Международное частное право: коллизионное регулирование

Кроме того, объяснение явления через цель не способствует прояснению его природы. Некоторые ученые отрицают возможность существования данного института. Дж. Бил полагает, что институт автономии воли является посягательством частных лиц на прерогативы законодателя[126]. Однако санкционирование законодателем волеизъявления сторон – явление достаточно частое, и нет оснований для его нераспространения на сферу международного частного права. А. А. Рубанов разработал теорию, в соответствии с которой институт автономии воли является проявлением обратного влияния общественных отношений на право[127]. На основании этого исходного тезиса он приходит к ряду выводов практического характера: недопустима локализация автономии воли, недопустим выбор квазиправовых норм, недопустима юридическая биотехнология. Представляется, что наиболее существенным недостатком этой теории является ее сложность[128]. Автономия воли постулируется как уникальный институт, для обоснования которого формулируется общая теория. Однако эта теория при более детальном рассмотрении не способствует определенности, поскольку является не менее уникальной. Представляется, что для обоснования данного института следует исходить из имеющегося и устоявшегося

Понятие первичной квалификации. Первичная квалификация представляет собой выяснение правовой природы отношения с участием иностранного элемента. Данная

Природа автономии воли. В отечественной доктрине вопрос о природе автономии воли является одним из наиболее дискуссионных. Эта дискуссия имеет достаточно большую практическую ценность: по ее результатам мы можем определить варианты решения отдельных вопросов, связанных с договорным определением применимого права (форма соглашения о выборе права, необходимость локализации автономии права и пр.). Обратимся к наиболее распространенным точкам зрения и аргументам, их опровергающим. По мнению Д. Ф. Рамазайцева, институт автономии воли закреплен в международном обычае[121]. Однако международное право не устанавливает ответственность за незакрепление в национальном законодательстве данного института. Кроме того,

Во-первых, ч. 2 ст. 1192 ГК РФ предусматривает только ситуацию применения императивных норм одного иностранного государства в условиях коллизионной отсылки к праву другого иностранного государства. Законодатель не закрепил в ней возможность действия императивных норм иностранного государства в условиях, когда применяется отечественное право. Такая потребность может возникнуть[560]. Во-вторых, императивные нормы иностранного государства применяются, только если они должны регулировать соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права. Как и отечественный законодатель, иностранный, как правило, не подчеркивает особую императивность своих норм для целей международного частного права. Императивная норма международного частного права – это чаще всего императивная норма, важность которой определяется судом, а не законодателем. В-третьих, фраза «суд должен учитывать назначение и характер таких норм, а также последствия их применения или неприменения» не несет никакой смысловой нагрузки. Применяя любую норму, суд

М. М. Богуславский полагает, что институт автономии воли является частным проявлением принципа диспозитивности (свободы договора) в гражданском праве[122]. По мнению Манчини, автономия воли основана на принципе индивидуальной свободы.[123] Однако выбор права распространяется и на некоторые аспекты отношения, обычно не регулируемые в договоре (недействительность). Кроме того, в рамках института автономии воли закрепляются условия, для реализации которых необходимо привлечение третьей стороны (суда). А. Л. Маковский считает, что основанием автономии воли является цель предотвращения коллизии законов[124]. Эту позицию несколько корректирует А. Батиффоль: «Автономия воли представляет собой инструмент, который законодатель передает в руки частных лиц в той сфере, где их интересы являются доминирующими, с целью исправить несовершенство коллизионной нормы или неопределенность принципа близости (близости права и общественного отношения. – В. Т.)»[125]. Однако стороны договора, выбирая применимое право, часто не преследуют такой цели.