Kitobni o'qish: «Игра судьбы»

Shrift:

* * *

Жану де Лабрюйеру,
прославившемуся знанием разнообразия человеческих характеров и нравов, а также пониманием тонкостей незыблемых законов книготорговли, посвящает эту и все последующие книги автор, преисполненный благодарности и надежд, пусть себе даже и не всегда оправданных, но тем не менее согревающих душу.

Теория заговора имеет такое же право на существование, как и все теории, изо всех сил ее опровергающие, но, несмотря на свой всеобщий против нее заговор, так ничего и не сумевшие опровергнуть.
Теория заговора объясняет ход истории человеческой с той же достоверностью, с которой небесная механика известного англичанина Ньютона объясняет движение планет вокруг Солнца. Можно сколько угодно отрицать Ньютона и находить неточности в его формулах, но планеты не прекратят движение по своим орбитам, невзирая на опровержение причин, заставляющих их совершать сие движение, совершенно не обращая внимания ни на самые точные расчеты этих орбит, ни на самые новейшие изыскания всех астрономов со всеми их телескопами.
Из частного письма.

Какой роман моя жизнь!
Слова, приписываемые Наполеону Бонапарту, которые вполне могли бы сказать и императрица Екатерина II Алексеевна, и светлейший князь Потемкин, и поэт Гавриил Державин, и поэты Шиллер и Гёте, а также знаменитые проходимцы: граф Мирабо, Талейран, наивный Лафайет, дочь банкира Неккера мадам де Сталь, сам господин Неккер, так удачно погревший руки на развале королевской Франции, господа парламентские ораторы, не дававшие спуску друг другу Питт и Фокс, князь Репнин, граф Румянцев вместе с сыновьями, стар и млад семейства Разумовских, граф, князь и канцлер Безбородко, в конце концов достигший всего, но не того, чего больше всего хотелось, император Павел I и его сын Александр, художник Гойя, вездесущий Бомарше, король Людовик XVI, его супруга Мария Антуанетта и, конечно же, Катенька Нелимова, милая автору непосредственностью и бесхитростной живостью желаний восторженного сердца. Как, впрочем, и многие другие персонажи, оставившие свои имена на потрепанных временем страницах истории, беспристрастно изложенной в настоящем сочинении.

Предуведомление,
в котором автор неторопливо размышляет об Истории и о своих задачах, из этих размышлений вытекающих

В конце известного пылкостью чувств и склонностью к просвещению и так любимого мною XVIII века в России и в странах, от нее значительно удаленных, произошли события, вызвавшие последствия, которые ни много ни мало изменили мир: карта Европы украсилась названиями новых государств, вместо башмаков с серебряными пряжками мужчины стали носить совсем другую обувь, женщины забросили шляпки, напоминающие чепчики, и надели на свои прелестные головки нечто совсем не похожее на то, чем они раньше надеялись привлечь нескромные взоры. Ну а никогда не дремлющие историки торопливо вписали в свои книги множество новых имен; часть же имен, раньше не сходивших с кончиков их остро отточенных перьев, остались только в книгах, написанных до всех этих событий, а если и упоминались теперь, то все реже и реже.

А уж как перепутались жизненные пути простых людей, чьи имена не внесены ни в какие книги, кроме метрических, людей, никому не известных, но дорогих родным и близким, включая иногда и добрых соседей. Многие романтические девушки не дождались своих возлюбленных и вышли замуж совсем не за тех, о ком мечтали на заре туманной и полной неясных надежд юности; некогда состоятельные господа обеднели, иные и вовсе разорились, а один подававший надежды стихотворец спился и умер в изъеденной мышами безвестности, не удостоившись бронзовых бюстов на шумных площадях столицы и мраморных изваяний в тихих залах библиотек. Так порой случается раз в три-четыре столетия, а то и чаще. Мир меняется.

И если ты, мой не лишенный любопытства читатель, запасешься терпением и усердием и, одолевая страницу за страницей настоящего сочинения, проследишь ход этих событий в их стремительном развитии, то увидишь чудесную картину, – ее по примеру одного легкомысленного француза, ко всему еще наделенного поистине африканским темпераментом, я хочу повесить на надежный гвоздь Истории.

Что есть история? Некоторые считают, и весьма упорно, что это взаимосвязь причин и следствий, вытекающих из строгих и незыблемых законов. И не только считают, но и излагают свое мнение, часто очень пространно, с многими подробностями, и весьма успешно – в том смысле, что находятся издатели, которые печатают их труды (именно труды, но никак не сочинения), и благодаря тому, что труды эти многотомны, а тома внушают уважение весом и толщиной, ими, этими томами, удобно заполнять полки библиотек.

И уже другие, следующие в порядке очереди историки, напрочь лишенные французского легкомыслия и тем более африканского темперамента, снимают покрытые пылью фолианты с полок, изо всех сил ворошат страницы, анализируют факты, сопоставляют цифры и делают совершенно новые выводы и неопровержимые, даже парадоксальные заключения. И все это движется подобно священной реке, суровым торжественным потоком, застывая в незыблемых гранитных берегах триумфальных арок, парадных порталов и заново отштукатуренных фасадов.

Что касается меня, то я, мой снисходительный и благожелательный читатель, скромно держусь в сторонке от этого неумолимого в своей величавой вечности потока.

Волей-неволей мне пришлось прочесть так много томов исторических трудов, что изложенные в них факты я по большей части уже забыл, а цифры, по свойственной мне беспечности, безнадежно перепутал. Волей, потому что читал я их, в общем-то, по своей охоте, подталкиваемый природным любопытством, приобретенным по ходу продвижения от счастливого и беззаботного младенчества к наивному детству, а от детства к непоседливой юности и зрелым летам, достигнув коих я обнаружил несметные и всевозрастающие запасы этого самого любопытства, требовавшего ответов на множество вопросов, – ответы на многие из них мне удалось найти сначала с помощью милых и беззаботных девушек, а потом догадливых и, что очень важно, предусмотрительных женщин. Но часть вопросов оставались без ответов, и ответы на них я доверчиво понадеялся отыскать в толстых книгах, по скупости, свойственной издателям, обычно не снабженных картинками, хотя иногда в них попадались гравюры и гравированные же портреты.

Ну а невольно, потому что перелистывать сотни и тысячи страниц приходилось себя заставлять: уж больно было скучно. И тем не менее, благодаря усердию (к которому призываю и тебя, мой неустанно ищущий высоких истин читатель), перелистав множество исторических трудов, я обнаружил, что факты и цифры и даже глубокомысленные выводы совсем не есть История, а только всего лишь одежды Истории, часто строгие, сверкающие и блестящие и даже расшитые золотыми галунами, как ливреи важных лакеев, иногда подызносившиеся и лоснящиеся в некоторых местах от долгого употребления, а иной раз это и просто лохмотья, ветхие и сверкающие не золотом и серебром, а зияющими дырами, порой гордо выставляемыми на всеобщее обозрение по примеру Антисфена, одного из не очень известных учеников прославленного древнегреческого философа Сократа, наставника знаменитого Диогена. А вот под этими одеждами и скрыто главное, суть и сущность Истории. Что же это? Интрига, интрига и еще раз интрига, догадливый мой читатель.

Слово интрига, как и всякое достойное уважения слово, происходит из древнегреческого языка и в точном переводе значит «пружина», точнее – «опасная пружина» и еще точнее – «опасно сжимаемая пружина».

Сжимают ее люди, которым избыток желаний и все того же любопытства вкупе с обычной непоседливостью и еще кое-какими качествами и чертами характера не дают вести размеренно-обыденную жизнь в привычных делах и заботах, и потому-то они и сжимают и закручивают ее, эту пружину, до тех пор, пока она не разожмется и не подбросит вверх тормашками всех, кто сжимал ее, вместе с теми, кто мирно вращался в кругу спокойной жизни и ни во что не совал своего носа.

Вот тогда-то и меняется мир, со всеми его странами, башмаками и шляпками. А люди, нарядившись в новые одежды, опять начинают сжимать все ту же пружину, движимые все теми же желаниями, прихотями и чудачествами, которые сплетаются в цепочки, тянущиеся из прошлого в будущее, завязываются мелкими узелками, а время от времени затягиваются в сложнейший узел, и его потом приходится развязывать, распутывать, а то и разрубать мечом, как это сделал однажды нетерпеливый царь македонян Александр, благо меч у него всегда был под рукой, а решимости ему было не занимать.

Читателя, жаждущего скрупулезного разбора фактов и глубокомысленных выводов, я отсылаю к библиотечным полкам, заполненным трудами самых кропотливых историков, среди них преобладают немцы – безусловно, именно им, а не кому-либо еще нужно отдать пальму первенства, когда дело доходит до точности и глубокомыслия, по поводу, к примеру, непонятных, далеких звезд на ночном небе и нравственного закона – а к чтению моего сочинения я приглашаю только любителей интриги.

Интриги, интриги и еще раз интриги, плаща и кинжала, любви и шпаги.

Ибо, как и еще один француз – он хотя и не обладал африканским темпераментом, но тем не менее не стеснялся присущей его соплеменникам легкости и простоты вкусов, – я тоже променял бы любые серьезнейшие исторические труды на разного рода подробности, особенно интимные и потому не вошедшие в официальные отчеты, реляции и манифесты.

Я держусь мнения, что именно они, эти интимные и тайные, а вследствие своей тайности малоизвестные подробности, и есть основа интриги всех событий. А интрига и есть История, что я и продолжу доказывать тебе со следующей страницы, мой доверчивый, а главное, ленивый читатель: когда-то ты поленился прочесть какого-нибудь Карамзина с Соловьевым в придачу или Лависса и Рамбо, ну так не поленись полистать книгу, которую волею случая ты уже держишь в руках.

I. Из расшифрованных диалогов

1. Шведский король Густав III и русский посол разумовский

Хороший замысел требует хорошего исполнения.
Н. Макиавелли.

Императрица Екатерина II понимала, что все рассказанное ей Соколовичем об убийстве адмирала Грейга – правда. Но она не хотела верить ему и поэтому, движимая внутренним упрямством и какой-то неподвластной разуму силой, не верила ни одному его слову. Как не верила и в то, что миром правят масоны, подчиняя его, этот мир, своей воле, не считаясь ни с королями, ни с императорами и двигая монархами как шахматными фигурками, навсегда снимая с шахматной доски тех, кто пытается действовать по своему собственному уму и желанию вопреки предписанным им ходам.

А тем не менее это сущая правда, и диалоги двух верховных масонов, которые я старательно расшифровываю, чтобы удовлетворить не праздное любопытство читателей, есть самое надежное и неопровержимое тому подтверждение.

Вот они лежат передо мною, эти пожелтевшие от времени листочки бумаги, испещренные непонятными, таинственными значками. Я кладу рядом с ними другой листок – с ключом шифра, и читаю, и даже слышу голоса, доносящиеся из далекого XVIII века.

– Швеция начала войну против России. Но, как и на юге, первоначальный план сорвался из-за нелепой случайности.

– Опять нелепость? Еще один Суворов перебил всех шведов и не дал им захватить Петербург?

– Началось все, как и намечалось. Русский посол Разумовский спровоцировал Густава III.

– Как я понимаю, для этого не требовалось больших усилий. Густав III сам рвался в бой.

– Да. Но ситуация сложилась не простая. Франция, с ее опустевшей казной, не только не подталкивала короля шведов к войне, но делала все возможное, чтобы удержать его. А риксдаг, подкупленный русскими, не давал ему и шагу ступить. Разумовский сделал все очень тонко и даже остроумно. Екатерина II, чтобы помочь Потемкину, решила отправить балтийскую эскадру в Средиземное море и устроить туркам вторую Чесму.

– Я помню. И тоже ведь – почти нелепость. Никто тогда и подумать не мог, что русские корабли хотя бы доплывут до берегов Турции. А они мало того что добрались до Архипелага, так еще и уничтожили турецкий флот. И опять же – по какой-то нелепой случайности.

– Несомненно, Екатерине II сопутствует удача. А сейчас балтийская эскадра лучше организована и вооружена. Поэтому ее ни в коем случае нельзя пропустить в Средиземное море. Ну да после всего, что случилось, несмотря на провал шведского короля, русские корабли уже не покинут Балтийское море.

– Так что же Разумовский?

– Екатерина II начала снаряжать эскадру и даже предложила командование Орлову-Чесменскому, чтобы турки испугались его грозного имени.

– Турки считают, что победу над ними в Чесменской бухте одержал не Орлов, а английские адмиралы.

– Им кажется, что поражение от англичан для них почетнее. На самом деле командовал всей флотилией Орлов, и его заслуга в одержанной победе не малая. А главное, турки в самом деле хорошо знают его. По истории с перстнем…

– Что-то припоминаю… Он хотел перейти на сторону султана?

– Возможно. Его брата, Григория, как раз в то время Панин сумел удалить из спальни императрицы и отстранил от дел. Намеревался ли Орлов сдать туркам русский флот – непонятно. Он случайно захватил корабль, на котором находилась семнадцатилетняя дочь одного из самых влиятельных приближенных султана. Орлов оградил ее от посягательств и приказал доставить в Стамбул к отцу. Вместе с ней он передал турецкому вельможе перстень с портретом Екатерины II и необычайно дорогим алмазом. Этот перстень мог служить залогом для дальнейших связей с турками, так как был подарен императрицей и являлся знаком союза Орловых и Екатерины II. Исчезновение перстня заметили, и Орлову пришлось написать императрице, что он потерял его во время сражения в Чесменской бухте. Екатерина II прислала в ответ такой же перстень взамен утерянного. Это не поправило дальнейшие отношения с Орловыми. К султану Алексей Орлов не переметнулся, но после возвращения в Россию, осыпанный наградами, ушел в почетную отставку. И теперь тоже отказался возглавить эскадру. Орлов остался непримиримым врагом Потемкина и готов на все, чтобы навредить сопернику, похитившему то, что добыли Орловы, совершив когда-то революцию, рискуя собственной головой. Шведский король снаряжение русской эскадры попытался представить как угрозу Швеции, чтобы получить от риксдага разрешение исполнить свои обязанности защитника государства – то есть начать войну против России. Императрица поручила своему послу – Разумовскому официально разъяснить королю, что эскадра назначена не для действий против Швеции, а для войны с Турцией. Разумовский составил обращение к Густаву таким образом, что оно привело молодого монарха в ярость и дало ему возможность показать риксдагу, что королю, а следовательно, и Швеции нанесено оскорбление. Причем Разумовский сделал все так тонко, что Екатерина II, не заметив интриги, поддержала своего посланника.

– И риксдаг дал согласие на войну?

– Нет. Русские деньги интересуют членов риксдага больше, чем задетая честь короля. Тем не менее сложилась двойственная ситуация, и король, воспользовавшись этим, все-таки начал войну – ведь он мечтает о мести за короля Карла XII чуть ли не с пеленок. Чтобы придать большую видимость законности своим действиям, Густав III нарядил русскими казаками отряд верных сподвижников и они сожгли приграничную финскую деревушку. Этот спектакль только испортил дело, маскарад оказался слишком очевидным. Правда, план кампании сорвался по другой причине.

– По какой?

– Замысел Густава III, несомненно, был хорош. Все русские войска на юге. Петербург не защищен. От возмечтавшего о славе великого полководца, Густава III, требовалось только одно – уничтожить русскую эскадру, не выпустить ее из Балтийского моря. И потом делай что хочешь: нападай на Петербург, отнимай земли, завоеванные царем Петром I. Это, конечно, не повергло бы Россию, но хлопот Екатерине II доставило бы столько, что она надолго увязла бы в своих делах и ей пришлось бы забыть и о греческом проекте, и об Индии, и она перестала бы совать свой нос в Европу.

2. Французский маркиз де Шетарди и французский посланник граф де Сегюр

Иной раз действуя гусиным пером, можно добиться больше, чем орудуя острой шпагой.
А. Ж. дю Плесси Ришелье.

– Но Густаву III оказалось не под силу одолеть русскую эскадру? – продолжил беседу старший масон.

– Да. Русская эскадра в тылу у турок могла бы очень сильно изменить ход событий в пользу Потемкина. Опасение, что Густав III не справится – было. Поэтому надеялись на адмирала Грейга, его Екатерина II назначила командовать эскдрой. Грейг много лет тому назад создал в Петербурге ложу «Нептун». В ней состоят почти все офицеры русского флота. Сам он шотландец, но обстоятельства сложились так, что ложа учреждалась по шведской системе и высшим ее мастером стал брат короля Густава III герцог Карл Зюдерманландский, командующий шведским флотом. Подчиняясь ему как старшему в ложе, Грейг должен был проиграть сражение. А если шведы упустят русскую эскадру, то дать возможность англичанам арестовать ее во время захода в один из их портов. Но Грейг вдруг разгромил шведов и чуть не потопил их флагман вместе с герцогом Зюдерманландским.

– То есть он нарушил масонскую клятву и предал императрице Екатерине II свою ложу?

– Никто из членов ложи не арестован, Грейг не сдал свою ложу. Но, тем не менее, по непонятной причине адмирал Грейг не выполнил приказа старшего по ложе. А поражение шведской эскадры сорвало начало всей военной кампании Густава III.

– Надеюсь, Грейг казнен?

– Конечно, еще в море, на своем корабле офицерами, членами ложи «Нептун»; они выполнили и свой офицерский долг – сражались соответственно присяге, а после боя исполнили и то, что им полагалось сделать по уставу ложи. Но планы Густава III высадить десант и захватить Петербург провалились.

– Измена основателя ложи общему делу – случай неслыханный…

– Возможно, это связано с тем, что Грейг, как шотландец, не хотел, чтобы его ложа работала по шведской системе. Или имел личные счеты с герцогом Зюдерманландским.

– Это не оправдывает нарушения священного закона ложи. Масон обязан выполнять волю старшего, к какой бы системе ни принадлежала его ложа.

– Конечно. Однако в низших звеньях между ложами часто возникает настоящая вражда. С этим приходится бороться, но обычно безуспешно.

– Да, я знаю… И что теперь со шведской войной против России?

– Я думаю, все еще можно поправить. Главное все же достигнуто – русская эскадра останется в Балтийском море. Второй Чесмы не будет. А без нее и Потемкин надолго застрянет под Очаковом. И даже если возьмет его, то засядет под Измаилом и не продвинется за Дунай. Это значит, можно не беспокоиться за Стамбул. А Густав III, упустив возможность захватить Петербург с моря, может двигаться к нему от финской границы. Его сорокатысячной армии Екатерине II противопоставить нечего. По крайней мере ближайшие два-три месяца. Войска с юга в таком количестве быстро не перебросить. Ее подвело то, что она не принимает всерьез шведского короля, считает его вздорным комедиантом.

– В этом она права.

– Да. Густав III непредсказуем, одержим сумасбродными идеями. Но сорок тысяч на границе, рядом со столицей – Петербургом… С этим следовало бы считаться. Женское упрямство оказало Екатерине II плохую услугу.

– Иногда упрямство помогает победить. Особенно если оно, упрямство, отсутствует у соперника.

– У Густава III его нет. Он непостоянен. Но он начал эту войну и ему уже не остается ничего другого, как продолжать. И кстати, еще неизвестно, как поведет себя великий князь Павел. Он тоже член ложи. И если Густав III вместо своих глупых заявлений о скорой победе и обещаний опрокинуть в Неву памятник царю Петру I предложит Павлу восстановить в России законность…

– То есть возвести великого князя Павла на трон, узурпированный его матерью? Это хороший ход. Посланнику Сегюру удалось наладить отношения с великим князем?

– Нет.

– Почему?

– Во-первых, императрица совершенно изолировала сына, и ее люди следят за каждым его шагом.

– То есть урок пошел ей впрок.

– У Екатерины II очень хорошая память и она бдительна, когда дело касается престола.

– Это во-первых. А во-вторых?

– Во-вторых, Павел настроен против Франции. Он, как и его отец, – пруссоман. Но есть еще и в-третьих.

– Что же в-третьих?

– Сегюр. Французский посол – солонный шаркун и лишен авантюрной жилки. Ему не по плечу подвиги маркиза Шетарди.

– Помню Шетарди… Он возвел на трон императрицу Елизавету… И чуть не изменил ход европейской политики… И все благодаря своему неуемному характеру… Эта страсть к приключениям его и погубила… Но дел в России он успел натворить немало.

– Сегюру хотя бы десятую часть амбиций блистательного Шетарди.

– А ведь он вместе с Лафайетом воевал в Америке…

– Да, и награжден орденом Цинцината и член ложи. Но только когда король не одобрил экспедицию Лафайета, тот за свой счет снарядил корабль и бежал сражаться за свободу. А Сегюр не посмел нарушить запрета отца и остался дома, а в Америку отправился, когда Франция уже открыто поддержала колонии и вступила в войну против Англии.

– Этот случай объясняет все.

– И место посла в России Сегюр получил благодаря придворным связям своего отца. Сегюр трудолюбив, он хочет показать себя искусным дипломатом. Предел его мечтаний – должность министра иностранных дел Франции. Он не стоит и половины Лафайета. Да, впрочем, и Лафайет – восторженный глупец. Оба они в подметки не годятся Шетарди, тот был способен на любую авантюру и действовал на свой страх и риск. Недаром после провала в России король упрятал отчаянного маркиза за все его сумасбродства в тюрьму. Правда, ненадолго. Такие люди всегда нужны. Что касается Сегюра, то он старателен и жаждет отличиться. Его торговый договор между Францией и Россией – дипломатический успех. Но деятельность Сегюра уже становится вредна. А его идея четвертного союза России, Австрии, Франции и Испании даже опасна. Когда Людовик XVI сложит свою голову на плахе под топором палача, у этих стран будет официальное право вмешаться во внутренние дела Франции. Хватит с нас прямых родственников королевы и короля – императора Иосифа II и испанского короля Карла III.

– Четвертной союз нельзя допустить ни в коем случае. Карл III и Иосиф II ведь на крючке у нашего Маркиза Полномочного Вестника Смерти?

– Да.

– Иосифа II нужно пока оставить… Пусть Австрия поглубже завязнет в турецких делах… А короля Испании снимайте с шахматной доски.

– Я тоже так думал… Он – правнук Людовика XIV и, конечно же, первым придет на помощь Людовику XVI. По матери в его жилах течет кровь итальянских Фарнезе.

– Фарнезе, владетельные князья Пармы, известны распутством, алчностью и мрачной кровожадностью. Карл III не таков.

– Но тем не менее он натура сильная и цельная. Его отец потерял Флориду, Гибралтар и Минорку. Карл III уже вернул Флориду и Минорку и рано или поздно отобьет у англичан Гибралтар.

– Нет. Гибралтар должен остаться у Англии. Это опора для английского флота в Средиземном море. Ему потребуется база поосновательней. Например Корсика… Или Мальта. Но пока хотя бы Гибралтар… Карла III нужно убрать заранее… Его сын, наследник, глуп, а главное, он жалкое ничтожество. Еще более безвольное, чем Людовик XVI. При нем Испания окажется в руках его жены Марии-Луизы Пармской и ее любовника Годоя – а ими можно управлять как угодно. Так что Карла III снимайте с шахматной доски не откладывая. Надеюсь, нашего Маркиза Полномочного Вестника Смерти не нужно для этого отзывать из России?

– Нет. Его люди справятся сами. Они имеют прямой доступ к королевской кухне. Повар короля – человек Маркиза. На короле Испании он хотел опробовать свой новый яд, действующий необычным образом.

– Как же? Все яды вроде бы действуют одинаково… По крайней мере результат один и тот же.

– Результат – да. Но сам процесс и следы воздействия… После этого яда человек остается жив. Но стоит ему слегка простудиться – и простуда уже неизлечима. Она переходит в тяжелое воспаление легких, ывающей ни у кого никаких подозрений.

– Маркиз неистощим. Он – само совершенство в своей области деятельности…