Kitobni o'qish: «Земная жизнь с пропиской в небе. Книга вторая»

ЮРИЙ СТАРОБИНЕЦ

Земная жизнь

с пропиской в небе

книга 2

Псков 2014 год

Содержание книги охватывает события трехвековой истории России, и в то же время продолжает судьбу главного героя Андрея Старова. Жизнь привела его к организации первой экспедиции к заброшенному в болотах величественному Рдейскому монастырю. Каждый путник, побывавший там, проходит путь переосмысления истории России, своей судьбы и понимания жизни. Кто мы на этой земле? Для чего живем? Какой срок пребывания отведен нам и что останется после нас? Эти поставленные перед собой вопросы и есть «Земная Жизнь». Штамп от прописки в небе тоже остается навечно, он тревожит пилота во снах, не дает успокоить мозг и гонит его по лабиринтам прошедшей жизни. И лишь глубоко окунувшись в историю страны, человек сможет понять правоту Конфуция: «Хочешь знать будущее – изучай прошлое».

От автора:

Судьбы людей 19 века близки к реальным событиям, картины жизни взяты из воспоминаний Митрополита Вениамина Федченкова, экономическое положение уезда из книги В.В. Котова «Холм на Ловати и его земля». Читатель увидит и современное понимание прошедших событий на основе размышлений автора. Судьбы, имена друзей и соратников 21 века изменены. Художественный сюжет книги потребовал более насыщенных событий, поэтому некоторые узнаваемые герои получили дополнительные поступки, происшедшие в другое время с другими людьми. Постарайтесь не объединять героев книги с реальными действующими лицами. Это может навредить реальному человеку в современной жизни.

ВЕСТИ ИЗ ПРОШЛОГО, 19 ВЕК

Шел 1860 год. Александр Мамонтов возвращался из Европы в Москву после пятилетнего отсутствия. Весть о тяжелой болезни отца пришла неожиданно и не вовремя. Он добился первых успехов, пройдя путь от рабочего винзавода, приказчика в большом магазине до заведующего отделом. Ему доверяют. Он регулярно носит миллионы франков в банк, и лишь однажды возникла у него в голове мысль о возможности сбежать с большой выручкой, уехать в Америку и открыть свое дело. Но он выбросил эту глупость из головы, скрываться и пробираться тайком он не мог. Не прошло даром отцовское внушение:

– Слово купеческое – это сама честь, а иногда жизнь целиком. Не поймешь этого, однажды проснешься, а вокруг много людей, но ни одной живой души. Береги, сын, нравственную, духовную основу в словах и делах.

Александр располагал небольшим капиталом для открытия своего дела в сфере мелкого производства, выпуска газет и даже похоронного дела. Эти направления были неплохо изучены, риски просчитаны. Любовь к молодой прекрасной француженке придавала ему сил и энергии, но именно из-за нее он не мог заняться бизнесом, требующего полного погружения. Жениться, начать семейную жизнь и одновременно открыть свое дело казалось совершенно невозможным. Возвращение в свободную, деловую Европу оставалось смыслом всей его жизни.

В последнее десятилетие его отец Николай Мамонтов принял ряд неординарных решений. Покинув столицу, он первым из знаменитых купцов переселился в Москву, купил большой и красивый дом в Раздолье и открыл на Сыромятной улице фабрику сургуча. В 1858 году на этом месте появился завод сургуча и красок. Николай Мамонтов, купец первой гильдии, стал почетным гражданином Москвы.

В семье Мамонтовых Саша был третьим сыном и четвертым ребенком. Сестра Вера рано вышла замуж за известного картинного коллекционера Павла Третьякова и жила счастливо. Старший брат Иван был полностью при отце, помогал ему в организации производства и сейчас фактически руководил фабрикой. Средний брат Кирилл, закончив обучение и используя деньги отца, занимался мелкой торговлей. Александр пошел своим путем, нарушив волю отца, он покинул Россию для поиска своего места в жизни и познания мира. Родители не сразу смирились с самоволием младшего сына, но поскольку верили в него, снабдили в дорогу деньгами.

– Это тебе на регулярные письма с чужбины и возвращение обратно – сказала мать, сунув ему в руки большие по тем временам деньги. Отец на проводы сына даже не вышел.

Теперь блудный сын возвращался на Родину в промозглую русскую осень на перекладных пролетках. Закутанный в длинный тулуп он постоянно мерз, все больше раздражаясь от плохих дорог, грязи и нищеты окружающих сел. Было время подвести итоги прожитых 27 лет. Воспоминания наплывали волнами, захлестывая картины теплой и сытой европейской жизни.

Его дед родился крепостным и принадлежал помещику Шаловскому. Он был «дворней» – так назывались крепостные крестьяне, служившие в помещичьем имении. К дворне относились: управляющий барским поместьем, чином ниже – конторщик, заведующий письмоводством, приказчик, которого чаще всего видели сидящим верхом на лошади с кнутом в руке. Ему поручал помещик надзор за полевыми работами крестьян и требовал исполнения своих распоряжений. Потом шли ключник, владеющий ключами от амбаров с хлебом, садовник, повар на барской кухне, лакей в барском доме, экономка, горничная, кузнец, плотник, кучера барской конюшни, а также собачник, ухаживающий за стаей гончих собак для барских охот. Потом пчеловод, разные подручные помощники: заведующий овчарней, птичница, коровница, пастух и пр. Пастух был последним в ранге всех служащих, и когда хотели указать на самое низкое житье, говорили:

– Смотри, а то пастухом будешь.

Вся эта дворня, хоть и считалась промежуточным звеном между классом господ и «мужиками», не особенно уважалась земледельцами-крестьянами потому, что была безземельной. Жизнь дворни, включая управляющего, зависела исключительно от помещика. У крестьян был хоть кусок земли. У безземельной дворни – ничего: ни избы, ни земли для постройки, ни даже огорода. Господин, помещик был хозяином огромных земель и жил в богатом поместье среди прекрасного сада. В барский дом никто из простых смертных попасть не мог, поэтому он казался недосягаемым. Было, правда, исключение, когда на святки господа устраивали детям елку и приглашали на нее детей дворни, заготовив для них недорогие подарки, «гостинцы». Для доставки детей запрягали лошадей с санями и везли в звёздную ночь по искрящемуся снегу. Их с восторгом от «рая» проводили в барский зал. Высокие потолки, красивое убранство зала, «необыкновенные существа» – господа, такие все красивые и нарядные, все улыбаются. И среди всей этой волшебно-сказочной прелести еще огромная елка до потолка: с зажженными мерцающими свечами, серебряными нитями со звездами, игрушками, сладостями. Детей водили хороводом вокруг нее, раздавали подарки и потом возвращали их с «неба на землю».

Вокруг барского дома обычно разбивался красивый парк, иногда целая роща, аллея, цветочные клумбы. К барскому дому вел особый подъезд, на границе которого стояло два белых столба, иногда соединенных аркой. В главном селе был храм. Его обычно строил помещик рядом с парком. Тут же, внутри кирпичной ограды было барское кладбище, где хоронили усопших помещиков, священников и членов их семей. Дьяконов и псаломщиков хоронили уже на общем кладбище. Классовое различие распространилось даже и на клир. На праздники Пасхи, Рождества и Крещения, когда духовенство посещало с молебнами дома господ, священник и диакон приглашались потом к столу в барской столовой, а дьячок должен был кушать в лакейской комнате. И никого это не удивляло, такие порядки были искони. На церковном кладбище в тени больших деревьев рядами стояли гранитные и мраморные памятники, украшенные разноцветными лампадами и изречениями из слова Божия. Между рядами памятников – чистая дорожка, усыпанная песком. В свободной от могил части кладбища внутри оградной земли был лужок: здесь сидел народ, дожидаясь службы или перерыва между утреней и литургией. За оградой в десятке шагов – другое маленькое кладбище, окопанное рвом и обсаженное сплошными кустами колючей акации. Здесь хоронили из дворни, да и то не всех, а кто повыше. Тут ставили на могилах деревянные кресты.

А вдалеке, приблизительно в версте, было уже общее мужицкое кладбище. Тут не было ни ограды, ни кустов, а только старая канава, почти заровненная от времени землей. На могилах кое-где были кресты, или лишь уцелевший основной кол. Унылое было это третье кладбище, вдали от людей, жилья, среди голого поля. Однажды, в засушливый год Александр принял участие в народном шествии по полям с молебном о дожде. Мужчины и женщины взяли крест, хоругви, и иконы под перезвон колоколов направились… на общее кладбище свое. Там согласно обычаю отслужили сначала панихиду по всем усопшим. Живые люди в молитве просили умерших предков помочь одолеть и засуху. Мудрый и умилительный обычай святой Руси! По окончании панихиды женщины бросились по разным концам кладбища к родным могилкам, кое-где послышался жалобный плач. Потом люди пошли с пением молитв по полям. Что это были за горячие молитвы! Александр сам еле сдерживал слезы и шептал:

– Господи! Ты не можешь не услышать этих бедных людей. За эту веру их, за слезы! Я прошу тебя: дай им все, что нужно.

И через день дождь пошел. Александру потом говорили, что не было случая, чтобы такие молебны вообще оставались без исполнения.

Богатый помещичий класс жил совершенно обособленной от народа жизнью. Александр вспоминал барина, сурового и недоступного. Не было случая, чтобы он когда-нибудь поговорил с крестьянином. Неприветлива и строга была барыня. Она построила отличную школу для детей округи, давала ученикам ежедневный обед из дворовой кухни. Делала подарки на праздники, но сохраняла строгий и холодный облик. Храм был единственным местом, где барин и крестьянин обращались к Богу на равных, правда каждый со своего определенного места: барин в первом ряду, остальные – позади, но никто из молящихся крестьян не дивился этому и не осуждал. Все одинаково каялись в грехах перед общим духовником, причащались из одной Чаши, стояли рядом в одном храме, молились одному Богу и спокойно готовились к смерти и погребению на разных кладбищах. Нужно сказать, что у благочестивых помещиков было добросердечное отношение к крестьянам. Но были и другие: жили только для себя и мало думали о народе.

Дед Александра служил на войне вместе с сыном барина. Спас ему жизнь, за что получил освобождение от крепостного права. Острый ум, природная смекалка, проявившаяся на войне, а затем в барском хозяйстве помогли ему стать купцом, хотя первый «откуп» приобрел для него барин. Откупом в те времена называли право на торговлю. Судьба благоволила семье Мамонтовых, превратив ее в знаменитый род.

Жизнь сына барина сложилась не так хорошо. Молодой барин служил на Полтавщине, где влюбился в крестьянскую девушку. Возвращаясь со службы, он взял ее с собой, однако не посмел сразу явиться с ней в барский дом, а оставил ее у крестьян в деревне в четырех верстах от дома. И уж потом сообщил своей матери неожиданную новость, что вернулся он не один, а с любушкой. Мать, как говорит предание, сняла туфли со своей ножки и отхлестала сына по щекам. Потом приказала привести девушку, как законную жену в общий дом. Но тяготилась барской жизнью украинская крестьянка: все непривычно было для нее в чужом доме. Тогда молодой барин построил молодой семье отдельный флигель, ближе к селу, у дороги. Молодая жена обсадила его сиренью и разными деревьями. Говорили про нее, что любила она ходить к крестьянам родным, а народ ее жалел и любил. Но несчастна была ее жизнь: она начала пить горькую, а потом и скончалась скоро. Ее сын Владимир, которого хорошо помнил Саша, умер раньше времени, не оставив потомства. Нелегко уживались вместе люди разных классов и слоев общества, несмотря на единую родину и веру.

А бабушка рассказывала Саше, как женили его деда. Это было характерно для того времени. Как то зимой Сашин прадед обратился к своему сыну Федору, лежащему на теплой, огромной русской печи со словами:

– Федор! Я решил тебя женить.

– На ком батюшка?

– Хочу взять дочь приказчика из соседнего села Надежду.

– Батюшка, это – рябую-то?

(Бабушка Александра в детстве болела оспою, и на хорошем личике ее остались с десяток малозаметных рябинок).

– Как? Что ты сказал?

– Я говорю рябая она.

– Да как ты посмел перечить мне? Ну-ка слезь сюда с печи!

Сын повиновался. Прадед взял от печи рогач да раза два вытянул им по спине своеумного жениха.

– Вот тебе рябая! Что, я не знаю, что ли, кого тебе выбирать? Надежда – смирная, а что рябь малость, так воду с ее лица, что ли, пить? Жить придется с нею. Душа нужна.

– Прости, батюшка! Хоть на рябой, хоть на кривой, ваша воля! – смирился сын.

И поженились. И какая она была чудная жена и мать! Преданная, смиренная, благочестивая, чистая и терпеливая женщина. Никто никогда не видел ее сердитой или недовольной. Кротчайшее существо было, как святая. И умерла свято, безболезненно, подобно нянюшке Л. Толстого.

Лошади продолжали вести Александра по дороге, уже присыпанной первым снегом. Воспоминания уступили место размышлениям. Крепостное право на Руси казалось немыслимой отсталостью общества. Как можно так жить? Почему молчит народ? Неглупый царь Александр Второй, а не понимает, как живет Европа? Или великое смирение крестьян-христиан давало народу такую огромную силу терпеть все? Или глубокая идея о суетности и скоротечности этой земной жизни давала ему мудрость философа, народа-богоносца, по слову Достоевского? Или уж данная многовековая укрепившаяся привычка повиноваться, подчиняться, во всем мириться облегчала ему сложности жизни? Или при довольстве, сытости, своеволии самих господ он видел у них те же болезни, свои страдания, грехи и беды? Или он чуял, что корни несчастий и скорбей находятся где-то глубже и неустранимы? Или просто, при своем хорошем сердце и сносной жизни, он удовлетворялся малым своим счастьем, не зная другого, лучшего, а если и видел его у господ, то не завидовал им. Но возможно, что у «дворовых» крепостных, в отличие даже от рядовых мужиков-земледельцев, постепенно вырабатывалась особая психология повиновения, терпения, примиренчества. Они были более зависимы от начальства, не только от помещика и управляющих, но и от меньшей власти. Мужики жили лучше, самостоятельнее: отрабатывали свои 2-3 дня в неделю на барина, а потом ты – сам себе господин, хозяин в семье, на скотном дворе, в огороде, в хозяйстве, в поле. Земля давала ему силу и опыт. У дворовых же, безземельных, оставался один путь: держаться места, зависеть всецело от воли владельцев, уйти было почти некуда.

– Владение людьми – совсем не божественное дело, – внушал Александру мудрый священник в Европе.

Происхождение рабства политического и экономического происходит от дьявола, который ожесточает одних людей против других. Горе можно терпеть, но оправдывать причиняющих его хозяев – нельзя. Спасение человечества от горя и страданий не происходило и не придет даже от экономических свобод. Простое доказательство тому в самих богатых и свободных: разве они лучше бедных и подчиненных? Не хуже ли душой? Не грешнее ли? Не гордее ли? Не жесточе ли? Недаром сказано Господом:

– Трудно богатому при излишестве войти в Царство Небесное, – то есть сложно оставаться хорошим нравственно, чтобы удостоиться будущей награды там.

Но это соображение не оправдывает насилия одних над другими: как бы ни было мало или велико зло, оно остается им всегда. Царь Давид в псалме говорит:

– Когда гордится (много о себе думает и позволяет) нечестивый, то возгорается нищий, – то есть обижаемый, бедняк, подчиненный. И тогда происходят революции. Ровоам, сын Соломона, стал жестоко обращаться со своими подданными. Они взбунтовались, и отделились 10 колен израильских от Ровоама. Он собрал воинство, чтобы подавить эту революцию, но пришел к нему пророк и сказал от имени Господа:

– Не ходи и не воюй, ибо это – от меня произошло!

Божье попущение или изволение. Иногда у людей (не святых) уже не хватает сил терпеть. В крепостной Руси бывали восстания крестьян, а нужно удивляться тому, что их бывало все же очень мало. Поразительно мало, как не выискивай их из архивов. И это от того, что народ наш был необычайно терпелив и кроток. Но вскоре начнет иссякать и смирение, а с ним – и сила терпения.

Александр Мамонтов прибыл в родной дом поздним вечером. В доме никто не спал. Обнявшись с братьями и матерью, почерневшей от горя, он прошел к умирающему отцу. В возрасте 53 года Николай Мамонтов выглядел глубоким стариком. Его белое, как мел, лицо, было неестественно высохшим и еле узнаваемым. Только взгляд из глубоких глазниц был прежним, отцовским. Жестом отец заставил сиделку поднять подушки и переместить его повыше. Его голос дрожал, но тон был категоричным:

– Я дождался тебя, сын. Мать читала мне все письма, и я знаю твои желания. Господь выполнил мои мольбы и теперь слушай последнюю мою волю. Царь Александр начинает грандиозное преобразование России, я назначил тебя от нашей семьи на сход, где будет объявлена вся стратегия изменений. От результатов этой поездки будет зависеть судьба нашего рода, и я вручаю ее в твои руки. Выбор пал на тебя от того, что ты раньше братьев узнал европейскую жизнь, приобрел опыт и быстрее поймешь суть реформ. Однако, деньги мои вы получите поровну. Отныне место твое в России, женитьбу на чужестранке запрещаю. Невеста Татьяна из рода Хлудовых для тебя приготовлена, согласие получено.

Последние слова произносились с большим трудом, но били Александра, как хлыстом. Не исполнить последнюю волю отца он не мог. Слезы душили его от нахлынувшей любви к отцу, от разрушения всех его планов. Все перемешалось в его сознании, но он прильнул к холодной руке отца, который уже прикрыл глаза от усталости. Последние слова отца прозвучали тихо:

– Жду слова купеческого, сын.

– Исполню, батюшка, – прозвучало в присутствии всей собравшейся семьи, как приговор.

– Все оставьте меня и пригласите священника, – произнес Николай Мамонов еле слышно.

Он скончался под утро без стонов, превозмогая сильную боль, и ушел из жизни с чувством выполненного долга перед страной и семьей.

19 февраля 1861 года началась великая реформа. По ее стратегии правительство выплатило помещикам стоимость земли, переданной освобожденным крестьянам не наличными деньгами, а ценными бумагами. Большинство помещиков кинулось продавать свои выкупные бумаги на рынок, где цена их сразу опустилась почти на треть. Цену земли определило государство, исходя из осредненных значений, подогрело слухи о готовящихся крестьянских бунтах и умело сыграло на понижение цены бумаг. Видя такое дело, большинство поместного дворянства, не ожидая ничего хорошего от власти, начало ценные бумаги обменивать на деньги, с изумительной легкостью тратить их в столицах и заграницей. Лишь небольшая часть помещиков задумывалась о земле, содержании дворни и собственной судьбы на земле предков.

Крестьяне жили и вели свое хозяйство общиной, которая объединяла несколько деревень. Суть общинного землепользования заключалась в том, что, хотя земля и была собственностью помещика, она находилась в пользовании общины. Крестьяне сами делили и перераспределяли пашню и покосы через 5-10 лет в зависимости от состава семьи. А поскольку пахотная земля на разных полях была разного качества, то ради справедливости каждый крестьянин получал на разных полях свою долю (полосу). Отсюда и появилась так называемая «чересполосица». Также община располагала запасными полосами, на которых проводилась общественная запашка, и выращивался мирской хлеб, с нее оказывалась помощь старикам, вдовам, погорельцам и сиротам. Часть хлеба поступала в магазин, где в случае необходимости его можно было купить. Усадебная земля (под домом, огородом) была собственностью крестьянина и переделу не подлежала. Крестьянин мог продать свой дом со всем хозяйством, но не имел права продать свою долю общинной земли. В общем пользовании общины находились водоемы, пастбища, леса, мельницы, дороги, мосты и др. Община своими силами или путем найма занималась ремонтом дорог, мостов и осушением болот. Все вопросы хозяйства, приема новых членов общины решались на общем сходе, здесь же избирался староста и сборщик податей. Общепринятой нормой жизни в общине была толока – помощь в строительстве избы, посеве, уборке и обмолоте.

После реформы 1861 года земельные наделы, которые получили крестьяне, стали собственностью общины. Каждый крестьянин обязан был выкупить свой надел, при этом средний размер платежей на Северо-Западе составил 8,14 рубля на душу, а плата за десятину земли до 1,52 рубля. Таким образом, государство сохранило чрезвычайно серьезное налогообложение села, рассчитывая собрать с крестьянина живые деньги за полученную землю. Крестьянин, неожиданно ставший хозяином своей судьбы, не имея опыта жизни в совершенно изменившихся условиях, был вынужден продавать свой урожай без понимания конъюнктуры рынка, продавать вслепую, второпях, неграмотно хлебным спекулянтам, нацеленных на быстрое обогащение. Хлебные аферисты, опухшие от безнаказанности, и российские банки явились основными игроками по выкручиванию слабых крестьянских рук. Им нужна была в аграрном смысле недоразвитая Россия, в которой можно было платить за хлеб не столько, сколько он стоит, а сколько хочется. Такое себе позволяла в Европе только Англия в отношении колониальных крестьян Индии.

Вот как характеризует А.Н. Куропаткин экономическое положение крестьян Холмского уезда до и после реформ 1861 года:

«До реформы хлеба в уезде было достаточно. Вывоз хлеба из г. Холма рекою Ловать достигал 40 барок в год при вместимости каждой до 6000 пудов. С освобождением крестьян от обязательного труда на помещиков экономическое положение крестьян не только не улучшилось, но и значительно ухудшилось. Главными причинами такого явления были следующие:

Выкупные платежи вместе с другими налогами составили на каждую ревизионную душу у государственных крестьян по 7 рублей в год, а с помещичьих – по 14 рублей. Такой платеж представителями Губернского Земства был признан непосильным. Избытков своего хлеба не было, а покупной вздорожал вдвое. Производство хлеба в уезде значительно уменьшилось, ибо бывшие помещики, лишившись дарового труда, значительно сократили свои запашки, а многие хозяйства совсем закрылись. Вместо 40 барок, сплавляемых по реке Ловать, отправлялось 4-7, и те с овсом. Уже в 1869 году хлебные магазины были пусты. В докладе Псковской Губернской Управы 1867 года по этому вопросу значилось:

Большинство крестьян губернии никогда не производили столько хлеба, чтобы его хватило на продовольствие до нового урожая. Настоящее обеднение произошло не от неурожаев и вырабатывалось не вдруг, а постепенно. Помещичьи хозяйства упали. Производство сельских продуктов в них сократилось наполовину. Крестьянские же хозяйства упали до бедственной картины, грозящей в будущем страшными последствиями. Главной причиною упадка служили семейные разделы. Поделилось все, что могло. Крестьяне вкоренили в себе убеждение, что малорабочее семейство освобождается от рекрутской повинности. Кроме того, по свойственному человеку желанию приобрести возможность свободно действовать и распоряжаться без надзора старшего, а также вследствие семейных ссор, всегда происходящих между женщинами из самых пустых причин. В настоящее время (1867) редко можно встретить семейство с несколькими работниками. Можно представить множество примеров, что дети отошли от родителей, поделили и так небольшие наделы, полученные при освобождении между собой, и в отдельном хозяйстве остались только престарелые, не способные уже работать. Много есть случаев, что престарелые родители, при живых детях питаются милостыней. В этом отношении нравственная распущенность у крестьян вышла из всяких пределов: слышать о побоях наносимых детьми своим родителям, вещь самая обыкновенная. Старики терпят, не имея возможности найти защиту. Вместе с общиною на освобожденном от крепостной зависимости крестьянине долго тяготела круговая порука, по которой за пьяницу и лентяя приходилось иногда отвечать старательному и трезвому хозяину. В первые, после освобождения годы были случаи, что зажиточные крестьяне уменьшали количество скота, запашку, чтобы только избежать расплаты за чужие грехи. Только в 1877 году Холмская Земская Управа доложила Собранию о начавшемся увеличении скота у крестьян, что служило доказательством выхода из тяжелого экономического кризиса, длившегося 16 лет, а в 1881 году ввоз хлеба уже не потребовался».

Помещик и великий поэт Некрасов Н.А. писал об этом времени:

Порвалась цепь великая,

Порвалась – расскочилася:

Одним концом по барину,

Другим по мужику.

Александр Николаевич Мамонтов выполнил волю отца и первым делом женился на молоденькой девушке Татьяне из известного во всей округе рода Хлудовых. Начало семейной жизни у молодых получилось сложным. После яркой красивой и жизнерадостной француженки, Татьяна показалась Александру подвальной мышкой. Она после свадьбы продолжала называть мужа по имени – отчеству, ходила с опущенными глазами, не смея поднять их на родного мужчину и сказать лишнее слово. Полноценные отношения в постели им удалось начать только после недели безуспешных попыток. При этом все мысли Александра были далеки от семейных проблем и направлены на принятие решения о вложении денег, именно это определяло бы дальнейшую судьбу молодой семьи. Старший брат вложил деньги в расширение уже готового производства. Средний брат Кирилл начал активные действия с ценными бумагами, и помогал избавлять помещиков от ставших им ненужными сельских усадеб, перепродавая их нарождающимся купцам и зажиточным крестьянам. После мучительных размышлений Александр взял значительный кредит в банке, и все имеющиеся средства вложил в строительство винодельческого и пивного заводов. Самое лучшее оборудование для производства было заказано в Европе. Молодой винодел не ошибся, потребление алкоголя в России начинало расти большими темпами, ведь за его употребление уже не наказывали крестьян розгами на барской конюшне, да и господа помещики, проматывая за границей неожиданно свалившиеся на них деньги, быстро пристрастились к алкоголю. Спиртные напитки, произведенные в России, были не хуже европейских и продавались хорошо. Прибыль и благосостояние молодой семьи быстро выросли. Отношения с женой изменились неожиданно. Однажды Александр вернулся домой весенним поздним вечером и услышал, как жена поет старинную русскую крестьянскую песню:

Ах ты, воля, моя воля,

Золотая ты моя!

Воля – сокол поднебесный,

Воля – светлая заря!

Жена пела песню с душевным надрывом, обливаясь слезами, как будто была не женой купца, а крепостной крестьянкой. Александр долго стоял, ничем себя не выдавая. Только сейчас он начал чувствовать, какой глубокой, ранимой душой обладает его суженная. Как терпеливо скрывает она от мужа свою тоску по его невниманию к ней, не смея быть навязчивой и требовательной. И он нашел путь исправления ошибки. Через несколько дней Александр объявил, что собирается в Париж по делам виноделия и берет с собой супругу в помощь. При отправке в путешествие Александр «случайно» забыл багаж жены дома, чтобы одеть ее в Париже во все новое. Сюрприз удался. Столица Франции встретила купеческую пару летним теплом. Муж лично подобрал Татьяне новые наряды, и теперь она внешне не отличалась от француженок. Сочетание же западной одежды и русской утонченности дало невообразимый эффект. Александр был в восторге от жены, не скрывал влюбленного взгляда, чем сильно смущал супругу. Медовый месяц, начавшийся три года спустя после свадьбы, по-настоящему сблизил и сроднил супругов. Очень скоро случилось естественное событие: Татьяна, бледнея и заикаясь, сообщила мужу, что беременна. В России родился их первый сын, которого по твердому настоянию Татьяны назвали в честь отца Александром.

Мамонтов не сдержался и организовал здесь встречу со своей бывшей возлюбленной. Она сильно изменилась не в лучшую сторону, давно была замужем и уже имела двух детей. При своей неизменной улыбке она постоянно жаловалась на своего нынешнего мужа, немножко корила Сашу за неожиданный отъезд и с удовольствием взяла предложенные деньги, обещая назвать своего третьего ребенка в честь русского друга. После этого тайного свидания Александр мысленно благодарил судьбу за то, что воссоединила его с Россией и подарила в жены не француженку, а лучшую на свете русскую женщину. По возвращении домой все окружающие господа заметили в жене Мамонтова большие изменения. Татьяна на всех приемах и балах стала общительной, раскованной, одевалась в модные французские одежды. Пошли разговоры по Москве о ее прекрасном вкусе, но еще больше о ее прекрасном голосе. Неожиданно для себя, Татьяна запела чистым, сильным проникновенным голосом. Романсы она исполняла с таким чувством и глубиной, что всегда вызывала светлые слезы слушателей. Теперь Мамонтовы стояли в первых строках списка приглашенных не только московских властей, но и были отмечены приемом в царской семье. Лишь беременность и роды приостановили этот неожиданный и стремительный рост популярности Татьяны и ее мужа, поставлявшего вино ко двору. Последующие 15 лет семьи Мамонтовых были одним счастливым периодом жизни. Рождение и воспитание детей в обстановке семейной любви дали положительные результаты. Сын проявлял незаурядные достижения в изучении точных наук, а дочь прекрасно пела, аккомпанируя себе на рояле.

На фоне общего падения производственных показателей России семья Мамонтовых быстро богатела. Несмотря на это, Александра беспокоило всеобщее падение нравов, затронувшее даже царскую семью. Царь – освободитель, Александр Второй при живой царице открыто жил с любовницей Нарышкиной, которая родила ему троих детей. Неслыханное по тем временам действо. А если самому царю разрешено нарушать божьи заповеди, чего же ожидать от народа. Однако, народ по привычке продолжал любить царя больше отца родного, молился за него и ждал. Огромное терпение и вера помогали ему перенести все трудности переходного периода. Большое количество крестьян, не потянув налоговый гнет государства на землю, бросало свои наделы на северо-западе и уходило вглубь болот на брошенные земли вдали от больших поселений. Этому способствовал рост населения, неожиданно случившийся для государства, и нерешенный вопрос общинной чересполосицы, доведенный в некоторых местах до абсурда. Но куда большие неразрешимые проблемы вставали у детей разорившихся помещиков и знати. Возврат к старой сытой и обеспеченной жизни казался им единственным способом выжить. Путь возврата к прошлому более прост в любом обществе, но он всегда менее продуктивен. Куда сложнее искать пути движения вперед, ломая старую жизнь. Класс дворянства продолжал разрушаться. Их дети, получив образование, дали стране огромное количество философов, поэтов и писателей. Но они же породили радикальных террористов, считающих царя главным источником своих бед. Покушения на царя следовали одно за другим. Наблюдая все это, Александр Николаевич Мамонтов начинал сомневаться и в себе. Он сопоставлял резкий рост своих доходов со спаиванием значительной части населения и подспудно чувствовал тяжесть вины. Голос совести звучал в нем все сильнее: