Kitobni o'qish: «Общая и прикладная этнопсихология»

Shrift:

В оформлении обложки использована палехская лаковая миниатюра: В. Солотанов, Чичиков у Коробочки (1936).

Предисловие

С авторами данного учебного пособия я впервые встретилась в последние теплые дни золотой осени 1993 года. В это время в одном из старейших вузов СНГ, который в этом году собирается отпраздновать свой 200-летний юбилей, – в Харьковском национальном университете им. В.Н. Каразина, проходили Первые международные психологические чтения. Этнопсихологическую секцию в рамках этой конференции организовали и провели Валентина Павленко и Сергей Таглин. Следует иметь в виду, что в те годы этнопсихология на постсоветском пространстве только начинала возрождаться после нескольких десятилетий изгнания ее с научной арены и причисления к разряду неприемлемых для СССР «буржуазных» наук. Ряды исследователей, интересующихся этнопсихологией, были немногочисленны и разрозненны. Тем булыпего уважения заслуживала попытка организаторов секции собрать сторонников этой молодой для стран СНГ отрасли психологии, обсудить наиболее актуальные ее проблемы, наметить перспективы ее дальнейшего развития.

Эта попытка Павленко и Таглину удалась. На секции было заслушано множество докладов и сообщений, рассмотрены разнообразные теоретические подходы к этнопсихологии, обсуждены результаты очень разных по своей направленности эмпирических исследований. Но, возможно, не меньшее значение для развития этнопсихологии в странах СНГ имела сама возможность установления научных и чисто человеческих связей и контактов, которую предоставила данная конференция. Впоследствии они стали основой, на которой зарождались идеи новых индивидуальных исследований и совместных проектов, этнопсихологических конференций, научных дискуссий и публикаций.

Активное участие в работе секции приняли ее непосредственные организаторы. Уже тогда в сделанных Павленко и Таглиным докладах прозвучала идея о необходимости теоретического осмысления накопленных в отечественной и зарубежной этнопсихологии эмпирических данных и разработки «концепции этнопсихогенеза», т. е. концепции формирования специфических особенностей психики, присущих разным этносам. Сохраняя традиции и развивая идеи Харьковской психологической школы, авторы исходили из возможности построения концепции этнопсихогенеза на основе деятельностного подхода, что нашло, в частности, свое выражение в понятии «профиля совокупной деятельности этноса», без анализа которого, по мысли авторов, невозможно понять специфику психической деятельности того или иного народа.

Существенную роль в теоретических построениях В. Павленко и С. Таглина сыграли идеи культурно-исторической теории Л.С. Выготского и теории поэтапного формирования умственных действий П.Я. Гальперина. Харьковские психологи попытались доказать возможность применения концепции Гальперина не только для онтогенетических исследований, но и для этнопсихогенеза. Разработка концепции этнопсихогенеза, по их мнению, должна составлять ядро того, что они называют «общей этнопсихологией», в определенном смысле противопоставляя ее «прикладной этнопсихологии». Предназначение последней – решение имеющих этническую специфику более конкретных, практических задач, возникающих в самых разных сферах: воспитания и обучения (психологические аспекты этнопедагогики), межэтнического взаимодействия (социально-психологический аспект прогнозирования и урегулирования этнических конфликтов, адаптации к инокультурной среде и др.), диагностики и лечения (психологические аспекты этнопсихиатрии) и т. п.

Эти идеи нашли свое отражение в тексте учебного пособия, подготовленного в 1994 г. в рамках программы «Трансформация гуманитарного образования» для курса «Этнопсихология», который в Харьковском университете читается с начала 90-х годов. Однако издание его в рамках программы в силу ряда причин так и не было осуществлено. Впервые учебник Павленко и Таглина был издан – на украинском языке – лишь в 1999 году при содействии международного благотворительного фонда, основанного украинско-американским бюро защиты прав человека, и стал одним из наиболее популярных и востребованных учебных пособий по этнопсихологии на Украине.

За последние годы в России еще больше вырос интерес к этническим проблемам, а этнопсихология изучается в большинстве вузов, готовящих психологов, этнологов и других специалистов. В этих условиях круг учебников и учебных пособий по данной дисциплине, написанных отечественными учеными, значительно расширился. На прилавках книжных магазинов одновременно можно встретить 3–4 работы разных авторов. И в каждой из них, как писал А.И. Донцов в предисловии к моему учебнику «Этнопсихология», ждут находки и открытия. Однако в любом учебном пособии, сколь бы объемным оно ни было, невозможно охватить этнопсихологическую проблематику во всей ее полноте. Поэтому можно только приветствовать расширение круга учебных материалов по этнопсихологии за счет переводов популярных западных учебников, первые из которых появились в последние годы на российском книжном рынке, а также за счет переиздания работ известных авторов из стран ближнего зарубежья на русском языке. Учебное пособие украинских психологов Валентины Павленко и Сергея Таглина как раз и представляет собой одну из удачных проб последнего типа. Оно, несомненно, будет полезно как для студентов высших учебных заведений России, осваивающих этнопсихологическую проблематику, так и для более широких кругов специалистов в области гуманитарных наук.

Доктор психологических наук,

профессор факультета психологии

МГУ им. М.В. Ломоносова

Т.Г. Стефаненко

Раздел I
Общая этнопсихология

1. Предмет этнопсихологии в исторической перспективе

На сегодняшний день крайне сложно говорить и писать об этнопсихологии как о науке. Это происходит, прежде всего, потому, что ни отечественная этнопсихология, ни этнопсихология за рубежом еще не сформировались как самостоятельные дисциплины. Вместе с тем, важно отметить, что представления об этнопсихологии существенно отличаются у психологов стран СНГ и у психологов на Западе. Для американских и западноевропейских психологов этнопсихология является скорее субдисциплиной этнографии и этносемантики. Она связана с исследованиями личности, души, национального характера только как с представлениями о верованиях народа, известными, в частности, по народному фольклору. Иными словами, этнопсихология за рубежом является одной из отраслей науки, разрабатывающей очень небольшую и вполне определенную область взаимосвязи культуры и психики наряду со многими другими субдисциплинами: кросс-культурной психологией, психологической антропологией, культурной психологией, туземной психологией и т. д. Для отечественной же психологии под термином «этнопсихология» принято понимать некую пограничную дисциплину, направленную на изучение всей совокупности проблем, так или иначе затрагивающих соотношение психологической и этнокультурной проблематики. Учитывая особенности развития наук, изучающих взаимоотношения культуры и психики в западных странах и странах СНГ, можно предположить, что на Западе уже произошла первичная дифференциация данной области, и разные дисциплины разделили и «разобрали» для изучения ее различные аспекты. В силу ряда причин в странах СНГ этот процесс несколько запаздывает, поэтому этнопсихология пока остается, выражаясь метафорически, «сборной солянкой», т. е. дисциплиной, пытающейся охватить весь круг вопросов, имеющих отношение к этнокультурнопсихологической проблематике.

1.1. «Психология народов» как предтеча современной этнопсихологии

Годом рождения этнопсихологии принято считать 1859 г., когда приват-доцент кафедры общего языкознания Берлинского университета Г. Штейнталь совместно с философом М. Лацарусом начали издавать «Журнал психологии народов и языкознания». В своей программной статье: «Мысли о народной психологии» редакторы провозгласили рождение психологии народов – новой науки о народном духе [27].

Какое же содержание вкладывали первооткрыватели психологии народов в это понятие? Они считали, что существуют две разновидности наук: одни изучают природу, другие – дух. В природе действуют одни законы – механические принципы, законы кругооборота и т. п., а в духовной сфере – иные. Только духовной сфере свойствен прогресс, поскольку дух постоянно творит нечто, воплощаясь в продуктах своего творчества. Одной из наук, изучающих дух, должна была стать, по мысли ученых, психология народов, в задачи которой входило «исследовать специфические способы жизни и деятельности духа у разных народов». Она призвана установить психологическую сущность народного духа, его активности; открыть законы, по которым осуществляется внутренняя духовная деятельность этносов, исследовать основания, причины и предпосылки возникновения и развития разных этносов, а также их взаимоотношений. Согласно представлениям Лацаруса и Штейнталя, народная душа имеет неизменную субстанцию – дух племени, от которого и зависит ее деятельность, а значит и история народа. В их концепции народный дух не обретает конкретных черт, а представляется неким мистическим феноменом.

Ученые считали, что народная психология как наука состоит из двух частей – абстрактной и конкретной. Первая, т. е. народно-историческая психология, должна ответить на вопрос о том, что такое народный дух, какова его структура и наиболее общие законы развития, что должно быть присуще всем народам, а не только каким-либо конкретным. Вторая – психологическая этнология – должна изучать народы и народности как формы проявления этих общих законов в реальности. Исследованию подлежат «продукты деятельности» народного духа – язык, мифы, религия, обычаи, история народа и его характер. Лацарус и Штейнталь попытались построить целостную систему представлений о психологии народов, однако эта система имела множество методологических недостатков, наиболее существенным из которых была чисто идеалистическая трактовка народного духа, придание ему субстанционности, что сделало его внеисторическим и полумистическим образованием.

Следующую серьезную попытку создания психологии народов предпринял выдающийся немецкий ученый – основатель экспериментальной психологии Вильгельм Вундт [6]. «Душа народа», в представлении ученого, это не просто сумма душ отдельных людей, а их специфическая связь и взаимодействие, что и создает новые характерные явления со своими своеобразными законами. Они, по мысли ученого, и становятся объектом психологии народов.

С точки зрения Вундта, народный дух – это высшие психические процессы, возникающие в результате совместной жизни и деятельности всех членов этноса, совокупное содержание их переживаний, ощущений, стремлений. Вундт отрицал идею Лацаруса и Штейнталя о неизменной субстанционности народной души, что, безусловно, было шагом вперед по сравнению с его предшественниками.

Народный дух, согласно Вундту, изучается с помощью анализа конкретно-исторических продуктов культуры народов: языка, мифов и обычаев. Этот тройственный набор для исследователя не случаен, поскольку по аналогии со своими представлениями об индивидуальной психологии он пытался свести к тройственной структуре и народную психологию: разуму (его аналогом в народной душе является язык), чувствам (их аналогом выступают мифы) и воле (в народной душе – это обычаи). Язык, по Вундту, понимается как начало и основная движущая сила поэзии и науки. Он содержит общие формы всех представлений народа и законы их связи, а мифы как основа религии содержат в себе первичные народные понятия, обусловленные чувствами и стремлениями; обычаи же воплощают моральные принципы, определяющие направление действий желаний и воли.

Идеи В. Вундта вместе с концепцией Лацаруса и Штейнталя часто объединяют в одно направление – психологию народов, фактически являющуюся первичной формой существования этнопсихологии. В современной литературе отмечается, что в рамках этого течения было поставлено множество важных и интересных вопросов, но ввиду общей неразработанности теории, определенных методологических упрощений и недостатков, это направление не смогло найти удовлетворительные ответы на поставленные вопросы. Вместе с тем, важно понимать, что это было первое направление, в рамках которого пытались создать целостную систему этнопсихологических представлений и впервые определиться с предметом и методами новой науки, заложить основы для становления и развития этнической психологии. Именно с этого направления этнопсихология начала свой нелегкий путь развития, завоевывая новые страны и научные школы, выдвигая и отвергая различные гипотезы, совершенствуя методы и теории.

1.2. Вклад в этнопсихологию американских и европейских этнологов

1.2.1. Школа «Культура и личность». Психологическая антропология

В начале XX века центр изучения взаимоотношений культуры и психики переместился в США. Инициативу в этих исследованиях проявляли в первую очередь этнографы и этнологи. Особую роль в инициации данного направления в США сыграл Ф. Боас. В 1910 г. он выступил на юбилее Кларкского университета, где присутствовали Зигмунд Фрейд, Карл Юнг и другие известные ученые того времени, с докладом «Психологические проблемы антропологии». Выступление произвело огромное впечатление на присутствующих и привлекло внимание к данной проблеме как исследователей, так и общественности. Ученики Боаса – Маргарет Мид, Рут Бенедикт и другие – своими многочисленными работами заложили фундамент школы, широко известной во всем мире под названием «Культура и личность». Ведущую роль в ней со временем стал играть А. Кардинер.

Школа «Культура и личность» сформировалась в конце 1920-х – начале 1930-х гг., интегрируя и придавая новое звучание идеям Ф. Боаса с одной стороны (в частности, идеям культурного детерминизма: характер формируется в результате воспитания), и положениям фрейдизма с другой (например, положению о том, что разные культурные типы личности являются результатом ограниченного набора вариаций на основе универсальных, инвариантных закономерностей индивидуального развития, концентрации особого внимания на сексуальной сфере и т. п.). От психологии народов она отличалась следующими особенностями:

• возвращением к индивидуальной психологии, разработкой понятия «личность» как первичной единицы, которая обуславливает структуру целого;

• особым интересом к процессам формирования личности в младенчестве и раннем детстве;

• особым вниманием к сексуальной сфере и психосексуальному развитию ребенка.

Основными теоретическими вопросами, которые тогда рассматривались и активно дискутировались, были проблемы национального характера, понимания и соотношения нормы и патологии в разных культурах, анализ значения опыта раннего детства для формирования личности [2, 3].

В школе «Культура и личность» была предложена и принята теоретическая схема, которая упрощенно может быть представлена следующим образом:

Первичные институты —> Базовая личность —> Вторичные институты

Понятие «первичных институтов» отождествлялось с ранним опытом детства и сводилось к изучению режима кормления младенцев, способам их купания, особенностям пеленания, ношения, укачивания и т. п., т. е. обращения с ребенком в первые годы, и особенно – в первые месяцы его жизни в разных культурах. Считалось, что выработанные определенной культурой на протяжении столетий устойчивые первичные институты порождают и формируют такую личность, которая соответствует этой культуре, способна функционировать в ней и развивать ее. Такая личность получила название «базовой личности» и зачастую это понятие отождествлялось с понятием национального характера. Считалось, что базовая личность окончательно формируется в раннем детстве и остается в таком виде навсегда. Таким образом, сказывалось влияние культуры на личность. С другой стороны, воплощение потребностей базовой личности в форме искусства, религии и т. п. (в психоанализе все это трактовалось как определенные способы психологической защиты, сублимации) соответствовало представлению о «вторичных институтах» и объясняло, как личность влияет на культуру.

Воплощение этих идей на уровне конкретного исследования можно проиллюстрировать на примере известного представителя школы «Культуры и личность» Д. Горера. Обратившись к проблеме русского национального характера, ученый изучил традиционную практику обращения с младенцами в русской культуре. Горер пришел к выводу, что стержневыми чертами национального характера русских являются пассивность, инертность и безынициативность. Свой вывод исследователь аргументировал, в частности, тем, что традиционная практика обращения с младенцем предусматривала специфический, очень тугой способ пеленания. В русской культуре для этой цели существовало даже специальное «орудие пеленания» – «свивальник», что отражено в существовании данного термина в языке. Спеленатый таким образом ребенок практически не мог двигаться и вообще проявлять какую бы то ни было инициативу. Поскольку считалось, что подобным образом надо пеленать долго, то ранним опытом детства на самом деле было ограничение активности, что, согласно Гореру, отражалось как на психическом развитии ребенка, так и на будущей психической деятельности и поведении взрослых представителей данной культуры. Впоследствии критики этих идей называли подобную аргументацию характеристик базовой личности «пеленочным детерминизмом». Критики данной школы акцентировали внимание на многих упрощениях действительности, характерных для ее последователей, в частности:

• фаталистической трактовке роли раннего детства в развитии личности;

• сведении сложных процессов социализации к отдельным элементам ухода за ребенком;

• абсолютизации межкультурных различий и недооценке внутри-культурных отличий между индивидами;

• идее единой для всего общества структуре личности и отождествлении ее с национальным характером и т. п.

Критические замечания относительно многих теоретических положений и конкретных эмпирических исследований заставили представителей этой школы в определенной степени пересмотреть некоторые идеи. В частности, со временем центральное понятие «базовая личность» было дополнено понятием «модальная личность», что дало возможность дифференцировать оптимальную для условий данной культуры структуру личности, сформированную согласно требованиям социума, и реально выявленные в наблюдениях и экспериментах статистически преобладающие конфигурации структуры личности.

После Второй мировой войны в этом течении наблюдалась тенденция перехода от широких эмпирических исследований к построению обобщающих теоретических концепций [2]. В частности, в 1954 г. была опубликована монография Хонигмана «Культура и личность», в которой была сделана попытка представить одноименное направление в качестве методологической основы для работ, изучающих соотношение психики и культуры.

С началом 1960-х гг. связаны поиски новых путей развития данного направления. В 1961 г. Ф. Хею предложил переименовать школу «Культура и личность» в «психологическую антропологию», аргументируя это тем, что такое название менее громоздко (но не в русском языке) и более точно отражает предмет исследования. Его предложение было поддержано, но в процессе обсуждения проявилась неоднозначность представлений о предмете и методах данного направления. Новые подходы были отражены в работах Ф. Хсю, М. Спиро, Д. Баркова, Ле Вина и других ученых, хотя большинство исследователей соглашалось с предложенной еще М. Мид формулировкой, согласно которой предметом данной науки является «изучение специфики мышления, чувств и действий в разных культурах».

Таким образом, «психологическая антропология» как отдельная наука сформировалась из популярного американского направления первой половины XX века «Культура и личность». Большинство примыкавших к нему исследователей составляли антропологи, которые в рамках своих полевых работ, с одной стороны, интересовались психологическими феноменами в разных культурах, а с другой стороны находились под сильным влиянием психоанализа. Наиболее известными из них являются Маргарет Мид и Рут Бенедикт. Работы М. Мид «Взросление на Самоа» (1928), «Как растут на Новой Гвинее» (1930) и «Секс и темперамент в трех примитивных обществах» (1935), а также труды Р. Бенедикт «Модели культуры» (1934) и «Хризантема и меч» (1947) стали бестселлерами, популярными далеко за пределами США даже среди людей, далеких от этнографии и психологии. Этот период в существовании направления характеризовался формулированием основных идей и целей исследования, выделением специфических областей для изучения (период раннего детства в различных культурах, проблема нормы и патологии в разных обществах и т. п.), определением основных понятий.

Важной исторической вехой в развитии психологической антропологии стал 6-й Международный антропологический конгресс, который состоялся в 1973 г. в Чикаго. Секция «психологическая антропология» работала тогда под руководством Маргарет Мид и выпустила обобщающий сборник трудов объемом около 2000 страниц, где были представлены работы ученых из разных уголков земного шара. В 1977 г. было основано Общество психологических антропологов, которое начало издавать журнал «Этнос». В 1978 г. вышел первый номер «Журнала психологической антропологии», который позже был переименован в «Журнал психоаналитической антропологии».

Психологическая антропология продолжает активно развиваться за рубежом и в наши дни. Так, в рамках совместной инициативы издательства Кембриджского университета и Общества психологической антропологии (ячейки Американской антропологической ассоциации) была предпринята серия публикаций Общества психологических антропологов, которая стала регулярной. В ней издаются книги по психологической антропологии и близким областям знаний – когнитивной антропологии, этнопсихологии, культурной психологии. Работы многих известных антропологов, опубликованные в последнее десятилетие – Роя Д’Андраде, 1995 [31]; Бреда Шора, 1996 [33]; Клауди Страусс и Наоми Квуинн, 1998 [35] и многих других – привлекают внимание не только антропологов и психологов, но и широкого круга читателей, интересующихся проблемами взаимоотношений культуры и психики.

Говоря о вкладе этнографов и этнологов в развитие этнопсихологии, невозможно не упомянуть работы европейских ученых. Особенно заметными и влиятельными были труды представителей французской культурно-психологической школы. Широко известны работы Л. Леви-Брюля и К. Леви-Строса.