Kitobni o'qish: «Воспоминания (1915–1917)»
© Издательство им. Сабашниковых, 2015
* * *
В. Ф. Джунковский, 1916
В. Ф. Джунковский. Август 1915 – декабрь 1917
15 августа 1915 года товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов Владимир Федорович Джунковский был уволен от службы по личному указанию императора Николая II. Поводом послужило досье, собранное шефом жандармов на Григория Распутина. Передавая на высочайшее имя эту неприглядную хронику деяний «старца», В. Ф. Джунковский знал, на что идет. Его отставка, весть о которой быстро распространилась в правительственных кругах, вызвала широкий общественный резонанс.
Этим знаковым эпизодом заканчивалось двухтомное издание «Воспоминаний» В. Ф. Джунковского, выпущенное Издательством имени Сабашниковых в 1997 году1. Публикуемые ниже записки являются продолжением повествования.
Не останавливаясь подробно на биографии автора, обстоятельно изложенной в предисловии к изданию 1997 года, отметим, что интерес к фигуре В. Ф. Джунковского значительно вырос за последнее время. Учитывая это обстоятельство, Издательство имени Сабашниковых планирует к публикации также и его рукописи за предшествующий период 1865–1904 гг. Таким образом станет доступным весь корпус воспоминаний Джунковского практически за полвека до 1918 года – скрупулезнейшим образом зафиксированная хроника своего времени.
К сожалению, за более поздний период записок нет. Автор сам поставил точку: «На этом я кончаю свои воспоминания своей службы, которой была полна моя жизнь в течение лучших лет моей жизни».
Обо всем остальном пусть судит читатель. Ведь самым достоверным источником, особенно с таким педантичным автором как В. Ф. Джунковский, есть и остается текст, подготовленный им самим. Частью композиции, органическим элементом его повествования служат документы, сохраненные в многотомном архиве: газетные вырезки, донесения, приказы, протоколы, письма и даже фотографии, сделанные им лично в боевой обстановке.
В предыдущих томах читатели получили возможность проследить глазами автора ход событий за 1905–1912 гг., когда В. Ф. Джунковский был московским губернатором, и за 1913–1915 гг., когда он возглавлял Особый корпус жандармов.
В настоящем томе В. Ф. Джунковский предстает перед нами действующим генералом Действующей армии.
* * *
Занимаемый пост и законодательство Российской империи вполне позволяло экс-шефу Отдельного корпуса жандармов получить генеральскую пенсию за выслугу лет и не утруждать себя дальнейшей службой. Однако, несмотря на обиду, В. Ф. Джунковский остается верен своим принципам. Осенью 1915 года он добивается назначения в Действующую армию командиром бригады 7-й Сибирской стрелковой дивизии, в 1916 – он будет командовать 8-й Сибирской стрелковой дивизией, в 1917 – возглавит формирование новой дивизии и добьется присвоения ей наименования 15-й Сибирской стрелковой, а в сентябре 1917 г. возглавит 3-й Сибирский армейский корпус.
В эти два года уместилось много событий. Западный фронт, напряженные бои, окопные будни, Февральская и Октябрьская революции, падение монархии и развал армии, а следом и страны. На глазах мемуариста армия, которой он присягал служить честно и добросовестно, теряла боеспособность, самые дисциплинированные полки заражались анархией, поворачивали оружие против своих же командиров. Как и тысячи других офицеров, Джунковский оказался перед самым тяжелым выбором в своей жизни – долг не позволял оставить свой пост, но и изменить течение событий было не в его власти.
До этого, получив военное образование в Пажеском корпусе, начав службу в элитном лейб-гвардии Преображенском полку, он поднимался по карьерной лестнице от поручика до генерал-майора, не имея реального военного опыта. Оказавшись на фронте, В. Ф. Джунковский прошел основные ступени службы, последовательно командуя бригадой, дивизией и корпусом. Он был прекрасным организатором, но с необходимостью брать на себя ответственность посылать тысячи людей под пули, на смерть, ему пришлось столкнуться только в годы войны.
Многое, что определяло характер Джунковского, нашло реальное практическое применение и здесь, во фронтовой обстановке. Он отмечал в записках: «…Как легко на войне давалась популярность, надо было только добросовестно самому исполнять долг и заботливо относиться к подчиненным, входить в их нужды, смотреть на них не как на пушечное мясо, а как на людей, не сентиментальничая при этом… Больше ничего не требовалось, и за таким командиром люди пойдут куда угодно, будут переносить с ним всякие лишения…».2
Чрезвычайно примечательно описание Джунковским печально известной Нарочской операции. Без снисхождения к себе и другим он описывает действия русских войск, приводит случаи мужества и героизма рядовых стрелков, неразбериху в штабах и общую неподготовленность этого наступления.
Но еще более показательно описание работы комиссии, созданной командованием Западного фронта по горячим следам с целью определить причины и виновников неудач. Из скупых строк, описывающих этот эпизод, видно, как непросто было В. Ф. Джунковскому отстаивать честь сибирских полков, когда на них попытались возложить вину за прорыв немцев и последующее отступление. Но он сумел найти слова и убедить командование принять его точку зрения. Безусловно, авторитет бывшего заместителя министра внутренних дел и московского губернатора сыграл свою роль. Однако и характер человека в такой ситуации многое значит. В марте 1916 года для генерала Джунковского честь этих полков была также дорога, как его собственная, и он защищал их честь, как свою.
На войне не бывает мелочей. И со свойственной ему дотошностью бывший губернатор погружался во все премудрости фронтовой жизни. Доставка продовольствия, приготовление пищи, обмундирование и снаряжение, медицинское обеспечение и взаимодействие с соседями по «передовой» – все это стало каждодневной работой, требующей внимания и днем и ночью.
Включение в корпус мемуаров большого количества приказов по частям, которыми он командовал, возможно, покажется лишними подробностями, перегружающими текст. Но каждая строчка приказа, указывающая, что на позициях полка или дивизиона надо что-то исправить, разместить полевые кухни поближе к окопам, выставить новые посты, создать команды по откачке воды из траншей или отремонтировать мостки, по которым должны эвакуировать раненых, свидетельствует о том, что они сделаны человеком, который сам регулярно ходит по этим окопам и мосткам.
И он ходил, и объезжал верхом растянувшиеся на много верст позиции, требовал обеспечить наблюдение за противником, добивался четкой работы санитарных служб, заботился о питании и бытовых условиях бойцов. Его отношение к людям в солдатских шинелях не осталось ими незамеченным, а его требовательность воспринималась ими не как генеральские придирки, а как проявление заботы и стремление к порядку, без которого жизнь в окопах превращается в кошмар.
Провожая Джунковского в сентябре 1917 г. в штаб 3-го Сибирского армейского корпуса, который он должен был возглавить, один из рядовых стрелков дивизии говорил: «Мы никогда не забудем нашего начальника дивизии, которого всегда можно было встретить то ночью, то днем без всякой свиты проходящего по окопам, скромно, без всякого оружия».
По своим убеждениям В. Ф. Джунковский был монархистом, и не скрывал этого, до последнего момента оставаясь преданным свергнутому российскому императору, несмотря на обиды, связанные с отставкой 1915 года. Однако он имел свое мнение о взаимоотношениях верховного командования и действующей армии. Об этом свидетельствует эпизод, когда Джунковский принимал участие в торжественном смотре-награждении отличившихся солдат Западного фронта великим князем Георгием Михайловичем.
«Ведь насколько, – пишет Джунковский, – больше впечатления произвело бы прибытие посланца царя, если бы для него не устраивали бутафорского парада, а он бы сам объехал войска в местах их стоянок, побывал бы и в окопах, это конечно заняло бы несколько дней, но зато и великий князь мог бы доложить государю, как действительно живут полки, и войска бы увидали посланца царя у себя – это бы имело колоссальное влияние на настроение войск… Конечно, это представляло известный риск, но я смотрю так, что даже если бы великого князя какая-нибудь шальная пуля и настигла где-нибудь в окопах, то и такого рода жертва окупилась бы вполне тем моральным впечатлением, которое бы она произвела на войска, сознанием, что и великие князья жертвуют своей жизнью за царя и Родину…».
Такой же неоднозначной была и его позиция в отношении Распутина. В декабре 1916 года Владимиру Федоровичу пришлось специально объяснять товарищам по оружию свой взгляд на его убийство.
«…Один из чинов штаба обратился ко мне: «Ваше превосходительство, почему Вы не разделяете нашего восторга?» Я ответил: «Это начало конца!» Меня просили объяснить, что я этим хочу сказать. Я сказал, что дело не в личности Распутина, а дело в том, что такие явления, как распутиниада, вообще были возможны… Что касается самого факта убийства, то этим самым участники его… еще более скомпрометировали престол. «Убийцы, – прибавил я, – сыграли в руку революции».
Спустя два месяца опасения генерала-майора Джунковского подтвердились. Февральские события 1917 года привели к власти политические силы и людей, которые завершают распад того, чему он служил и во что верил.
Потому и его оценки многих военачальников и политических деятелей из числа членов Государственной думы и Временного правительства резко отличаются от хрестоматийных. В высшей степени уничижительна его характеристика министра-председателя Временного правительства А. Ф. Керенского, оказавшегося наверху этой пирамиды.
Джунковский ясно видел неспособность Временного правительства решать значимые политические задачи. Демонстрацией служит эпизод, связанный с Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, на которую летом 1917 г. автор был приглашен для дачи показаний. Эта несвоевременная попытка сведения счетов с бывшими политическими противниками в условиях разваливающейся экономики и катастрофической ситуации на фронте, наглядно продемонстрировала близорукость и слабость новой власти.
Но и в данных условиях, как командир дивизии, а затем и корпуса, В. Ф. Джунковский предпринимает все от него зависящее, чтобы предохранить от анархии ввереннные ему части, сохранить порядок и боеспособность рот и полков, невзирая на «демократические» веяния, агитацию, пропаганду и революционные лозунги. Даже с комиссарами временного правительства ему удается договариваться.
Однако новая политическая власть расставляет на местах и соответствующее военное командование. Керенский назначает верховным главнокомандующим известного своим успешным наступлением в 1916 году генерала А. А. Брусилова, заменив им генерала М. В. Алексеева. Но вот что пишет об этом Джунковский:
«Благодаря Брусилову развал в армии усилился, т. к. твердые начальники в нем поддержки не имели. Керенский, приехавши в Ставку, пришел в ужас, когда ему показали всю картину развала армии, но он не решился принять радикальных мер против этого развала, боясь, как бы эти меры не способствовали бы контрреволюции. Он стал насаждать комиссаров, из бывших политических, главным образом эсеров, наивно думая, что эти последние сумеют, с одной стороны, укрепить дисциплину, с другой, – пресечь всякие контрреволюционные попытки. Убедившись, что и из этого ничего не выходит, он, напуганный июльским большевистским движением, сменил безвольного и ничтожного Брусилова, заменив его твердым как скала Корниловым, но было уже поздно».
Далее, оценивая личности А. А. Брусилова и А. И. Деникина, Джунковский дает понять, что его симпатии не на стороне генерала, пошедшего на службу к большевикам, а на стороне человека, чья фамилия при советской власти стала синонимом врага. Цитируя слова Деникина о долге и чести, Джунковский обозначает и свою личную позицию: «Иллюзий у него не было, но он считал долгом до конца, пока он в состоянии, твердо неуклонно продолжать свое дело защиты Родины».
Особое место в тексте воспоминаний занимает сюжет, посвященный положению дел в Московской практической академии коммерческих наук, попечителем которой Джунковский был без малого 10 лет. Первое письмо, включенное в текст, датировано 18 января 1916, а последнее – 1 мая 1917, т. е. уже после Февральской революции. Однако весь сюжет привязан в тексте к началу 1916 года, когда выдающийся русский химик и педагог А. Н. Реформатский принял решение об уходе с поста директора и перед попечительским советом встал вопрос о его замене.
Отношения между преподавательским составом, попечительским советом, администрацией и учащимися представляет собой некий слепок всего российского общества описываемого периода. Нельзя не отметить, что среди преподавателей, упоминавшихся в переписке, не менее половины – состоявшиеся ученые с европейским именем, а другая – будущие академики АН СССР, доктора наук и т. п. Их работа в стенах практической академии заставляет по-новому взглянуть на уровень образования ее выпускников.
Такие имена, как Д. Н. Анучин и А. П. Калитинский, С. А. Чаплыгин и В. И. Пичета, А. И. Успенский и П. И. Новгородцев и сегодня составляют славу и гордость отечественной науки и культуры. А что стоит список попечительского совета – практически повторяющий список промышленно-финансовой элиты Российской империи: Рябушинские и Абрикосовы, С. М. Долгов и Н. И. Астров, предприниматель и математик Е. М. Эпштейн, Н. К. Смирнов и Д. И. Филиппов. Ведущие коммерсанты считали своим долгом поддерживать образование и науку в России.
Как оказалось впоследствии, многие из преподавателей этих учебных заведений предпочли «бой кровавый», а не «сеять разумное, доброе вечное». Последний год существования учебного заведения по накалу страстей, скрытому напряжению и трагической развязке демонстрирует процесс распада всего общества в целом. Педагогические собрания превращаются в митинги, профессиональные качества преподавателей подменяются политическими взглядами, анонимки и доносы становятся средством избавления от профессуры старой школы. Большевистская идеология, исходящая из принципа «кто был никем, тот станет всем», одерживает верх над академическим подходом.
И в этой ситуации именно монархист, экс-жандарм и блестящий придворный В. Ф. Джунковский выступает в роли арбитра и пытается противостоять разрушительным тенденциям ради тех, кто пришел в академию учиться, его волнует учебный процесс, а не политические взгляды преподавателей.
По своему содержанию его переписка с С. М. Долговым, исполняющим обязанности председателя попечительского совета, и Е. Н. Ефимовым, директором академии, выходит далеко за пределы истории одного учебного заведения. Джунковский включил этот сюжет в состав книги как иллюстрацию того, что происходило в тылу, усматривая прямую взаимосвязь с процессами, происходившими на фронте.
А там, где маневренный период ведения боевых действий уже завершился и фронт застыл в окопах позиционной войны, В. Ф. Джунковский среди повседневных забот о большом дивизионном хозяйстве, личном составе, его боеготовности и здоровье, находит время для сбора документов по истории воинской части, у истоков создания которой он стоял. Так, в его личном фонде имеется целое дело3, в котором собраны списки офицеров 15-й Сибирской стрелковой дивизии, исторические справки о частях, послуживших основой для формирования ее и 15-го Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона, разнообразные инструкции и наставления.
Показателен приказ № 84 по 15-й Сибирской стрелковой дивизии от 5 февраля 1917 г., устанавливающий порядок увековечивания подвигов военнослужащих части. В нем Джунковский делает нормой не просто фотографирование героя для полкового музея, а отправку на родину семье героя его фотографии с описанием подвига. Такое отношение генерала Джунковского к подчиненным, его приказам или просьбам вызывало уважение.
В 1938 году, тогда, когда Джунковский был арестован и приговорен к расстрелу, в Париже вышла небольшая книга Болеслава Вильгельмовича Веверна «6-я батарея, 1914–1917 гг.: Повесть о времени великого служения Родине». Автор – полковник-артиллерист, участник 1-й мировой и Гражданских войн, эмигрант и нештатный автор таких изданий, как «Возрождение», «Русский инвалид», «Часовой». В 1917 году артиллерийская бригада, где служил Веверн, стояла на позициях вместе с дивизией Джунковского, и этому эпизоду он посвятил несколько слов, которые весьма точно характеризуют командующего дивизией:
«Наконец настал день, когда эту дивизию сменила тоже недавно сформированная Сибирская стрелковая дивизия, начальником которой был назначен генерал Джунковский. Мы сразу почувствовали разницу, как в отношении к себе, так и в отношении к неприятелю. Теперь мы могли опять спокойно стоять на своих позициях, не опасаясь за участь своих орудий.
Светлые воспоминания о личности генерала Джунковского навсегда останутся в нашей памяти. Он был всегда с нами необыкновенно вежлив и внимателен, как к нам самим, так и ко всем нашим нуждам. О генерале Джунковском мы никогда не слыхали от его подчинённых ни одного плохого слова: все всегда его только хвалили, любили и верили ему».
В воспоминаниях Джунковского практически не нашло места его личное увлечение фотографией. Несколько скупых фраз типа: «я даже раз вышел из блиндажа и сфотографировал несколько взрывов», «снимались в группе» и т. п. да несколько фотографий генерала с фотоаппаратом фирмы «Кодак» руках. Но и в этом увлечении проявлялся его характер: не многие фотографы находили время, чтобы разобрать свои и чужие снимки, наклеить их в фотоальбомы, придерживаясь хронологии, даты и места съемки, сделать практически под всеми фотографиями подписи. Именно поэтому его фотоснимки сейчас, через 100 лет после начала 1-й мировой войны, приобрели особую ценность, благодаря им есть возможность увидеть лица людей, участников событий, о которых рассказывает автор.
Свои записки В. Ф. Джунковский готовил к изданию в серии «Записи Прошлого» издательства М. и С. Сабашниковых. С семьей Сабашниковых его связывала многолетняя дружба. Вспоминая об этом, Михаил Васильевич Сабашников писал:
«По мере написания своих записок Владимир Федорович прочитывал их мне и Софии Яковлевне вслух. Я часто удивлялся его удивительной памяти и добросовестной точности, с которыми он старался описывать иногда и незначительные подробности.
Когда мы лишены были общим ходом событий возможности издавать подобные произведения, Владимир Федорович реализовал свой труд у Бонч-Бруевича в Литературном музее, что дало этому благородному человеку средства к жизни на несколько лет».
Это был уже 1934 год. В. Д. Бонч-Бруевич едва сам не поплатился за то, что приобрел рукопись у бывшего царского генерала.
Позже машинописная копия воспоминаний со всеми сопроводительными материалами была передана в Государственный архив Российской Федерации, где и хранится по настоящее время.
* * *
При подготовке настоящего издания стиль и композиция оригинала сохранены. Написание слов и пунктуация приведены в соответствие с современными грамматическими нормами, за некоторыми исключениями, в частности, в документах, для сохранения аутентичности текста и стилистических особенностей речи. Также устранены разночтения в написании имен собственных: фамилий, географических названий. Топонимы и географические названия соответствуют написанию 1914–1918 гг. Орфографические ошибки и опечатки исправлены без оговорок; смысловые ошибки и описки оговариваются в примечаниях. Примечания к тексту, сделанные автором, обозначаются как «Примеч. автора».
Из-за большого объема издания часть документов, включенных автором в общий корпус воспоминаний, таких, как приказы по воинским частям и соединениям, благодарственные письма и ряд постановлений Петроградского совета солдатских и рабочих депутатов, призывы Временного правительства, обращения А. Ф. Керенского – частично опущены или сокращены. Пропуски и изъятия в тексте отмечены отточием, заключенным в угловые скобки.
При публикации составители постарались сохранить авторскую разбивку на абзацы, но в ряде случаев руководствовались смыслом и удобством восприятия текста. Авторские подчеркивания воспроизводятся в тексте без оговаривания. Общепринятые сокращения слов, обозначающие титулы, чины, рода войск и т. п. в тексте раскрыты. К номерам воинских частей и соединений добавлялось через дефис окончание, чтобы они отличались от чисел.
Даты в соответствии с общепринятыми правилами (до 1 февраля 1918) приводятся по старому стилю, в нескольких необходимых случаях рядом в круглыми скобками проставлена дата по новому стилю.
Издание снабжено именным указателем и примечаниями, в состав которых включены биографические сведения о лицах, упоминаемых автором в тексте. При подготовке примечаний и указателя были использованы документы личного фонда В. Ф. Джунковского (ГА РФ. Фонд 826. Опись.1).
Составители выражают особую благодарность В. А. Авдееву, Д. А. Белановскому, И. Н. Засыпкиной, Е. Л. Киселевой, Л. В. Крячковой, А. В. Махалину, С. Г. Нелиповичу, И. К. Оганджанян, З. И. Перегудовой, Е. А. Полуэктовой, А. Н. Сидоровой, М. В. Сидоровой, О. В. Чистякову, В. М. Шабанову, В. Л. Юшко за помощь, консультации и ценные советы.