Hajm 270 sahifalar
Чистые пруды (сборник)
Kitob haqida
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) – по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность – «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.
В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
На самом деле книжка другая: вынесенное в заголовок название книги - название одного из рассказов, вошедшего в сборник рассказов по теме уходящей натуры - традционной русской деревни.
"Чистые пруды" - кусочек патриархальной Москвы - бульвара на Чистых прудах.Сколько там хожено-перехожено мной: и по делам, и по театрам!Я уже не застал то, что описывал Нагибин, всё было иначе, по-другому. "Чистые пруды были для нас школой природы. Как волновала желтизна первого одуванчика на зеленом окаёме пруда!"
Или:"Однажды пруд спустили, чтобы углубить и расчистить. И вот тогда-то по берегам выстроились огромные плетеные корзины, доверху полные живой (!!!) рыбой". А вот из "Заброшенной дороги": "- Все дороги куда-нибудь ведут. Посуди сам: разве стали бы её строить, если бы она никуда не вела?".
Второй автор сборника - Василий Макарович Шукшин. "Чудики" шукшинские - особые герои, герои той действительности, котоой уже никогда не будет. Ну, или почти никогда. Взять и купить микроскоп. "Первоначальный взнос" замылить от жены как якобы потерянную сумму с зарплаты. Сколько таких Кулибиных было на том веку! Будут ли ещё?
Солоухинские "Черные доски", кажется, в сборнике "Письма из Русского музея" - он для меня с "Писем" начинался. С того, что, оказывается, через 80 лет иконы, покрытые тогдашним лаком - олифой - темнеют и из светоносных прекращаются в черное. Черное золото, спрятанное самой жизнью или судьбой от дурного сглаза вековой копотью.
"Двадцать пять на двадцать пять" - "про" гармонь. Рассказ с характерным солоухинским основательным заходом в тему: что возникло, когда возникло, где возникло. Это - про появление гармони на Руси. Но рассказ не столько про это, как, конечно, о людях. "Но отец не хотел покупать гармонь. Баловство, да и дорого. Яиц не несёт, молока не доит, шерсти с неё не настрижешь". Это вот как бы малюсенькое объяснение крестьянского вечного и консерватизма, и крестьянской же прижимистости: с голоду бы не умереть, не до баловства.
А вообще, эта небольшая книжка - не для всех, не для всех. Кому она нужна - русская деревня в её как бы первородном обличии с нравами, уже далекими от патриархальных? Тем, кто застал иные времена. А много ли из них осталось в живых, переживших все лихие десятилетия? К огромному горю - не побоюсь так написать - все и всегда реформы в России проходили за счет её "слабого звена" - русской деревни. Она в веках была неисчерпаемым, вроде как, резервом и главным людским ресурсом русского народа. Ушли те времена, стремительно уходят.
И эта книжка как раз об этом, затянувшемся на десятилетия уходе.
Izohlar, 1 izoh1