Kitobni o'qish: «Один день из жизни доктора Алексея Михайловича»

Вот всегда так бывает: если утром тихо и спокойно, то потом начинается такая суета и беготня, что и поесть некогда. Да не только поесть – вздохнуть нет времени. И это дежурство – не исключение.

 Была пятница, и Алексей Михайлович, доктор-реаниматолог, совмещал на «скорой». И чем ближе к вечеру, тем больше было «вызово́в», тем «тяжелее» становились пациенты, тем меньше надежд оставалось, что ночь будет спокойная. Погода, что ли, влияет? Или полнолуние? Или новости по «ящику»?

 Мужчина, грузный, губы синие, сатурация снижается… Пленка ползет с шуршанием из аппарата ЭКГ, и доктор кривит губы, потому что видит на этой пленке ломаную кривую, не предвещающую ничего хорошего… Ни пациенту, ни ему, ни дежурному кардиологу, к которому они сейчас и понесутся с сиреной и мигалкой, заставляя оборачиваться гуляющих по городу граждан.

– Алло! – Алексей отвечает, потому что звонит жена. И на вопрос, есть ли у него минута, коротко сообщает: – Одна.

 Плечом он прижимает к уху трубку сотового телефона, а руками перебирает ленту ЭКГ.

 Речь идет о самочувствии их ребенка, который заболел на днях, и о бытовых проблемах, которые нужно срочно решать. Собственно, это и не проблемы, а расходы. А вот отсутствие денег – это проблема.

– Я завтра все сделаю, – отвечает он, понимая, что сейчас придется «грузить» пациента, а потом интубировать и подключать к ИВЛ. Иначе не довезти.

– Ты же завтра дежуришь в больнице, забыл? – жена устало вздыхает, тихо и скорее с сочувствием, чем с раздражением. – А я в воскресенье…

– Черт! – в сердцах говорит доктор. – Ты уверена? Я перезвоню, сейчас на вызове.

– Давай! – кричит он в сторону, и каждый понимает его по-своему: водитель набирает скорость, а фельдшер уже держит наготове интубационный набор.

* * *

 «Хорошо бы сегодня часов пять поспать, – думает Алексей, понимая, что это фантазии. – Ну хорошо, часа четыре!» Да и четыре не получится, уже и ежу понятно, потому что на часах пять утра, и если бы прямо сейчас завалиться, то…

 Засыпает он около восьми, но уже через полчаса его будит прибывшая смена.

* * *

 Почти не опоздал. Алексей входит в отделение реанимации в начале десятого утра – ехать от подстанции до больницы недалеко.

– Здоро́во, а я думал, что сегодня Костя! – Заступивший доктор, Игорь, высокий, крепкий, с резкими движениями и немного бешенным взглядом, сдавливает его руку пожатием. – Ты что берешь: верх или низ?

– Можно подумать, есть разница, – ворчит Алексей, раздеваясь на ходу.

– Берешь нижний пост – спишь на диване в ординаторской, верхний – в «учебке» на столе… – пояснил ему коллега. – Если, конечно, удастся! – громко смеется он.

 «Как будто я этого не знаю!» – молча качает головой Алексей и одевается в хирургический костюм темно-зеленого цвета.

 Алексей, словно археолог, начинает раскопки на своем столе: он завален историями болезней, черновиками, справками вперемешку с рекламными буклетами, фонендоскопом и медицинскими справочниками.

– А это что? – натыкается он на историю болезни умершего пациента. – Э-э, да он помер в полдевятого утра! Я извиняюсь, а посмертный где?

– Не волнуйся, я сам напишу эпикриз, – не оборачиваясь от компьютера, говорит Игорь. – Труп Димин, он его «похоронил», а посмертник написать не успел. Он сегодня на «скорой» дежурит. Мы с ним на улице пересеклись… Так что эпикриз – мой.

 Игорь, несмотря на взрывной характер, говорит абсолютно спокойно, не ругаясь, и берет на себя лишнюю работу, словно своей у него нет. Алексей Михайлович хмуро смотрит на него: тот продолжает сидеть к нему спиной и заполнять электронные истории болезней. После чего распечатывает листы и вклеивает их, нещадно ругаясь на клей, который растекается по столу. Рядом стоит фляжка, видимо, с коньяком. Тут же лежит книга, принесенная на дежурство для чтения: «За гроб Господень».