Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Вывод напрашивается сам собой: и в Белом Доме, и в Форосе знали о подготовке ГКЧП задолго до 19 августа 1991 г. и разыграли трагикомический фарс, в выигрыше от которого оказался Б. Ельцин и развальщики Советского Союза.

Г. Янаев рассказал Б. Исаеву, как развивались события до введения ГКЧП. 17 августа руководство страны и приглашенные собрались на закрытом объекте КГБ на окраине Москвы. Оценив обстановку, решили: четырем представителям – В. Болдину, О. Бакланову, В. Варенникову и О. Шенину – вылететь в Крым к М. Горбачеву и убедить его в необходимости решить два вопроса: первый – не подписывать 20 августа 1991 г. Союзный договор в Ново-Огареве, поскольку согласились его подписать только шесть республик из 15; второй вопрос – объявить чрезвычайное положение в тех регионах страны и отраслях народного хозяйства, где это требуется, дабы не повторились такие события, как в Тбилиси, Баку, Вильнюсе.

Восемнадцатого августа состоялась встреча членов делегации с М. Горбачевым в Крыму. М. Горбачев отказался от предложения подписать указ о введении ГКЧП и лететь в Москву, сославшись на плохое самочувствие. А лететь ведь надо было, если на 20 августа им же самим было назначено подписание Союзного договора!

Под конец разговора М. Горбачев, уточнив, будут ли распространяться меры ЧП на ельцинское руководство, и, услышав положительный ответ, махнул рукой и сказал: «Шут с вами, делайте как хотите!» И даже дал несколько советов, как лучше ввести ЧП. Прощаясь, Михаил Сергеевич как бы мимоходом сказал членам делегации: «Черт с вами, действуйте, но учтите, что я не хочу терять свой демократический имидж. Пусть Янаев возглавляет». И всем пожал руки.

Со стороны М. Горбачева это был просто ловкий ход. Он, как хитрый лис, ждал – чья возьмет.

Позднее, правда, М. Горбачев открестится от этого и будет «талдычить», что его якобы изолировали от управления страной. Но, по свидетельству участников августовских событий, М. Горбачева никто не изолировал, он самоустранился и просто выжидал. Поскольку, как утверждал М. Горбачев позднее, если он не был согласен с введением в стране чрезвычайного положения, то почему же он не приказал охране арестовать прилетевших к нему членов делегации, почему не удержал от этого шага участников ГКЧП, почему не вернулся срочно в Москву и не воспользовался своими конституционными полномочиями, чтобы воспрепятствовать введению в стране ЧП? Все было в его силах как гаранта Конституции СССР, у него на тот период еще была сильная охрана. Рядом с ним был в постоянной готовности президентский самолет, и никто не мешал М. Горбачеву по первому желанию покинуть Крым. Просто М. Горбачев ждал и надеялся, что будет в выигрыше в любом случае, при любом исходе событий, при любом раскладе он должен был остаться у кормила высшей власти. Победи ГКЧП, он бы тут же «выздоровел», вернулся в Москву, гневно осудил «экстремистскую банду Ельцина, которая, прикрываясь лозунгами перестройки, подвела страну к гибели». Победи Ельцин, он тут же объявил бы себя жертвой домашнего ареста, что он позднее и сделал, поблагодарил Б. Ельцина и защитников Белого дома за твердость в отстаивании Конституции и в роли победителя на белом коне вернулся в Кремль.

На мой взгляд, эту ситуацию августа 1991 г. наиболее точно охарактеризовал бывший премьер-министр СССР Валентин Павлов, который считал, что М. Горбачев сознательно решил использовать членов ГКЧП, «чтобы расправиться нашими руками с Ельциным… Ельцин, я уверен, знал этот сценарий и… тоже решил использовать нас… Он решил нашими руками убрать Горбачева и затем, также организовав кровопролитие, ликвидировать нас»^[50].

Как видим, М. Горбачев откровенно лгал, пытаясь изобразить из себя «форосского узника». После провала ГКЧП он стал обвинять гэкачепистов в «государственном перевороте», заявил о «путче», начал тут же откровенно лгать о своем заточении, тем самым пытаясь снять с себя всю ответственность за происходящее, взяв на вооружение лексику Б. Ельцина, в надежде сохраниться в качестве Президента СССР. Но просчитался, перемудрил и себя, и ГКЧП, и Ельцина Михаил Сергеевич Горбачев, и дождался!

Из вышесказанного я делаю первый вывод – истинным инициатором августовских событий 1991 г., а точнее августовского предательства, был сам Михаил Сергеевич Горбачев, который, считая себя «мудрее» всех, решил втемную использовать, с одной стороны, своих соратников-выдвиженцев, а с другой – амбиции Б. Ельцина.

Сегодня М. Горбачев в стиле присущей ему политической вертлявости якобы переосмыслил события тех дней и очень сожалеет о многом. «…Если бы я не ушел тогда, в августе 1991 г., в отпуск, – лукавит М. Горбачев, – ничего бы не случилось, никакого ГКЧП, ни Ельцина во власти. Не надо было уходить»^[51]. К сожалению, запоздалое, да, думаю, и не откровенное признание.

Продолжим далее хронологию событий. Созвониться Б. Исаеву с А. Лукьяновым не удалось. Все время отвечали, что его нет на месте. Но вопрос у нас, народных депутатов России, остался, и на него нет ответа до сих пор: почему А. Лукьянов – Председатель Верховного Совета СССР – не вошел в ГКЧП? Его ответ, которым он позднее пытался убедить всех, что де негоже смешивать исполнительную власть (ГКЧП) с законодательной, вряд ли кого-то удовлетворит. В то время речь шла о спасении государства, Советского Союза, и никакие «юридические» изыски не могли идти в расчет, что и доказала позднее на практике противная сторона.

Я же в тот период отчетливо вспомнил фактически двурушническое выступление А. Лукьянова на июльском (1991) Пленуме ЦК КПСС, когда в большинстве первичных парторганизаций секретарями, членами ЦК остро ставился вопрос об освобождении М. Горбачева с поста Генерального секретаря ЦК КПСС, А. Лукьянов ринулся спасать Генсека. «Замечу, – говорил с трибуны Пленума А. Лукьянов, – что вбивается очень опасный клин между Генеральным секретарем ЦК и партией в целом… Но давайте поставим вопрос честно и прямо: что значит для партии потерять сегодня Президента и что значит для Президента потерять сегодня партию? Учитывая нынешние реалии, глубоко убежден, что для Президента Горбачева потерять партию значило бы лишиться самой серьезной опоры в обществе, опоры в массах со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Для партии же потерять Президента – значит утратить ключевую позицию в государственном руководстве, но не только. Это значит – уже сейчас дать возможность оппозиционным, в том числе властвующим, силам развернуть не просто травлю, а фактически погром партийных организаций. Отсюда вывод: партии терять Президента нельзя, как и Президенту нельзя терять свою партию»^[52].

У ЦК КПСС не хватило мужества вовремя освободить Генсека М. Горбачева, когда были всем очевидны его полная несостоятельность в руководстве партией и государством, неспособность защищать конституционные основы и выполнять данную народу и стране присягу.

В результате М. Горбачев сохранился у власти. Чем это закончилось для партии и народа?

Я об этом откровенно сказал Б. Исаеву.

Народные депутаты СССР, находившиеся в это время в Москве, информировали нас, что сессию Верховного Совета СССР якобы предполагается созвать 25 августа. Фактически же ее назначили на 27 августа.

«Почему так поздно?» – задавали мы тогда себе вопрос. Нужно созывать немедленно, как это решил и сделал Президиум Верховного Совета РСФСР. Да и созыв Президиума Верховного Совета СССР на 21 августа, а не немедленно – 19 августа – в то время был грубейшей политической, роковой ошибкой (если не выразиться еще более резко), которой воспользовались сторонники развала Союза. Несомненно, руководству страны следовало тогда незамедлительно созвать Верховный Совет СССР, дать свою оценку политической ситуации и принять необходимые решения: подтвердить или отменить введение в стране чрезвычайного положения.

Выжидательная позиция председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова – куда кривая выведет – стала дорого стоить Советскому Союзу и России. У нас в то время сложилось устойчивое мнение, что кому-то в руководстве КПСС и СССР хотелось затянуть созыв Верховного Совета СССР.

Б. Исаев созвонился также с руководителями большинства областей и автономных республик Российской Федерации. Большинство в открытую поддержали ГКЧП. Каково же было наше удивление, когда 22 августа мы услышали от некоторых из них, что действия ГКЧП – это авантюра и что они с самого начала осуждали создание этого комитета!

В 10 часов утра находившиеся в здании Дома Советов члены Президиума Верховного Совета РСФСР и народные депутаты собрались в зале Президиума. Достаточно долго ждали Р. Хасбулатова. Наконец он прибыл из дачного поселка Архангельское вместе с премьер-министром И. Силаевым. Рассказал, что они с президентом Б. Ельциным (постепенно прибывали Руцкой, Полторанин, Бурбулис, Кобец, Собчак) с 6 часов работали над «Обращением к гражданам России» в связи с событиями в Москве^[53].

Р. Хасбулатов раздал и зачитал членам Президиума текст обращения к народу, написанный его рукой. В обращении признавалась незаконность формирования так называемого ГКЧП, действия союзного руководства квалифицировались как «правый, реакционный, антиконституционный переворот» и объявлялись незаконными все его решения. Выдвигалось требование – «объявить незаконным пришедший к власти так называемый Комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого Комитета на территории РСФСР… требуем вернуть страну к нормальному конституционному развитию», а до его выполнения – развернуть всеобщую бессрочную забастовку. Автограф этого документа у меня сохранился и я привожу его полностью в главе «Драма Руслана Хасбулатова».

Разгорелась жаркая дискуссия. Первым выступил заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Исаев. Он подчеркнул, что «в обществе разворачиваются непредсказуемые события. Противостояние достигло уже крайности, и призывать к проведению забастовочного движения по стране – развалить окончательно экономику. По существу, мы сегодня призываем к гражданской войне… Союзный договор, который подготовлен, – он же антиконституционный договор. Этот договор вызывает всеобщее возмущение, он взрывает общество… Никакого Союза не будет при таком договоре».

Очень резко выступил В. Исаков, председатель палаты Совета республики Верховного Совета РСФСР. «Я считаю, – сказал Владимир Борисович, – что действия союзного руководства, конечно же, неконституционны, их вполне можно назвать переворотом. Но это ответ на тот переворот, который должен был произойти завтра. Второе. Союзный договор подготовлен двумя сторонами. Следовательно, и мы несем свою долю ответственности за возникшую ситуацию.

Как в этой ситуации, мне кажется, надо поступить? Да, ситуация сложнейшая, очень неоднозначная. Но мне кажется, худший вариант в этой ситуации – выводить народ на улицы, поднимать ту истерику, которую мы сейчас пытаемся поднять, призывать народ к забастовкам…

Я считаю, – продолжил В. Исаков, – что Верховный Совет, Президиум Верховного Совета должны опубликовать более сдержанное по тону заявление, не упоминать таких терминов, как «путч». Но в этом заявлении должно быть совершенно четко сказано, что действия союзного руководства выходят за рамки Конституции».

Далее В. Исаков обратил внимание на то, что незамедлительно должны быть созваны Верховные Советы СССР и РСФСР, а также Съезды народных депутатов СССР и РСФСР

Против обращения в той форме, что предложил Р. Хасбулатов, проголосовали Б. Исаев и В. Исаков; я и В. Сыроватко – воздержались, все остальные члены Президиума – Р. Абдулатипов, Е. Басин, С. Ковалев, А. Коровников, С. Красавченко, В. Лукин, В. Митюков, Г. Жуков, В. Шорин и другие проголосовали «за».

Было принято решение, чтобы народные депутаты России, работники аппарата, члены Правительства с 19 августа не покидали здание Белого дома, не уходили домой и оставались ночевать в здании. Боялись, что ночью Белый дом может быть занят сторонниками ГКЧП и утром в здание никого пускать не будут.

В ходе заседания Президиума Верховного Совета РСФСР нам сообщили, что в Белый дом прибыл Б. Ельцин.

А теперь, уважаемый читатель, приведу очень важную выдержку из стенограммы Президиума Верховного Совета РСФСР.

«Борис Николаевич, – сказал Р. Хасбулатов, – пытался связаться с Президентом страны Горбачевым, его в Москве нет, нам сообщили, что он отдыхает в Форосе. Дозвонились до Фороса, но нам сказали, что он отдыхает и просили не беспокоить (курсив мой. – Примеч. авт.)»^[54].

Я специально подчеркнул фразу о том, что Б. Ельцин связался с Форосом. Следовательно, связь была и М. Горбачев настолько был «обеспокоен» ситуацией в стране и «устал», что даже не захотел обсудить ее с Президентом РСФСР.

Да и сам же М. Горбачев, выступая в Верховном Совете РСФСР 23 августа, сказал, что «я 18 августа разговаривал по телефону с Б. Ельциным, Н. Назарбаевым, с Г. Янаевым».

О том, что телефонная связь у М. Горбачева была 18, 19, 20, и 21 августа 1991 г., свидетельствуют и другие поздние публикации. Вот как комментирует события тех дней бывший председатель ЦКК КП РСФСР Николай Столяров: «Позвонил Вольскому, тот говорит, что вчера еще (18 августа 1991 г. – Примеч. авт.) Горбачев звонил ему из Фороса, ничего особенного не говорил, а сейчас вот он ничего не понимает, но советует выждать дня два-три»^[55].

Но может быть узел телефонной связи был разрушен 19 августа, когда было объявлено о создании ГКЧП? Также не вяжется. 20 августа корреспондент ленинградской «Смены» Г. Урушадзе сумел связаться с М. Горбачевым и переговорил с ним^[56].

Был в Форосе и правительственный лимузин, на котором имелась в то время связь через спутник, которую никто не может отключить.

Это потом М. Горбачев и «демократы» начали убеждать мировую общественность о форосском «заточении» главы СССР. Фактически М. Горбачев просто «самоизолировался» и со стороны наблюдал за всем действом.

Утром 19 августа 1991 г. Б. Ельцин был в полной прострации после поездки в Казахстан и «радушного приема» Н. Назарбаевым. Любезные проводы с национальными особенностями 18 августа стали причиной «тяжелого состояния здоровья», как рассказывал мне уже вечером Р. Хасбулатов, в связи с чем пришлось даже отложить на некоторое время отлет из Казахстана в Москву. Поэтому, когда утром 19 августа дочь Б. Ельцина Татьяна долго не могла разбудить отца и, наконец, когда сообщила ему, что все СМИ передают о формировании в стране ГКЧП, он долго не мог «врубиться». Только срочно прибывшим запыхавшимся Р. Хасбулатову, а позднее И. Силаеву, А. Руцкому, М. Полторанину, А. Собчаку удалось проталдычить Б. Ельцину о случившемся. Поэтому, когда позднее в СМИ стали «рисовать» Б. Ельцина в те часы «белым и пушистым»^[57], это весьма далеко от исторической правды.

Прежде всего еще раз подчеркну, что утром 19 августа 1991 года все западные лидеры поддержали создание ГКЧП, заявив, что «это законное правительство, поскольку там законный вице-президент СССР, законный премьер, законный министр обороны…».

По прибытии в Дом Советов, Б. Ельцин связался с некоторыми руководителями союзных республик, чтобы выяснить их позиции и чтобы они оказали поддержку России.

Первый, с кем связался Б. Ельцин, был Президент Узбекистана И. Каримов. Тот наотрез отказался поддерживать линию Б. Ельцина. Президент Украины Л. Кравчук невинно сказал, что не владеет информацией и пока никакого решения не принял. Народным депутатам РСФСР стало известно, что Азербайджан, Белоруссия, Грузия, все Среднеазиатские республики поддержали ГКЧП. В открытую против ГКЧП выступили только лидеры Киргизии и Молдавии. Особенно восторженно воспринял действия ГКЧП лидер Грузии Звиад Гамсахурдия. Армения, Казахстан и, как мямлил Б. Ельцин, Украина заняли выжидательную позицию.

Руководство Москвы во главе с Г. Поповым и Ю. Лужковым однозначно встало на сторону Б. Ельцина. По распоряжению Ю. Лужкова в Москве стали возводиться баррикады, особенно много их было на Садовом кольце, использовался муниципальный пассажирский транспорт – троллейбусы, автобусы. Втайне началось массовое изготовление бутылок с зажигательной жидкостью – «коктейлей Молотова» – для борьбы с бронетехникой на городских улицах.

Между тем Ю. Лужков в своей книге «72 часа агонии», выпущенной сразу же после августовских событий, был вынужден признать, что основные массы рабочих Москвы стояли скорее на позициях ГКЧП, нежели поддерживали «демократов». Крупный коллектив московского индустриального гиганта – завода им. Лихачева отказался выполнять указания московских властей. Все работники предприятий военно-промышленного комплекса, которых было множество в столице, занимали также выжидательно-враждебную позицию по отношению к Белому дому. К сожалению, только выжидательную, за что вскоре поплатились на полную катушку – были вышвырнуты за ворота предприятий, превратившись кто в бомжей, кто в торгашей, кто просто в безработных, проклиная неодемократов.

Партийно-государственное руководство союзных республик и большинства регионов страны практически все утром 19 августа поддержали ГКЧП. Однако через сутки все они начали переходить на сторону Б. Ельцина. Причиной поворота на 180 градусов стало полное бездействие руководства ГКЧП. Все те, кто хотел и мог поддержать сохранение социализма, уловили провокационность этой акции, обернутую в красивую обертку.

Характерной явилась, например, позиция президента республики Татарстан М. Шаймиева, от региона которой я был избран народным депутатом РСФСР. Он в это время находился в Москве и после опубликования материалов ГКЧП немедленно, ранним утром 19 августа, встретился с вице-президентом СССР Г. Янаевым и открыто встал на сторону ГКЧП, заявив, что «постановления ГКЧП направлены на предотвращение краха, стабилизацию обстановки в стране». Думается, что в этом была четкая логика. В процессе подготовки нового Союзного договора Татарстан убежденно доказывал свое право на статус союзной республики в составе СССР и много в этом плане добился.

Российское «демократическое» руководство Б. Ельцина, утверждая российский в одностороннем порядке провозглашенный суверенитет, считало, что Россия и только Россия обладает таким незыблемым правом. М. Шаймиев, не согласный с такой позицией, однозначно встал на сторону ГКЧП. О поддержке ГКЧП М. Шаймиев проинформировал и командующего войсками ПУрВО А.М. Макашова.

Когда на следующий день – 20 августа 1991 г. – ГКЧП фактически молчал, а напор против ГКЧП Б. Ельцина и «демократов» с каждым часом становился все сильнее и сильнее, М. Шаймиев отмежевался от ГКЧП, «поздравив народ Татарии с победой».

Характерен и такой штрих, когда из Центра зазвучали угрозы в адрес политического руководства Татарстана, поддержавших ГКЧП, радикальные националисты устроили мощный митинг в защиту М. Шаймиева. Действовали точно по Марксу: «Наши внутренние разборки – это наше дело. Но когда республика оказывается лицом к лицу с Российской Федерацией, мы объединяемся».

Политические события 1990–1992 гг., связанные с борьбой Татарстанской республики за государственную независимость и суверенитет, на мой взгляд, сформировали у М. Шаймиева важную неотразимую логику поведения: «Не так страшен черт, как его малюют». Эту логику М. Шаймиев активно исповедует до настоящего времени даже не будучи уже и президентом Республики Татарстан.

Стали переходить на сторону Б. Ельцина и бывшие сторонники М. Горбачева. Вот как описывает свое отношение к тем событиям Э. Шеварднадзе: «Утром 19 августа 91-го в теленовостях сообщили о создании ГКЧП, я понял, что в стране совершен государственный переворот, и из квартиры в Плотниковом переулке пешком отправился в Белый дом. Меня провели в кабинет к Ельцину. Он показал проект указа о переподчинении ему расположенных на территории России союзных войск и спросил: "Подписывать этот документ?" Мой ответ был краток: "Немедленно! Иначе будет поздно!"»^[58]

Белый Дом не давал опомниться своим соперникам в борьбе за власть. Объявив всю союзную власть парализованной, импотентной, Б. Ельцин своими указами подчинил себе все структуры КГБ, МВД и Минобороны СССР, действующие на территории России. Всякий, кто осмелится выполнять указания ГКЧП, подлежит немедленному отстранению от исполнения служебных обязанностей, а органы Прокуратуры РСФСР обязаны принять меры для привлечения таких лиц к уголовной ответственности.

В середине дня 19 августа Б. Ельцин поднялся на танк, стоявший перед центральным входом Дома Советов. Рядом с ним находились его тогдашние друзья и соратники. Он зачитал обращение к народу, объявил членов ГКЧП изменниками народа, Отчизны и Конституции и поставил их вне закона. «Как Президент России от имени избравшего меня народа гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку. Судьба России и Союза в ваших руках», – завершал он это обращение. Все, кто окружал танк, кто криком, кто свистом выразили свое одобрительное отношение. Это был апофеоз грядущей победы Б. Ельцина над ГКЧП.

Вечером 19 августа часть народных депутатов РСФСР вновь собрались в кабинете Б. Исаева. Кто-то сообщил, что из посольства США в Дом Советов тайно прибыла группа специалистов электронной разведки и установила аппаратуру, которая позволяла прослушивать все разговоры штаба ГКЧП с Министерством обороны. Без санкции «демократического» руководства Верховного Совета России, так много распространявшегося о «правах человека» и «демократических свободах», это сделать было невозможно. Истинное лицо этих «демократов» раскрылось полностью.

Поскольку к тому времени я уже неплохо знал А. Руцкого, меня попросили перепроверить у него эту информацию. Я зашел в его кабинет, где было полно вооруженных людей, в том числе и народных депутатов.

Я поинтересовался у А. Руцкого, верна ли информация об установке аппаратуры. Но А. Руцкой, улыбнувшись, сказал: «Уточни у министра обороны генерала К. Кобеца. Он долгое время был главным связистом Вооруженных Сил. Может быть, он более точно скажет».

К К. Кобецу^[59] я обращаться не стал, поскольку не знал его в то время настолько, чтобы рассчитывать на честный ответ, тем более, если К. Кобец приложил к этому руку. Позднее из американской печати стало известно, что американская разведка действительно помогала Б. Ельцину, выделив ему связиста из посольства США со спецоборудованием, обеспечивая команду Ельцина данными электронного перехвата о переговорах ГКЧП с военноначальниками на местах.

К вечеру 19 августа обстановка не разрядилась, пружина политической обстановки сжалась.

Чувствуя угрозу не только для страны, но в большей мере лично для себя, сбежал из Белого дома премьер-министр И. Силаев, отпустив весь свой аппарат. Б. Ельцин вместе с Ю. Лужковым укрылись в подвале Белого дома, взвешивая вариант бежать в американское посольство.

А что же руководители ГКЧП? Я считал тогда и тем более считаю сейчас, по прошествии времени, что ГКЧП был отчаянной попыткой спасти от развала Советский Союз, выполнить решения IV Съезда народных депутатов СССР и волю народа, закрепленную итогами Всесоюзного референдума 17 марта 1991 года. Организаторы ГКЧП искренне хотели спасти социализм, Советскую власть и Советский Союз.

В. Гусев – бывший заместитель Председателя правительства СССР, вспоминая атмосферу обсуждения вопроса о ГКЧП в правительстве СССР, отмечает, что «большинство коллег высказались в том смысле, что нужно использовать этот последний шанс для наведения в стране порядка, вернуть страну в нормальное русло экономического развития»^[60].

Однако робкая, непоследовательная попытка ГКЧП спасти союзную государственность не увенчалась успехом – меры не были ни решительными, ни по-настоящему чрезвычайными. Обращения ГКЧП к народу «в кратчайший срок восстановить трудовую дисциплину и порядок, поднять уровень производства», «положить конец нынешнему смутному времени», «осознать свой долг перед Родиной», «оказать ГКЧП всемерную поддержку» были обычной словесной чепухой. Мы удивлялись тогда, что руководители ГКЧП боялись народных выступлений, боялись обратиться к партии, к коммунистам. Поэтому призывы ГКЧП не получили поддержки в широких партийных массах и среди населения, информированность которого о серьезности общественно-политического кризиса была практически нулевой.

Показательно откровенное воспоминание Ю. Прокофьева, бывшего в то время первым секретарем Московского горкома КПСС. Утром 19 августа он созвонился с Г. Янаевым, чтобы выяснить ряд вопросов по ГКЧП. Тот пригласил Прокофьева на совещание в Кремль.

«У Янаева в Кремле, – вспоминает Прокофьев, – проходило совещание членов ГКЧП. Обсуждали предстоящую пресс-конференцию, где существенная роль отводилась и премьеру Павлову. Но он появился в совершенно непотребном виде – пьяный. Тогда мне стало понятно, что никакой согласованности, программы в комитете нет, а происходящее похоже на политическую авантюру. Руководящей руки не было, было не понятно, зачем ГКЧП вообще собрался… Растерянность и бездеятельность членов ГКЧП меня поразила»^[61].

Если уж к такому выводу в то время пришел первый секретарь Московского горкома КПСС, если мы, народные депутаты РСФСР, члены Президиума Верховного Совета РСФСР не могли внятно понять методы ГКЧП и оценить механизм реализации чрезвычайного положения, то представляете, уважаемый читатель, какая сумятица была в головах рядовых граждан.

Спустя 10 лет бывший вице-президент СССР Г. Янаев дал интервью газете «Труд»: «В ночь с 18 на 19 августа товарищи долго уговаривали меня возглавить ГКЧП, это была тяжелая физически и морально дискуссия»^[62]. Это признание – еще одно свидетельство отсутствия четкой программы действий у ГКЧП. За 70 часов своей жизни ГКЧП, кроме нескольких сообщений в эфир, ничего не сделал.

Поэтому неудивительно, что даже Генеральная прокуратура в ходе проведения следствия по делу ГКЧП не нашла следов поддержки ГКЧП в обкомах партии на местах, потому что партия просто стояла в стороне. Все чего-то ждали и бездействовали. Непопулярность, а в отдельных случаях одиозность некоторых лидеров ГКЧП оттолкнули от него даже потенциальных союзников.

В это время в Доме Советов РСФСР был создан штаб сопротивления ГКЧП, в котором одну из первых скрипок играл Сергей Филатов, бывший в то время координатором Московского отделения «Демократической России», хотя совсем недавно он откровенно критиковал проект Союзного договора и просил меня, как одного из подписантов Договора от Российской Федерации, не подписывать его. Все главные крикуны и бузотеры собрались вокруг штаба.

«Путч», «переворот», «заговор» – эти хлесткие слова не сходили с уст «демократов» и со страниц СМИ. Но даже эти слова, могу с уверенностью это говорить, поскольку видел все изнутри, были «заготовкой» «демократов», которые планировали нечто подобное событиям 19–20 августа. Они заранее знали, что назовут «путчем», «переворотом», «заговором» любое выступление традиционалистов. Им нужен был именно путч, чтобы применить адекватные путчевым решительные меры.

Пока ГКЧП молчал, страну захлестнула дезинформация. Вся Москва была обклеена листовками «Демократической России» и обращениями Б. Ельцина. «Мы считаем, – взобравшись на танк возле Белого дома, вещал он, – что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе "холодной войны" и изоляции Советского Союза… Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета». Ельцину удалось представить себя поборником справедливости и защитником Союза ССР, что сделало его в то время подлинным кумиром масс.

Газета «Куранты» выходила в плакатном варианте и содержала страстные призывы Ю. Лужкова к неповиновению. По телевидению население призывали сообщать о тех, кто поддерживает «путчистов», дав для этого номера телефонов. Раздавался специальный бланк Моссовета:

«По предъявлении сего мандата

тов. ____________представляется право участвовать в расследовании

антиконституционной деятельности граждан, их причастности к государственному перевороту».

Ну, чем не «хунвейбины» времен китайской культурной революции? Эти и другие факты отчетливо свидетельствуют, что руководителям Моссовета отводилась роль технического обеспечения подавления ГКЧП: обеспечения автотранспортом, блокировка Белого дома троллейбусами, железобетонными плитами, кранами и т. п.

Беседуя с теми, кто находился в то время у Белого дома, созваниваясь со своими избирателями из Зеленодольского района Татарстана, я уловил главное: люди не понимали, зачем нужно было вводить войска в столицу, если возглавляет акцию Государственный комитет, руководители государства. С другой стороны, как можно доверять людям, которые входили в состав руководства страны и должны были нести всю полноту ответственности за развал экономики, межнациональную рознь, обнищание народа? Выражая мнение широких слоев населения, московский рабочий М.А. Ихлов довольно точно высказался в том духе, что «действий от ГКЧП ждали не для реанимации партии. В этом органе видели прежде всего "пожарную команду", способную остановить очернительство советского прошлого и глумление над всем, что в нем было, – вопреки исторической правде и жизненному опыту людей»^[63].

Действия ГКЧП были настолько неподготовленными и несогласованными, что на успех рассчитывать было невозможно. Маршал Советского Союза, министр обороны СССР Д. Язов, член ГКЧП, на прямой вопрос, заданный ему в 1995 г., «если бы вам представилась возможность вернуться на три года назад, вы бы вновь пошли на такое», откровенно ответил: «Пошел бы. Но надо было бы все делать по-другому. Наша основная ошибка была в половинчатости. Если уж выступать против Горбачева, то принимать меры. А то ни туда, ни сюда. У меня и тогда не было уверенности, что тактически мы все делаем правильно. И на себя, и на Крючкова даже появилась злость. Ну, а по целям все верно – мы спасали Союз. Но ничего не сумели сделать – только развязали руки Горбачеву с Ельциным и подставили под удар партию»^[64].

Высказывались и другие суждения, в том числе и весьма циничные. Бывший помощник трех генсеков Г. Шахназаров: «Если бы во главе этой команды оказался человек решительный, не заботящийся о последствиях и способный дать команду стрелять в толпу, как, например, Ельцин, может быть, у них бы и получилось»^[65].

Р. Хасбулатов: «Если бы ГКЧП отдал четкий приказ, те же Грачев и Лебедь расстреляли бы Белый дом не задумываясь»^[66].