Kitobni o'qish: «Спасатели»
«Однажды ученик спросил у мастера:
– Долго ли ждать перемен к лучшему?
– Если ждать, то долго! – ответил мастер».
Восточная мудрость
Глава 1. Сам себе авторитет
Нимка сидел на лавочке. Просто сидел. И смотрел на песок, среди которого островками зеленели травинки. Качнёт ногой – зацепит чуть-чуть одну травинку, она колыхнётся пару раз и замрёт. Снова качнёт – самым носочком потёртой сандалии – снова колыхнётся острый стебелёк подорожника. И так – сколько хочешь долго.
Сидеть было хорошо. Вокруг солнце, жара и тишина. Лавочка слегка шершавая, тёплая, в маленьких трещинках, высокая и немножко кривая. Правая рука привычно лежит на бортике, и пальцы нащупывают знакомые буквы. Нацарапанные им, Нимкой, его ключом от квартиры и очень давние. Нимка, и не щупая, мог сказать, что там написано: «Вовка – хоббит». Глупый – зачем писал? Вовка уже давно переехал в Москву, а буквы остались – не сотрёшь. Глубокие, неровные и вечные.
Нимка зевнул, снова качнул сандалией – заколыхались травинки. Может, ещё чего-нибудь нацарапать? Не, не получится… Ключа-то нет…
На площадке – никого. Блестят на солнце жёлтые качели. Замер флюгер-петух на потускневшей, когда-то красной крыше комплекса-городка. Лесенки и перекладины собрали яркие искры и даже издали кажутся горячими. Сохнут в песочнице белые пирамиды-куличи. Несколько тортиков и чью-то синюю лопатку прикрыл своей тенью большой тополь. Под ним качают травинки две бабочки: белая и чёрно-рыжая; носится над ромашками толстый шмель.
Конечно, тихий час, мелкотня вся спит в это время. У них же режим. На самом деле никто не говорил про режим, просто Нимка заметил, что в определённое время все дети с мамами исчезают с площадки. Около часа дня и часов до пяти. Как раз в то время, когда он выходит на улицу, точнее к этой площадке. На улице он может быть и раньше, а сюда забредает чаще всего к обеду.
Ну и отлично, что никого. А то вечно то ор, то «иди сюда, я сказала!», то «а-а-а, мама!», то качели заняты, то песком сыплют… А вечером вообще муравейник. И большие, и маленькие носятся по лестницам, по песку, развлекаются кто как. И лавочки все заняты.
Качь – качнулся подорожник. Рядом – одуванчик. Белый. Качь – разлетелись парашюты, но не на площадку, а почему-то к нему, на лавочку. Защекотали Нимкину руку, поползли по сухим доскам. Нимка махнул рукой – стряхнул пушинки: пусть летят… Парашютики послушались и поплыли над песком, несколько – зацепилось в траве, остальные – полетели дальше, куда-то за загородку, к дороге… Глупые, на дороге они разве вырастут?
Нимка запрокинул голову и посмотрел в небо. Солнце пылающим жёлтым пятном растекалось по синеве. Таким, что не посмотришь долго: чуть глянешь – слёзы выступают на глазах, а если перевести взгляд вниз, на траву, – мелькает там яркое пятно. Нимка поморгал и поискал облака: найдётся ли хоть один белый клочок?
Ни намёка. Ярко-синий купол, одного ровного цвета. Нет такой краски в компьютере, нет такой краски вообще: чистой, прозрачной и глубокой. Не нарисуешь, а если и нарисуешь – то будет лишь жалкая попытка изобразить лето.
Лето!
Нимка соскочил с лавочки. Поморщился: песок засыпался в сандаль. Тряхнул ногой, осторожно переступил – чтобы не засыпался снова. И огляделся.
Чем бы заняться?
Он зачем-то подошёл к качелям, уселся на дырявую пластмассу. Толкнулся пару раз и стал раскачиваться. Сильнее… Сильнее. И вспомнил, как вечером Мишка с Васей соревнуются в бросании тапков. Смешно смотреть, как пухлый Мишка и худой как спичка Вася аж подпрыгивают на этих детских, еле дышащих сиденьях и в полёте скидывают свои шлёпанцы. И орут ещё, кто дальше добросил…
Нимка хихикнул, качнулся ещё раз – качели в зените. Класс: земля несётся навстречу, по спине шлёпает листьями тополь, и даже откуда-то появляется ветер, хотя его на самом деле нет, и ты летишь, летишь, летишь… Сандаль сам соскочил с Нимкиной ноги и шлёпнулся возле жёлтой горки, подняв столбик песочной пыли.
Нимка подождал, пока качели остановятся, спрыгнул. Ничего себе, куда улетел! Интересненько… А если размахнуться, он дальше улетит или так же? Нимка зацепил пальцами сандаль и пошёл к качелям. И снова стал раскачиваться… Сильнее…
Дальше! На этот раз сандаль шлёпнулся за горкой. Здорово, можно будет посоревноваться с Мишкой, чего-то Нимка не помнит, чтобы у того тапки летали так далеко. Нимка снова спрыгнул с качелей, прошёлся по тёплому песку, отряхнул правую ногу, надел свой тапок и плюхнулся на тёплое сиденье…
…В пятый раз сандаль угодил в толстую тётку, которая невесть откуда взялась на площадке. Да Нимка и не заметил даже, а она сиреной подняла сразу крик:
– Ах ты, паразит! Что ж такое творится-то! Сейчас вот пойду и мамке твоей пожалуюсь!
Нимке захотелось скинуть и второй тапок, но он решил, что не стоит. Просто продолжил раскачиваться…
– А ну, слазь быстро!
Ничего себе! Она ещё и командует? Ну и пусть.
Тётка с минуту махала газетой на цветастый сарафан. Потом переступила белыми шлёпанцами, наклонилась, поставила на песок серую авоську и подняла его сандаль. И ещё сильнее надула раскрасневшиеся щёки.
– Ну? – сказала она. Вернее, выдохнула в жару, на миг остановив газету-опахало.
Нимка прищурился. Ах, так? Второй тапок ухнул между ней и горкой.
– Да пошла ты! – сказал Нимка и спрыгнул с качелей.
И не стал дожидаться, пока та подберёт слова и нарушит тишину площадки хриплым криком, – перекинул ноги через загородку и, не оглядываясь, пошёл вдоль дороги.
«Ну и ладно, они всё равно мне малы… – теперь он смотрел под ноги, стараясь не напороться на стекло. Асфальт непривычно щекотал пальцы. – Дома есть ещё кеды. И в них песок не сыплется…» Правда, босоножить так придётся до вечера: ключей у него не было. Сонька вчера куда-то запихала, сколько ни искал их Нимка – не нашёл…
«Коза… – подумал он про сестру. – Нужно будет послезавтра взять ключи у мамы…» Послезавтра у матери выходной, она будет дома, и можно сходить сделать хотя бы ключ от квартиры, а от подъезда – ладно уж: код он знает…
Кто эта тётка? Нимка не видел её здесь раньше… На площадке он знал всех, появлялись, конечно, иногда новые люди, но редко. А её не было, не помнит он… Да и вообще, что она делала одна среди горок и качелей, да ещё и в самую жару? Даже лавочек в тени-то нет… Нимка пожал плечами: ну и ладно с ней, проехали! И свернул с дороги на тропинку.
Здесь не было машин и горячего июльского солнца. Хотя оно особо и не мешало Нимке: он умел растворяться в жаре, как бы становясь частичкой тёплого воздуха. И не понимал, как можно ныть и жаловаться, как не понимал и того, как можно в такую погоду сидеть дома? Где четыре стены, вечные обои, запах борща, скрипучий сосед за стенкой или душная тишина… Ладно ещё, когда компьютер работал, можно было запустить какую-нибудь бродилку и пялиться в экран, щёлкая клавишами по серой трескучей клавиатуре. Но сейчас компьютер полетел. Сгорел: вентилятор сломался, и расплавилось там что-то…
Не… это, как его там? Длинное слово такое… Бесперспективно. Потому что неясно, кто и когда его починит…
Нимка ойкнул: наступил на колючую ветку. Ветка хрустнула, он пнул её подальше. Здесь тропинка шла по земле и была на удивление прохладной, хоть и с «сюрпризами» вроде веток, осколков или банок из-под «Пепси»… Ладно, сейчас он свернет за гаражи, перейдёт рельсы и снова выйдет на солнечный асфальт. Или…
Рельсы были полузаброшенные. Старенькая двухколейка использовалась нечасто и соединяла между собой заводы. А маленький состав между этими заводами что-то перевозил туда-сюда. Скорее всего, детали или запчасти… Изредка прогудит тихонько локомотив, медленно, осторожно лязгнет по рельсам, и снова всё стихнет надолго.
Сейчас на насыпи стояла тишина. Ни вагонов, ни локомотива – ничего. Только трава дышит горячим воздухом да блестят на солнце белые камешки… И даже слышно, как стрекочут где-то рядом кузнечики.
Нимка очень давно хотел пройтись по загадочным рельсам. Куда они ведут? Сейчас они скрывались в зарослях кустов и невысоких деревьев, прикрывающих белый забор с обеих сторон колеи. На заборе пружинилась серебристая проволока, но Нимку это не смущало. На рельсах бегали горячие искорки, между вдавленными в землю шпалами блестели осколки и мелкий шлак.
Босиком по ним идти удобнее… Хороший повод!
Нимка ещё раз прислушался: тихо. Посмотрел назад: две белых стены заборов, ямы с обеих сторон. Он знал, что там дальше: гаражи, битые и пластиковые бутылки в ямах, автомобильная дорога, станция… А впереди? Нимка осторожно тронул большим пальцем гладкое железо: горячевато… Ну ладно, он привыкнет…
Для верности вытянул руки и пошёл.
С равновесием у него проблем не было. «Повезло…» – говорили в школе и во дворе. Потому что он с лёгкостью ездил на велосипеде без рук, моментально научился кататься на доске-скейтборде, не понимая, что сложного в том, чтобы ехать и отталкиваться? На коньках он двигался так же, как без них, и даже не помнил, где и когда он научился этому. Словно встал на них с рождения… Поэтому сейчас он очень скоро опустил руки в карманы и даже задумался… Правда шёл он медленно: ноги привыкали к необычному виду ходьбы.
Вот был бы у него велик! С упругими шинами, послушным рулём, блестящими на солнце спицами… С амортизацией на передней вилке и рычажным переключателем скоростей – чтоб в любую гору! Да хоть и с обычными, ну даже можно и без них… Быстрый и лёгкий послушный конь – как здорово было бы носится на нём по городу! В любое место, по тропинкам, между дорог, через площадки – и целый день… Нимка вздохнул: нечего мечтать о несбыточном.
Куда он придёт? Ясно, что к какому-то заводу, но будет ли лазейка между заборами, чтобы выбраться в город? Впрочем, какая разница: он не спешит. До вечера он свободен: Соньку из садика заберёт мать, так что всё путём. А ближе к вечеру, когда станет прохладнее и солнце будет путаться в листьях, – тогда он отправится в обратный путь. Если очень устанет или забредёт слишком далеко – сядет на автобус: для зайцев места бесплатные. Лишь бы не прогнали…
Нимка тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли: не очень-то хотелось думать пока о вечере. Дни разные, а вечера – все одинаковые… Он придёт домой, потянет плоскую серебристую ручку, если будет закрыто – пнёт пару раз хлипкую дверь… Нет, сначала он проскользнёт мимо бабулек на лавочке, быстро наберёт код от подъезда, конечно же, второпях собьется и наберёт уже медленнее, глубоко продавливая гладкие кнопки. Тренькнет домофон, Нимка через ступеньку – на третий этаж, а уж потом – дёрнет ручку. Или попинает обшарпанную, в чёрном дерматине, дверь.
– Чё ломишься? – спросит мать, закинет полотенце на плечо, скользнёт взглядом по Нимке и уйдёт на кухню. А уже оттуда крикнет:
– Носит нелёгкая по ночам!
– Не ночь, – скажет Нимка в ответ. – Во-первых. А во-вторых, на фиг закрываться-то?
Мать не ответит ничего, Нимка и так знает, зачем… Сегодня сосед ночует дома, а значит – будет весело… Нимка вздохнёт, сядет за стол, положит локти на липкую, в порезах, скатерть с рисунками бананов, ананасов и ещё чего-то… Уберет руки и посмотрит на мать. А та скажет:
– Пельмени сам сваришь. Воду я поставила. – И пойдёт укладывать Соньку. И ещё долго будет слышать Нимка надрывистый Сонькин дискант: мелочь, а с характером; слушать. как колошматит в стенку сосед, и его пьяный голос… А потом вдруг вспомнит, что он руки-то забыл помыть, и пойдёт умываться. На секунду поднимет глаза на заляпанное зеркало, поморщится, увидев там лохматого пацана с сердитыми зелёными глазами и хмурыми тёмными бровями. Пригладит тёмные волосы и даже решит почистить зубы… Заглянет на кухню, вывалит пельмени в выкипевшую наполовину воду… Естественно, переварит их, пока фарш не начнёт вываливаться из теста – никак не удаётся угадать, когда они готовы. А потом плюхнется, не раздеваясь, на скрипучий диван и уснёт. В ожидании завтра… Потому что завтра тоже – лето!
Ещё два месяца – целая вечность – до школы, о которой пока лучше не думать. И о вечере лучше не думать. Лучше просто идти вперёд, а тропинка и день сами займут тебя чем-нибудь интересным…
Нимка спрыгнул с рельсов: здесь было солнце, и рельсы нещадно жгли ступни – и пошёл рядом, стараясь наступать на доски шпал. Трава защёлкала по щиколоткам, по низу штанин. Подорожник, белые одуванчики, кашка и пастушья сумка. Ещё попадалась крапива. Одуванчики Нимка пинал – они разлетались белым пухом: пусть растут. Крапиву обходил. Иногда приятно щекотал пальцы мягкий спорыш.
Здесь тени не было. Солнце крепко жарило Нимку, проходило сквозь него и снова раскаляло горячий воздух вокруг. Нимка вытащил руку из кармана, пальцами откинул назад мокрую чёлку. Проветрил футболку и понял, что хочет пить. И расстроился – плюнул в зелёные травинки: воды-то он не взял. А магазинов по пути не предвидится, да если они и будут – есть ли у него деньги? Он снова запустил руку в карман, поколыхал бездонную глубину с остатками крошек и маленькой дыркой. И возле неё нащупал несколько монеток! Вынул: в ладони золотились три круглые десятки.
Отлично! Как раз на бутылку воды хватит. Ладно, потом… Нимка подбросил монетки и аккуратно убрал их в карман.
Может быть, лучше купить мороженого? Подзаправиться… Нимка даже слюну проглотил, как представил эскимо, с ровным слоем тёмного шоколада и сливочной прохладой внутри. Сейчас он, наверное, съел бы с десяток таких, даже и рожки сгодились бы…
Индейцы в походах могли часами обходиться без воды и без пищи. Брали с собой мешочек с пеммиканом: съедят горстку высушенного в порошок мяса – и сыты на целый день. У Нимки пеммикана не было, и подзаправка предполагалась только вечером, да и то – не факт. Сейчас не хотелось горячего: если есть, то только мороженое.
Ну, нет и нет. Встретится магазин – купит. Или всё же воды? Непонятно, чего ему больше хочется… Ладно, есть время подумать, а пока – загадочная колея, блестящие рельсы, Нимка, ты же мечтал…
Вот всегда так: мечтаешь, мечтаешь, а потом вдруг раз – счастье привалило! – Нимка краем глаза косился под ноги – и как-то уже и не чувствуешь счастья-то. Будто обычное дело…
Дальше деревья и кусты образовывали плотную стену – ярко-зелёную от солнца и с кусочками синего неба между кружками листьев. И сразу как-то легче задышалось и зашагалось в этой тени. Хотя по-прежнему было жарко.
Белый забор кончился уже давно, а за кустами Нимка увидел двухэтажные домики. Вот так вот – закончилась романтика: дорога шла совсем рядом с дворами; в палисадниках, за клетками-оградами росли цветы, и вдалеке над кустиками торчали даже пластмассовые горки. Но раньше горок Нимка увидел штаб.
– И что это ещё такое? – он даже удивился.
Глава 2. Находка
В нескольких шагах от рельсов кусты располагались полукругом. Но что-то в них было не так – Нимка и не понял сразу, что. Остановился и несколько секунд смотрел на эти кусты, пока вдруг не увидел в переплетениях веток и листьев маскировочную сетку. Вот что его смутило! Она была чуть темнее, чем зелёные листья. Сверху сетка была тщательно прикрыта ветками, но тёмно-зелёные кусочки ткани выделялись и тут. Вход тоже был прикрыт сеткой с листьями. Нимка повернул к «штабу». Опустился на корточки и заглянул внутрь.
Внутри было пусто. На земле – сухая трава. И всё: ни знака, ни сигнала – ничего… Прохладно ещё – хорошо… И просторно даже: четверо человек, таких же, как он, вполне себе влезут сидя. Кто ж такое придумал? И зачем?
Нимка уселся на сухую траву. Побродил глазами по зелёной стене и вдруг справа, на ветке, чуть выше своего плеча, заметил маленький блестящий значок. Дотянулся, аккуратно снял его, повертел и пожал плечами: на серебристом металле был отчеканен парусник. Непонятно. Нимка не стал возвращать его на место, а спрятал в карман – вдруг пригодится.
Раз попалась на пути загадка – будет и ответ. Когда-нибудь…
Хорошо здесь было. Уютненько. Нимка обнял коленки, на коленки положил голову и стал смотреть в дырочки на зелёной стене. Они были белыми – от света; совсем крупные щели – где вход, в них видно траву и рельсы.
Интересно, кто здесь играет? Нимка и не слышал от ребят про штаб. Может, это не штаб, а чьё-то жилище? А что значит тогда значок? И разве играют сейчас в такие игры?
Что-то он не замечал. Хотя Мишка, Вася и ещё несколько парней куда-то убегали иногда, но в основном они собирались на площадке и носились там. Лазали по крышам городка, обгоняли малышню на горках, веселились на качелях или просто сидели и резались в игрушки.
…Хорошо было в июне, когда ещё никто не разъехался: играли в «Мафию». Этой игре научил их Вовка, ещё зимой, когда однажды не было урока физкультуры. Ну и началось… По вечерам собирались на площадке, залазили под горку: там маленькие скамейки. Долго спорили, выбирая ведущего… Им чаще всего был Мишка. Он раздавал рыжие и зелёные карточки, ждал, пока стихнет шёпот, и вкрадчивым голосом начинал игру: «Город спит… Просыпается мафия…» Где-то рядом визжала и бегала малышня, на лавочках мамаши и бабульки обсуждали вопросы их воспитания, а здесь никто не мешал и сидеть можно было очень долго.
Девчонки трещали на карусели, как сороки. Иногда, видимо, им становилось скучно, и они просились к ним. И иногда их даже пускали – если для игры не хватало человек.
В начале июля как-то быстро все разъехались. Кто – в лагерь, кто – на дачи, кто – на моря. Понятно: что в городе делать, когда есть дача? Особенно если знаешь, что в любой день к жаре может прибавиться дым от пожаров…
А кто остался – ставили теперь рекорды в «гонках». Вышла новая версия этой игры, графика там шикарная, а ещё можно самому строить трассу – любую, какую хочешь. А другие пусть по ней ездят и получают «сюрпризы»… У Мишки с Васей были карманные приставки, ботаник Никита играл на планшете, Виталька – на телефоне. У Нимки ни того, ни другого, ни третьего не было, поэтому он или смотрел, или подсказывал, или брал у кого-нибудь поиграть. Но больше всего ему нравилось гулять просто так: забрёдет куда-нибудь – и уже не до площадки… Да и вообще…
Нимка вздохнул, посмотрел на свои босые ноги: запылились. Не очень-то удобно без сандалий гулять… И ведь не посоревнуешься теперь…
В общем-то, что он есть, что нет – кому какая разница? И раз так, то кем лучше быть: пешкой в компании или королём для себя?
Нимка облизал сухие губы, ещё раз оглядел штаб и решил вылезать. А то хозяева ещё объявятся… Интересно, конечно, с ними познакомиться, но как-нибудь в другой раз. Он сюда ещё придёт!
Вылез на свет, прикрыл вход зелёной сеткой, расправил её аккуратно и остановился: загудел по рельсам маленький состав. Пока ждал, как тот проедет, – пытался запомнить место за штабом: две берёзы, рядом – палисадник с клумбами рыжих и жёлтых лилий, за палисадником – высокая деревянная горка. Хорошие ориентиры! Нимка снова встал на рельсы: здесь, в тени, они были тёплыми.
Но через несколько шагов зелень заканчивалась. Впереди серым пятном выделялась дорога, стрекот кузнечиков сменился шорохом автомобилей. А когда Нимка вышел к дороге, то справа увидел кирпичный четырёхэтажный дом с синей вывеской на боку: «улица Луч, 5».
Ну вот, ещё легче запомнить! Улица с непонятным названием пересекалась с его, Нимкиной, улицей. Правда, он знал это только по карте, а таким путём сюда ещё не выходил. Но по рельсам-то он легко найдёт дорогу!
Но больше всего Нимка обрадовался, когда с другого края дома увидел вывеску: «Продукты».
Как чистая вода сразу поднимает настроение! Странно, конечно, что в двадцать первом веке продают обычную воду, но что делать? Пить захочешь – купишь. Нимка так возле магазина и выпил почти всю бутылку – осталось на донышке. Каким хорошим ручейком проникает жидкость внутрь, прохладным и вкусным! Можно идти дальше…
Куда? Нимка оглянулся на рельсы. И решил не придумывать себе новый путь, а идти по старому. Что там?
После пыльной автомобильной дороги серебристые нити снова тянулись между стеной какого-то строения и серым забором, где у подножия – высокая трава, белые колокольчики вьюнка, пушистые одуванчики. И тишина, кузнечики. Гудят шмели. Пахнет почему-то смазкой, травой, деревом и булочками. Свежим хлебом!
Нимка шёл по рельсам. Смотрел вперёд. Чуть выше – синее небо, такое, что хоть купайся. Вроде смотришь – и не понимаешь: оно такое объёмное, что чем дольше глядишь, тем больше в него окунаешься… Когда такое вот небо – можно идти бесконечно. Чуть ниже, за заборами, светятся зелёные листья деревьев. И говорят, шепчут, молчат – о том, что летом хорошо…
Поездов больше не было. После заборов, слева, Нимка увидел автомобильную стоянку. А справа – кусты какие-то. А пройдя ещё немного, вышел к самолёту.
И понял, почему так вкусно пахло хлебом – рядом находился хлебозавод.
Самолёт взлетал над травой. На круглом серебристом носу солнце зажгло яркую искру. Отражала лучи стеклянная кабина. Тени от крыльев чётким контуром падали на цветочные клумбы…
Много лет так уже взлетал этот старенький истребитель, прародитель стройных крылатых птиц «МиГов» и «Су». Крепкий якорь – бетонный пьедестал – не пускал его в небо. А так хотелось снять его с огромной подставки, взять на ладонь и сказать: «Лети!».
Многим хотелось, наверное… Нимка спрыгнул с рельсов, прошёл по мягкому спорышу, перешагнул через жёлтые маргаритки. И прислонился к тёплому бетону. Он любил этот самолёт. Любил стоять так и смотреть, как суетится город.
Самолёт поднимался над зелёным островком, окружённым с двух сторон дорогами, с третьей – микрорайоном. На главной дороге-трассе фыркали автобусы, гремели грузовики, проносились легковушки и маршрутки. Вторая дорога была спокойнее: иногда сворачивали на неё одна-две машины, и снова становилось тихо. Микрорайон дышал жарой: окна домов мигали солнечными бликами, тополя неподвижными свечками таяли в горячем воздухе, под густой липовой тенью на тротуаре не было никого.
Да и островок сейчас был пуст. Нимка смотрел на блестящие рельсы и думал: стоит ли идти по ним дальше? Или не стоит?
Если пойти по улице вдоль главной дороги – можно прийти к центру города. Там фонтаны, красивая плитка, площадка – очень оживлённая, но сейчас – вряд ли, потому что она под открытым солнцем. Вокруг фонтанов – большой сквер и лавочки на каждом шагу.
Если пойти по тихой улочке вдоль хлебозавода – выйдешь к торговому центру. Нимка зевнул: там душно и делать нечего…
А если он пойдёт по рельсам, то, скорее всего, выйдет к авиационному заводу. Нимка почесал ногу о ногу, снова зевнул. Так куда?
Если честно, то по рельсам идти уже не хотелось. Сейчас они совсем горячие, впереди – ни тенёчка, да и придёт он к заводу, а что дальше? Внутрь всё равно не пропустят… А вот фонтаны так и стояли у него перед глазами: прохладные брызги, ветерок, и даже можно искупаться. Конечно, написано, что купаться запрещёно, но он видел, как купаются там другие мальчишки. А раз так – значит, можно и ему.
Нимка открыл воду, допил остатки. И пошёл в направлении центра, вдоль шумной дороги, по тенёчку, мимо магазинов и редких прохожих…
Шелестели упругие струи. Брызги летели на Нимку, оседали тёмными пятнышками на розово-зелёной плитке и тут же высыхали. Плитка была тёплой, а от фонтанов веяло прохладой. Белые столбы рассеивали в водяной пыли маленькую радугу.
Недалеко от Нимки купалось трое мальчишек: ныряли в прозрачно-зеленоватую гладь, поднимали ногами пузыри и снова ныряли. Брызгались, смеялись и были счастливы. Нимка скинул футболку, штаны, перекинул ноги через ограждение, спустился и плюхнулся животом в воду.
Вода обняла его мягкой прохладой. Хорошо… Нимка поплыл поближе к фонтанам, лёг на спину и долго так лежал, глядя, как серебряные брызги уходят в чистое небо.
Потом он поплыл к маленькому полуострову, рядом с которым торчала вывеска «Купаться запрещено». Побултыхался там и снова – к фонтанам. Потом немножко понырял и вылез: погреться. Решил пока не одеваться, а чуть пообсохнуть на солнце – снова уселся с ногами на ограду, обнял коленки и стал смотреть на водяные столбы. Ограждение отремонтировать не успели – крошки бетона и штукатурки через плавки кололи кожу. Ну и пусть…
Блики на воде слепили глаза, и очень скоро Нимка отвернулся, стал смотреть на дорожки, площадку и изумрудные ёлки.
На площадке было пусто. На лавочках, в тени лип, сидели две бабули и одна женщина, бабули разговаривали, женщина – читала. На газоне парень в очень белой футболке и в трениках с лампасами выгуливал рыжую таксу. По дорожкам ходили голуби. Один из них подошёл совсем близко к Нимке и стал курлыкать возле него.
– Чего пришёл? – тихо спросил его Нимка. – У меня хлеба нет.
Голубь, видимо, не понял и продолжил ходить возле ограждения. К нему прилетел ещё один и стал топтаться рядом. А, ну ясно, сладкая парочка… Нимка легонько махнул рукой – голуби лениво отлетели к пустой лавочке. А он, проводив их взглядом, вдруг увидел на стыке двух плиток, возле чугунной ножки, небольшой чёрный кошелёк.
Гладкий такой кожаный бумажник. Тёплый от солнца, без царапинок, почти новый… Нимка приоткрыл его и закрыл. С полминуты повертел его в руках, медленно расстегнул застёжку и заглянул внутрь…
Нимка любил лето и жару. Он её почти не замечал, она его не беспокоила. Но сейчас ему вдруг стало очень жарко, а на лбу выступили капельки пота. Он испуганно захлопнул кошелёк и огляделся.
