Kitobni o'qish: «Врача вызывали?»
Об авторе «Врача вызывали?»
Хоть и не вызывали – он уже здесь. Возле вас. Прочтёте эту книгу – он останется. С вами. Нет, возможны, безусловно, варианты. Но факты бездумного отторжения не испортят общей статистики убедительного выздоровления. Как известно, побеждает болезнь только тот, кто хочет этого сам.
Так вот, врач – Вадим Рубинчик. Я знаю его лет двадцать. Первые из них пришлись на 80-е. Советская Белоруссия – ещё та держава, впрочем, постсоветская Беларусь – тоже… Но я не про государство, я – про родину… Прошло время, и я теперь по-прежнему здесь, а Вадим наконец-то там. И мы уже хорошо знаем, что социализм – не у меня, а у него. Но мы ещё поговорим про социализм с советским нечеловеческим лицом…
А сейчас – снова про автора. Он не только дипломированный врач. График, скульптор, поэт. Чем ты удивишь завтра, Вадим? Знаю, ты всю жизнь собирал у пациентов анализы для своей «Истории болезни».
Ставил диагнозы и писал, писал рецепты. Так появилась книга с целительным эффектом.
Вы спросите меня: от чего лечиться будем? И я отвечу: от равнодушия. Лечить подобное, заметил классик, следует подобным. Но у нас не тот случай. И врачебная ошибка исключается категорически. Вадим Рубинчик лечит равнодушие ностальгией. Не сентиментальным размазыванием соплей (извините) и слёз по безвозвратно утерянному сонно-спокойному брежневскому застою, который продолжил превращение народа в толпу… Но оставались инакослышащие, инаковидящие. Такие были всегда. Вадим Ильич – из их числа.
И лечит он радостью. Да, ностальгия – чувство радостное. Главное, дозировку не нарушить. В «Истории болезни» – всё в пропорции. Когда я читал эту книжку, то плакал (ещё раз извините) и смеялся. Смеялся больше. И радость эта (как врач и прописал) похожа была на «Советское шампанское», на весенний погожий день, пахла первыми новыми джинсами за 200 рублей. А ещё – духами любимой (французскими, купленными на всю мою зарплату в 125 рублей и по огромному блату), сигаретным дымом «Орбиты», ароматом креплёного вина «Агдам» и фарцовым виниловым диском Deep Purple… Да мало ли чем пахнет молодость!
Да, ностальгия – радостное чувство. Ещё один классик изрёк: «Печаль моя светла». И попал в точку. Свет – лечит. А для нас он исходит из 80-х. Да, из застойных 80-х. Но времена, как известно, не выбирают… Именно тогда мы дружили запоем, любили без оглядки, заново открывали мир, не слушали советов, протестовали против всего, учились, меняя общаги, пели, стараясь не фальшивить, доказывали и ошибались, ошибались, но всегда хотели идти вперёд. И всё это пробовали впервые. Мы ещё не знали, что делаем историю, а она – нас… Книга – именно про это. «История болезни» – не столько возврат в 80-е, сколько переосмысление того, что мы успели сделать, а что ещё надо успеть. В Любви, Дружбе, Согласии… Большая история слагается из маленьких. А болезнь, иссушающая и нивелирующая, одна на всех – равнодушие. Когда душа равна нулю.
Так давайте, ребята, плюсовать: от нуля – и до бесконечности. Когда плюсуешь, равнодушие отступает перед жизнью, радостной и полноценной, где нет места предательству… А жизнь – единственная болезнь, не требующая излечения, которая со временем и так проходит…
Ваше здоровье, друзья!
Евгений РАГИН из Минска.
Друг, журналист, когдатошний ценитель «Агдама»
и всегдатошний любитель бесшабашной жизни
Вступление
Минск – город моей пролетевшей, как волшебная птица, юности… Да что там юность… Жизнь мчится с бешеной скоростью. Однако останавливаться нельзя… Ибо остановка означает смерть. Однако я зачем-то постоянно оборачиваюсь, хочу ещё раз взглянуть на прошлое, ещё совсем недавно бывшее настоящим. Ах, как порою до чёртиков хочется вновь пережить те года, что мелькнули весёлой минутою. Снова шалить и творить бесконечные глупости…
Наверное, я просто скучаю по ушедшему времени, когда все мечты, самые дерзкие и невероятные, казались возможными. Эта книга – легкокрылый полёт к себе самому в то время, где уже никто не живёт… Друзья повзрослели и стали другими… Минск… Люблю ли я его?.. Конечно же… Но не этот современный выросший в два раза город, а тот, в котором когда-то жил я… С толкучкой в транспорте, с бесконечными очередями, с дезодорантами, которые легко конкурировали с репеллентами. Со всей этой нудной и отупляющей промывкой мозгов… Но ведь это был просто фон для того захватывающего спектакля, который мы называем – Жизнь…
За знакомство!
У Валеры – двойной праздник. Во-первых, он поступил в мединститут, во-вторых, получил комнату в общаге. Причём «во-вторых» радовало его даже больше, чем «во-первых». Дело в том, что парень вырос под суровым родительским, а точнее – материнским, контролем. Отец полностью доверял супруге и в воспитательном процессе, прямо скажем, принимал пассивное участие. То есть он реально существовал, даже время от времени спрашивал, как дела, но основная тяжесть воспитания легла на плечи матери. Когда маленький Валерка появился на свет, ему сразу же было объявлено: «Во избежание всевозможных несчастных случаев и непредвиденных ситуаций всё запрещено категорическим образом навеки вечные. Просто на всякий пожарный случай».
Слава богу, парень вовремя сориентировался, неожиданно обнаружил, что не у всех сверстников установлен строгий тюремный режим, и стал готовить побег. Валера старательно штудировал школьную программу, хотя знал, что в реальной жизни ему пригодится максимум одна сотая из полученных знаний. Он специально спрашивал у взрослых, что они помнят из грамматики русского языка. Начал с соседей. Основная масса твёрдо знала, что «не» пишется с глаголами отдельно. Некоторые помнили, что «жи» и «ши» пишутся через «и». Однако на вопрос, что такое деепричастный оборот, тётя Таня не ответила и вдруг заспешила на работу. А тётя Люда просто впала в ступор. И только дядя Вася честно сказал: «А хер его знает…» Потом подумал и спросил: «На фиг тебе это надо?» С химией, физикой и алгеброй дело обстояло и того хуже. Взрослые, только заслышав вопрос, разбегались, как ночные тараканы от неожиданно включенного света. Единственным, кто давал хоть какой-то ответ, оставался дядя Вася. Он никуда не убегал. Потому что, как правило, всегда был слегка пьян, плюс хромота, ещё с войны. Разнообразием ответов он, правда, тоже не баловал. «Хер его знает…» – вот стандартное умозаключение с небольшими вариациями, не вполне подходящими для цитирования в печати. Все опрошенные, без малейшего исключения, являлись уважаемыми людьми. Следует отметить: несмотря на тотальную амнезию, они жили полноценной жизнью и даже наслаждались ею. Сам собой напрашивался нехитрый вывод: детей посылают в школу, чтобы по улицам не шлялись. А уроки задают, чтобы дома ерундой не занимались. Сами же знания практической ценности не имеют и используются как отвлекающий маневр. Короче, кто знает, поступал бы Валера в институт или нет, однако жизнь в общежитии в силу географического положения полностью исключала возможность жёсткой материнской любви и являла собой символ заветной свободы, вседозволенности и счастья. Это и явилось основным фактором в решении получить высшее образование.
Соседом по комнате оказался здоровый спортивный парень со спокойным, невозмутимым, как у индейца, лицом.
– Зеленцов. Зеленцов Сергей, – сказал тот и протянул твёрдую, как доска, ладонь.
Валера представился и сказал:
– Расскажи про себя, а потом я. Ну, чтобы знать «who is who»…
Сергей на мгновенье задумался:
– Школа, медучилище, ВДВ, ПО (подготовительное отделение) – всё…
Валера засмеялся.
– Ну, брат, ты, я вижу, большой любитель поболтать! Если краткость – сестра таланта, ты – просто гений-самородок! Ну что ж, я принимаю вызов! Вот моя биография – школа!
Сергей улыбнулся, слегка пожал плечами и сказал:
– А чего говорить… Поживём – увидим.
На том и порешили. Ребята разложили немногочисленные вещи и пошли в магазин за продуктами. Современная девятиэтажная общага одиноко стояла посреди абсолютно голого поля, словно заброшенный маяк. Она производила довольно странное впечатление, совершенно не вписываясь в общий пейзаж минского пригорода. До гастронома было километра три минимум. Ребята шли, общались, и время летело незаметно. Говорил по большей части Валерка, да так эмоционально и искренне, что в итоге Сергей тоже разговорился.
Когда проходили мимо винно-водочного отдела, Валера предложил:
– Ну что, Серёга, возьмём бутылочку – за знакомство?
Но тот ответил, не задумываясь:
– Алкоголь – яд. И вообще, я сюда учиться приехал.
Валера удивился, но виду не подал. Ребята молча вышли из магазина, разговор не клеился. Валера шёл и думал, что бутылочка винца никак не помешала бы. Посидели бы, поговорили. Первый день – уроков пока не задали… А Серый чувствовал себя неловко. Он поймал себя на мысли, что ему нравится общаться с этим шустрым хлопцем. Несмотря на внешнюю легкомысленность, тот прочёл гораздо больше Серого и вообще мыслит не по возрасту самостоятельно. Смеркалось, и ребята не заметили, как путь им преградили четыре парня. Лет по восемнадцать каждому, не больше. Они стали так, что обойти их было невозможно. Коренастый крепкий хлопец одет в ветровку нараспашку, из-под которой виднелась тельняшка десантника. Он дерзко посмотрел на Серого и выдал ритуальную фразу: «Закурить не найдётся?» Сергей не ответил. Он прекрасно знал, чем закончится эта дружеская беседа. Однако не боялся. Просто не хотел начинать первым и терпеливо ждал, когда парни начнут махать кулаками. Если дело дойдёт до милиции, всё будет выглядеть как самозащита. Но Валера тем временем вышел вперёд и как бы между прочим поинтересовался:
– Десантура?
Парень замялся. Судя по возрасту, он ещё не служил в армии вообще. И хлопцу, ясное дело, польстило, что кто-то принял его за бывалого армейца. Однако соврать не мог – неудобно перед друзьями.
– Ты где служил? – словно не замечая замешательства, настаивал Валерка.
– Да не-е… Это братана тельник… – неохотно сказал любитель покурить на халяву.
– Не горюй, ещё послужишь… – утешил Валерка. И парень, совершенно забыв, с чего начался разговор, вдруг разоткровенничался и рассказал, что троих его друзей призывают ровно через месяц. Причём всех в одну пехотную часть. А он будет служить один. И во флоте. Он ничего не имеет против, у него, можно сказать, морская душа… Но три года – это же срок. Валера, естественно, согласился. Сергей стоял, слушал и ничего не понимал. Пять минут назад эти хлопцы хотели драться, а теперь делятся планами и сомнениями… Тут новый знакомый протянул руку и сказал:
– Меня Михась зовут. Если тут, на Юго-Западе, какая непонятка – скажи, что ты мой кореш. Проблем не будет.
– А я Бродяга, – сказал Валера. – Мне везде хорошо…
– Заметно, – засмеялся Михась.
Ребята расстались если не друзьями, то добрыми приятелями. Некоторое время Сергей и Валера шли молча. Вдруг Сергей сказал:
– Пожалуй, давай вернёмся – винца возьмём.
– Так алкоголь же яд! – с притворным ужасом в голосе воскликнул Валера. – И вообще я сюда учиться приехал, – серьёзно добавил он, передразнивая нового друга. Сергей рассмеялся:
– Один ноль в твою пользу.
…Волшебный аромат яичницы, домашней колбаски и жареного лука наполнил маленькую студенческую комнату. Валера разлил «Агдам» в большие чайные кружки и сказал:
– За знакомство!
Выпили, и Серый спросил:
– Скажи, вот ты попёр на него с открытым забралом. Ну, дистанцию сократил до нуля, руки внизу… А если бы он тебе по челюсти въехал?
Бродяга пожал плечами:
– Риск, конечно, есть. Но небольшой. Я этот сорт людей знаю. Главное, вовремя сбить с толку, переключить на другую волну.
Сергей удивлённо поднял брови:
– Ты что, всех людей по сортам расписал?
Валера засмеялся:
– Нет… Ещё не всех, но стараюсь…
– А зачем?
– Так интересно же, – удивился Валера. – Представь, встречаешь человека и видишь: такой уже есть в коллекции. Ты уже знаешь, как он заводится и как им пользоваться.
– Ты пользуешься… людьми? – спросил Сергей. В его голосе явно звучало осуждение.
Валера налил вина и сказал:
– Конечно. Вот и сегодня воспользовался.
– Что-то здесь не так, что-то мне не душе… – неуверенно сказал Сергей.
– Тебе мешают ограниченные представления о жизни, – самоуверенно заявил Бродяга. – Очевидно, слово «пользоваться» настораживает и напрягает. Ты думаешь, что пользоваться людьми не красиво, не порядочно? Верно?
Сергей кивнул.
– Но ведь пользоваться можно и хрустальной вазой – осторожно и бережно, не так ли? Ты наверняка имеешь в виду, что я использую людей в личных целях?
Сергей снова кивнул, – Ну, так вот – не использую. Манипулирую только в порядке самообороны от дураков и прочей агрессивной братвы.
Сергей помолчал и спросил:
– Я чисто теоретически интересуюсь – а смог бы?
– Конечно! – не задумываясь, ответил Валера.
– Так почему же ты не…?
– Так не порядочно… – не дал договорить Валерка.
– Но соблазн большой? – спросил Сергей.
– He-а… Так, пошалить, подёргать немного за ниточки… Но не более того, – беспечно сказал Бродяга. – У меня, как у настоящего самурая, есть кодекс чести.
Сергей не совсем понял, где кончается шутка, а где Валера говорит серьёзно. Но вопрос был принципиальный, и Сергей не отставал:
– Но соблазн большой?
Валера внимательно посмотрел на нового друга.
– Скажи, ты тех хлопцев мог бы вырубить за шесть секунд, правда?
– Не вопрос, – ответил Сергей.
– Трудно было удержаться? – спросил Валерка.
– Да нет… Зачем мне это? – удивился Серый.
– То есть тебе никому ничего доказывать не надо. Ты и так уверен в своей силе?
– Понятно… А ты – в своей! – догадался Сергей. – Ну, тогда другое дело. А то я уж думал, ошибся в тебе…
– Не ошибся… Не ошибся, – засмеялся Валера и посмотрел на пустой фаустпатрон (бутылка вина 750 мл).
Вино закончилось незаметно. Было уже довольно поздно, но Серый решил продолжить разговор. Это было на него не похоже.
– А знаешь, ты рассуждаешь, как человек гораздо более взрослый… Откуда у тебя это?..
– Мудрость, что ли? – скромно подсказал Валера.
– Ну, мудрость, не мудрость, – засмеялся Сергей. – Но знание людей…
– Трудное детство, – задумался Бродяга. – Нет, неверно… Достаточно обыкновенное детство. Однако я был очень чувствительный и ранимый хлопчик. Жить было больно. Поэтому очень рано стал задумываться о жизни… Каждый день думал… Давай лучше я про тебя расскажу.
Сергей понял, что Валера не хочет вдаваться в подробности. Оно и понятно – всё-таки первое знакомство…
– Ну, расскажи, – не скрывая любопытства, сказал он.
– Ты человек, военный по духу. Любишь определённость в работе, в отношениях… Чтоб всё было расписано от «а» до «я». Люди у тебя тоже либо хорошие, либо плохие – без вариантов. Цели ясны и столбы помечены. Но… Но! В душе ты – романтик. Тебе скучно от собственных планов. Тем не менее все люди кругом живут также, и по-другому ты просто не умеешь. – Валера задумался на мгновенье, но вскоре продолжил. – Иногда ты просто не понимаешь, зачем тебе всё это надо… Я бы сказал, ты – гусар. Вот и усы у тебя, как у Дениса Давыдова. Чистый Поручик.
Сергей удивился столь точному и, главное, быстрому диагнозу своего внутреннего конфликта. Он всегда знал о нём, но не придавал особого значения. Неужели так заметно, подумал он, но спросить постеснялся и, стараясь перевести разговор на другую тему, сказал:
– Почему именно Поручик?
– Просто я других гусарских званий не знаю, – засмеялся Валера.
Несмотря на то что всю жизнь Сергей был против кличек, ему неожиданно понравилось. Он на мгновение представил, как он верхом на лихом вороном коне с саблей наголо скачет впереди эскадрона… Улыбнулся и сказал:
– Ну, Поручик так Поручик…Так Сергей Зеленцов с лёгкой руки Валерки стал Поручиком…
Через пару недель в перерыве между лекциями Сергей подошёл к Бродяге и озабоченно сказал:
– Я тут краем уха слышал – нам третьего подселить хотят.
– Хорошего мало. Больше народу – меньше кислороду, ясный пень. А кого?
– В том-то и дело, что неизвестно. Есть тут пара ребят, что живут рядом с Минском и выбивают себе общагу. Давай выберем сами, а то навяжут какого-нибудь дятла…
– За кого мы говорим? – поинтересовался Валера.
– Есть тут одна кандидатура, – уклончиво сказал Поручик. – Со мной в группе учится – Толян… Может, знаешь?
– Немного… Поёт хорошо. Нормальный хлопец, немножко инфантильный, правда, – высказал своё мнение Бродяга.
– Он ещё боксом занимался, – сказал в защиту потенциального соседа Поручик.
Валера понял, что друг уже сделал выбор и просто в силу своей деликатности хочет, чтобы принятие решения выглядело совместным.
– Ну-у, раз боксом занимался… Тогда без вопросов. Он сразу станет почётным членом нашего клуба.
Поручик засмеялся, и было видно невооружённым взглядом: он рад, что всё сложилось так просто.
Сергей сразу замахал руками Толику. Тот энергично закивал в ответ – дескать, понял – и энергично сжал кулак на уровне груди. Бродяга отследил взгляд и воскликнул:
– Ну, баламут! Чего было сразу не сказать… К чему эти игры в демократию?..
Вечером ребята ещё раз выпили за знакомство, которому суждено было стать настоящей дружбой… Толик достал гитару и запел:
Во французской стороне,
На чужой планете,
Предстоит учиться мне
В университете.
До чего тоскую я,
Не сказать словами.
Плачьте ж, милые друзья,
Горькими слезами.
На прощание пожмём
Мы друг другу руки,
И покинет отчий дом
Мученик науки…
В душе, словно чудесные цветы, расцветали всевозможные надежды. Они были совершенно неопределённые и абсолютно не конкретные. Скорее всего, это было просто смутное предвкушение счастья… А каким оно будет…Кто знает? То, что его может просто не быть, – такой вариант даже не рассматривался. Юность… Наивная до глупости, счастливая до идиотизма… и прекрасная в своей неповторимости…
Пуля – дура…
– У меня жена как пуля!
– Что, такая быстрая?
– Да нет, такая же дур-ра!
Анекдот с бородой
Бродяга сидел на лекции по истории КПСС и откровенно скучал. Он и так знал, что Ленин живее всех живых, что марксистско-ленинская теория непременно победит, потому как она единственно правильная. А почему она правильная, в те далёкие доперестроечные времена никто ещё не задумывался. Лектор искренне старался привлечь внимание неблагодарной публики. Он постоянно двигался, шутил, рассказывал очень поучительные случаи из жизни классиков марксизма-ленинизма и даже из своей собственной. Настоящий массовик-затейник. Впереди сидящие студенты сосредоточенно конспектировали лекцию слово в слово, не отвлекаясь ни на минуту. И лишь изредка перебивали оратора просьбой диктовать помедленнее. Позади Валеры расположились трое девчат – они постоянно шушукались и хихикали. Очевидно, это были очень умные девочки. Потому как не придавали всей этой истории ни малейшего значения. Через некоторое время одна из них, Жанка, протянула бумажку, сложенную вчетверо и подписанную «для Миши». Бродяга уже хотел передать её дальше, но девушка, с большим трудом сдерживая смех, громко прошептала: «Прочти!» Валера удивлённо посмотрел на неё, как бы желая убедиться, что Жанка не шутит и действительно хочет, чтобы он ознакомился с этим сугубо личным посланием. Но та энергично закивала головой, и он развернул листок:
«Милый Миша!
Ты произвёл на меня неизгладимое впечатление буквально с первого момента нашей случайной встречи. Твоя мощная фигура и очаровательная улыбка покорили меня. Я очень хотела бы с тобой встретиться после занятий. Приезжай сегодня на Главпочтамт в семь часов.
Жду с нетерпением».
Подписи, естественно, не было. Валера улыбнулся. Миша далеко не красавец, но это как раз вовсе не проблема. Для мужика внешняя красота – не столь важна, как говорится – не главная деталь самолёта. Дело гораздо хуже – Миша – человек странный и, более того, смешной в своей странности. Двигается неуклюже, говорит и смеётся невпопад. Для того чтобы разглядеть, что за этой неказистой внешностью скрывается доброе сердце, требовалось время и, главное, желание. А впечатление после первой встречи если и было неизгладимое, то строго отрицательное. Он явно не тянул на романтического героя. Более того, общага, где живёт Мишка, находится на Юго-Западе, на самой что ни на есть окраине Минска. А почтамт – почти в центре столицы, и чтобы добраться туда-назад, потребуется часа полтора минимум. Ведь можно было просто сказать – останься после занятий, пообщаемся. «Жестокий развод» – подумал Бродяга. Однако Мишка из тех людей, которые просто созданы для того, чтобы над ними смеялись и подкалывали. И Валера передал бумажку, особо не задумываясь о последствиях. Наконец, лектор завершил обязательную программу и перешёл к произвольной. То есть стал отвечать на дополнительные вопросы. Ведь всегда найдётся идиот или, наоборот, шибко умный, который обязательно задаст дурацкий вопрос.
Наконец, пытка под названием «лекция по истории КПСС» закончилась, а вместе с ней и все мучения на сегодня. Радостные от этой мысли, первокурсники высыпали из учебного корпуса и через поле гурьбой повалили в общагу. Миша не шёл, а парил, словно ангел над грешной землёю. Улыбка, широкая, как первомайский транспарант, не сходила с лица. И вид его (и без того довольно бестолковый) можно было легко описать двумя словами: «придурок жизнерадостный». Что и не замедлил озвучить Толян. Но это нисколько не огорчило Мишу, он был погружён в сладкие грёзы. Счастье, как и положено, свалилось на парня столь неожиданно, что он немного растерялся и не знал, что с ним делать. Наивный и доверчивый, как телёнок, Мишка был на седьмом небе – в него явно влюбилась какая-то замечательная девушка! С другой стороны – первый семестр первого курса. Домашние задания в медицинском, да ещё на первом курсе – не фунт изюму. Если даже пронесёт и к доске завтра не вызовут, всё равно боязно: а вдруг отстанешь от группы, а там и сессия не за горами… И Мишка, мучаясь сомненьями, решил посоветоваться. Ирония судьбы заключалась в том, что он выбрал для консультации Бродягу, который, как пионер, всегда готов к розыгрышу. «Поезжай! Если женщина просит – мужчина просто обязан!» – тоном, не оставляющим места для сомнений, заявил добрый советник. Миша, обуреваемый противоречивыми чувствами, ещё раз побрился, вылил на себя треть бутылки одеколона и отправился на встречу с таинственной незнакомкой. Встречу, изначально обречённую на фиаско.
Вернулся он мокрый, замёрзший и жалкий. Впрочем, как все одураченные влюблённые. За окном лил, не переставая, холодный октябрьский дождь. Глубоко несчастный путешественник молча снял мокрую куртку и тотчас пошёл к Валере. «Лажа получилась, западло, можно сказать…», – растерянно сказал Миша и вопросительно посмотрел на Валерку как на ближайшего друга. Именно как на друга. Знакомы они были пару месяцев, и, честно говоря, Валера подкалывал его, так же как и все, если не больше, и близким другом вовсе не считал. Однако Миша, очевидно, имел на этот счёт совершенно иное мнение. В глазах его было столько наивности, недоумения и боли, что казалось, он вот-вот заплачет. Мишка напоминал маленького мальчика, которого жестоко и, главное, несправедливо наказали. Несколько добрых лет он прозанимался греблей и по габаритам напоминал небольшой самосвал, однако в обычной, повседневной жизни был беспомощен и беззащитен, как черепаха без панциря. Валере стало довольно неудобно. То, что он не предупредил Мишку о розыгрыше, ему не мешало – неписаные законы не позволяли раскрыть чужую игру. Но просто отговорить от поездки он мог. Это было бы в пределах правил… И тогда Бродяга, испытывая лёгкие угрызения совести, как мог утешил Мишу, сказав, что непогода, возможно, испугала хрупкую девушку. В конце концов, не все же, как он, готовы на мученья и страданья ради любви. Мише эта версия сразу понравилась, он подумал и успокоился. На следующий день девчонки подошли к Валере и спросили, ездил ли новоиспечённый Ромео на почту. «Ну, конечно, ездил. Как нет?», – ответил Валера и хотел что-то добавить, но передумал. Вечером после занятий Мишка снова подошёл к Валере и, широко улыбаясь, обнажая крупные редкие зубы, а также дёсны, сказал:
– Опять записку прислала. Ты был прав, её просто мать из дому не выпустила – ветер, дождь… ну, ты понимаешь. Короче, сегодня в семь часов…
– На почтамте? – поинтересовался Валерка.
– На почтамте, – ответил Миша и развёл большими, как вёсла, руками.
– Поедешь? – спросил Валера, хотя был уверен на двести процентов, что ответ будет положительным. Миша радостно закивал.
– А если тебе такую записку прислали, ты бы не поехал? – удивился он.
– Мне бы не прислали, – уклонился от прямого ответа Валера. Он имел в виду, что не похож на идиота. Но Миша понял это по-своему и по-дружески ободрил:
– Ничего, ещё напишут…
Валера вздохнул и сказал:
– А то оставайся, завтра контрольная по органике… а хочешь, тысячу распишем…
Но чем больше Валера уговаривал, тем больше у Миши крепла уверенность, что ехать непременно надо.
– Представь только, – взволнованно говорил он, – девушка под дождём добирается, ждёт меня, надеется… А я буду в тысячу играть.
– Представляю, – вздохнул Бродяга и добавил: – Ну, вольному воля, на худой конец – проветришься… – и беспомощно развёл руками. Сегодня совесть его была спокойна и мирно спала. Ведь он честно пытался отговорить Мишку от ночного вояжа. Но всё равно, жалко хлопца… Когда через два с половиной часа несчастный влюблённый вошёл к Валере в комнату, тот даже не повернул головы. Миша подождал, потом покашлял, желая привлечь к себе внимание, но увидев, что результат нулевой, глухо сказал:
– Ты снова прав – я таки проветрился.
Он по-прежнему был обижен, но в голосе уже звучали нотки раздражения и злости.
– Хочешь чаю? Я только что заварил, – миролюбиво спросил Валера. Ему было чистосердечно жаль бедолагу, но помочь он ничем не мог. А говорить про неудавшееся свидание было и вовсе неприятно. Однако друг, как назло, хотел обсудить все возможные причины и варианты, оправдывающие или хотя бы объясняющие неявку любимой на столь важное мероприятие.
– Валер, знаешь, я тут подумал… всё может случиться – может, гости пришли… И мать попросила срочно помочь приготовить стол? Может, она заболела? – с тревогой в голосе осторожно предположил он.
Бродяга посмотрел на Мишку, как на тихо помешанного, и взорвался:
– Да объелась она гнилых груш, сидит сейчас в туалете и лупит тридцать три струи, не считая мелких брызг! Или обострение хронического шлангита! Мишаня, проснись, девочка шутит!
Но тот только грустно покачал большой головой и молча пошёл к выходу.
– Завтра поедешь? – крикнул ему вслед Валера.
– А она напишет? – с надеждой спросил Мишка.
– Она будет писать, пока ты будешь ездить! – заверил Бродяга.
Миша задумался, взгляд его затуманился, и Валера понял, что те картины, которые рисует воображение друга, делают его жизнь богаче, приносят боль и разочарования, обиду и злость, но и обещают волшебную, романтическую любовь с первого взгляда.
– А знаешь что? – решительно воскликнул Валерка. – Поезжай, обязательно поезжай! – рано или поздно она поймет, что с любовью не шутят.
На следующий день он сам подошёл к подружкам. И сказал:
– Вы представляете, Мишка снова ездил. Но поражает не это. Он ведь даже не знает, кто ему пишет. Однако готов страдать и мучиться. В нём такая огромная и, очевидно, невостребованная потребность любить и быть любимым… Кому-то сильно повезёт, очень романтически настроенный хлопец.
Жанка фыркнула, всем своим видом давая понять, что это не её партия. Таня и Оля последовали её примеру и даже издали похожие звуки, но Валера видел, что сделали они это чисто из солидарности с Жанкой.
В перерыве Миша подошёл к Бродяге и протянул листок.
– Очередная любовная телеграмма? – холодно поинтересовался Валера.
– Да нет, – друг замялся. – Я тут стихи написал… Зацени.
Бродяга с интересом посмотрел на Мишку. Чего-чего, а этого он от него не ожидал…
Стихи довольно казённым языком сообщали о том, как холодно и одиноко влюблённому студенту стоять на почтамте, но надежда на встречу с неизвестной, но уже горячо любимой девушкой греет его израненное страданиями сердце. Вариация на тему «Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви…», подумал Валера, а вслух сказал:
– Жизненно, много экспрессии… Убьет наповал, даже контрольный выстрел не потребуется… Если дойдёт до адресата…
– В том то и дело, – взволновано сказал Миша. – Я же не знаю, кому передать…
«Надо кончать с этим цирком», – подумал Валера и сказал:
– Очень просто! Приди завтра на лекцию пораньше, чтоб никто не видел, и напиши на доске наш ответ Чемберлену. Кому надо, тот поймёт…
Мишка горячо поблагодарил за конгениальную идею, и на завтра весь курс дружно читал и терялся в догадках, кто этот тайный Ромео, кому предназначено послание и, наконец, зачем предано гласности.
После лекции Миша подошёл к Валере и растерянно сказал:
– Ничего не понимаю – сейчас получил уже две записки, причём написаны разным почерком и обе приглашают на почтамт.
– Ты стремительно набираешь популярность. Но должна быть и третья, – пророчески сказал Бродяга и, как показало время, не ошибся.
К концу дня в большой, как сковородка, Мишкиной ладони, аккуратно лежали три клочка бумаги. Все три радушно приглашали на свидание и, соответственно, обещали счастье неземное.
– Валер, что делать-то? – жалобно спросил Миша. – Все приглашают в одно время и в одно место…
– Почерк разный?
Миша утвердительно кивнул. «Значит, сейчас девочки приглашают каждая по собственной инициативе, втайне от подруг. Значит, записки настоящие. Ай да Мишка, ай да сукин сын!» – подумал про себя Бродяга и сказал:
– А в чём проблема? Поезжай, если они такие дуры – ни ума, ни фантазии, – организуй среди них небольшой чемпионат по вольной борьбе или боксу. И та, которая выйдет в финал, получит заветный приз…
Но Мише было не до шуток:
– Поехали со мной, – предложил он вдруг неуверенным голосом. – Вдвоём оно как-то веселее…
– Спасибо за приглашение, однако любовь – дело сугубо личное, – категорически отказался Валера, и Мишка остался один на один со своим непростым счастьем.
Наступил вечер. Валера вышел на кухню и поставил на плиту чайник. Расположившись на столе, он болтал ногами, курил и думал о загадочности и непознаваемости женской души и в результате – о её непредсказуемости. Вдруг в кухню вошёл Миша, его коричневая куртка из кожзаменителя красноречиво говорила о том, что её обладатель только что делал под дождём пешие прогулки без зонтика. Валера посмотрел на часы и спросил:
– Что-то быстро, даже для первого свидания. Ты что, не ездил?..
Миша неторопливо уселся на хлипкий казённый стул, расстегнул куртку и спокойно сказал:
