Kitobni o'qish: «Двое»

Глава 1. Удар

Музыка отзвучала. Душа Ивана наполнилась великолепным чувством гармонии и счастья. И когда звук иссяк и перестал плыть по залу музыкального училища, он все еще продолжал держать руки над клавишами рояля…

Аплодисменты… Аплодисменты могли бы быть и поживее… Да и порадостнее! И поплотнее!.. И вообще, аплодисменты должны бы овацией стать. Прониклась, мол, публика мастерством и индивидуальностью исполнителя, взорвалась рукоплесканиями, которые сами по себе превратились через несколько мгновений в овацию… Да! С криками «Браво!», конечно же. И даже «Бис!» кто-то должен был бы крикнуть. Первым крикнуть, чтобы потом желание повтора художественного изыска подхватили… Ну пусть не все в зале – так не бывает… Пусть некоторые – наиболее восторженные… И пусть даже вразнобой – это обязательно, не в казарме же!.. Но они – призывы «Бис!» – должны звучать, иначе бессмысленно всё… Все старания, все ночи бессонные, все мучения детства и юности с постижением искусства владения инструментом, все искания нового звука на волнах вдохновения, когда мастерство уже не подлежит сомнению не только у однокурсников, но и у преподавателей.

С другой стороны… Чего от них, от всех требовать – он, Иван, каждый день у них на глазах и на слуху. Он внимает, открыв рот, этим самым преподавателям – безусловным авторитетам, а с однокашниками вообще спит рядом – то в квартире съемной, то в общежитии… Как они могут воспринять его пианистом-гением? Он же не с неба к ним сошёл! Он – вот он, рядом всегда и всюду… Глупо на них обижаться.

А экзаменационный концерт явно удался – Иван это сам чувствовал по себе, по своему состоянию, по тому, как театрально и изысканно он сыграл не самую простую в плане техники вещь, по той общей уверенности в нём, что сквозила с самого начала его выступления. Вот если бы он где-то и как-то сбился, тогда это и было бы «гвоздем» всего вечера, заставившим удивиться всех причастных к событию!

Не случилось ничего… И слава богу! Всё прошло так, как и предполагалось заранее.

Теперь – домой.

Но не на трамвае же! В костюме с бабочкой, надушенным-наряженным и даже с цветами – один букет он всё-таки получил за свою игру… Думать о том, что цветы были приготовлены заранее для всех, кто в этот вечер выступал – и он сам в общем числе давал на них деньги! – не хотелось…

Такси!.. Придёт скоро время персональных лимузинов… При его-то способностях и старании!.. Но думать о них в начале карьеры нелепо. Не в них суть. Ерунда всё это, способная увлечь разве что бесталанного выскочку, нацеленного не на МУЗЫКУ, а на то, что она может дать ее служителям. Он не такой. Он знает, что такое работа. Он знает себе сегодняшнему цену. Поэтому… Не трамвай, конечно, а – такси! И он нажал кнопку вызова на внесённой в базу телефона ссылке с характерным названием «Такси «Копейка».

«Номер не существует…» – проговорил механический женский голос несколько раз, пока Иван справлялся с удивлением и сам себе объяснял, как такое могло случиться.

«Сто лет ведь на такси уже не ездил! Там и номера изменились… А может и контора разорилась… Или статус подрос! И называется теперь не «Копейка», а «Рубль»!.. Или даже «Доллар»! Или «Евро»… А что? Классное название у фирмы: «Евротакси»! Был бы бизнесменом, имел бы в виду такой вариант».

Странно, но при полном отсутствии в телефоне каких-то других вариантов, Иван совершенно развеселился своей последней мысли и посчитал её одной из возможных запоздалых реакций на стресс – экзамен был всё-таки. Рассмеялся вполне радостно и решил, что машину он поймает на улице у входа. И совсем необязательно, что какую-то дешёвую «Копейку»! Можно поймать «тачку» подороже – недаром же он при бабочке!.. Тем более что деньги на последний день экзаменов он приберёг – мало ли что…

Надел плащ смоляного цвета, очень даже неплохо по стилю подходивший к его парадно-концертному виду и ни в коем случае не стал его застёгивать. Взял цветы, решил, что надо держать их слегка небрежно для солидности, в другую руку – «дипломат», в котором лежали ноты. Глянул на себя в зеркало в фойе, поставил кейс и поправил причёску. Понравился сам себе, хотел даже подмигнуть кому-нибудь, но гардеробщицы уже не было, и вышел на улицу.

Город уже давно погрузился во тьму. Если раньше сырость опустилась на улицы и площади вечерним туманом, то теперь уже она проступила на тротуарах, ставших влажными. Дышалось легко – ночная свежесть поздней весны не знобила. Вечерняя прохлада словно приглашала на прогулку перед сном, и Иван с удовольствием прогулялся бы, но он не хотел быть в этот вечер один. Ему хотелось компании и непременно такой, в которой проявилось бы участие и радость за его сегодняшний успех.

Прошёлся по тротуару навстречу свету фар… Настроение – отличное! «Зарулить бы куда-нибудь… Отметить!.. А чёр-рт! Не с кем… Да и деньги… Есть, но не густо!» – и убедив себя таким образом, что выпивать по торжественному случаю он совсем не хочет, Иван поднял руку, стоя у самой кромки дороги.

Виктор совершенно обоснованно считал себя человеком практическим. Выросший в не самой богатой семье, он твёрдо уяснил, что «деньги – всему голова»! Есть они – хорошо, нет их или недостаточно – плохо. Поэтому деньги просто должны быть, чтобы он, Виктор, чувствовал себя нормальным человеком. Как они к нему попадают – дело второе и гораздо менее важное, ибо «победителей не судят»! И этот второй закон тоже стал для него определяющим в жизни.

Кроме того Виктор рано понял, что нет ничего плохого в самом первом положительном впечатлении. Встречают-то, как говорится, по одёжке!.. И потому он с ранней юности обзавелся личным автомобилем…

Купил! После одной не самой честной и чистой сделки, в которой он принял участие как посредник, оперировавший чужими деньгами (своих-то по молодости ещё не было!) и получивший за гешефт комиссионные. Несерьёзные, с точки зрения основных участников операции, но весьма солидные, по мнению самого Виктора, который в первый раз вступил в дело, получил с него кэш, что и позволяло ему смотреть в будущее с оптимизмом.

«Тачку» он себе взял хоть и не новую, но вполне солидную – Тойоту «Камри» с нормальным левым рулём и трёхлитровым мотором. Машина была мощной! Вела себя отлично в любых режимах езды и никак не напоминала новому владельцу о своём почтенном уже возрасте. Виктор вообще под капот не заглядывал. Этим занимались, как он говорил, «специально обученные люди». Когда же ему приходилось (только по делу!) приводить свою «ласточку» в надлежащий вид, то тут помогали мойщики.

Но случалось такое нечасто – дорого. Обычно Виктор мыл её сам. Редко он её и разгонял до предельных режимов, когда объёмный мотор глотал бензин в больших количествах.

А ездить приходилось много… Более того, Виктор полюбил езду в личном автомобиле и не представлял уже себе, как можно быть «безлошадным».

Но приходилось считаться с возможностями и согласовывать с ними желания. Поэтому подвоз платных пассажиров не отвергался. Виктор иногда брал голосующих, терпел их как неизбежное зло и оправдывал себя тем, что без этого пока никак.

Он ждал своего часа, стремился к нему, проворачивал в уме разные варианты прибыльных мероприятий и… подбирал иногда пассажиров, чтобы заработать на бензин!

Машину, правда, старался беречь и кого попало в неё не сажал… Пару раз даже срывался с места, когда голосовавший соискатель вблизи оказывался гораздо хуже на вид, чем показалось вначале издалека.

В этот раз, неспешно проезжая в правом ряду мимо консерватории, Виктор не мог не притормозить, когда увидел торжественно нарядного парня с цветами и «дипломатом».

«О какой!» – только и мелькнуло в голове, когда правая нога уже давила на тормоз, а руки крутили руль к обочине.

Молодой человек такого внешнего вида да ещё и у консерваторского подъезда вполне входил в сферу внимания Виктора как невольного таксиста.

– Куда? – спросил он, опустив нажатием кнопки стекло справа.

Тот ответил. По голосу было понятно, что трезвый, интеллигентный, возможно немного рассеянный.

– Сколько платишь?

Тот ответил.

– Садись…

Уточнились ещё раз в цене. Виктор даже успел удивиться: «Зачем? Договорились же… Странный какой-то парень!..»

Пассажир был молод. Ровесник Виктору, похоже, – лет двадцать пять. Наряден, хоть и недорого одет. Обувь – вон, вообще, старенькая, как ни чисти её, а – видно! Плащик и костюм под ним – из разряда единственных и самых лучших. Побрит-помыт. Пахнет застарелой свежестью, которой он напрыскался ещё в начале вечера… Недорогой парфюм – неизвестный, немодный, их много всяких, в том числе и поддельных… Не нахален… А может и не уверен в себе… Хотя настроение приподнятое. Улыбается. Удачу какую-то словил! Сейчас сам расскажет…

Виктор, пока краснел светофор, разглядел попутчика. Тот зачем-то пристегнулся ремнём и сидел совсем не по-хозяйски, а прилично, как в гостях.

Аккуратная недавняя стрижка… Пристальный взгляд вперёд совершенно открытых глаз и лёгкое довольство на узком аристократичном лице с правильными, словно из учебника по «физиогномике и евгенике», чертами, ясно выражали ещё не до конца пройденный в мыслях и эмоциях этап жизни, случившийся недавно в консерватории. Пассажир был отчётливо занят сам собою…

– А что там, в «консерве», было? – Виктор задал вопрос, по-простому нарочно обозвав консерваторию «консервой»… Таксист, дескать, ничего не поделаешь… Не судите строго… Мы, мол, «консерваториев» не кончали!

Пассажир повернул к Виктору свою ухоженную голову и, совершенно не обидевшись за понижение стиля, ответил:

– Концерт был… Выпускной. Я – участник концерта! Меня Иван зовут. А вас?

Парень смотрел вполне дружелюбно, но, как показалось Виктору, с лёгким оттенком пренебрежения… Хотя может это представилось от усталости. Но Виктор, назвавшись и замолчав, выруливая, попробовал сам себя оценить.

Ничего пренебрежительного, а тем более брезгливого он сам в себе не обнаружил. Ну уставший на вид – так и вечер-то уже в ночь клонится, целый день на ногах… Ну взял пассажира за деньги, но ведь не законченный же «бомбила»!

Да и вообще… Виктор очень внимательно относился к своему внешнему виду, всегда имея в виду возможность его приличного сохранения до самого последнего прихода домой. А потому одет был, хоть и не парадно, как этот пассажир-музыкант, но вполне пристойно, модно – в походном стиле «casual» для города, когда отсутствие пиджака и галстука не позволяют созерцателю подумать о Викторе плохо.

Лицо вот только… Да! Заботы, заботы… Мысли и переживания… Суета! А куда от неё деться – жизнь такая… Не он её придумал! Он всего лишь ей следует, чтобы не «вылетать на обочину». И улыбнуться всё-таки пришлось… Хотя и не хотелось!

– Вы, Иван, на меня смотрите оценивающе…

Пассажир подвигал плечами, отвлекаясь от своих мыслей и возвращаясь сознанием в машину с водителем.

– Я ведь обычно пассажиров не беру, – снова заговорил Виктор, неожиданно сам для себя начиная как будто оправдываться. – А тут еду тихонько, смотрю такой нарядный человек стоит голосует… Грех не притормозить!

Тем самым он как бы ненавязчиво понуждал попутчика к комплименту, размывая словами своё неуклюжее оправдание.

– Да… Конечно… Спасибо, Виктор… А то в общественный транспорт как-то… Совсем не в стиле сегодняшнего вечера, так сказать.

Иван это заявил таким тоном и с такой искренней улыбкой, что подозрения в его высокомерии Виктором совсем забылись. Хотя и болтать о том о сём тоже не хотелось.

Помолчали. Ехали без спешки. Виктор выбирал маршрут, чтобы было покороче.

– А вы знаете, – снова радостно объявил Иван. – Только сейчас я начинаю ощущать некоторую опустошенность… Это усталость… Нервы. Я же очень хорошо отыграл экзаменационную работу! Если и была радость от сдачи, то какая-то неосознанная – отвлечённая даже… Не укладывалось в голове, что теперь – всё! Я – практически дипломированный музыкант…

Виктору было, в общем-то, всё равно. Ему не было дела до чужих успехов. Вернее сказать, он чужих успехов в неблизких ему областях не понимал… У него самого вот никак одно дело не выходило, а навар в нём, между прочим, вырисовывался неплохой. Но что-то отвечать попутчику надо было, и Виктор задал самый простой в этом случае вопрос дилетанта, близко не знакомого с музыкально-образовательной кухней:

– А что вы играли?

– Как что? Как что?! – Иван так оживился, что даже заёрзал в удобстве кресла и в тесноте пристёгнутого ремня. – Классику, конечно! Шопена!

– Да вы отстегнитесь, Иван! Удобнее же будет…

– Да? А что, можно?!

Виктор не мог не повернуться и не взглянуть на попутчика со снисходительной усмешкой:

– Конечно мо…

Договорить он не успел. По правилам, не напрягаясь, пересекая перекрёсток со сходившей с бугра второстепенной дорогой, его Тойота приняла в своё правое заднее крыло удар такой силы, что её развернуло чуть ли не на полный оборот под визг тормозов, механически, по привычке, вдавленных Виктором педалью резко и до самого пола. Хорошо, что время уже позднее, и дорога пуста, иначе одним ударом дело бы не обошлось.

После секундной паузы, когда машина совсем остановилась, когда ничего больше не происходило и произойти не могло, Виктор молча снова завёлся и отъехал к противоположной обочине.

Разглядели второго участника ДТП. Машина как попало стояла там же, где всё случилось. Сильно разбитый капот… Смятые передние крылья… Лобовое стекла все в трещинах, залито чем-то темным… Сидит ли кто в машине или уже лежит, было непонятно…

Виктор, не таясь в ругательствах, но и не выкрикивая их, а только бормоча, открыл дверь и вышел. Ошалевший от новизны и полноты впечатлений насыщенного дня Иван тоже зашевелился, не зная, как себя вести в такой ситуации, открыл свою дверь и выбрался из машины, успев поразмыслить, оставлять в ней цветы и кейс или нет. Вышел налегке. По растерянности сразу стал искать глазами водителя Виктора, который оказался на корточках сзади разглядывающим и ощупывающим жуткую вмятину на своей машине. Вид он при этом имел совершенно трагический – даже что-то заунывное мычал себе под нос, цокал языком, присвистывал, охал и матерился, и всё это бессвязно и по ощущениям Ивана одновременно.

– Давай на того глянем! Его вообще не видно… – заметил сверху Иван, кивнув головой в сторону виновника аварии. На что получил такое красноречивое шипение и бормотание, напоминавшие утробное ворчание рассерженного хищника, что замолчал и сам двинулся к другой машине.

Глава 2. Чемодан

Чем ближе Иван подходил, тем медленнее и осторожнее становился его шаг. Неосознанная боязнь ещё одного удара – теперь чисто психологического – от сокрушённого вида напрочь разбитого автомобиля, который вдобавок к тому же ещё и стоял размолоченным передом к Ивану, заставлял музыканта заранее бояться увиденного… Вернее, того, что его раздёрганное за день разнозначными эмоциями сознание предполагало там увидеть.

Но простое человеческое участие, усиленное обычным любопытством юношеского (ещё пока!) характера толкало музыканта вперёд.

Иван подошёл ближе… Постоял рядом, глядя только на завораживающие виды смятого железа и битого стекла. Заглядывать внутрь он боялся.

Остановившись Иван почувствовал ясную дрожь. Его трясло всё сильнее и сильнее, словно некое чувство сигнализировало ему, что он на пороге чего-то особенного. И его интуиция, возможности которой были для Ивана до сих пор неизвестны, просто пугала его своей безапелляционностью. Он понимал, что не хочет ничего видеть страшного в продолжение последствий аварии, но он также знал, что не сможет просто так отринуть необходимость продолжения истории и повернуть назад, не узнав ничего нового.

Стоя там же на расстоянии, он позвал:

– Э-э-эй…

Иван удивился слабости и нерешительности своего голоса. Вдохнул побольше воздуха в грудь и набрался мужества:

– Э-ге-гей! Есть кто живой?

Отсутствие ответа не означало тишину. В безмолвии ночи Ивану отчётливо слышалось, как разбитая машина шипит, клокочет и даже булькает. Она вела себя, как раненый зверь – смертельно раненый, но ещё живой и потому очень опасный. Ивану было страшно. Ноги не держали – тряслись, как студень. Он переминался, ни на сантиметр не приближаясь к бывшей машине. Невольно оглянулся, ища поддержки…

Под ночными фонарями мокрый асфальт размыто блестел только теми участками, что попадали под лучи освещения. Тревожно сверкающая роса на них, как некое кривое и не цельное зеркало, заставляла Ивана чувствовать непонятную опасность. Машина Виктора стояла к нему своей непострадавшей стороной, живописно контрастировала безупречностью с разбитой машиной и к новому удивлению Ивана (сколько их уже было за этот день и вечер!) представилась ему победительницей быстрой и резкой схватки, злорадно ухмыляющейся этому своим агрессивным профилем.

Виктора не было видно – надо думать, он всё ещё ощупывал и «жалел» рану своей «ласточки», с которой, как с живой потерпевшей, разговаривал вполголоса.

– Викто-о-ор… – позвал Иван. И сразу же с усилием над собой добавил громкости для решительности: – Вик-тор!

Успев удивиться не столько ночной раскатистой громкости своего голоса, сколько его истеричной тревожности, Иван увидел поднявшуюся над багажником голову своего водителя, на лице которого под дорожным фонарём ясно отобразился раздражённый вопрос.

Опасаясь подавать голос ещё раз, Иван просто призывно махнул рукой и ею же указал на разбитую машину. Вопрос, изображённый на лице Виктора, сделался ещё ярче.

И тут музыкант в оправдание… даже спасение своей нерешительности понял, что имеет стопроцентный повод вернуться – за Виктором!

Он смело двинулся назад.

Виктор уже поднялся во весь рост и со слегка размытой остротой вопроса на лице смотрел в сторону Ивана.

– Чего? – спросил, пытаясь сохранить раздражение в тоне, но молчаливая пауза, пока Иван подходил, уже сыграла свою роль, и гнева в интонации Виктора поубавилось. Музыкант даже некий интерес услышал.

– Ты разве не хочешь узнать, что там? – отчётливо, хоть и слегка упрекая, спросил Иван. И добавил: – Вообще ведь тишина!

– Ну так и глянул бы! – резонно заметил Виктор и тем самым вовсе обезоружил музыканта, который растерянно замер на подходе.

– Да я… Я… Там разбито всё… И я…

Виктор смотрел на него, не отрываясь.

– Испугался, что ли? Ладно, идём…

Он вышел из-за своей машины и так бодро зашагал по направлению к виновнице аварии, что Ивану передалась часть его решительности, и он даже очень скоро сменил безвольную притруску на твёрдый шаг, хотя и держался немного сзади.

Виктор же при всей своей уверенности так сильно переживал понесённый ущерб, что по пути продолжал сокрушаться – весьма отчётливо для Ивана, которому стало сразу казаться, будто тот невольно репетирует предъявление материальной претензии виновнику.

– Крыло, конечно, менять придётся… Дорого? А что делать?! Это ещё в лучшем случае!.. Не дай бог, всю раму, весь каркас повело… Тогда что? Вытягивать её – это не дело… Короче… Нужна новая машина!

Подойдя к лобовому когда-то стеклу, он перестал бубнить и присвистнул.

В его присутствии Иван тоже стал смелее и смог воочию рассмотреть не только покорёженное железо без стекла, но и окровавленную голову водителя, которая безвольно то ли лежала, а то ли и висела на руле. К страху добавилось отвращение!

– Да он, похоже, труп! – изумлённо прокричал шёпотом Виктор, так неестественно выпучив на Ивана глаза, что тому стало совсем не по себе.

Но Виктору явно не было дела до этих Ивановых страхов – его уже заботила лишь явная и бесполезная смерть потенциального ответчика.

Он нервно подёргал переднюю дверь со стороны водителя – бессмысленно, забежал, подёргал другую – тоже не открывается, и всё сильнее нервничая, схватился за заднюю. Раз дёрнул… Другой… Третий… Что-то замычал в отчаянии. Ещё раз по инерции психоза рванул, сам дёргаясь всем телом, как в конвульсии…

– Дверца заперта… – Иван, видя напарника, ясно осознал, почувствовал даже, что суперменов не бывает, и это озарение полностью вернуло его в способность рассуждать. – Там же вон кнопка нажата. С другой стороны пробуй!

Виктор совсем на него не разозлился – мол, а сам-то что же?! – бессвязно мыча перебежал на другую сторону, подёргал теперь новую дверь, не открыл и в сердцах пнул её, резко заткнув тем самым свой ноющий голос.

Но он не только нытьё своё унял, он и с нервами сладил. Прекратил суетиться, остановился и объявил:

– Я полезу внутрь через лобовуху… Попробую заднюю оттуда выпнуть… Поможешь мне, если что…

Зайдя спереди, сняв куртку и подобравшись, он ловко влез на пассажирское сиденье, разместился там поудобнее, пощупал пульс на руке водителя, убедился в своём предположении и показал глазами напарнику, дескать, всё – готов. Затем так проворно начал обыскивать мёртвеца, что брезгливость стала ясно грозить Ивану рвотой, и ему пришлось отвернуться.

Опять в деле он оказался только по призыву Виктора, грубо его позвавшего и протянувшего ему портмоне и какие-то бумаги погибшего плюс ещё часы, мобильник и другую дребедень, всегда имевшуюся в карманах любого человека.

Иван держал всё это в открытых ладонях, не понимая сам себя. Он – мародёр! Но как это? Почему?! Разве можно!.. Музыка, искусство, концерт… А тут теперь – мародёр!

Однако при всём, не бывалом до сих пор, масштабе негодяйства, он не бросал всё это на землю… Не плевал на руки… Не оттирал их потом об одежду… Не поворачивался и не уходил, говоря напоследок что-то высокомерно оскорбительное…

Он стоял и, открыв рот, смотрел в содержимое своих ладоней, будучи в полной прострации, парализовавшей всяческую его способность двигаться.

– Подожди… Только не уноси это в машину…

Деловитый голос Виктора снова вернул его в реальность. Иван услышал, как в звуках возни в салоне прозвучало продолжение:

– Тут чемодан ещё какой-то… Иди, блин, дверцу дёргай… Вместе со мной!

Задняя открылась почти сразу – именно та, которая было заперта вначале на кнопку. Виктор подал в неё Ивану чемоданчик-кейс и вылез сам настолько проворно, что его новый призыв «А теперь валим отсюда! В машину быстро!!!» стал для Ивана таким органичным и естественным, что он нисколько не удивился, а успел лишь подумать, будто Виктор что-то про эту разбитую машину знает… Или чувствует!..

Музыкант покорно заспешил к Тойоте. Когда сзади раздался первый хлопок дверцы, то он вздрогнул в испуге и даже споткнулся, резко опустив голову и ещё раз увидев зловещий отсвет мокрого асфальта. Но скрежет сзади и второй хлопок закрываемой аварийной машины на него уже никак не подействовали. Иван резко поймал в себе азарт, и разные проходные мелочи его перестали отвлекать.