Kitobni o'qish: «Адъютант и его Превосходительство»

Поезд остановился – мы почти приехали: оставалась недолгая поездка на машине. Южное солнце пряталось в облаках и асфальт перрона не был раскалённым – было комфортно. Морской воздух тут же, на вокзале Анапы, начал исцелять всех от гайморита, ларингита, ангины, бронхита и бронхиальной астмы, насыщая пока ещё белокожие организмы бромом, йодом, магнием, хлоридом натрия, калия и кальция.

Кого то встречали, кто то шёл на автобус, а кто то начал торговаться с местными "бомбилами".

Нас встречали: молодой человек, добродушно улыбаясь, на уровне груди держал картонку на которой была написана моя фамилия . Он смотрел в толпу прибывших и наверное пытался угадать кто сейчас к нему подойдёт. Со стороны казалось, что он как бы спрашивает у граждан: " Как ? Подходит мне такая фамилия ?".

– "Нас двое",– сказал я, указывая на картонку и кивнул на Полковника, – "Последняя буква должна быть "ы" ".

Ребёнок в эту секунду без интереса взглянул на свою фамилию и стал быстро озираться по сторонам в поисках развлечений и выгоды. В следующую секунду он хотел было бежать в зал ожидания, но рука отца крепко держала его руку в своей. Мимо прошла грустная старушка, она везла чемодан на колёсиках. Сын стал смотреть ей вслед.

– "Вообще то да.. меня предупредили, что вас двое – сказал молодой человек улыбаясь,– В следующий раз напишу во множественном числе. Разрешите… Вашу сумку… "

Он взялся за ручку моей спортивной сумки и потянул.

До этой минуты я всегда носил свои вещи сам и вообще был в курсе ,что " У нищих слуг нет". А тут, впервые в жизни мне предлагают за меня понести мои же вещи. Стало как то неудобно.

– "Да ладно, я сам", – и я потянул сумку к себе.

Молодой человек не сдался и улыбаться не перестал.

– "Донесу до машины". – и он опять робко потянул сумку к себе.

– "Да уж… чай не графья ! Сам донесу!"

Я демонстративно повесил сумку на плечо.

– "Вообще то… – сказал молодой человек и улыбка исчезла с его лица,– вообще то мне за это деньги платят. И даже уже заплатили."

Нашли компромисс: я несу сумку до машины , он от машины до отеля.

За окном автомобиля мелькали южные пейзажи и проносились невиданные для жителей средней полосы деревья: платан, грецкий орех и алыча. Склоны и подъёмы кавказского предгорья и прекрасные цветущие долины вызывали восторг. Солёный воздух сулил скорую встречу с морем.

Ребёнка, которому только-только исполнилось шесть, пейзажами не пронять – он слегка заскучал. Его предыдущая поездка на юг, состоявшаяся год назад, была не очень: почти сразу же после приезда сын заболел ветрянкой и почти всё время просидел в номере. В этот раз ребёнок ехал без особого восторга, несмотря на заверения, что теперь то он наверняка накупается в волю. Не унывающий, но не легковерный Алексей на всякий случай ждал какого ни будь подвоха.

Саша – так звали парня который нас встретил на вокзале. Он торжественно внёс мою сумку в холл отеля , узнал у администратора в какой номер её нужно доставить, покрутил головой и убедился, что все работники отеля видели его несущим поклажу. В номер он направился с таким видом, будто то это был багаж принца Уэльского.

Всего работников видевших Сашу в эту минуту было трое: администратор, горничная и повар – все женщины. Они скучали в почти пустом отеле – курортный сезон должен был открыться через неделю .

Пока я утрясал формальности с администратором, у сына настал "звёздный час". Его усадили в кресло в стиле барокко, стоявшее тут же. Слева от него на корточки присела повар, справа, так же на корточки присела горничная. Они стали заглядывать Алексею в глазки, сюсюкать и спрашивать как же зовут такого хорошенького мальчика.

Хорошенький, раскованный и временами нагленький мальчик быстро понял, что здесь умеют встречать гостей должным образом. Слегка развалясь он отвечал на дежурные вопросы и с радостью принимал дежурные конфеты. Рассказывая свою биографию ребёнок слегка поворачивал голову то вправо, то влево, поочерёдно обращаясь к благодарным слушателям. Сын охотно рассказал какой состав его семьи, о том что мама осталась дома работать, а брат поступать в институт. Вскользь упомянул о том, что на море он и раньше бывал, и подробно рассказал о нашествии бабочек непарного шелкопряда на Дальнем Востоке и методах борьбы с ними.

Когда же я повернулся от стойки администратора к сыну, что бы идти в номер, тот не желая терять внимание публики, решил напоследок выдать сенсацию и развить свой успех. Он с укором посмотрел на меня и начал:

– "А вот мой отец…" – Алексей подождал пока слушатели начнут слушать ещё более внимательно.

– "А вот мой оте-е-ц…" – и последовала ещё большая пауза, после которой лица трёх дам повернулись в мою сторону, а на лестнице замерли шаги возвращавшегося из номера Саши.

– "..мой отец зачем то всем врёт… "– все замерли и стало слышно как тикают часы на стене.

– " ..всем врёт, что мы приехали из Москвы !!!"

Не то что бы я доносил эту информацию до каждого встречного, но об этом уже знали: грустная старушка, Саша, а теперь и администратор. Она спросила: "Из Москвы ?". И я, живущий в километре от столицы, ответил: " Из Москвы".

Часы ти́кали, публика ждала разоблачения.

Горничная, не отводя от меня взгляда, чуть повернула голову к Алексею.

– « Так откуда вы приехали , Алёша ?», – спросила она.

Алексей сидел уже не в кресле, а возвышался на троне. Его подручные ловили глазами каждое пусть самое маленькое моё движение, которое можно бы было трактовать как замешательство . В воздухе повисла интрига.

Алёша не спешил – монарху не к лицу торопливость. Разводить суету – удел плебеев. Он парил орлом. Сейчас всё было в его руках: правда, отец и внимание публики. Во время последней паузы замерли даже часы.

–"А приехали мы не из Москвы … Мы приехали из России!!!"– выдал царь и попеременно посмотрел на своих придворных.

Сначала на лестнице облегчённо выдохнул Саша, затем раздались бурные аплодисменты переходящие в овации. Администратор посмотрела на меня с сочувствием, повар хохотала, а горничная смотрела с таким торжеством, будто сама приехала не из Москвы, а из России, хотя она была с Украины.

–" Как же вы тут без мамы то будете?"– спросила администратор.

Сутками ранее мама провожала нас вокзале. Она стояла на перроне и видела в окне поезда две довольные рожи. Рожи были очень довольными и счастливыми, и, похоже, довольными и счастливыми они собирались быть и дальше, и даже без мамы! Маме было обидно, она рыдала. Со стороны людям казалось, что отец забрал ребёнка и больше его не вернёт или, что мать лишили родительских прав и теперь по этому поводу в вагоне веселье. Конечно нам было жалко родного человека, и до этой минуты пролившего не мало слёз на ухабах семейной жизни, но мы уезжали не навсегда и утешали себя тем, что мама не любит жару и не умеет плавать. Жена же была безутешна и её успокаивали сотрудники РЖД .

Сердобольная проводница видя как убивается несчастная женщина посоветовала ей сесть на одну из электричек, которая должна на короткое время обогнать поезд: выйдя на платформе Перово мама сможет снова помахать рукой и вдоволь поплакать.

Для любви нет преград и расстояний – супруга всхлипывая пошла искать заветную электричку в недрах Казанского вокзала.

Поезд тронулся, перрон плавно поплыл в сторону, путешествие началось. Впереди нас ждали: жаркое солнце и тёплое море, удовольствия и развлечения, обгоревшие плечи и выгоревшие на солнце волосы. Позади оставались пасмурная Москва и рыдающая жена.

Наш состав долго и аккуратно пробирался по каким то неведомым мне раньше путям казанского направления, а потом мы с сыном увидели в окно: как ранним воскресным утром, в мокрой от слёз кофте, одинокая женщина на платформе Перово плачет и машет рукой проходящему поезду. Поезд проходил довольно далеко от платформы по каким то дальним путям и поэтому наша мама не промелькнула в окне, а проплыла медленно и торжественно как в хорошей мелодраме. Вместо её плача были слышны рыдания младенцев в купе справа и слева от нашего.

Нас в купе было двое – шик!

***

Подвох , которого боялся Алексей, не заставил себя долго ждать – купаться в море оказалось нельзя ! Однако шторм и девятиградусная вода не стали аргументом для Полковника. Он сердито швырял гальку в море, ворчал и капризничал. Потом понизил меня в звании до рядового.

Обожая всё военное сын ввёл в нашей семье звания. Быть генералиссимусом и повелевать сотнями тысяч мечтают даже взрослые дяди, а ребёнок и подавно. Сияние орденов, звёзд и эполет, сабли и кортики, аксельбанты и этишкеты не давали покоя сыну. К его сожалению не все члены семьи оценили преимущества войсковой субординации и из подчинённых у генералиссимуса остался один я.

С моими званиями происходила жуткая чехарда. Чины генералиссимус присваивал в зависимости от настроения, поэтому в течении дня я успевал сделать головокружительную карьеру и так же быстро низвергнуться вниз. Несколько раз.

Побыв недолгое время генералиссимусом, Алексей из-за своей врождённой скромности, перешедшей к нему по генам от отца, решил стать простым полковником. Я выше майора обычно не поднимался и состоял адъютантом у Его Превосходительства. Служба мне нравилась, хотя и требовала иногда недюжинной выдержки.

Мы шли по пустому пляжу. В моё левое ухо шумело море, в правое шумел Алексей. Я в их споре был посредником.

–« А зачем мы приехали та сюда ?!» ,– вопрошал сын .

– «Ш-ш-ш !!!» – шипело море.

–« Завтра море успокоится, наверное… да и потеплее будет… Сейчас вон и нет ни кого.» – переводил я.

– «Да давай сейчас искупаемся-та ! Я не простужусь ! Я по краешку буду ходить! Ногами искупаюсь !»

– « А-а-б-ш-ш-ш !!!» – смеялось море.

Несколько раз Полковник начинал разоблачаться. Я, на тот момент ещё майор, препятствовал этому и приводил всякие доводы, которые , как мне казалось, могли остудить пыл Полковника.

– « А-а-б-ш-ш-ш-а !!!» – смеялось уже надо мной море.

–« Да вон купается же!» – сын показал на мужика который « купался ногами». Он выглядел счастливым убегая от довольно больших волн. К пляжному грибку мужик привязал своего бассет-хаунда. Тот унылым взглядом смотрел на хозяина. Пса можно было и не привязывать – он не делал ни каких попыток подойти к хозяину или убежать от него, он смотрел на своего хозяина как жёны алкоголиков смотрят на своих мужей в момент возлияния: дожидаясь пока муж не свалится.

– «Полковник!» – обратился я к сыну, – « Наверняка этот джентльмен умеет плавать ! В отличии от Вас ! И у него сил хватит, что бы выбраться на берег, если вдруг волна и собьёт с ног.»

– « Я тоже умею ! Я с «плавниками» умею! Потом побегаем и я не заболею! Хватит тебе уже скандалить! Что ты всё время скандалишь? Ты вот всё время устраиваешь !»

– « А – б – ш-ш-ш-а !» – смеялось слева от меня море.

– « Вот зачем мы приехали та сюда ? Лучше бы на Тарелочке купались» – сокрушался справа сын.

Мужик упал немного не добежав до сухой гальки и его таки омыло волной. Кажется в этот момент бассет вздохнул.

Алексей видя это падение стал ещё более напорист:

– « С краю вот тут похожу!»

– « Волной может утянуть и всё! Можно утонуть!!»

– « Да как утащит та? Дядю то не утащило!»

– « Да лучше бы утащило»,– не стал кривить душой я.

–« Зачем утащило?»

–«Для наглядности, Полковник! Что бы Вы видели !».

– «Да как утащит та ? Волны то сюда идут, сюда и вытолкают! Не утащит.»

– « Утащ – щ-щ-щ у !» – шипело море.

– «Утащит.» – перевёл я.

–«А ты на что?! Рядышком стой, но неподалёку! И не мешай!. А я только ногами похожу»

– « Нет, Алексей Юрьевич, может быть сегодня вечером, либо завтра, но точно не сейчас.»

–« Та-а-ак !»,– угрожающе протянул Полковник, и в этом «Та-а-ак!» слышались знакомые нотки, которые не передались по генам от отца, но были умело скопированы. «Та – а – ак!» произносится мной когда Алексей Юрьевич заходит слишком далеко и как говорится « перестаёт видеть берега»

–« Та-а-ак !», – повторил он.

–« Нет!»,– ответил я, и вложил в ответ всю решительность и твёрдость какая у меня была.

–«Всё!»,– ещё более решительно и твёрдо произнёс Полковник. – «Всё , ты разжалован ! Ты теперь младший сержант !».

Врождённое великодушие Полковника унаследованное от предка не позволяло ему разжаловать майора сразу в рядовые – всегда была какая ни будь промежуточная ступень, а уже после того как Его Превосходительство являли милость и всё равно не получали желаемого я становился рядовым.

После трёх следующих минут ожесточённого спора мне всё таки пришлось вспомнить любимую армейскую поговорку всех разжалованных сержантов : «Чистые погоны – чистая совесть!». Разжалованный, но не сломленный я выдвинулся к отелю держа Полковника за руку. Мимо нас, параллельным курсом прошёл жизнерадостный и мокрый мужик с собакой. Пёс куда то вёл хозяина . В глазах собаки была вселенская грусть.

***

Бассет напомнил мне грустную старушку. Она вошла в Рязани. До этого мы с Полковником думали, что по какой то счастливой случайности нас всего двое в купе. Старушка с грустью оглядела нас, вздохнула, печально разложила вещи и легко и торжественно влезла на верхнюю полку. Там она продолжила вздыхать и смотреть в окно. На вид ей было лет этак шестьдесят пять – семьдесят. Каждое её движение олицетворяло музыку Камиля Сен-Санса – бессмертного «Умирающего лебедя».

Она долго и печально ела. Каждый кусок она отправляла в свой рот как будто зная, что он отравлен, но поделать уже ни чего нельзя и съедала его с обречённостью смертника. Плавно и скорбно наводила потом порядок на столе, тщательно выверяя расстояние между салфетками и стаканами, потом удивительно легко залезала на свою полку – наверное также легко Мария Антуанетта всходила на эшафот. А когда грустная старушка отправлялась по коридору в сторону туалета, то я прямо таки начинал слышать трагические аккорды виолончели и казалось, что больше мы нашу соседку по купе не увидим.

Одета старушка была в чёрный спортивный костюм и ядовито-красные носки. При этом с её фаталистично-безрадостным обликом явно входили в противоречие её руки. Руки были очень сильными. Старушка на одних руках забиралась к себе на полку, ноги она при этом совсем почти не задействовала. Она взмывала ввысь как гимнаст на брусьях , поворачивалась в воздухе, садилась на свою полку и некоторое время выжигала мне глаза своими носками. Потом забрасывала ноги на полку и принималась грустить.

В её отсутствие я пытался проделать тот же фокус, но сто килограмм моей плоти в отличии от бесплотной старушки несколько секунд трепыхались между двух верхних полок и возвращались на землю.

Полковник будучи известным светским львом начал разводить политесы и пытался построить светскую беседу. Но у старушки была манера давать односложные ответы. Точнее ответ был один: «да». Произносилось «да» на выдохе и не глядя на собеседника, старушка смотрела при этом на стену купе . Каждое «да» звучало как последнее. Однако Полковник знал своё дело и «да» повторялись снова и снова.

– «Это вы теперь с нами будете ехать?»

– « Да..»

– «Мы в Анапу едем, в отель. А вы тоже ?»

– «Да…»

– « Вы купаться будете там ?»

– « Да…»

– « Вы отдыхать едете ?»

– « Да…»

– « Вы и загорать там будете ?»

– « Да…»

Что бы «да» действительно не стало последним словом старушки, Полковника приходилось тихонько урезонивать.

– « А мне её жалко!»,– прошептал на ухо Полковник.

– « Мне тоже»,– ответил я, «Поэтому дай человеку отдохнуть!».

Старушка услышала «… дай человеку отдохнуть» и махнула рукой дескать: «Да пускай спрашивает, кто ж дитю про жизнь то расскажет ?»

Полковник лишённый подробностей в ответах старушки и сам потихоньку отстал.

Вечером выяснилось, что в нашем купе есть ещё один попутчик и едет он с нами от самой Москвы в соседнем купе, где расположились его внуки. Этот дедушка заглянул к нам , что бы положить какие то свои вещи и заодно поведал нам откуда он взялся.

Алексей Юрьевич слушал не совсем внимательно и решил, что дедушка тоже вошёл в Рязани, поиграл с какими то внуками и теперь вернулся к своей бабушке.

И дабы возродить угасшую беседу Полковник сказал старушке: «Хороший у вас дедушка – с внуками играет»

–« Да..» – сказала старушка и беседа опять закончилась.

То ли старушка на всё отвечала «да», то ли действительно где то существовал хороший дедушка – так я и не понял.

Утром, в Анапе старушенция поплелась к выходу везя за собой чемодан на колёсиках. Казалось, что чемодан подталкивает её сзади к морю. Она была сама безнадёжность. Море ждало её и от этой встречи старушка отвертеться не могла.