Kitobni o'qish: «Воська и Томпик, или Как паучок черепашку спас. Супертропическая сказка»

Юрий Парфёнов

Shrift:

* * *

Действующие лица

Паук – Ихвосьмяк, он же Воська

Слон – Томпипон, он же Томпик

Муха – Жуська

Лев – Эльтимор

Черепаха – Кру

Орёл – Флим

Бегемот – Таби

Обезьянка – Пуня

Жираф – Пятнах

Носорог – Известняк, он же Извик

Зебры:

1-я зебра – Чета

2-я зебра – Вета Попугай – Плам-Плам Крокодил – Хор Удав – Тужик Коброчка – Тяна Буйвол – Туду Оса – Кася

Глава первая,
в которой черепашка Кру ждёт орла Флима

По всему белому свету бегают, плавают, летают птицы, звери, рыбы, насекомые. А эта история произошла в джунглях и соседней саванне Африки.

Самым главным в тех краях был лев Эльтимор. Он следил за порядком и чтобы никто его не нарушал. Вся его неделя была расписана: каждый день он был занят чем-то важным. Один день он работал в архиве, где собраны все его указы. В другой день он шёл на приём чужеземных послов и почётных гостей. В третий день разбирал почту и писал письма. Потом посвящал день изучению чужезвериных языков, чтобы обойтись без переводчика. Следующий день воздавал хвалу чистоте, отправляясь в баню на озеро. Затем он повторял царский этикет: поклоны и махание лапой. Наконец наступал любимый день – цирк весёлых сурикатов. Если артисты были на гастролях, лев шёл в библиотеку или раскидывал пасьянс из пальмовых листьев. В целом про него говорили:

На звериный трон свой сев,
Издаёт указы лев.
Он могуч и пышногрив,
И суров, и справедлив.

И вот однажды, в обычный банный день, всё и случилось.

У черепашки Кру тогда тоже были важные занятия. И не какие-нибудь танцы-шимпанзанцы, а настоящие прыжки с парашютом. В условном месте она ждала орла Флима. Тот должен был поднять её в небо, а она – оттуда прыгнуть. А сейчас на краю джунглей, у самой саванны, она ходила и ворчала.

– Ну где же этот орёл?! Договорились же на утро. Без него же я в небо не поднимусь… Если бы у меня были крылья, я бы давно сама взлетела и прыгнула… Хотя, – облокотилась она на рюкзак, – если б у меня были крылья, я бы с парашютом не прыгала. Ни разу не видела, чтоб птица с парашютом летала. Ну где же он, орёл быстрокрылый? Возьму и уйду.

Кру стала собираться. Но, глянув ввысь, заметила в небе маленькую чёрную точку.

– Наконец-то! – замахала она лапами. – Я здесь! Сюда!

Чёрная точка приближалась и приближалась. Черепашка махала и махала. Точка не увеличивалась. Наконец приблизилась к самому её носу. И, заливисто прожужжав, пронеслась мимо, такой же точкой нырнув в заросли.

– Это же муха Жуська, – опустила лапы парашютистка. – Нет, муха меня в небо не поднимет. Пусть себе дальше летит. Носится тут, с толку сбивает! – расстроилась черепашка.

Глава вторая,
в которой паучок Воська плетёт паутинку

Кру и не думала, что из-за этой крохи Жуськи всполошатся густые джунгли и бескрайняя саванна. Жуська была той самой мухой, которую никак не мог поймать паук Ихвосьмяк. Звали паука так потому, что, когда спрашивали: «Паучок, паучок, сколько у тебя ног?» – он отвечал: «Их восемь».

Так он и стал Ихвосьмяком. Но это было трудно выговаривать. И его имя сократили до Воськи.

А Жуська ему то паутинку порвёт, то узор на спине заляпает так, что не отмыться. Все уши ему прожужжала. Дразнилку придумала:

По траве ползёт неловкий
Паучок с гнилой верёвкой!

Воська усердно плёл на неё паутинку и в клеточку, и в полосочку, и кружевную, и с петельками, и с крючочками. Как-то раз он сидел в тишине, только чаю налил, тут – Жуська. Дёрнулся за ней и чай весь разлил, хорошо – посластить не успел: столько бы сахару пропало.

А та ещё пуще дразнится:

На Север ли поедешь,
Помчишься ли на Юг,
Кого не повстречаешь,
А хуже всех – паук!

У Воськи терпение лопнуло. И он решил сплести паутинку не простую, а… толстую-претолстую. Толще лианы, прочней дерева. Много времени на то ушло, но всё же сделал он невиданную доселе ловушку.

– Не порвётся, – проверял он её. – Теперь уж точно муху схвачу.

Надежды на удачу он не терял. Верил в себя. А кто нацелен на успех, всегда бодр и весел. Любуясь своей работой, он запел:

Ты плетись, тянись и вейся,
Паутиночка моя!
Между веточек развеся,
Тебя сделал – ай да я!

«Чудо-мастер» – говорится
Про меня, про молодца.
Паутинке сколь ни виться,
А не видно ей конца!

А у нас, у паучков,
Целых восемь кулачков.
А на пятки посмотри –
Целых пять и целых три.
Паутиночка моя!
Тебя сделал! Ай да я!

Хоть не каждому картинка
Эта славная видна:
Паутинка-невидимка
И прекрасна, и нежна.

А когда сияет солнце,
Я сушу на ней бельё!
12
Там, где тонко, там и рвётся,
Это всё не про неё!

Я люблю на паутинке
Кверху пузиком лежать,
Таким образом, на спинке,
Свежим воздухом дышать.

Я старательно так делал
Эту пряжу меж ветвей!
Прилетайте, мухи! Где вы?!
Покачаемся на ней!

Воська прислушался. Послышалось, кто-то жужжит. Спрятался в укрытие. Повёл наблюдение. Но то была вовсе не муха, а… слон. Паук занервничал, как бы этот прохожий, никуда негожий, не сорвал охоту: не помял и не снёс паутину.

Глава третья,
в которой слон Томпик вышел на прогулку

Ничуть не ведая о планах паука, по джунглям гулял слон Томпипон. Его так звали потому, что он родился возле реки Томпипо, которая то пересыхала, то разливалась, но чаще текла ручейком. Слон был добродушен и приветлив. Все его звали просто Томпик. Сейчас сильные ноги вели его по знакомой тропинке. Он шёл, напевая:

Я такой отличный,
Слоник симпатичный,
Кругленький и толстый
В свою очередь.

А гляди, как дивны
Беленькие бивни,
Серенькие ножки
И всё прочее.

И скажу вам откровенно:
Я по травушке гуляю,
Никого не укушу.
Или хвостиком виляю,
Или хоботом машу,
Или всё одновременно.

Небо серебрится,
Солнце золотится.
А под баобабом
Благодать да тишь.

Ну а если птица
Сверху раскричится,
Я не собираюсь
Говорить ей: «Кыш!».

Пальмы да лианы,
Зебры, обезьяны,
А перед глазами
Реченька бежит.

Ну а если муха
Сядет мне на ухо,
Маленьких не трону –
Пусть она жужжит.

Слон благополучно миновал развесистую засаду. А Воська, чуя угрозу, вылез из укрытия.

– Чего он тут растопался?! Ещё бы влево, паутинку б задел. Вроде целая… Крепенькая, – успокоился охотник. Но тут услышал до боли знакомые противные звуки.

– Муха! Точно – Жуська! Сейчас я её!

Он успел смотаться в укрытие. Замер. Это была она, кого он полжизни выслеживал.

Глава четвёртая,
в которой мушка Жуся чуть не попалась

Муха кружилась и жужжала песню, которую паук знал как свои восемь ног. Стиснув зубы, он выслушал её ещё раз.

Если кто имеет брюхо,
Тот имеет аппетит.
Это вам любая муха
За обедом подтвердит.

Я по воздуху летаю
И туда-сюда ношусь.
Где угодно обитаю,
На кого хочу, сажусь.

Припев:
У меня прекрасная
Голова глазастая,
Крылышки прозрачные,
Ножки шестизначные.

Мне милы любые страны
И различные края.
А клопы и тараканы –
Мои лучшие друзья.

Встретить я всегда готова,
В ожиданье трепеща,
Скарабея дорогого
И любимого клеща.

Ну а встречу шелкопряда,
Сразу буду я в шелку.
Я так счастлива, так рада,
Что хожу по потолку.

С ним я буду золотая,
Дивная-предивная.
Оттого я и летаю
Словно реактивная.

Жуська важничала своей неуловимостью. Но не заметила – ой-ой-ой, – как влетела в паутинку. Паучок потирал кулачки: вот-вот запутается. Ещё чуть-чуть, ещё каплю… Но Жуська тормознула. Зависла.

– Что это? Знакомое что-то… Засада! – выскочила она из коварных пут.

Воська выпрыгнул с запасной сеткой. Бросил. Но Жуська увернулась.

– Эх! Не успел! – сжал кулачки охотник. – Ну, я тебе покажу!

А та, дразнясь, улепётывала:

– Поймал один такой –
Упал вниз головой!

– Неблагодарная! Я такую паутинку сплёл, а она не попалась. Как она могла? Всё равно поймаю! Не уйдёт!

– Обманули паука
На четыре кулака!
Трухлявый в кости,
Подучись плести! –

донеслось издали.

– Ну, дразнюха! – закусил губу Воська. – Не сносить тебе крыльев!

Он нервно заходил по толстым нитям. Ловушка обнаружена. Требовалась новая охотничья хитрость.

– Придумал! – воскликнул он. – Мёд! Обмажу им паутинку! Жуська не устоит – клюнет! – взбодрился паучок.

Неделю назад ему знакомая оса Кася подарила банку душистого мёда. Откуда взяла, он не спрашивал. Кстати, про неё в джунглях ходит загадка:

Летит, жужжит на высоте,
Пять поясков на животе.
Редкая красавица,
А как зло кусается!

Сейчас её подарок был в самый раз. Банка хранилась в густых кустах. Там он сделал вешку – паутиной наклонил пальмовый лист, и остриё указывало на сладкий тайник.