Kitobni o'qish: «Магический Треугольник Общественности»

Shrift:

Пролог

Начать нашу книгу, конечно же, необходимо с объяснения некоторой странности в названии нашего повествования. Что же это там еще за сокращение МТО? И откуда оно взялось? Какое к жизни людей в данной стране имеет отношение? Как выясняется, отношение тут самое прямое. Давайте объяснимся теперь более подробно.

Представьте, у вас в руках географическая карта мира. На ней видны многие сотни, если не тысячи стран. Нас будут интересовать конечно в первую очередь страны крупные. Так вот, разглядывая внимательно географическую карту поневоле начинаешь задумываться о том, что в каждой из этих стран живут люди разных национальностей, религий, климатических особенностей, устоев жизни и принятых только тут условий и правил. И вот на удивление в таком гигантском многоголосии стран, так сказать, все же оказывается можно найти и абсолютно общие для всех стран черты сходства.

Ну, во-первых, всюду живут (пока еще?) не роботы, не продукты искусственного интеллекта (ИИ), а люди. Во-вторых, все они должны иметь крышу над головой, должны быть одеты-обуты и иметь возможность пойти по магазинам: купить что-нибудь съестное, компьютер, автомашину, наконец, а для этого необходимы деньги.

Словом, у человека нормального обязательно должны быть разные виды собственности. Так для человека, которого мы будет обозначать буквой Ч (человек), стоит добавить еще букву С («собственность»).

Рассуждаем дальше. А в-третьих, в каждой стране должны жить еще особые граждане, которые обязаны следить за порядком: бороться с хулиганством на улицах, с воровством и преступлениями. Имеются в странах и тюрьмы, и казармы для военных людей, суды и многое другое, что можно было бы нам обозначить буквой Г (государство).

Итак, у нас в руках три ключевые имеющиеся практически в каждой настоящей стране буквы: Ч, С, Г. Чтобы быть дальше еще более понятными, попробуем опереться на некие квази-математические рассуждения. Попробуем соорудить такую «научную» схему. Введем особую структуру, она-то и будет у нас называться «Магическим треугольником общественности» (сокращенно – МТО).

Эта структура МТО должна выглядеть скажем, вот таким образом:

Продолжаем наши пояснения. Еще раз повторим-скажем, что буква Ч в МТО треугольнике значит человек. И какое же общество может без него обойтись? Гориллы? У них нет общественной жизни. Киборги? Или «гомо космикус», человек космический, способный жить в межзвездной среде? Но ведь их еще нет ни на Земле, ни скорее всего за ее пределами.

Две другие буквы нашей условной схемы в углах нарисованного выше треугольника это: С – собственность и Г – государство. Итак, имеем троицу: Человек-Собственность-Государство. Как может эта простенькая схема помочь нам? А вот как.

Давайте рассуждать. Чего хотели в свое время, скажем, всё отрицавшие анархисты? Они мечтали жить в обществе, где не будет ни понуканий, ни запретов государства, ни столь часто очень нужной человеку частной собственности. То есть анархисты грезили, говоря простецким псевдонаучным языком, о вырождении МТО в точку с буквой (Ч), в одну лишь из вершин нашего мысленного треугольника.

Ну, а если перевести нашу «геометрию» на общепонятный язык, то анархисты хотели ехать к полной свободе от всяких условностей и ограничений, так сказать, на одноколёсном автомобиле.

В цирке есть такие ловкачи, они умеют кататься и на одноколёсном велосипеде. И неплохо это делают. Однако автор не встречал еще такого циркового номера на улицах: человека, мчащегося по шоссе на авто с одним-единственным колесом. Труднейшее это было бы занятие!

Но вернемся к анархизму. К великому сожалению, приходится констатировать вещь, в общем-то очевидную, что светлая, чистая мечта анархистов – снимем шапки перед памятью русских анархистов Михаила Александровича Бакунина (1814–1870) и Петра Алексеевича Кропоткина (1842–1921), перед анархистом-французом Пьером Жозефом Прудоном (1809–1965) и еще перед многими другими анархо-первопроходцами. Однако же всем ясно, что анархизм является все же чистейшей нежизненной утопией.

Жить в обществе, построенном по анархистским проектам, способны разве что ангелы или серафимы, какие-то богоподобные создания, которым не нужны ни государственные подталкивания, ни заботы о низменной материальной стороне дела, заботы, непременно связанные с институтом собственности.

А теперь замолвим еще одно важное словечко – о социалистах (то бишь, о марксистах). Чего они-то добивались? Марксисты, отрицавшие собственность, но горячо приветствовавшие этатизм (государственность), хотели мчаться к коммунизму на, уже так сказать, двухколесном авто. Они «оседлали» частный другой случай нашей общей схемы МТО, еще и с буквой Г:

Именно на такой «повозке» взялись однажды большевики-марксисты подвезти Россию (а после этого, понятно, и весь крещённый мир) до самых ворот желанного коммунизма. Подрядились, но выполнить свои обещания так и не смогли.

Еще стоит отметить важное, что коммунисты-большевики напрочь отказывались от частной собственности С, признавая лишь собственность, вот диво-то, общегосударственную, непонятно кому принадлежащую.

Тут еще надо подчеркнуть и тот факт, что трехколесные повозки МТО в годы советский власти в России (тогда это был еще СССР – Союз Советских Социалистических Республик) именовали с явным укором как так называемые «капиталистические» страны.

Да, действительно, опыт показал, что на таких перевозящих устройствах более или менее успешно уже можно было двигаться. Но порой и они все же могли свалиться в кювет. Причины? Финансовые кризисы, глобальные погодные аномалии, землетрясения и многие прочие известные человеку беды.

Таким образом в итоге, нам удалось установить факт капитального значения: любая нормальная страна должна иметь в своем арсенале, так сказать, все три буквы в структуре МТО. И конечно, страны эти могут все же сильно разниться лишь именно потому, что эти три буквы Ч, С. Г могут иметь самые разные, скажем так, параметры, которые приняли для себя проживающие в этих странах люди.

И итожа в целом это наше незамысловатое вступление к тексту книги, стоит добавить еще вот что. Чтобы доказать правоту наших слов, дальше в пяти главах мы будем приводить примеры реализации нескольких, как нам кажется, достаточно показательных, уже имевших место в истории ряда стран, реализаций структуры МТО с различным наборами характеристик троицы букв Ч, С, Г.

* * *

Дальше в главах 1 и 2 мы будем рассуждать в основном лишь о значимости главной несомненно в Магическом Треугольнике Общественности буквы Ч. А вот в главах 3 и 4 уже основное внимание будет уделено роли в МТО также букв С и Г. А вот в главе 5 мы в заключение обсудим веками волнующую всех людей проблему. Ведь кто знает? А вдруг если начать подкручивать у троицы букв Ч, С. Г в МТО все, так сказать, винтики и колесики, то не удастся ли нам все же создать для человека рай на нашей грешной Земле?

Глава 1
Человек Толпы

Человек – это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над бездной.
Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

…Бог, полагал древнегреческий афинский философ Платон (годы его жизни 429–347 гг. до новой эры), создал, вылепил в земных недрах, людей неравными: примешав к одним – самым лучшим из лучших – золота, к другим, похуже, – серебра, простую же грубую толпу, третий, низший сорт людей, он ваял, добавляя лишь дешевые медь или железо. Замешанные на золоте, поучал Платон далее, пригодны быть философами-правителями, замешанные на серебре – «стражами» (вторая из каст в платоновском Государстве), остальные же обязаны были, забыв обо всех своих претензиях, заниматься грубым физическим трудом.

…Французский утопист Анри Сен-Симон (1760–1825) разработал систему дифференцированной регуляции человеческого поведения на основании признания трех типов личности: типа рационального, эмоционального и моторного.

Гораздо дальше пошел другой великий утопист, тоже француз Шарль Фурье (1772–1837): он уже различал 810 (!) разных психологических типов, и в своем фаланстере формировал рабочие бригады по признаку психологической совместимости, согласно открытому самим же Фурье особому космическому закону «притяжения по страсти».

Современные биологи, как и Платон, признавая изначальное биологическое неравенство людей, делят их на биологические касты, разместив на вершине так называемые «альфы» – прирожденных вожаков, лидеров (президенты, цари, пророки, полагают, что несомненным альфа был Гитлер), и заканчивают список каст «омегами» – отщепенцами, париями общества, забитыми существами, которых принимают во внимание лишь немногие близкие к ним люди.

Особой градации придерживаются психофизиологи, интересующиеся, как человек живет в нашем вероятностном мире, мире шансов и возможностей, мире случайностей и неожиданностей. Психофизиологи пытаются разгадать, как мы строим модели будущего, как пытаемся предугадать грядущие события.

Выясняется – работы рижских (Латвия) исследователей, что один крайний тип людей стремится всячески экономить свои усилия, такие обычно едут на один и тот же курорт, предпочитая ходить на один и тот же пляж, стараются как можно быстрее перейти на автоматизированный режим существования, требующий минимальных затрат энергии. Второй же тип, прямая противоположность первому, пребывает в вечной боевой готовности, он всегда, хоть это и требует большого расхода душевных и физических сил, начеку, наотрез отказывается от поисков стереотипов, наезженной колеи, шаблонных решений – такого человека даже маловероятное событие никогда не застанет врасплох…

…В одном из номеров журнала «Новый мир» в бывшем СССР, 1989 год, в статье, один биолог, пострадавший от культа личности, писал следующее:

«Вглядываясь в пятимиллиардную массу людей, населяющих шар земной, все-таки тщишься понять, определить, что же представляет собой человек, хотя и догадываешься, что одним прилагательным его суть не раскроешь. Вот почему, не претендуя на какую-то концепцию, и предложил я такую условную триаду: человек биологический, человек социальный, человек духовный. В разных соотношениях все три персонажа живут в каждом человеке».

Вот так ЧЕЛОВЕК, загадочнейшая из тварей земных, все более предстает перед исследователями огромным сложнейшим уравнением с миллионом неизвестных, и уже не двух, а тысячеликим Янусом, Сфинксом, в который генные инженеры как бы ввели гены громадного числа самых разных земных существ. А ведь мы пока ведем разговор об отдельном, индивидуальном человеке, хотя он может быть (усложнение? более трудно распутываемый случай?) частью группы, осколком профессионального отряда, класса, нации, государства, всего человечества наконец! И здесь на картах науки как бы внезапно возникают очертания громадного таинственного материка, который можно условно окрестить словами – ЧЕЛОВЕК ТОЛПЫ.

Оговоримся сразу: Толпа – субстанция все еще малоизученная, приглядывающихся к Толпе исследователей немного, источники сведений о Толпе поневоле скудны, самой же ей, Толпе, рассказать о себе не под силу. Посему автор вынужден, чтобы избежать неуместных фантазий, чтобы соблюсти научную добросовестность, объективность, вынужден часто прибегать к прямому цитированию, порой одних и тех же лиц. Да простят мне это снисходительные читатели!

1. Сумасшествие по подражанию

Человек в группе не является самим собой: он – одна из клеточек организма, столь же отличного oт него, как клеточки вашего тела отличаются от вас.
Американский прозаик Джон Стейнбек

Что ж за зверь такой – толпа? Хорошо помню, как 6 марта 1953 года шел к Колонному залу, где лежал умерший Сталин. На Садовом кольце путь преградили милиционеры. Колонна свернула влево – снова заграждение. Слышу: «Нарочно крутят – не умер он». Становится все теснее. Задние напирают, дышат в затылок. Мне кажется, именно там, на подступах к Трубной площади, что-то резко поменялось: было просто много людей и вдруг – лиц не различить, кричат, всех сплотило общее раздражение («Почему не пускают?», «Дави их!») …Звенят выбитые стекла, толпа рвется вперед, сминает солдатскую шеренгу, а за ней – невидимые раньше грузовики. борт о борт. И не остановиться, не свернуть…
Писатель Владимир Шевелев из статьи в старой газете «Выйти из толпы»

Не надо быть царем Соломоном, мудрецом, чтоб сообразить такую простую вещь: человек-одиночка и человек, опутанный «толпной упряжью», должны сильно различаться. Только Декарт, говорят, живя довольно долго в уже тогда перенаселенной Голландии, смог сохранить потенции мыслителя, остаться первостатейным философом. И то, в основном, должно быть, лишь потому что, постоянно вращаясь среди людского многолюдья, НЕ ЗНАЛ голландского языка.

Психология толпы. Писатели и ученые мало занимались подобными вопросами, предпочитая более легкое: изучать отдельных гоголевских Иван Иванычей и Иван Никифорычей. Но тут нам нельзя не упомянуть француза, социального психолога и социолога Густава Лебона (1841–1931), им написана любопытная книга «Психология народов и масс» (на создание труда «Психология человечества» Лебон однако ж не замахнулся, не по той ли простой причине, что народов много, а человечество одно?).

«Под словом “толпа”, – писал в своей книге Лебон, – подразумевается в обыкновенном смысле собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы ни были случайности, вызвавшие это собрание».

Лебон, впрочем, отмечает большую условность подобных определений, значительную неопределенность понятий «толпа», «масса», «народ» и им подобных, он пишет:

«В известные моменты, например, даже шести человек достаточно, чтобы образовать толпу, между тем как в другое время сотня человек, случайно собравшихся вместе, при отсутствии необходимых условий, не образуют толпы. С другой стороны целый народ, под действием известных влияний, иногда становится толпой, не представляя при этом собрания в собственном смысле этого слова…»

А еще Лебон указывал на скопище индивидов различных рас, общность которых скреплена лишь волей вождя, как на толпу самого низкого сорта. Он также различает толпы «разнородные» – «анонимные» (уличная толпа, например, составленная из случайно встретившихся людей) и «неанонимные» (присяжные, парламенты и т. д.) – и толпы «однородные»: секты (политические, религиозные…), касты (военная, духовная…), классы (буржуазия, крестьяне, пролетариат)…

Скользкость, тернистость ходьбы по тропам дефиниций, коль скоро речь заходит о понятиях типа «толпы», хорошо отражены в одной из миниатюр народного российского поэта Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), вот она:

Народ он делится на ненарод
И на народ в буквальном смысле
Кто ненарод – не то чтобы урод
Но он – ублюдок, в высшем смысле
А кто народ – не то, чтобы народ
Но он народа выраженье
Что не укажешь точно – вот народ
Но скажешь точно: есть народ! И точка

Стих несколько витиеватый, но льющий воду на нашу мельницу!

Обстоятельно занимался толпой и французский социолог и криминалист Габриель Тард (1843–1904), преподававший философию в Коллеж де Франс (Латинский квартал в Париже, учебно-исследовательское заведение), оставивший после себя книги «Законы подражания» и «Преступления толпы» (опубликованы в России, в Казани в 1893 году), а также «Социальная логика», его выводы о психологии толпы довольно часто цитируются.

И другой француз врач, филолог и фотограф Поль Реньяр (1850–1927), в работе «Умственные эпидемии», предупреждал об опасности для людей в толпе социального мимицизма – особого инстинкта подражания, заразительного и чреватого неприятными последствиями. Он так писал об этом:

«Возьмите людей самых благоразумных, вполне владеющих собой, составьте из них собрание – и что же? – нельзя поручиться, чтобы, вследствие увлечения, они не совершили действий и не приняли бы решений, в которых каждый из них отдельно будет раскаиваться, оставшись наедине с самим собой».

Здесь же Реньяр обсуждает возможность массовых сумасшествий по подражанию.

2. Сорок академиков и сорок водоносов

Если вы заметили, что вы на стороне большинства, это верный признак того, что пора меняться.
Американский писатель Марк Твен

Умственные эпидемии, полагал Реньяр, способны овладеть и целой нацией. Он пишет:

«Эта наклонность к подражанию давно уже была подмечена законодателями всех времен; вот почему мы всюду встречаем законы, направленные против скопищ».

Очень любопытна концовка книги Реньяра, тут он, характеризуя различные века свойственными каждому из них маниями (XIX век, по мнению Реньяра, страдал манией величия, в XVIII процветали истерия и эпилепсия, XV–XVI века прошли под знаками демонизма и колдовства), захотел представить и вид грядущих – XX век и далее, – психических болезней человечества:

«Социальные неравенства, часто несоответственные и несправедливые, с каждым днем все более и более побуждают людей искать средств для уничтожения нищеты одних и непомерной роскоши других. Забыв, что равенство не встречается ни в области физической, ни в области нравственной, эти теоретики тщетно ищут средств для осуществления его в экономических условиях».

Реньяр трезво оценивает обстановку:

«…Некоторые из этих теоретиков нашли более коротким упразднить идею реформ и заменить ее идеей всеобщего и внезапного разрушения современного социального строя, с тем чтобы создать нечто иное на почве, очищенной от его развалин. Эти результаты могут быть достигнуты лишь при содействии огня и меча».

Заканчивает свои рассуждения Реньяр воистину пророческими словами:

«Я сильно опасаюсь, чтобы наиболее характерной умственной эпидемией XX века не сделался бы бред фанатического насилия, крови и разрушения…»

…Уже в наши дни исследования Лебона, Тарда, Реньяра продолжили опять же… французы (что? склонность к психологическим раздумьям у этой нации в крови?) М. Робер и Ф. Тильман в книге «Психология индивида и группы» отмечают наличие особого «стадного инстинкта», когда люди ведут себя в толпе как овцы Панурга.

Группа, поясняют Робер и Тильман, оказывает на своих членов «конформистское давление». Индивид в ней оказывается как бы «повязанным» стремлением получить одобрение со стороны других членов этой группы. Превращаясь в своеобразного пай-мальчика, нуждающегося в поощрении. И если кто-то в группе «выходит за рамки», проявляя «строптивость», то он тут же становится объектом социального давления».

«Последнее может принять форму молчаливого неодобрения, – поясняют Робер и Тильман, – насмешки, презрения или смертного приговора. Напротив, за соблюдение норм индивид получает одобрение, согласие, приобретает престиж».

Исследователи будущего способны будут, видимо, отличать толпу американскую от толпы русской, видеть разницу между толпой интеллигентов и толпой интеллектуалов (увы, и такие сочетания в принципе вероятны) так же легко, как сейчас они отличают толпу театральную («она все воспринимает гораздо сильнее, чем каждый из театралов в отдельности отнесся бы к тому, что видит на сцене, не будь это в переполненном зале и не заряжайся он чувством соседа») – толпу, может быть, самую спокойную, хотя бы потому, что она сидит, от гораздо более возбужденных толп – стоящих или двигающихся («самая опасная – это бегущая толпа, тут ее возбужденное состояние легко переходит все границы, вызывая панику или страсть к разрушению»).

Парадоксы толпы? Главный из них, пожалуй, тот, что в толпе может исчезнуть разница между великим математиком и его сапожником!

«В толпе, писал Лебон, люди всегда сравниваются, и если дело касается общих вопросов, то подача голосов сорока академиков окажется нисколько не лучше подачи голосов сорока водоносов».

Об опрощении в толпе, об уценке в ней даже ярких личностей говорил однажды и покойный протоиерей Александр Мень (1935–1990):

«Приведу… один показательный и немного забавный пример из недавней церковной истории. Когда католиками готовился Второй Ватиканский Собор, было условлено, что на его заседаниях под сводами храма святого Петра не будут звучатъ аплодисменты. Но едва в ходе Собора столкнулись позиции консерваторов и реформистов, об этом правиле все мгновенно забыли.

Две тысячи почтенных иерархов и ведущих теологов ощутили в себе иррациональный “зов массы”. Они не только хлопали, но порой даже кричали и стучали о пюпитры. Большинство из собравшихся, наверняка, были образованными, разумными и, скажем, степенными людьми…»