего великого соотечественника?² Думаю, что да… Помните тот страх, что свел руки и ноги древних римлян, ищущих спасения от сил небесных и бедствий земных… Мы будем точной их копией, только все произошедшее много веков назад покажется нам жалкой пародией, поскольку нам самим придется испытать на себе все ужасы взбунтовавшейся природы.

Винить некого, только самих себя.

Прочтите последний раз молитву, но в просьбах своих к Всевышнему просите спасения не для себя, а для детей своих. Спасите их души, их будущее…

Не знаю, кто из них уцелеет, не знаю… Но хотелось бы, чтобы уцелевшие смогли донести, подобно майя, память о всемирной беде правнукам внуков своих. Земле предстоит существовать еще добрые тысячи лет, ей предстоит пережить еще множество бед и ужасов, катастроф и погружений во тьму: после 21 декабря Земля вновь начнет свой отсчет 26 тысяч лет.

Хватит ли у наших внуков и правнуков терпения из поколения в поколение передавать сокровенное знание, заветные слова, те ужасы, от которых человечество теряет весь свой многовековой багаж…

Посвященные! На вашей совести наше просвещение, просветление и прозорливость. Только вы можете предупредить всех и каждого о тучах, идущих с запада, об огненном смерче и водной лавине, движущихся навстречу друг другу, о колючих ветрах и знойных солнечных лучах, убивающих все живое.

Мы – не маги, мы не можем заставить остановиться на полпути морскую волну, мы не в силах взмахом руки загнать в утробу вулкана горящую лаву. Но мы в состоянии сорганизоваться, сплотиться, уменьшить потери наши, спасти наших детей, наших стариков – все наше настоящее богатство.

Мы должны использовать всю мощь нашего интеллекта, создавая своеобразную контрсистему – на выпад природы ответим своим выпадом: огонь остановим огнем, воду водой, а лавину направим по тому пути, который нам выгоден.

Мы должны быть изворотливы, гибки, сгибаясь под тяжестью беды, должны, подобно пружине, разогнуться…

У меня нет готовых рецептов, но я могу сказать одно: в дни испытаний не будет ни бедного, ни богатого – сбежать будет некуда, а убежища не спасут от тьмы, настигающей везде. Не будьте снобами, подумайте о тех беднягах, что заполняют наши города и в мирное время, а в день «Х»? Помогите ближнему, и ближний поможет вам. Кто знает, где настигнет вас горящий дождь, несущий смерть и горе.

У меня нет желания выступать советчиком, я делюсь с вами мыслями, что крутятся у меня в голове, я хотел бы спрятаться от навязчивой идеи спасти человечество, к которому я и сам себя причисляю. Нет, я готов только к одному: сообщить своим соплеменникам то, что знаю, что поведали мне те, кого мы зовем «посвященные» (может быть я – один из них?).

Знания мои вряд ли спасут мир, нет, наша жизнь коротка, быть может, я и не доживу до конца Света в силу своего физического состояния, мне уже почти восемьдесят, старуха с косой стучится ко мне в дверь…

Но я успел все передать бумаге, все, что знал, все, о чем мог подумать, все, что виделось в страшных, но пророческих снах. Все, все доверил я бумаге, и не жалею, пусть все, кто сможет, кто в состоянии – делают выводы из прочитанного, из нагроможденных слов и словосочетаний…

Я предвижу слезы наших матерей и жен, плач наших детей, страдания наших ближних…

В моих глазах – зарево пожара, мутный поток, сметающий на своем пути хижины и дворцы, страх в глазах тех, кого огонь или вода избрали в качестве своей жертвы.

В моих ушах – стон земли, шум ветра и грохот рвущейся к своей цели воды… Они несут смерть…

В моем сознании – скрежет, скрип, стон… Дьявол схватил людей за горло… Человечеству придется пройти сквозь игольное ушко…

Я слышу, я вижу, я ощущаю…

Нет, это еще далеко не все, что я хотел сказать этим несколько сумбурным признанием… Еще множество мелочей, о которых надо, стоит сказать… Этими мелочами я могу облегчить участь своих одноплеменников… Это мой долг, моя совесть требует признания до конца».

Еще несколько страничек знакомых с детства строчек Киплинга:

 
На Восток лениво смотрит обветшалый старый храм,
Знаю, девушка-бирманка обо мне скучает там.
Ветер в пальмах кличет тихо, колокольный звон смелей:
К нам вернись, солдат британский, возвращайся в Мандалей!
Возвращайся в Мандалей,
Где стоянка кораблей,
Слышишь, плещут их колеса из Рангуна в Мандалей,
Рыб летучих веселей,
На дороге в Мандалей,
Где заря приходит в бухту, точно гром из-за морей.
В желтой юбке, в синей шляпке, – не забыл ее наряд.
Как царица их носила, имя – Супи-Яу-Лат.
В вечер тот она курила, от сигары шел дымок,
Целовала жарко пальцы скверных идоловых ног.
Этот идол, вот беда,
Ихний главный бог Будда,
Но о нем, меня увидев, позабыла навсегда.
На дороге в Мандалей…
Полз туман над полем риса, солнце медленно брело,
Банджо взяв, она играла, напевала: «Кулло-ло!»
На закате, прижимаясь горячо к щеке щекой,
Шла со мной смотреть на хати, тик грузивших день-деньской.
На слонов, что день-деньской
Носят доску за доской.
Слово молвить было страшно, так недвижен был покой,
На дороге в Мандалей…
Все давным-давно минуло, и прошло немало дней,
А из Лондона не ходят омнибусы в Мандалей;
И теперь я понимаю, что солдаты говорят:
«Кто услышал зов Востока, тянет всех туда назад».
Тянет всех туда назад
В пряный, пьяный аромат,
В край, где солнца и заливы, и колокола гремят.
На дороге в Мандалей…
Мне противно рвать подошвы о каменья мостовых,
И от мороси английской ломота в костях моих.
Сколько хочешь здесь служанок, но, по мне, они не в счет:
О любви они болтают, ну и глупый же народ!
Руки-крюки, в краске рот,
Ну и глупый же народ.
Нет, меня в стране зеленой девушка тоскуя ждет.
На дороге в Мандалей…
За Суэцом на Востоке, где мы все во всем равны,
Где и заповедей нету, и на людях нет вины,
Звоном кличут колокольни: о, скорее быть бы там,
Где стоит на самом взморье обветшалый старый храм.
На дороге в Манделей,
Где стоянка кораблей,
Положив больных под тенты, мы летим в Мандалей,
Рыб летучих веселей!
О, дорога, в Мандалей,
Где заря приходит в бухту, точно гром из-за морей!³
 

* * *

Я закончил чтение поздней ночью, когда в офисе не осталось ни одного из служащих, даже в кабинете шефа мертвая тишина (удивительный случай). Я не отрывался от чтения несколько часов, и даже не заметил, как вечер уступил место ночи.

Предупреждение автора рукописи звучало убедительно, и в то же время не менторски, без занудства.

Но при чем здесь Киплинг? Прореха в аргументации? Эти стихи я помнил с детства, когда моя тетка, получившая среднее образование еще в дореволюционной гимназии, читала мне их сначала на английском языке, а затем на русском; а я, закрыв глаза, погружался в киплинговские строчки; ничего более мелодичного и не слышал. Но сейчас – при чем здесь Киплинг?

Да, я конечно был в курсе 2012-го, об этом много писали и говорили.... Но все как-то навязчиво… А здесь – взвешенно и ровно, размеренно и разложено по полочкам.

Стоит ли издавать рукопись? Поймут ли ее читатели? Не напугает ли она тех, кто ждет конца Света со дня на день?

Сам себе задаю вопросы, и сам себе пытаюсь ответить.

И не могу…

Почему?

Не хватает знаний?

Да нет, тупицей себя никогда не считал…

Все дело в другом, не хватает тех знаний, которыми обладали посвященные…

* * *

Я набрал номер телефона нашей Марь Ивановны.

– А, это вы, молодой человек.

Я хмыкнул: молодой…

– Да, да… именно так – молодой человек. Я могу себе позволить небольшую вольность… И как же рукопись? Уже… прочитана…

– Ага…

– И…

– В раздумьях…

– Иного и не ожидала… Это я попросила Ванечку (нашего шефа) передать ее вам…

– Да?

– Да…

– Не ожидал…

– Ну, почему же… Вы, как мне показалось, единственный, кому я могу доверить…

– Доверить?..

– А вы думали, ее будут печатать? Нет, мой дорогой, я о другом… Мой возраст…

Восемьдесят… как и автору…

Марь Ивановна продолжала:

– Держать в себе то, что передается по наследству от одного к другому, было бы неразумно. Я выбрала вас… Оставьте эти… (она споткнулась) это признание себе, придет время, и вам придется с кем-то поделиться, и не только тем, что вы сегодня прочитали, но тем, что вам еще предстоит узнать. И в очень странной для вас форме… Боюсь, что это наш последний разговор… Прощайте, мой дорогой…

Щелчок, Марь Ивановна опустила трубку телефона на рычаг…

Я – в одиночестве.

Взял с полки томик Ницше, открыл наугад:

«Есть проповедники смерти; и земля полна теми, кому нужно проповедовать отвращение к жизни.

Земля полна лишними, жизнь испорчена чрезмерным множеством людей. О, если б можно было «вечной жизнью» сманить их из этой жизни!

«Желтые» или «черные» – так называют проповедников смерти. Но я хочу показать их вам еще и в других красках.

Вот они ужасные, что носят в себе хищного зверя и не имеют другого выбора, кроме как вожделение или самоумерщвление. Но и вожделение их – тоже самоумерщвление.

Они еще не стали людьми, эти ужасные; пусть же проповедуют они отвращение к жизни и сами уходят!

Вот – чахоточные душою: едва родились они, как уже начинают умирать и жаждут учений усталости и отречения.

Они охотно желали бы быть мертвыми, и мы должны одобрить их волю! Будем же остерегаться, чтобы не воскресить этих мертвых и не повредить эти живые гробы!

Повстречается ли им больной, или старик, или труп, и тотчас говорят они: «жизнь опровергнута!»

Но только они опровергнуты и их глаза, видящие только одно лицо в существовании.

Погруженные в глубокое уныние и алчные до маленьких случайностей, приносящих смерть, – так ждут они, стиснув зубы.

Или же: они хватаются за сласти и смеются при этом своему ребячеству; они висят на жизни, как на соломинке, и смеются, что они еще висят на соломинке.

Их мудрость гласит: «Глупец тот, кто остается жить, и мы настолько же глупы. Это и есть самое глупое в жизни!»

«Жизнь есть только страдание», – так говорят другие и не лгут; так постарайтесь же, чтобы перестать вам существовать! Так постарайтесь же, чтобы кончилась жизнь, которая есть только страдание!

И да гласит правило вашей добродетели: «Ты должен убить самого себя! Ты должен сам себя украсть у себя!»

Нет, и Ницше здесь не поможет, ответ надо искать в других плоскостях…

Встал, подошел к окну. Дождь все еще шел, луч фонаря выхватывал из темноты кусок мокрого и скользкого асфальта… Тишина… казалось, все кругом вымерло. Но это только казалось… Вот, слева движется троллейбус, справа – к остановке спешит, стуча каблучками, молодая женщина. Издалека – скрежет тормозов, гудок легкового автомобиля.

С кем посоветоваться и как вообще понимать этот короткий разговор с Марь Ивановной? Посвящение в посвященные? Нет, слишком уж это все просто, обыденно… Да и не тяну я на посвященного: рылом, что называется, не вышел… Нет того аристократизма, что у нашей Марь Ивановны…

Стоп, как это я раньше не подумал: не простой она человечек, есть в ней что-то такое, от чего в разговорах с ней чувствуешь себя малолеткой и необразованным дитятей…

Интересно, посвященные, они – везде, или их буквально единицы… Почему, как они выбирают себе замену, своих преемников? Нутром? Все просчитывая, проверяя? Или…

Я вновь и вновь задавал себе странные вопросы, мысли крутились в моей голове, руки слегка дрожали. Я никак не мог нащупать то звено, которое стало бы центральным, основным.

Но – стоп, вот оно – 2012-й. Он – близок, время летит стремительно, без остановки… Еще чуть-чуть, и мы станем свидетелями тех событий, которые нам предвещают вот уже несколько сотен лет…

Набраться терпения и ждать… Но кому известна моя судьба…

Ждать и ждать?

Да, но не в качестве статиста, а – чуть более значимой фигуры этого мирового спектакля, входящего в историю как Судный день.

Я буду писать, говорить, объяснять, учить, информировать… Это – совсем немногое, но – все, что смогу.

* * *

На следующий день я узнал – Марь Ивановна скоропостижно скончалась ночью. Ее нашли сидящей в кресле: в левой руке – телефонная трубка, в правой – папка песочного цвета, на папке – римская цифра два. Папка оказалась пустой. С кем она готовилась говорить перед тем, как у нее остановилось сердце? Этого мы так и не узнали… Да мы и не стремились… Посвященные должны уносить кое-что из своих тайн с собой… Промолчал и я о своем последнем разговоре с Марь Ивановной.

Я подхватил эстафету. Моя очередь… «Самый прочный мост – мозг», – не помню, правда, кто это сказал, но, бесспорно, очень рассудительный человек.

* * *

…Итак, в центре общественного внимания последних лет – надвигающийся 2012 год. Чем вызван столь огромный и неподдельный интерес, из-за чего ломаются копья? Из-за чего идут не прекращающиеся вот уже десятки (если не сотни) лет споры? Из-за чего одни обвиняют других в смертных грехах? О нем много пишут, спорят, обсуждают… Вышла уже не одна книга и не один фильм (как художественного, так и документального плана), в которой год этот – центральная тема, где 2012-й предстает переломным и судьбоносным для всей человеческой цивилизации…

«…Наша цивилизация на Земле не первая – пятая⁴. И она подходит к концу… Человечество переходит на новую, более высокую ступень своего развития. По нашим прогнозам, это случится в 2012-м. Почему назван именно этот год? Потому что календарь майя намного точнее нашего, и он заканчивается 2012 годом. Как заканчиваются и тибетский, египетский и другие календари известных цивилизаций. Это не может быть простой случайностью. Еще один нюанс. Возьмите Библию и калькулятор и посчитайте. 1844 год – начало Апокалипсиса. Его конец – 2012 год. Поэтому летающие тарелки и прочие представители параллельных миров заняты элементарной разведкой нашей цивилизации. И делают они это для того, чтобы переход к новой цивилизации совершился с наименьшими для них потерями. И наступит эра Водолея…»⁵.

2012 год воспринимают как пик Апокалипсиса…⁶

Не меньше и не больше…

Жуть берет…

И в доказательство тому приводят весьма весомые аргументы. Весомые аргументы, правда, для одних и совершенно неубедительные для других; но истина, как мы помним, познается в споре. Включимся в спор и мы, небесполезно все-таки… Так, по крайней мере, нам представляется. В противном случае, зачем все…

Чтобы поставить точки над «i», надо очень внимательно всмотреться в существующие уже предсказания и отнестись к ним не просто достаточно серьезно, а – непредвзято и, может быть, с долей иронии, поскольку лишь последняя в состоянии спасти этот мир…