Kitobni o'qish: «Психология возможного. Новое направление исследований понимания»

Shrift:

* * *

Введение. Понимание – остров действительного в океане возможного и невозможного

Мир потому и наполнен смыслом и открыт радости мышления, что действительность со всех сторон объемлется океаном возможностей.
М. Н. Эпштейн

Наука представляет собой совокупность альтернативных моделей, систем научного знания, помогающих нам понимать мир человека. Такими моделями являются концепции К. Птолемея и Н. Коперника, квантовая и волновая теории, теоретические конструкции Л. С. Выготского и С. Л. Рубинштейна, объяснительная рефлексивная и экзистенциально-герменевтическая понимающая традиции в социогуманитарном познании. Обсуждая альтернативный, возможный характер научного познания, А. П. Огурцов пишет: «Итак, мы зафиксировали наличие двух традиций в трактовке того, что в целом можно обозначить как рефлексивные процессы, – традицию собственно рефлексивного анализа сознания, ведущую к прояснению идеальных значений и связанную с конструированием идеальных объектов, и традицию понимания, ведущую к уяснению тех смыслов, которые проявляются в межличностном общении, в самом процессе коммуникации» (Огурцов, 1987, с. 17).

С точки зрения психологии возможного (а еще раньше – психологии понимания), при анализе социально-психологических проблем принципиально важным является апелляция не к наличному, не к ситуациям, какие они есть, а к должному, возможному, которое способствует прогнозированию, порождению новых проблемных ситуаций: «В социальном прогнозировании „схватывается“ в значительной степени не „настоящее“ состояние явления, а тенденции развития социальной ситуации, т. е. проблемы как бы в перспективе, альтернативные пути развития этих проблем, а также возникновение неких новых проблемных ситуаций. В этом случае „понимание“ носит эвристический характер предвосхищения и предвидения альтернативности развития будущих проблем» (Супрун, 1987, с. 164).

Неудивительно, что в наше время возникают новые методы социального прогнозирования, одним из которых является форсайт. Форсайт представляет собой особую технологию предвидения будущего развития системы, обязательно сопровождающегося действиями по обеспечению развития общества, активного влияния на будущее. Неудивительно, что существует точка зрения, согласно которой «форсайт по своей сути является модифицированной и сильно преобразованной технологией планирования с учетом новых веяний в науке и обществе. Иными словами, форсайт – это планирование на новом этапе развития общества» (Балацкий, 2008, с. 67).

В традиционных психологических исследованиях мышления как прогнозирования, проводившихся в школе С. Л. Рубинштейна, показано, что прогнозы важны для решения задачи, но они не оказывают никакого воздействия на внешние обстоятельства, в рамках которых она формулируется, и описанный в условиях задачи реальный ход событий. Иначе говоря, человек решает данную ему задачу, но цели и прогнозы реализуются только внутри нее и никак не воздействуют на внешний мир. В отличие от этого форсайт включает не только планирование, но и действия по реализации планов. При форсайтном планировании люди, например, в организации, становятся и заинтересованными, и ответственными за предполагаемые результаты деятельности. Для психолога полезность использования результатов таких исследований для развития представлений о деятельностных основаниях формирования субъектности очевидны. Следовательно, современные исследования деятельностных оснований психики должны включать направленность не только на анализ внутреннего мира человека, но и на изучение обстоятельств, способствующих порождению его субъектных качеств. Активная субъектная позиция человека предполагает обращение к будущему, деятельностное преобразование прогнозируемых возможных событий.

В XXI в. компьютерная техника и основанные на ней гипермедиа играют решающую роль в построении современными людьми футуристической модели понимания мира. В ней «медиадискурс является вместилищем репрезентаций не только существующей окружающей действительности, но также возможных потенциальных миров. Таким образом, вывод о том, что медиакартина мира формируется сквозь призму футуристического мировосприятия и служит формированию футуристической картины мира, уже не кажется столь притянутым» (Темнова, 2019, с. 112). В этих социально-технологических условиях актуальными и необходимыми становятся размышления о перспективных возможных направлениях развития психологических исследований в целом и психологии понимания в частности.

Современная психология понимания является одной из динамично развивающихся областей психологической науки, в которой много уже сделано. Описаны теоретические основы психологии понимания многомерного мира. Обосновано, что мир человека состоит из трех реальностей – эмпирической, социокультурной и экзистенциальной. Иначе говоря, три реальности в совокупности образуют существующую действительность мира человека. Теоретические основания психологии понимания представлены как сочетание единого и разнообразного: проанализированы сходные признаки понимания фактов, событий, ситуаций в каждой реальности и их различие, психологическое своеобразие. Трем реальностям сопоставлены традиции психологических исследований, способы, основания и типы понимания. Проанализированы традиции исследования психики – когнитивная, герменевтическая и экзистенциальная. Описаны контексты, в которых реализуются современные психологические исследования, проводимые последователями этих научных традиций. Выявлены три типа понимания проблем, методов и результатов, соответствующие названным подходам к научному анализу психики, – понимание-знание, понимание-интерпретация, понимание-постижение. Обосновано, что им соответствуют оценки истинности, правильности и правдивости высказываний, понимаемых людьми в коммуникативных ситуациях (Знаков, 2016).

Во всех реальностях человеческого бытия понимание представляет собой интерпретацию альтернатив, которые понимающий субъект обнаруживает в объекте понимания, в действительности. Любое понимание многовариантно, оно потенциально содержит в себе несколько возможных интерпретаций одних и тех же событий и ситуаций. Интерпретации – это конкретные способы понимания, чем их больше, тем выше степень полноты понимания. «Во-первых, интерпретация отличается от простого описания того или иного объекта тем, что всегда предполагает целеполагание. Она не только описывает относительные особенности объекта, но всегда направлена на выявление отношений между объектом и иными объектами или срезами реальности. Именно поэтому интерпретативная деятельность способна „шагнуть“ за пределы очевидного, помочь увидеть те обстоятельства, которые невозможно уловить в иных формах деятельности. Во-вторых, интерпретация предусматривает создание целостного истолкования объекта, в рамках которого он рассматривается не как частное проявление генерализирующей закономерности или закона (как это, скажем, происходит в объяснении), но предстает как обладающий специфическими и уникальными особенностями. Кроме того, мы сталкиваемся с интерпретацией в том случае, если объект допускает несколько объяснений (в самом широком смысле термина), без доступной нам возможности окончательной проверки или фальсификации одного из объяснений. Поэтому в интерпретации неизбежно присутствует элемент соглашения. Недостаток объективных процедур выбора предоставляет возможность интерсубъективного соглашения сообщества исследователей в пользу одной из возможных интерпретаций. Однако, несмотря на субъективный элемент в формировании интерпретации, аргументы и рассуждения играют в ней значительную роль, потому интерпретации отнюдь не являются субъективными фантазиями» (Ищенко, 2019, с. 65).

Можно выделить, по меньшей мере, четыре неодинаковых по степени обобщенности способа научного анализа, применяя которые психологи должны рассматривать соотношение действительного и возможного при исследовании понимания.

Первый, самый общий, философский аспект анализа проблемы соотношения действительного и возможного.

Второй – общенаучный контекст, согласно которому действительное всегда включает в себя потенциально возможное. Этот способ анализа с начала XX в. применяется в естественно-научной и гуманитарной методологии для обоснования перехода от классической к неклассической и постнеклассической науке.

Третий фокус научного исследования это анализ соотношения действительного и возможного в развитии общественных формаций и социальных наук, их значимости, «удельного веса» в «обществе потребления» (Ильин, 2008) «обществе знания» (Друкер, 2015) и «обществе переживания» (Schulze, 2005).

Наконец, четвертый способ размышлений – поиск имеющихся в психологической литературе предпосылок создания психологии возможного. Такой угол рассмотрения действительного и возможного позволяет обосновать допустимость выделения новой области психологической науки с помощью конкретно-психологических данных о возможных Я, об альтернативной идентичности в Интернете и других.

Главный вопрос психологии возможного заключается в следующем: как, с помощью каких психологических механизмов человек научается распознавать альтернативные стратегии познания и поведения? Для ответа на него необходимо развести два варианта содержания «возможного» – его интерпретации как альтернатив, выбора вариантов (правда или ложь, альтруизм или эгоизм, оправдание или осуждение) и как раскрытия новых потенциальных возможностей уже, казалось бы, проанализированного предмета исследования. Интерпретации как способы понимания направлены не только на понимаемое действительное, но и на потенциально возможное. Однако в ситуациях человеческого бытия, проявляющихся в разных реальностях, содержание возможного неодинаково. В эмпирической реальности понимание представляет собой ответ на вопрос: «Истинно высказывание или ложно?». Помимо оценки истинности понимание высказывания включает в себя большой спектр ложного, но потенциально возможного: столицей Испании ошибочно можно назвать Рим, Париж и множество других городов. Таким образом, условно говоря, в эмпирической реальности понятие «действительного» по содержанию и объему оказывается существенно меньше «возможного», которое редко полностью осознается понимающим субъектом. В социокультурной реальности, в которой большую роль играют не достоверные знания, а мнения, интерпретации – это осознаваемые субъектом альтернативные варианты понимаемого (среднесуточная температура в средней полосе России выше летом или зимой?). Понимание тем полнее, чем больше предвосхищаемых понимающим субъектом вариантов возможных контекстов, в которые можно включить понимаемое. В экзистенциальной реальности типичным является понимание-постижение таких событий и ситуаций, которые специфичны для способов бытия человека в мире, основанных на осознаваемом или неосознаваемом выборе субъективно значимых для него возможностей существования (аборт, эвтаназия и т. п.).

Современные ситуации, например, повсеместное распространение постправды, побуждают ученых пересматривать соотношение действительного и возможного во всех реальностях. При этом даже первый приблизительный анализ обнаруживает их разный «удельный вес» в мире человека: в самом деле, метафорически можно сказать, что возможное является океаном, в котором действительное оказывается лишь маленьким островком. Вследствие этого главная цель книги заключается в том, чтобы раскрыть содержание ключевых понятий, характеризующих понимание эмпирической, социокультурной и экзистенциальной реальностей, – необходимое, правдоподобное, невозможное.

В первой главе аффордансы, прогнозирование, антиципация и т. п. описаны как то, что основано на прошлом знании и способствует поддержанию психической системы в устойчивом состоянии.

Во второй главе обосновывается, что многомерный мир человека субъект не может понимать, основываясь на одних и тех же психологических закономерностях. В мире существуют необходимые события и ситуации, основанные на прошлом опыте, подчиняющиеся причинно-следственной детерминации, но есть и принципиально иные – непредсказуемые, случайные. Анализируется психологическое своеобразие понимания тех и других. В эмпирической реальности понимание во многом основано на выявлении причинно-следственных связей. В социокультурной реальности понимание строится на выявлении правдоподобия («это может быть, а может и не быть»). В экзистенциальной реальности понимаются невозможное и немыслимое, в которых прошлые знания могут не играть никакой роли.

В третьей главе понимание соотносится с необходимым, правдоподобным, невозможным и немыслимым. Основное внимание уделено противоположному полюсу анализируемой области психологической науки – пониманию возможного как преадаптивного феномена, характеризующего нестабильные ситуации, возникновение которых нельзя предсказать. Анализируются случаи, в которых возможное реализуется в невозможном, немыслимом и вне-возможном.

Глава 1. Возможное – предмет современной науки

То, что только возможно – еще не действительно. Действительное уже не есть возможное.
А. Н. Книгин

В самом общем смысле возможным называется потенциальное бытие, будущее, содержащееся в настоящем. Другими словами, содержание этой категории включает представление о предстоящем осуществлении чего-то в будущем: того, что может стать действительным. Вместе с тем возможное есть и нечто невозможное, потому что любая возможность может осуществиться, а может и не осуществиться (Мулюкова, 2014). Возможное соотносится не только с потенциальным бытием, но и со способами его достижения, перехода к нему: «Возможное – это осуществимость мыслимого теми средствами, которыми располагает субъект» (Нестеров, 2017, с. 64).

В науке различается также «фактически возможное» и значительно большее по объему и содержанию понятие «логически возможное». Их соотношение видно на следующих примерах:

«1) Возможно ли через секунду переместиться в галактику Андромеды, а через две секунды вернуться к себе на кухню?

2) Возможно ли иметь рост в один километр?

3) Возможно ли встретить гору из урана?

Все из названных событий являются логически возможными. В то же время, будучи логически возможными, (1) и (3) невозможны физически (согласно законам физики), а (2) невозможно биологически» (Анкин, 2016а, с. 81).

Прежде чем анализировать проявления возможного в философии и разных областях науки, необходимо хотя бы приблизительно классифицировать категориальные признаки феномена: «В этом контексте важна классификация У. Гавера, широко цитируемая в последние четверть века (Gaver, 1991). Он предлагает различать:

а) объективно имеющуюся возможность;

б) воспринимаемую (предоставляемую) информацию об этой возможности.

Гавер вводит четыре типа ситуаций.

1. Есть и сама возможность, и предоставленная истинная информация о ней: например, в двери есть замочная скважина, и она видна, подчеркнута дизайном.

2. Нет ни самой возможности, ни информации о ней: нет замочной скважины (дверь отпирается по-другому или вообще не запирается) и нет имитации скважины (скажем, в виде муляжа).

3. Скрытая возможность (возможность есть, но информации о ней нет): замочная скважина есть, но она скрыта, замаскирована, ею может воспользоваться либо тот, кто изначально знает о ней, либо тот, кто сумеет обнаружить ее путем обследования.

4. Ложная возможность (самой объективной возможности нет, а есть ложная информация о ее наличии): замочной скважины нет (дверь отпирается по-другому), но есть ее имитация, с которой не знающий секрета может долго возиться, пытаясь отпереть несуществующий здесь замок (настоящий – в другом месте). С разоблачением этой ложной возможности опять-таки быстрее справится тот, кто возьмется ее исследовать, а не поверит в видимость» (Поддьяков, 2018, с. 60).

В современном вероятностном неопределенном мире очень важно отличать объективное «вероятное» от субъективного «возможного»: «Вероятное, как и возможное, может быть, а может не быть, но осуществление той или иной вероятности не зависит от субъекта, его желаний и действий, его самоопределения по отношению к этой вероятности. Вероятность реализуется через стечение обстоятельств, в которое мы можем внести очень слабый вклад. В отличие от вероятности и потенциальности, возможность есть потенциально допустимая перспектива развития действительности, которая может стать действительностью не иначе как через выбор субъекта и приложение усилия. Таким образом, возможность существует только для самоопределяющегося активного субъекта; для пассивно реагирующего существа возможностей не существует, есть только потенции и вероятности. Возможность (или ее отсутствие) не в ситуациях, она в головах» (Леонтьев, 2020, с. 391). Наличие или отсутствие возможностей, а также информации о них – это то, с чем сталкивается познающий субъект, пытаясь понять не только очевидные знания о мире, но и неявные, которые нужно предвосхищать и прогнозировать. Другими словами сказанное можно переформулировать как философско-научную проблему взаимосвязи действительного и возможного, описываемого с помощью неявного знания о реальностях мира человека.

1.1. Философия возможного

Соотношение действительного и возможного для философии является одной из фундаментальных, базовых проблем. Ее изучение «было начато еще Аристотелем. По его мнению, возможное предшествует действительному, при этом происходит непрерывный процесс перехода первого во второе (процесс актуализации) за счет активности и энергии, которыми обладает ум (мысль), реализующаяся в деятельности» (Хазова, 2019, с. 71). Аристотель рассматривал три варианта соотношения указанных понятий: действительность с возможностью, действительность без возможности и возможность без действительности (Аристотель, 2006). Фактически развивая эти положения, И. Кант в «Критике чистого разума» различал логические и реальные возможности вещей. Логические характеризуют принципиальную возможность их существования, а реальные – наличие необходимых условий для осуществления возможности. Этой проблемой занимался и Г. Г. Гегель: «В рассуждениях Г. Гегеля о возможном и действительном существенной является идея о том, что возможность, являясь абстрактным моментом действительности, характеризуется многообразием и неопределенностью, в основе развития абстрактного до уровня конкретного лежит энергия субстанции» (Хазова, 2019, с. 71).

Христианская антропология (прежде всего в трудах Г. Паламы) представляла человека как открытую возможность: развитие личности рассматривалась в ней на уровне возможного потенциального бытия: «Познание в сфере возможного трактуется в учении Паламы как межличностное бытие-общение, где познающий соотносится с предметом познания как со своим Другим, узнавая, выявляя в инаковом свою собственную возможность, способность быть иным. Реальность личностного Я имманентно содержит в себе неограниченный ряд альтернативных реальностей» (Семенюк, 2014, с. 79).

В XVII в. Г. В. Лейбниц предложил идею «возможных миров» и ввел в философию модальности «необходимого», «возможного» и «случайного». В XX в. понятие возможных миров было введено в семантику и логику в связи с понятиями необходимости и возможности. В логике считается, что утверждение А необходимо и истинно, если оно истинно для любой мыслимой ситуации, т. е. для всех возможных миров. Утверждение возможно, если оно истинно, по крайней мере, для одного из возможных миров. Сегодня разработка и развитие теории возможных миров является одной из фундаментальных проблем философии (Смирнова, 2017). Как отмечает М. Н. Эпштейн, «важнейшая проблема теории возможного – это „возможные миры“ и их соотношение с действительным миром. „Возможный мир“ – совокупность возможностей (или возможных существований), которые могут непротиворечиво образовать одно целое, т. е. не исключают возможности друг друга» (Эпштейн, 2001, с. 30).

Взаимодействие возможности и действительности необходимо изучать в контексте процессуального изменения бытия: «Если понятие „возможность“ выражает объективно существующую тенденцию изменения предмета, возникающую на основе определенной закономерности его развития, то „действительность“ – объективно сущее, наличное состояние предмета, конституированное в качестве фрагмента бытия. В широком смысле слова, действительность, таким образом, есть совокупность всех реализовавшихся возможностей и предметно совпадает с феноменом наличного бытия. Выступая в качестве парных категорий, возможность и действительность могут быть охарактеризованы с точки зрения взаимоперехода: возможность возникает в рамках действительности как одна из тенденций и потенциальных перспектив ее эволюции, презентируя будущее в настоящем, воплощая тем самым эволюционный потенциал действительности (как, по примеру Аристотеля, статуя Гермеса в мраморной глыбе), а превращение возможности в действительность (актуализация) порождает новые возможности» (Можейко, 2020). Для психологии возможного принципиальным является вопрос о связи действительности с невозможностями как неосуществленными альтернативами: «Однако претворение в жизнь одной из возможностей, ее превращение в действительность, означает в то же время и неосуществленность всех других, альтернативных возможностей (их сохранение в качестве возможности или превращение в невозможность). Таким образом, в контексте взаимодействия возможность и действительность конституируется категория невозможности как того, что не может быть артикулировано в качестве действительности ни при каких условиях и не может быть помыслено без нарушения логического закона непротиворечивости суждения. Наряду с этим, противостоя невозможности, возможность противостоит и необходимости, то есть тому, что не может не стать действительностью, в отличие от которой возможность соизмеряет свой статус потенциальности с вариативной перспективой» (там же).

Следовательно, в философии «действительность» есть такое понятие, которое мыслимо лишь в соотносительной связи с «возможностью». Применительно к бытию С. Л. Рубинштейн говорил о том, что в любой момент времени оно уже потенциально содержит то, чем станет в будущем. Иначе говоря, любая реальность человеческого бытия является возможностью и того, чем она станет, но пока еще не стала. Сегодня в социогуманитарных науках это положение стало аксиомой: человек открывает для себя действительность в виде многообразия возможностей. Научные основания аксиомы заложены очень давно. В частности, почти столетие назад С. Л. Франк утверждал, что «„действительность“ есть понятие, мыслимое лишь в соотносительной связи с „возможностью“: то, что актуально есть, отличается, как таковое, от того, что может быть, и предполагает за своими пределами последнее» (Франк, 2007, с. 116). С одной стороны, «„возможность“ была бы понятием, лишенным смысла, если бы она не означала именно возможность (хотя и не необходимость) осуществиться, вступить в сферу действительности. Отсюда ясно, что понятие возможности все же содержит в себе отношение к действительности и немыслимо вне его; и даже неосуществившаяся возможность конституируется этим отношением к действительности как бы как тенденция к последней, задержанная на полпути» (там же, с. 156). С другой стороны, логически, мысленно „возможность“ автономна, т. е. независима от всякой эмпирической действительности и от конкретной осуществимости: «Истина „2×2=4“ сохраняла бы смысл, даже если бы в мире не было четырех конкретных предметов; ибо она означает лишь то, что четыре предмета (взятые как дважды два предмета) именно „возможны“, т. е. мыслимы» (там же).

В науке возможности проявляются в формировании научного знания: «В период научной революции имеются несколько возможных путей роста знания, которые, однако, не все реализуются в действительной истории науки. Можно выделить два аспекта нелинейности роста знаний. Первый из них связан с конкуренцией исследовательских программ в рамках отдельно взятой отрасли науки. Победа одной и вырождение другой программы направляют развитие этой отрасли науки по определенному руслу, но вместе с тем закрывают иные пути ее возможного развития» (Степин, 2000, с. 611). «Возможное» является основополагающей характеристикой неклассической научной рациональности: «Факторы социальной детерминации познания воздействуют на соперничество исследовательских программ, активизируя одни пути их развертывания и притормаживая другие. В результате „селективной работы“ этих факторов в рамках каждой научной дисциплины реализуются лишь некоторые из потенциально возможных путей научного развития, а остальные остаются нереализованными тенденциями» (там же, с. 615–616).

Для научного понимания мира принципиальна «воспроизводимость» возможностей, способствующая развитию, творческому изменению действительности: «Мир больше не является каузальной машиной – его можно рассматривать как мир склонностей, как разворачивающийся процесс реализации возможностей и развертывания новых возможностей… Все новые возможности имеют тенденцию воплощаться, чтобы создавать опять новые возможности… Все это означает, что возможности, которые еще не реализовали себя, имеют свою реальность» (Popper, 1990, р. 18).

Философские основания понимания мира как раскрытия его возможностей заложены в двух главных научных подходах к изучению этого феномена – познавательном и историко-культурном. В рамках более узкого познавательного подхода понимание рассматривается как одна из процедур мышления, ума человека. В контексте широкого историко-культурного подхода понимание исследуется как универсальная психическая способность и даже как способ бытия человека в мире. По мнению Х.-Г. Гадамера, В. Франкла и других ученых, понимание является содержательно более объемной категорией, чем познание и уж тем более – индивидуальное мышление. Понимание нужно человеку для того, чтобы понять самого себя, определить, что он есть, какое место занимает в мире. Смысл бытия человека – в понимании. Причем не в познании, не взаимодействии субъекта с предметным миром: понимание представляет собой особый, сугубо человеческий способ существования. В этом способе субъект реализует себя как духовное и личностное начало, как творец и одновременно продукт своей эпохи. Конкретизация способа существования осуществляется в герменевтических процедурах интерпретации: к В. Дильтею восходит традиция «герменевтического круга» как движения от целого к части и от части к целому. Несколько иная позиция у М. Хайдеггера, говорившего, что первичное понимание или интуитивное схватывание целого и есть основной способ бытия человека. «Он полагает, что одной из фундаментальных характеристик человеческого бытия выступает понимание. Оно связано с „множествованием“ – разворачиванием потенциала возможностей, заключенных в человеческом бытии. Самопрояснение понимания проступает в истолковании. Так, понимание обретает онтологический характер, т. е. понимание в структурах „пред-понимания“ является основным способом человеческого бытия, которое характерно только для человека» (Полякова, 2018, с. 152).

Таким образом, множественность вариантов понимания событий в мире имеет давние и достаточно серьезные основания в философии. В XXI в. наиболее значимый вклад в создание философии возможного внес М. Н. Эпштейн, концепцию которого я проанализирую в заключительном разделе монографии.