Kitobni o'qish: «Понимание в мышлении, общении, человеческом бытии»

Shrift:

Предисловие

Предлагаемая вниманию читателей монография была написана по нескольким причинам. Первая из них – стремление переосмыслить факты и теории, отраженные в моих первых двух книгах. Логика описанных в них психологических исследований развивается по пути смещения фокуса внимания автора с анализа когнитивных сторон феномена понимания к экзистенциальным (Понимание в познании и общении. М.: Институт психологии РАН, 1994. 237 с.; Психология понимания: Проблемы и перспективы. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2005. 448 с.). Такое стремление отражает вполне понятное для любого исследователя желание представить изучаемое явление (в данном случае психологию понимания) как целостную и относительно самостоятельную область психологического знания. Сегодня психология понимания имеет отчетливо выраженные контуры и тесно соприкасается с общей и социальной психологией, когнитивной психологией и психологией развития, психологией субъекта и психологией человеческого бытия. Вторая причина написания книги – желание автора как можно полнее представить самые многообразные, а иногда даже принципиально противоположные взгляды ученых на проблему понимания. Несмотря на обретение психологией понимания начиная с 1990-х годов статуса самостоятельной дисциплины, во всей мировой психологии мне известно не более десятка монографических исследований, авторы которых с той или иной мерой полноты предприняли попытки систематического изложения взглядов на природу понимания. Наконец, третья причина состояла в необходимости прослеживания генезиса, динамики развития научных представлений о понимании, наблюдавшихся за последние четверть века, прежде всего в психологических изданиях.

Полагаю, что сформулированные выше проблемы хотя бы отчасти решены в моих более чем тридцати публикациях в рецензируемых и авторитетных в российском психологическом сообществе журналах (некоторые из них переведены на английский язык). За единственным исключением книга состоит из статей, публиковавшихся начиная с 1984 г. в журналах «Вопросы психологии», «Психологический журнал», «Вестник Московского университета. Серия. 14. Психология». Расположение материала в книге в основном отражает хронологию проведения исследований и публикации статей. Нечастое нарушение хронологии обусловлено тематическим единством исследований, описанных в каждом из четырех разделов монографии.

В первом разделе книги представлены статьи, основное содержание которых составляют попытки ответить на фундаментальные вопросы психологии понимания. К ним относятся проблемы соотношения понимания со знанием, мышлением и познанием; выявления сходства и различия ситуаций, условно названных «знать и понимать» и «познавать и понимать»; описания семи основных направлений исследования проблемы понимания в психологической науке, а также определения возможностей применения психологических знаний об обсуждаемом феномене при создании «понимающих систем». Результаты исследований привели в выводу о том, что хотя понимание является компонентом мышления, в отличие от последнего оно не направлено на поиск новых знаний. Главная функция понимания состоит в другом – в смыслообразовании, порождении смысла знания, полученного субъектом в процессе мыслительной деятельности. Понимание обеспечивает установление связи раскрываемых новых свойств объекта познания с уже известными субъекту, формирование операционального смысла новых свойств объекта и определение их места и роли в структуре мыслительной деятельности. Смыслообразование в мышлении реализуется посредством двух основных групп операций, умственных действий. Первая заключается в том, что, понимая факты, события, ситуации, субъект всегда выходит за непосредственные границы содержания понимаемого и включает его в какой-нибудь более широкий социокультурный контекст. Вторая группа умственных действий проявляется в том, что для того чтобы что-то понять, понимающему субъекту всегда нужно соотнести понимаемое со своими представлениями о должном. Речь идет о сопоставлении понимаемого с такими ценностными представлениями человека, которые отражены в принимаемых им социальных, групповых, моральных нормах поведения. Если то, что необходимо понять, расходится с тем, что человек ожидает в соответствии со своими представлениями о мире, то у него возникают трудности с пониманием ситуации. Описанные в этом разделе эмпирические исследования доказали, что непонимание (осознаваемое субъектом как проблемная ситуация) всегда является побудительным мотивом развертывания процесса мышления, а результатом успешной мыслительной деятельности оказывается понимание решаемой задачи. Вместе с тем исследования показали и то, что психологический механизм понимания сводится к решению мыслительной задачи.

Второй раздел монографии посвящен анализу внутренних условий, личностных характеристик и мировоззренческих установок, влияющих на межличностное взаимопонимание людей в общении. В нем показано, что на первых этапах формирования психологии понимания психологическое содержание феномена «межличностного понимания» интерпретировалось и исследовалось психологами иначе, чем «взаимопонимание». Межличностное понимание изучалось как понимание целей, мыслей, личностных черт партнеров, а также прослеживание мотивов поступков и объяснение ценностных представлений. Поскольку межличностное понимание формируется в разных ситуациях в течение продолжительного отрезка времени, то оно считалось ситуативно независимым, обобщенным. Взаимопонимание, наоборот, имеет ситуативный характер вследствие тематической обусловлености: взаимное понимание или непонимание людей в коммуникативных ситуациях обычно возникает по конкретным вопросам, которые они обсуждают. В межличностном понимании наиболее явно представлены субъект-субъектные компоненты взаимодействия, а объектная составляющая общения оказывается как бы отодвинутой на задний план, невидимой при поверхностном анализе. О взаимопонимании уместно говорить применительно к ситуациям явно выраженного субъект-объект-субъектного взаимодействия. Однако многолетние исследования, проведенные на самых разных категориях испытуемых («афганцах», агрессивных подростках и др.), показали, что успешность взаимопонимания также в значительной степени зависит от личностных качеств субъектов общения. Одним из теоретических оснований изменения взглядов на психологическую природу взаимопонимания и межличностного понимания стал интенсивно развиваемый в последнее время в отечественной психологии смысловой подход к личности и общению. С его позиции, взаимопонимание представляет собой согласование индивидуальных смыслов партнеров по коммуникации. При этом ведущая роль в координации смыслов принадлежит устойчивым ценностно-смысловым образованиям личности. В общении проявляется весь спектр ценностно-смысловых связей личности: в отношении себя, собеседника, общения и даже жизни в целом. Неудивительно, что предметом исследования психологов становятся такие качества, как самоотношение, направленность личности, смысложизненные ориентации и т. п. Вследствие этого в последние годы произошел пересмотр содержания и смысла понятий «межличностное понимание» и «взаимопонимание». От дифференциации обозначаемого разными понятиями фактически одного и того же феномена психологи перешли к их интеграции: ученые стали употреблять термин «межличностное взаимопонимание». Закономерность и даже неизбежность интеграции обусловлена логикой развития научных исследований в области психологии понимания достаточно полно представленной во втором разделе монографии.

Третий раздел посвящен проблемам понимания субъектом другого как «человека морального». Понимание, по определению, включает моральное долженствование: в человеческом мире понимание субъектом своих и чужих поступков всегда этически окрашено. Этика ставит и решает проблемы назначения человека, содержания морального долга, обосновывает общие для всех людей моральные принципы и нормы, а также указывает на необходимость их преломления в индивидуальном нравственном сознании. Как свидетельствуют результаты эмпирических исследований, одной из важнейших моральных проблем, претерпевающей самые причудливые трансформации в нравственном сознании современных россиян из разных социальных групп, оказалась психологическая специфика понимания правды и лжи. Выявлены также кросскультурные различия: субъективно-нравственное понимание этих категорий в русской культуре и морально-правовое в западной. Прослежены как религиозно-философские истоки формирования категорий понимания правды и лжи, так и их современная интерпретация в контексте психологии понимания. В эмпирическом исследовании интерпретации испытуемыми моральной дилеммы (скрыть ложь другого человека или сказать правду) обнаружены индивидуальные и типологические различия в понимании этой ситуации мужчинами и женщинами, а также фемининными и маскулинными субъектами с неодинаковыми свойствами личности.

В четвертом разделе понимание проанализировано не как процедура индивидуального познания, а в более широком научном и методологическом контексте. Обсуждаемый феномен рассмотрен не только как познавательный, но и как экзистенциальный способ бытия человека в мире, поиски им смысла жизни. При рассмотрении понимания под таким углом зрения принципиально важными оказываются не только когнитивные компоненты феномена, но и такие его составляющие как созерцание, переживание, постижение. В статьях обосновано положение о том, что психология субъекта и формирующаяся на ее основе психология человеческого бытия является методологической основой эмпирических исследований самых разнообразных проблем, относящихся к обсуждаемой области: различения парадигматического и нарративного способов понимания мира; анализа роли самопонимания, самопознания, рефлексии субъектов общения в формировании взаимопонимания; субъект-субъектных и субъект-объектных типов понимания высказываний и психологических особенностей партнеров в межличностном общении.

* * *

В заключение считаю необходимым сказать: я ясно осознаю, что все то, что мне удалось сделать за последние четверть века, в значительной мере обусловлено счастливой возможностью общаться с ведущими отечественными психологами и учиться у них. На мое научное мировоззрение, нашедшее отражение в этой книге, оказали влияние главным образом три Учителя. На первом курсе факультета психологии Ленинградского государственного университета Борис Герасимович Ананьев сформулировал мне такую проблему о соотношении оперативной памяти и мышления, решение которой потребовало написания и дипломной работы, и кандидатской диссертации. Научный руководитель диссертационного исследования в Институте психологии АН СССР Олег Константинович

Тихомиров не только направлял исследования мнемических компонентов целеобразования в мыслительной деятельности, но и пробудил во мне интерес к проблеме понимания. Как может убедиться читатель этой книги, интерес перерос в творческое сотрудничество, в частности, воплощенное в совместных публикациях. Наконец, ведущий научный сотрудник, а затем директор Института психологии РАН Андрей Владимирович

Брушлинский оказал огромное влияние на формирование моих взглядов о понимании как одном из центральных компонентов психологии субъекта и психологии человеческого бытия. Я бесконечно благодарен судьбе за то, что она подарила мне редкую возможность и радость общения с незаурядными людьми и выдающимися учеными.

Раздел первый
Понимание и мышление

Основные направления исследования понимания в зарубежной психологии

Опубликовано: Вопросы психологии. 1986. № 3. С. 163–171.

Проблема понимания принадлежит к числу таких междисциплинарных проблем, которые вследствие своей сложности и многогранности являются предметом анализа одновременно в нескольких областях научного познания. Проведенный нами анализ работ англо- и немецкоязычных авторов, выполненных в 1970–1980 гг., позволил выделить в современной зарубежной научной литературе семь основных контекстов, в которых употребляется термин «понимание»: методологический, гносеологический, логический, семантический, лингвистический, коммуникативный и психологический (пять из указанных семи контекстов перечислены в работе О. В. Ковалевской [3], но без соответствующего анализа). В соответствии с этими контекстами можно выделить и семь основных научных направлений изучения понимания. Поскольку все они представляют собой подходы к анализу одной и той же проблемы, то естественно, что любой из них не может развиваться обособленно от остальных. Тем не менее, как показывает рассмотрение конкретных исследований, каждый из подходов характеризуется наиболее пристальным вниманием авторов исследований лишь к одному из аспектов понимания при относительном игнорировании остальных (что и дает нам основание отнести их работы к определенному научному направлению).

Особенность психологического направления состоит в том, что в нем отчетливо выделяются две ветви. Первая – работы психологов по проблеме понимания, выполненные под влиянием идей одного или нескольких из указанных выше непсихологических подходов к проблеме. Психологические исследования понимания, принадлежащие к этой группе, нельзя без остатка свести ни к одному из данных подходов. Структура любого конкретного исследования обусловлена не только исходным тяготением экспериментатора к анализу преимущественно одного или нескольких аспектов проблемы, но и стремлением изучать понимание как подлинно субъективный феномен, выражающий отношение человека к познаваемому объекту.

В исследованиях второй группы представлен собственно психологический подход. Постановка проблемы понимания в таких исследованиях не выходит за пределы психологической проблематики. При анализе работ, выполненных в рамках этого направления, не удается обнаружить осознанного стремления психологов применить методологические принципы какого-либо из перечисленных выше подходов к построению процедуры психологического эксперимента. Сначала рассмотрим, как принципы анализа понимания, присущие методологическому, гносеологическому и т. д. подходам, преломляются в психологических исследованиях данного феномена, а затем остановимся на специфике собственно психологического подхода.

I. Понимание как методологическая проблема. Данный подход к анализу проблемы понимания распространен в основном в контексте исследований по методологии науки, в частности в западной философии истории [14]. Понимание в методологическом смысле – это такой научный метод, с помощью которого устанавливается значение научного факта. Пониманием называется процедура истолкования изучаемого явления, его интерпретация посредством специальных правил, присущих данной научной области. Явление считается понятым, если найдены корректные концепции для его описания. На Западе проблема понимания (или герменевтики) стала в последние два десятилетия одной из центральных проблем методологии гуманитарных наук.

Одной из областей познания, в которых принципы герменевтики находят наиболее полное воплощение, является психология. Это неудивительно: ведь истоки герменевтических представлений восходят к «понимающей психологии» В. Дильтея. Попытку создания современного варианта психологической герменевтики (оказавшейся по сути психоаналитической) и раскрытия с ее позиций содержания понятия «понимание» предпринял В. А. Шеллинг [32]. Он показал, что наряду с истолкованием и переносом понимание является одним из основных компонентов психоаналитической ситуации общения терапевта и пациента. Уникальность «психоаналитического понимания» определяется тем, что оно всегда имеет собственную ситуацию понимания – конкретную ситуацию общения. Принципиально важное положение: ни врача, ни пациента нельзя рассматривать вне ситуации общения – понимание возможно только как процесс постижения «интерсубъективных событий». Вовлеченность психоаналитика в ситуацию понимания проявляется в том, что он наблюдает и истолковывает переживания и отношения пациента, одновременно преобразуя их. Истолкование является не только процедурой, оказывающей определенное влияние на становление способа понимания пациентом своих переживаний, но одновременно и попыткой достичь такого значения переживаний, которое было бы субъективно значимым для пациента. Цель истолкования и состоит в получении таких новых для пациента знаний, которые помогли бы ему в самопознании. В свою очередь понимающий (пациент) всегда участвует в формировании ситуации понимания и даже, можно сказать, оказывается ее «инструментальной частью» [32]. Истолкование (интерпретация) тогда истинно, когда оно попадает в поле переживаний и проблем пациента, давая возможность построить творческое целостное понимание, которое согласуется с когнитивными и чувственными образованиями его личности. Такое понимание – ключ к интегральному самопознанию, влекущему новую интерпретацию, преобразование со стороны психоаналитика.

Поиски истоков понимания в субъект-субъектных отношениях, в последовательности «интерсубъективных событий» – несомненное достоинство психоаналитической герменевтики. Всякое понимание диалогично по своей природе, его психологические механизмы принципиально невыводимы из анализа только субъект-объектных взаимодействий, и это отчетливо осознается герменевтиками. Однако более пристальный анализ «интерсубъективных событий» вскрывает и основной недостаток психоаналитической трактовки понимания, заключающийся в отрицании важности отражения объективной реальности для становления данного психологического феномена. Психоаналитическое понимание, обнажая идеалистические корни герменевтики, коренным образом отличается от материалистического. Для психоаналитика значимы только «интерсубъективные события», а взаимодействие пациента с миром, его бытие рассматривается как малозначимая «манифестация окружения». Шеллинг пишет: «Психоаналитическое понимание» осуществляется (arbeitet) без подчеркнутой перестраховки «объективными» данными, что является ведущей линией в классическом учении о понимании» [32]. Поведение, переживания и фантазии пациента интересуют врача не в их отношении к стоящей за ними объективной реальности, а как проявления именно данного субъекта, «способ его бытия». Внешне это проявляется в абсолютном приоритете «свободных ассоциаций» в процедуре психоанализа и подчиненном значении для аналитика анамнестических данных. Естественно, что «психоаналитическое понимание» оказывается субъективным, ситуативным, невоспроизводимым и потому в конечном счете теряющим какую-либо интерсубъектную научную ценность. Однако такая трактовка понимания вполне соответствует принципам философской герменевтики, согласно которой опыт, накопленный одним человеком, не может служить предпосылкой для познавательной деятельности другого.

Таким образом, поставив во главу угла наиболее универсальную, с точки зрения раскрытия природы понимания, категорию интерпретации, методологический подход задает общее направление изучения проблемы. Конкретное же содержание этой категории раскрывается в остальных подходах к анализу понимания.

II. Понимание – включение новых знаний в прошлый опыт субъекта. В гносеологии понимание представляет собой определенный уровень теоретического освоения действительности, форму воспроизведения объекта в знании [3]. При гносеологическом подходе к проблеме понимание рассматривается как включение нового знания в контекст уже имеющегося у субъекта. Подчеркивается прежде всего содержательная объективность знания, а то, что оно составляет «интеллектуальный багаж» понимающего субъекта и возникает в результате его познавательной деятельности, хоть и признается, но не становится предметом специального анализа, остается «за кадром». Однако исследования, ориентированные на анализ именно гносеологических аспектов понимания в изложенной выше интерпретации довольно часто встречаются и в психологии. К ним я отношу такие работы, авторы которых, анализируя понимание как включение новых знаний в систему уже имеющихся у испытуемого, не раскрывают конкретно-психологического содержания данного феномена. Иначе говоря, в этих работах не определяется, посредством каких субъективных способов и средств происходит усвоение знаний. Типичными в этом отношении являются работы, выполненные в когнитивной психологии [13, 22, 35] и др. В них главный акцент делается на установление соотношений между структурой объекта понимания (в большинстве исследований им является текст на естественном языке) и теми знаниями, которые используются субъектом для получения представления об объекте и определяют характер его интерпретации.

Многие психологи сконцентрировали свое внимание на анализе организации структур знаний субъекта, с которыми соотносятся события текста. Д. Е. Рамельхарт [30] называет такие структуры схемами, Т. А. ван Дейк [13] и У. Кинч [13] – макроструктурами, П. У. Торндайк [34] – фреймами. Именно характер организации структур знаний и умение оперировать ими, по мнению этих авторов, определяют понимание. Например, Рамельхарт пишет: «Процесс понимания идентичен процессу выбора и верификации понятийных схем, объясняющих ситуацию (или текст), которую нужно понять» [30, с. 268]. Такое представление о сущности понимания распространяется и на понимание мыслительной задачи. В этом случае считается, что быстрое понимание и решение возникают тогда, когда внешняя репрезентация структуры задачи более всего соответствует ее внутреннему представлению [24].

Значительный вклад в анализ понимания как включения новых знаний в структуры опыта субъекта внесли работы Дж. Брансфорда с сотрудниками [5, 6] и др. В них отвергается положение, согласно которому при чтении предложения человек сначала понимает его как некую независимую лингвистическую сущность и лишь потом включает новую информацию в контекст своих знаний о мире и ищет следствия из предложения. Утверждается, что понимание является «объединенным продуктом входной информации и предыдущего знания» [6, с. 392]. Предыдущие знания считаются «семантическими предусловиями понимания». Авторы отмечают, что простого наличия доэкспериментальных знаний недостаточно для понимания: важно, чтобы знания актуализировались во время понимания. Однако вопрос о том, как протекает процесс актуализации (например, почему в ответ на одно и то же входное предложение у разных людей могут актуализироваться различные структуры знаний), не только остается открытым, но даже и не ставится.

III. Понимание как способность к умозаключениям. В логике пониманием называется введение выражения в непротиворечивую логическую систему и установление его связи с элементами системы. «Понимать знаковое выражение в научной теории это значит знать, как оно вводится и как исключается» [2, с. 81]. Интерпретация выражения заключается в таком его переводе из одной знаковой системы в другую (состоящую из более обобщенных знаний), в результате которого устанавливается связь данного высказывания с элементами новой системы (в которую интересующее субъекта знание входит как частный случай). Установление этой связи и означает понимание высказанного предложения.

Представления логиков о сущности понимания оказали значительное влияние на психологические исследования, посвященные обоснованию того, что процессы логического вывода являются обязательными составляющими понимания [10, 20]. В частности, субъект понимания рассматривается в них не как человек с присущими ему психологическими особенностями (определенными чертами характера, мотивами и т. п.). В таких исследованиях человек обычно представлен только как носитель знаковых систем, соотносимых с входным сообщением и определяющих тип возможных выводов из него. Этими знаковыми системами являются структуры прошлого опыта. Логический вывод, ведущий к пониманию, осуществляются двумя путями [34]. Если при анализе текущих событий, описываемых во входном сообщении, отсутствуют необходимые для их понимания конкретные данные, то они выводятся как допустимые из фрейма, с которым соотносятся события. Выбор фрейма определяет, какие правдоподобные выводы можно сделать из знаний о событиях. Другой путь используется тогда, когда поступающие события не могут быть организованы в известный субъекту фрейм. В этом случае выводы порождаются из текущих событий обратным образом: субъект пытается установить связь между ними и событиями, происходившими ранее. Если связь установить удается, анализируемые события организуются в подходящий фрейм (ситуацию) более высокого порядка, объединяющий текущие и предыдущие события [34]. Такой процесс обратного вывода был назван «наведением мостов» [10, 20].

Несмотря на прямую проекцию логических принципов при определении структуры психологических экспериментов, исследования, посвященные доказательству того, что те выводы, которые человек делает при смысловой обработке предложения, являются «интегральной частью понимаемого сообщения» [20], обладают и специфическими чертами, отличающими их от логических. Наиболее характерная из них состоит в том, что психологические исследования строятся на отказе от убеждения, что проблему понимания можно решить, не выходя за рамки систем манипулирования символами. С этим связано, в частности, стремление психологов изучать умозаключения как соединительные звенья между входным сообщением и знаниями субъекта о мире. Такой подход открывает новый ракурс проблемы и определяет необходимость изучения ее семантических аспектов.

IV. Семантические аспекты понимания. В большинстве современных работ по семантической проблематике термин «семантика» употребляется для выражения отношения знакового выражения не только к обозначаемой им ситуации, но и к ее обобщенному отражению человеком [19]. Понимание в них рассматривается как результат интерпретации отношений: понимание высказывания наступает тогда, когда субъекту становится ясно, о какой ситуации идет речь и как представляет себе ситуацию говорящий.

Психологи, изучающие семантические аспекты понимания, основное внимание уделяют проблеме так называемой смысловой обработки, т. е. конструирования понимающим семантического представления объекта понимания (в какой субъективной форме представляются знания об объекте в сознании). В отличие от распространенного в отечественной психологии определения смысла как отношения мотива к цели действия западные психологи сходятся в мнении, что «структуры смысла есть частные порождения системы знаний. Они детерминируются знанием так же, как структура предложения детерминируется грамматикой» [16, с. 235]. Дискуссии вызывает только вопрос о том, что оказывает решающее влияние на формирование смысла: актуализация перцептивного опыта или преобразование символических структур. Например, Дж. Фрэнкс, критикует семантические концепции Дж. Катца и Дж. Фодора, а также М. Куиллиана, согласно которым смысл предложения есть функция соотношения одних символов (слов) с другими. Он доказывает, что смысл порождается из структур перцептивного знания о мире. Символические лингвистические структуры предложения образуют схему формирования его смысла, а назначение отдельных слов состоит лишь в том, что они указывают, какие перцептивные классы должны быть актуализированы. «В этом смысле слова и отношения действуют как своего рода катализатор для формирования структуры смысла, но сами не являются частью ее» [16, с. 250].

В. Ф. Бревэр, оспаривая мнение Фрэнкса, перечисляет трудности, с которыми сталкивается гипотеза последнего при объяснении смысла абстрактных слов, предложений и утверждает, что «этих трудностей можно было бы избежать, встав на позицию, что перцептивная информация входит в сеть знаний, образованную высшими психическими процессами, и выражается в языке посредством систем мышления» [7, с. 267]. Он считает, что смысл слова может быть определен как то подмножество знаний, которое, по предположению говорящего, будет выделено слушателем. Поэтому смысл следует определять в терминах взаимосвязанных знаний говорящего – слушающего. С позиций советской психологии, в которой неоднократно подчеркивался системный характер высших психических функций человека, данная точка зрения представляется достаточно продуктивной.

Успешность решения проблемы смысловой обработки в значительной степени определяется эффективностью решения проблемы репрезентации (что человек знает, когда понимает что-либо). Ведь смысловая обработка и репрезентация представляют собой взаимообусловленные компоненты «семантического поля» психики понимающего субъекта. Большинство работ западных психологов посвящено анализу понимания человеком языковой информации, поэтому проблема репрезентации рассматривается ими в рамках лингвистического анализа понимания.

V. Понимание естественного языка. Лингвистический подход к проблеме состоит в стремлении найти истоки понимания в преобразованиях структур языка. Ученые, находящиеся под влиянием идей трансформационной грамматики Н. Хомского, полагают, что семантическая репрезентация предложения (служащая основой всех дальнейших преобразований, которых требует понимание предложения) эквивалентна или, по крайней мере, тесно связана с лингвистическими глубокими структурами. Для них понимание – это результат трансформации поверхностной структуры предложения в глубинную репрезентацию, состоящую из простых утвердительных конструкций [11]. Субъект поймет сложноподчиненное или сложносочиненное предложение, если сумеет разбить его на части, из которых оно состоит. (Основные результаты экспериментальных работ, выполненных в рамках этого направления, изложены в обзорной работе [1]).

Стратегия интерпретации лингвистического материала непосредственно зависит от характера актуализованных знаний. В свою очередь, значения отдельных слов лучше понимаются с точки зрения их вклада в процесс интерпретации. Поскольку любая интерпретация по необходимости оказывается субъективной, то ясно, что знания интерпретатора и процессы его мышления, протекающие при порождении и употреблении высказываний, нельзя исключать из анализа понимания языка. Направленностью на анализ прежде всего мыслительной деятельности человека, а не языковых структур характеризуется процессуальный (processing) или процедурный (procedural) подход к языку, делающий пока первые шаги [4]. Исходя из положения «сущность языка – это то, как он действует», представители процедурного подхода (Т. Виноград, П. Джонсон-Лэйрд и др.) считают, что многие из способностей, формирующих компетенцию человека в использовании языка, носят процессуальный характер. Кроме того, «сторонники такого подхода полагают, что в лучшем случае нежелательно, а в худшем – бессмысленно говорить о понимании естественного языка безотносительно к той или иной задаче, в рамках которой язык используется» [4, с. 171]. А задача использования языка неразрывно связана с коммуникативной ситуацией, в которой происходит языковое общение людей. Если рассмотрение лингвистической интерпретации – это анализ понимания высказывания слушающим, не принимающем участия в коммуникативном акте, то процессуальный подход изначально ориентирован на изучение понимания языка как компонента структуры ситуации общения. Основополагающим в процессуальном подходе является положение о том, что бессмысленно искать механизмы понимания, игнорируя коммуникативную природу языка, поскольку язык – прежде всего средство общения.