Kitobni o'qish: «Зверь из темноты»
Любое использование текста и иллюстраций допускается только с письменного согласия Издательского дома «Самокат».
חיית החושך
Copyright © by The Estate of Uri Orlev
Published by arrangement with The Israeli Institute for Hebrew Literature
© Рина Юсин-Фульмахт, перевод, 2024
© Леонова А.А., иллюстрации, обложка, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2025
* * *
1. Прежде, чем Зверь стал моим
Он живёт в темноте у меня под кроватью. Днём он совсем маленький. Но по ночам, когда мама гасит свет, он раздувается. Он умеет раздуваться, только когда темно. На свету он сжимается.
Раньше, пока мы не подружились, я очень его боялся. Ещё мама не пришла сказать мне спокойной ночи и поцеловать, ещё свет в комнате горел, а я уже начинал бояться и не смел ноги высунуть из-под одеяла. После ванны, когда ноги босые, нужно быть особенно осторожным. Обычно я издали одним прыжком взлетал на кровать и сразу же укрывался.
Вообще-то я и теперь немножко его боюсь, но уже не так сильно. У меня есть против него заклятия, это помогает.
Каждую ночь он вылезает из своей жестянки, хотя я её крепко-накрепко закрываю, заворачиваю в бумагу, кладу в целлофановый пакет и туго-натуго перевязываю верёвкой. И всё равно, если он захочет, ему ничего не стоит выбраться. По-моему, он проходит между молекулами. Мне папа объяснял. Любая материя состоит из молекул – таких малюсеньких крошечек, соединённых одна с другой. Они видны только под микроскопом. Молекулы скреплены друг с другом не так плотно, как камни в стене, а просто держатся рядом, как люди, которые стоят, взявшись за руки, и между ними можно протиснуться. Зверь так и делает, когда хочет пройти сквозь стенку жестянки, бумагу и целлофан. Жаль, я так не умею. Будь я как он, мог бы проходить сквозь стены или сквозь стекло.
Этот Зверь не всегда был моим и не всегда прятался днём в жестянку. Раньше я совсем ничего о нём не знал.
Помню, мама гасила свет, желала мне спокойной ночи, целовала и выходила из комнаты. Я просил её не закрывать дверь, но, хотя я слышал, как мама разговаривает с папой в кухне, Зверь всё равно сразу же раздувался, вылезал из-под кровати и заполнял собой всю темноту в комнате.
Пока я чувствовал мамин поцелуй на щеке, Зверь не смел ко мне приближаться, так что у меня было время как следует укрыться. Папа научил меня укрываться. Он подворачивал одеяло с трёх сторон – под ноги и с боков. Выходило что-то вроде спального мешка. Оставалось осторожно заползти внутрь, а когда свет погашен, проверить ещё раз изнутри, всё ли в порядке, нет ли зазоров между одеялом и простынёй. И уже потом плотно-плотно укрыться до самого подбородка. Снаружи остаётся только лицо. Лицо Зверь не трогает, это он понимает.
Особенно я боялся вылезать из-под одеяла ночью, чтобы сбегать в туалет. Или чтобы забраться в постель к маме и папе, если приснился страшный сон. Они разрешали приходить к себе, только когда за окном уже начинало светать, не раньше. У них же под кроватью не живёт никакого Зверя. Они сильные. Мой Зверь гнался за мной до самых дверей их спальни. Но я бежал быстро-быстро и не оглядывался.
Если я просыпался от страшного сна, то сперва заклинал Зверя, а потом уже вылезал из кровати. Я говорил ему:
– Свет, свет, свет на тебя!
От этого Зверь на секунду замирал, тут-то я и выбирался. Если высунуть из-под одеяла руку или ногу просто так, без заклятий, Зверь мог бы вцепиться. Теперь-то он не бросается, теперь мы с ним дружим. Я подыскал для него жестянку, и Зверь живёт там, пока светло. Но раньше мог бы напасть.
Лёжа под одеялом, я думал о моём Звере. Думал, как же его зовут и есть ли у него вообще имя. Думал, что он ест и пьёт, или, может, это такой Зверь, которому не нужно ни пить, ни есть. Думал, отчего он не боится оставаться в темноте, когда гасят свет? И снятся ли ему страшные сны? Мне вот снятся страшные сны. Не всегда. Но иногда бывает, что я сплю и вижу во сне всякие ужасные вещи. И моего Зверя тоже. Во сне его можно увидеть. Он чёрный, раздутый, руки-ноги отрастают у него в любом месте, где только он захочет. У него яркие, сверкающие глаза. Эти глаза видны не только во сне. Глаза, наверное, единственное, что можно увидеть, если внезапно заглянуть под кровать, когда Зверь этого не ждёт. Он тогда сразу зажмуривается и смеётся надо мной.
Но больше он надо мной не смеётся. Мы с ним дружим, и я его кормлю. Во сне Зверь рассказал мне, что ест. Много ему не надо. Каждую пятницу вечером я приношу Зверю крошку от халы, три крошки сахара и ещё одну совсем малюсенькую крошечку неважно какой еды.
Однажды ночью, ещё до того, как мы подружились, я решил, может, Зверь станет не таким страшным, если я с ним заговорю. Я позвал его шёпотом:
– Зверь, эй, Зверь!
Он не отозвался. Может, не знал, стоит ли вступать в разговоры. У него ведь не было никого в целом свете – ни друзей, ни близких, ни даже маленькой сестрёнки. Другие Звери, которые живут под кроватями у других детей, ему не родня. Это он мне потом рассказал, когда мы подружились. Про себя и про встречи Зверей из темноты в детских комнатах.
Я снова позвал:
– Зверь! Зверь!
Я шёпотом звал, чтобы мама с папой не услышали. Зверь-то, конечно, услышал. Но он ведь ещё не знал, что я могу устроить ему жестянку с темнотой внутри, чтобы он мог спокойно сидеть там весь день и чувствовать себя хорошо.
Я пытался вызвать Зверя на разговор то так, то этак. Но в то время я ещё не знал, что он любит. Зверь всё не отвечал и не отвечал, а только раздувался, заполняя собой всю темноту под кроватью и под стулом с моей одеждой, просовывая свои руки и ноги в темноту под шкафом. И тогда я произнёс заклинание:
– Свет, свет, свет на тебя, не войдёшь!
И постарался поскорее заснуть, пока Зверь не пришёл в себя. Я зажмурился и увидел свет. Свет был внутри, у меня в голове. И я представлял себе всякие светлые сны, чтобы Зверь не сумел войти.
Я не отчаивался и всю первую неделю нашей дружбы звал его каждый вечер. Тогда я ещё не знал, что это первая неделя нашей дружбы, хоть Зверь пока и молчит. Теперь-то я знаю. Это с любыми друзьями так. Вначале вы незнакомы и ничего не знаете друг о друге. Потом, когда понимаешь, что хочешь подружиться, начинаете сходиться, всё ближе и ближе. И вдруг в один прекрасный день оказывается, что вы лучшие друзья!
Понятно, пока вы не поссоритесь. Иногда мы со Зверем ссоримся, но потом миримся. Чаще всего это бывает, когда он пытается в шутку меня пугать. Я этого и в шутку не люблю.
После того как Зверь не отвечал мне целую неделю, я решил устроить на него засаду. Взял вечером папин большой фонарик и спрятал под подушку. Притворился, что ужасно боюсь, будто всё как обычно. Папа подоткнул мне одеяло, чтобы как следует прилегало со всех сторон. Мама поцеловала меня, вышла и погасила свет.
Я не стал звать Зверя. Просто лежал тихо-тихо и ждал, когда он раздуется на всю комнату. Я не заклинал его и не зажмуривался, чтоб поскорей заснуть. И только когда Зверь начал шевелить занавеску, я схватил папин фонарик и направил луч света прямо на Зверя!
Вот это был номер! Зверя будто продырявили! Свет фонарика вошёл в него и раскидал по всей комнате! Бедняга! Теперь-то мне его жаль, ведь теперь мы друзья, но тогда я нисколько его не жалел. Я дал Зверю забиться в тёмный угол, притворился, что не вижу, как он там прячется, и внезапно снова направил свет на него. Зверь удрал в другой угол. Так я гонял его, преследуя лучом света, и под столом, и под полками с игрушками, и за батареей, и в моих тапочках, гонял, пока в комнате не осталось места, где бы Зверь мог посидеть спокойно.
Тогда пришёл папа и заругался на меня из-за фонарика. Он его повсюду искал, пока не увидел свет в моей комнате. Я папе ничего не рассказал. Когда я лёг, папа пообещал мне купить собственный карманный фонарик. А Зверь слышал папины слова и дрожал.
Bepul matn qismi tugad.