Kitobni o'qish: «Физика любви»

Shrift:

Школьное стекло

Иногда любовь так пугает, что проще ее выдумать

Глава 1

Вы знаете, я миллион раз представляла, как в коридоре школы сталкиваюсь с парнем своей мечты. Я роняю учебник, он его поднимает, мы встречаемся глазами и, конечно, пробегает искра. Знакомая картинка? Чувствую своим долгом вас предупредить – эта ситуация может обернуться самым нелепым событием в вашей жизни.

Во-первых, это больно. Потому что я резко развернулась, а он жестикулировал и ударил меня локтем в переносицу. Так что с белыми кругами, плывущими перед глазами, я машинально присаживаюсь и начинаю ползать на коленях, собирая свои книги. Их на полу слишком много, наверное, половина из них не мои, но я особо не разбираюсь. К тому же ничего не вижу.

Поэтому бормочу извинения, хватаю учебники наугад, мну тетради, запихивая их на дно сумки. Подаюсь вперед и ударяюсь лбом о лоб парня, в которого врезалась, потому что он тоже на коленях подбирает свои вещи. И тут слышу у себя за спиной:

– Ян!

– Что? – я оборачиваюсь, потирая ушибленное место.

Передо мной Глеб, парень из одиннадцатого, «Мистер идеальная прическа». Не знаю, сколько времени он проводит по утрам в ванной, но его волосы всегда лежат строго под одним углом, наверх и чуть вбок. Как у компьютерного персонажа.

На секунду я читаю в его глазах изумление, а потом он фыркает от смеха.

Нет. Нет, только не это. Если это Глеб, значит… Я медленно оборачиваюсь обратно. Да, так и есть. Это Ян. Моя тайная любовь. Моя и еще доброй половины школы. Все внутри переворачивается от ужаса.

Я думала, это было бы так романтично, если бы мы начали встречаться – Яна и Ян. Как парочка из книги. Но это было до того, как он чуть не разбил мне нос, а я подумала, что его друг окликнул меня. Какой кошмар.

Яна и Ян – тупее и придумать нельзя было.

Чувствую, как начинают гореть щеки, а по цвету я наверняка сравнялась со своим бордовым свитером.

– Яна, вот ты где! – а этот звонкий девчачий голос уже явно обращается ко мне. – Физик нас убьет, мы начинаем с доклада!

Оливка, моя подруга, несется на меня из полумрака коридора. Я чувствую огромное облегчение, когда Настя хватает меня за руку и тянет за собой, поднимая с пола. Едва успеваю схватить свой портфель с кое-как утрамбованными учебниками. На прощание беспомощно смотрю в глаза Яну. Он сидит на полу, приложив ладонь ко лбу и, кажется, ему смешно.

Уже в классе Оливка радостно сообщает мне:

– Я спасла твою задницу!

Я же досадливо морщусь и бормочу:

– Знаю.

– Нет, конечно, я могла оставить тебя копошиться там в груде учебников, но выглядела ты достаточно… жалко.

– Насть!

– Ну что? Ладно, прости. Не жалко. Но тебе точно было неловко. Кажется, ты не такой встречи хотела с любовью всей твой жизни?

Я шиплю на нее, прикрывая лицо рукой. Физик бросает на нас выразительный взгляд. Не хватало еще схлопотать замечание.

Оливка выдерживает паузу, чтобы учитель отвернулся, и продолжает шепотом:

– Но вообще это достаточно романтично. Вы столкнулись в коридоре, он первый раз тебя заметил и после этого никак не мог выкинуть тебя из головы, – она мечтательно подпирает подбородок ладонью, – что ты делаешь?

Я молчу и нервно листаю учебник. Вперед, зачем-то назад, потом снова вперед. Ставлю его ребром на парту и для верности просматриваю сразу все, заставляя их опасть веером.

На полях нет ни одной зарисовки. Он не мой.

И тут, наверное, нужно немного объяснить. Я рисую. Я всегда и везде рисую. Чаще, конечно, на планшете, но, если у меня в руках ручка, я автоматически начинаю выводить мелкие картинки где-то на полях. В учебниках я делаю это карандашом, и это единственное, к чему я смогла себя приучить. Так что в конце года я сажусь и стираю все свои художества по несколько часов обычным ластиком. Зато я, наверное, единственная школьница, которая действительно пользуется ластиком… Короче. Эти страницы передо мной девственно чисты.

Я беспомощно поворачиваюсь к Оливке. Должно быть, в глазах плещется такой ужас, что она хмурится и спрашивает без сарказма:

– Что случилось?

– Насть, я попала.

– Да почему?

– Учебник не мой.

– Не понимаю.

Я чуть не плачу и торопливо поясняю со сбитым дыханием:

– Наверное, там, в коридоре, мы их перепутали, когда собирали свои сумки. Вот, видишь, – я поворачиваю книгу обложкой, – он совмещенный для десятых и одиннадцатых классов.

И тут наконец до подруги доходит. Она округляет глаза и шепчет:

– То есть твой учебник у Яна? Со всеми твоими рисунками? С его портретами? С армией сердечек? С комиксами про вашу историю любви?

Мне становится в буквальном смысле дурно. Тошнота подступает к горлу, и я неосознанно закрываю ладонью рот. И даже Оливка выглядит взволнованной, а она никогда ни из-за чего не парится.

Физик наконец не выдерживает:

– Оливко, Петрова, я надеюсь, вы так шумно репетируете свой доклад. Потому что самое время нам его представить, – и он жестом приглашает нас к доске.

^{.-…– — ….}

После урока, который по ощущениям длился целую вечность, я выпадаю в коридор.

– Яна, это было твое худшее публичное выступление, – догоняет меня веселый голос подруги.

Я огрызаюсь:

– А обычно я прям звезда!

Оливка берет меня за руку и отводит в сторону. Становится серьезной и прислоняет меня к стене, взявшись за плечи.

– Послушай, все будет хорошо. Мы сейчас со всем разберемся.

– Как? Господи, какой стыд! Ты можешь представить, какой это, блин, долбаный стыд?!

Настя встряхивает меня:

– Тихо. Если ты начнешь истерить, нам это точно не поможет. Или ты хочешь, чтобы кто-то из одноклассников услышал, какой это стыд?

Это немного отрезвляет. По крайней мере у меня получается замолчать и сосредоточиться на том, что мне говорит Оливка.

– Сначала мы пойдем на первый этаж и узнаем, когда у Яна физика.

– А потом?

– А потом помолимся. Ян, давай разберемся сначала с расписанием и спасем тебя от обморока.

Тяжело вздохнув, я киваю.

Мы торопливо спускаемся на первый этаж, и все это время Оливка поддерживает меня под локоть. Мы часто так ходим, но, кажется, сейчас это действительно необходимо.

Около расписания я и вовсе перестаю дышать.

– Смотри! – восклицает Настя. – У них физика только в среду! А сегодня была первым уроком.

Я снова шиплю на подругу, потому что рядом стоят пятиклассники. Сомневаюсь, что им есть дело до чьей-то физики, но я все равно не хочу, чтобы Оливка говорила так громко, как она привыкла.

Подруга послушно понижает голос:

– Сегодня пятница, и я сильно сомневаюсь, что он прям такой педант, что станет делать в выходные уроки на среду. Думаю, пока что ты точно в безопасности.

Я тереблю прядь, которая выбилась из хвоста.

Говорю:

– Хорошо. Это же хорошо? Да, ты права, он не станет даже доставать учебник на выходных. А теперь что?

– А теперь мы пойдем на физру.

– Что, прости? – интересуюсь ошарашенно.

– Тебе нужны разборки с Ольгой Геннадьевной? Мне – нет. Я уже прогуливала в прошлый раз, и физрук ей стопудово настучит. А она точно позвонит маме.

И Оливка быстрым шагом устремляется к лестнице, решительная, как всегда. Можно подумать, она одна прогуляла в прошлый раз! Я бегу за ней, на ходу продолжая накручивать прядь на палец. Ладно. Все уже случилось. Это уже катастрофа. Если я пойду на урок, ситуация не станет хуже.

Глава 2

Звонок звенит, когда мы только заходим в раздевалку, но Оливка все равно переодевается очень обстоятельно. Так что, когда я уже натянула серые треники и черную футболку, она все еще возится со спортивным бра. Я отворачиваюсь к зеркалу и переделываю хвост. Тугой резинкой стягиваю каштановые волосы, и они волной ложатся мне на спину между лопаток. Хотелось бы подстричься короче. Например, как Оливка. Я смотрю на нее через зеркало. Ее крашеные в блонд пряди едва достают до плеч. Настя натягивает носки.

– Знаешь, что странно? – я все еще смотрю на нее в зеркало. – Ты все делаешь очень быстро, но одеваешься страшно медленно.

– Потому что нельзя экономить на своем внешнем виде. Ни деньги, ни время, – она двигает меня в сторону и наносит на губы блеск, зажав в руке брендовый флакончик.

Я закатываю глаза и показательно вздыхаю.

В зал мы выходим, разумеется, последние. Все уже выстроились в шеренгу, физрук смотрит на нас, сложив руки на груди. Боже, сегодня явно не мой день.

Мы торопливо занимаем свои места.

– Попугайчики-неразлучники, – говорит Карась, который получил свое прозвище, вероятно, за круглые глаза навыкате, – ну, сегодня вы хотя бы явились, премного благодарен.

Он пристально смотрит на меня. Да, сходство с рыбой, так сказать, налицо.

– Ну что, пятница у нас день волейбола. Если вы ведете себя хорошо. Были отдельные прецеденты, – снова этот взгляд, – но сегодня все же поиграем. Десять кругов по залу, марш!

Мы с Оливкой бежим бок о бок, взяв неспешный темп.

– Спасибо, девчат, услужили.

Это Миша Попов, поравнявшись с нами, поджимает свои тонкие губы.

– Попов, не проживешь без своего волейбола? Беги быстрее, а то все мячики разберут.

Настя даже не смотрит в его сторону, держит спину ровно, тон насмешливый. Я невольно ей любуюсь. И молчу, как всегда. Она знает наших одноклассников гораздо дольше, так что я всегда теряюсь и оставляю ей право отбивать нападки. Тем более, что она за словом в карман не полезет. Да и карманов на ее облегающих велосипедках с пушапом просто нет. Ха-ха, заметили мой тонкий юмор? С таким мне точно лучше помалкивать.

– Ян, опять ведешь внутренние диалоги?

– А?

– Ты гримасничаешь, я вижу, что ты что-то там внутри своей головы обсуждаешь.

Я улыбаюсь. Оливка всегда говорит правду и всегда подмечает то, что другим не так уж важно. Поэтому она мне сразу понравилась.

– Да я насчет волейбола думала, хорошо, что не отменил из-за нас.

– Ой все, Ян. Пережили бы. Две недели назад из-за парней отменил, и ничего, как-то быстро забыли. Не будь такой нежной.

– Я как йогурт.

– Что?

– Ну, «нежный» йогурт, – смущенно поясняю.

Помните, я говорила о моем чувстве юмора?

Оливка прыскает от смеха и обнимает меня на бегу:

– Ты мой йогурт!

Я улыбаюсь ей, и вдруг в голове яркой вспышкой проносится череда картинок – я на коленях на полу в коридоре, мои художества в учебнике, Ян, который держится за лоб и смотрит прямо на меня. Сердце пропускает удар. Я труп. Я совершенно точно умру.

Настя снова считывает меня:

– Яна, мы со всем разберемся. Но не в ближайшие, – она смотрит на свои электронные часы на розовом ремешке, – тридцать пять минут. Пока мы в плену у Карася, так что расслабься и получай удовольствие.

Я криво улыбаюсь, и мы как раз заканчиваем бегать. Конечно, никто из нас не считал круги, но мы дружно делаем вид, что их было десять.

Когда мы разбиваемся на команды, меня выбирают одной из первых. Я не очень хорошо прижилась в этом классе, кроме Оливки у меня тут нет друзей. Но ребята знают, что у меня хорошая подача, так что я не засиживаюсь на лавке, как, например, полненькая и нелюдимая Аля. Да, ее еще и зовут Алевтина, понимаете масштабы ее комплексов? Моя мама говорит, что такие люди становятся самыми успешными потом, после школы, но мне в это верится с трудом.

Карась подкидывает монетку, и Миша Попов выигрывает нам подачу. Я стою в первой зоне, поэтому беру мяч, пару раз стучу им об пол и кидаю взгляд на большое окно, которое ведет из спортивного зала в холл третьего этажа. Все внутри обрывается, когда я вижу, что там стоят Ян и Глеб.

Мяч ударяется о мысок моей кроссовки и улетает прямо к скамейке, где Аля сидит в запасе. Она встает, возится, неловко кидает его мне обратно. Стыдно ужасно. Мое сердце колотится где-то в горле. Почему они здесь? Наверное, просто нет урока. Но почему они ЗДЕСЬ?! Нельзя было пойти в столовую? Или в любое другое место?

Я поворачиваюсь спиной к окну и еще раз стучу мячом об пол. Если промахнусь, можно будет сразу умирать.

Я подкидываю мяч, перестаю дышать, весь мир замирает. Замахиваюсь, с силой бью по нему. Мяч стрелой летит над самой сеткой, едва задевает ее и ударяет в центр поля. Другая команда даже не пытается его отбить. На моем лице расцветает самодовольная улыбка. Не могу с собой справиться, поворачиваюсь на окно в коридор. Но там никого нет.

Улыбка меркнет. Ну, что ж. Может, это знак, что мне лучше подумать о том, как вернуть учебник.

После урока я быстро переодеваюсь в джинсы и свитер, умываюсь и заново делаю хвост. Оливка в брюках и лифчике поправляет макияж консилером. Я поджимаю губы и сажусь на скамейку. Терпеливо жду, когда раздевалка опустеет. Последней уходит Аля, и я едва дожидаюсь, когда за ней закроется дверь.

Выпаливаю:

– Какой план?!

– Мы украдем его собаку.

Какое-то время я потрясенно молчу. Потом осторожно интересуюсь:

– Что, прости?

Оливка садится на лавку рядом со мной:

– Смотри, схема такая. Мы крадем его собаку, потом возвращаем, а когда окажешься у него дома, меняешь учебники. Все просто.

– Ты в своем уме?

– Более чем, – она встает и роется в рюкзаке, – не могу найти хайлайтер, у тебя нет?

– Нет, Насть, у меня нет! Ты не понимаешь, что это все смешно? Как мы украдем собаку? Как мы окажемся у него дома? КАК я поменяю учебники, ты нормальная?!

– Как-нибудь, – Оливка безмятежно улыбается.

Я закрываю глаза руками и обессиленно горблюсь.

Глухо говорю:

– Это какой-то сюр.

– Ян, что за слово.

– Ну если это сюр, как я еще это назову.

– Ну скажи «это такой трэш», – Оливка наконец натягивает рубашку.

– Я в жопе, и, как это ни назови, ситуация не поменяется, – я убираю руки от лица и мрачно смотрю на подругу.

Она аккуратно сворачивает форму, пока звенит звонок:

– Ян, тебе нужно поймать дзен. Пойдем на обществознание, там все обсудим, окей?

Я молча беру рюкзак и закидываю на плечо. Вот теперь хуже уже не будет.

Глава 3

– У него есть собака, – шепчет мне Настя.

– Да, я знаю.

– Это кинг-чарльз-спаниель.

Повторяю со вздохом:

– Я знаю.

– И Ян ее очень любит.

– Я знаю.

– Боже, Яна, ты сталкер.

– Чего?

– Неважно, – отмахивается Оливка.

Мы поставили учебник на парту обложкой к учителю и делаем вид, что переписываем конспект. Честно говоря, на обществознании мы только этим и занимаемся последний месяц. Прошлый учитель уволился, а трудовику, которого поставили на замену, вообще не до нас.

Настя открыла социальные сети Яна и показывает мне фото его собаки. Как будто я не видела этот снимок тысячу раз. Парень в красной толстовке и черных джинсах, держит Бенедикта за морду и целует его в нос. Конечно, я на него не подписана, но захожу в его профиль (слава богу открытый) несколько раз в день. И даже смотрю «истории». Разумеется, с подставного аккаунта. Я знаю, что это достаточно жалко, но ничего не могу с собой поделать.

– Спорим, ты не знаешь одной детали? Он ходит за продуктами в магазин в моем доме, и оставляет собаку у входа.

Я удивленно выдыхаю:

– Не-е-ет.

Оливка меня передразнивает:

– Да-а-а. Он ходит туда за хлебом или за чем там его посылает мама, и пес каждый раз послушно сидит у входа. Но у нас будет несколько минут. Хотя, конечно, я тоже против того, чтобы оставлять собак у магазинов. Всегда думала, что им не только грустно, но и что их могут украсть.

И в конце фразы Настя бросает на меня хитрый взгляд и подмигивает.

– Ты сумасшедшая, – сообщаю я с тяжелым вздохом.

Когда звенит звонок, Оливка говорит:

– Сходим в столовку? Я голодная жесть просто.

Я внутренне напрягаюсь. Киваю. Медленно собираю учебники в рюкзак.

– Ян, давай быстрее, бога ради, там очередь растет с каждой секундой.

Я закидываю рюкзак на плечо, присаживаюсь, чтобы подтянуть узелки шнурков. Они и без того тугие. Но лучше, конечно, перевязать.

Вот интересно, откуда у Оливки выражение «бога ради». Она часто вплетает в речь что-то такое, что не совсем подходит десятикласснице. Может быть, конечно, дело в том, что ее до десяти лет воспитывала бабушка. Но в любом случае звучит каждый раз забавно.

– Яна!

– А?

– Газовая труба! Ян, ну шевели ногами, есть хочу.

И пока я смотрю, как Настя реально шевелит ногами, и притом очень быстро, сбегая по лестнице, пытаюсь уговорить себя, что, во-первых, нельзя избегать столовку до конца школы, а, во-вторых, возможно, в этот раз моя мама отошла в туалет или попросту растворилась, поэтому я ее там не увижу.

Мы заходим в столовую – длинные столы и лавки, салатовые стены, лента с посудой при входе, все очень стандартно и крайне тошнотворно.

Знаете, что еще не выбивается из стандартной картины? Моя мама.

Толстая, в белом халате и колпаке с синей полоской. Она сделала химию недавно, так что волосы из-под шапочки торчат и вьются в разные стороны. Не знаю, зачем нужно было устраивать меня в школу, где она работает. Я сюда даже не проходила по баллам. Наверное, по той же причине, по которой она ходит не в нормальный салон делать химию, а к своей подруге домой. Чтобы сделать мою жизнь еще хуже.

С независимым лицом я иду к буфету, который ближе ко входу, потому что мама на раздаче. Но это не мешает ей гаркнуть:

– Януся! А покушать нормально?!

Школьники в очереди начинают оборачиваться на меня. Все внутри холодеет, а стыд, напротив, горячей краской заливает лицо. Только не это.

– Я… мне в туалет, – начинаю бормотать я.

– Ян, – начинает Настя с укоризной.

– Я сейчас!

Выскакиваю из столовой с горящими ушами, бегу в сторону туалета, потому что больше спрятаться негде. И вдруг с силой врезаюсь в кого-то в коридоре.

– Эй! Ты сегодня вообще невменяемая?

Я досадливо морщусь и поднимаю взгляд. Ну конечно, парень из компьютерной игры. Одна и та же прическа в любых ситуациях, волосок к волоску. Даже если ураган налетит, ничего не изменится.

Буркаю:

– Извини.

– Смотри, куда идешь, – бросает Глеб и начинает уходить.

А я внезапно закипаю.

– А что, я прическу тебе испортила? – слышу свой голос будто со стороны.

– Что?

– Что слышал. Я извинилась. Можно было отреагировать повежливее.

Он смотрит на меня как на неведомую зверушку. Несколько секунд мы молчим, просто глядя друг на друга.

И я не выдерживаю напряжения:

– Ну что, не привык, что тебе отвечают?

– Нет, просто думал, ты немая.

Тут Глеб презрительно кривит губы, разворачивается и уходит.

Я остаюсь стоять в холле. Потерянная и раздраженная. Я только что нахамила популярному старшекласснику, и самое главное – лучшему другу Яна. Зачем? Может, это напряжение так вылилось?

Оливка находит меня в туалете. Заходит с откушенной сосиской в тесте и заранее укоризненным взглядом. Я в это время внимательно изучаю свое лицо в зеркале. Густые брови, тонкий маленький нос, небольшие, но полные губы. Я очень похожа на папу. Всегда была этому рада.

– Ну и что это было? – говорит Настя.

– Пописать нельзя?

– Ты каждый раз будешь писать при виде своей мамы? Похоже на нервное расстройство.

Я снимаю резинку с волос и оставляю их распущенными. Можно ли меня назвать красивой? Думаю, нет. Я бы сказала – миловидная. Скорее так. Перекладываю свои темные пряди с одного плеча на другое. Может, мне стоит больше краситься?

Оливка, нахмурившись, наблюдает за мной.

– Ян, ты в порядке?

– Да, в полном. Просто я останусь здесь. Решено! Я навсегда останусь жить в туалете. Ты будешь приносить мне сосиски в тесте, а больше ничего и не надо, вода есть, горшок тоже.

– Я эту дрянь только из-за тебя взяла, потому что голодная была как волк, а ты ускакала из столовки как горная коза.

– Ага, как бы волк не съел горную козу, – я улыбаюсь Насте через зеркало и вдруг ощущаю странное беспокойство, – и вообще-то дурацкие сравнения – это мой конек.

Оливка улыбается в ответ:

– Волк уже перекусил. Но мой гастрит будет на твоей совести. Давай, туалетный затворник, пойдем на дело.

– На какое?

– Сама знаешь. Нам собаку украсть, потом учебник, дел невпроворот.

Я снова шиплю на нее, пока подруга за локоть увлекает меня в коридор.

Глава 4

– Идут! – сообщает мне Настя.

– Да тихо ты, вижу.

Я действительно вижу Яна, он в своем ярко-синем пуховике, такой пропустить сложно. Собака важно семенит рядом. На секунду отвлекаюсь, любуясь парнем. Грубые ботинки, длинные ноги в черных джинсах. Уверенная, чуть вразвалку, походка.

– Сосредоточься, – насмешливо говорит Оливка.

– Я сосредоточена, как орел.

– Была же горной козой?

– Насть!

Она тихо смеется и поднимает вверх руки:

– Все-все.

Надо сказать, что выглядим мы жутко глупо. Сидим в сугробе, спрятавшись за большим внедорожником, и перешикиваемся. Та еще картина.

Пока мы препираемся, Ян «паркует» собаку у маленького супермаркета и уходит внутрь. Бенедикт сидит, не шелохнувшись. Морда очень серьезная.

– Такой послушный, наверное, они занимались с кинологом, – зачем-то говорю я вслух.

– Тогда держи его крепче, когда отвяжешь, вдруг будет вырываться.

– Я?! – от возмущения у меня просто перехватывает дыхание.

– Конечно, это же твой учебник.

– Но план ведь твой!

– Яна, у нас очень мало времени, мы можем и дальше спорить, но хозяин зверушки скоро выйдет.

– И что будет, если он выйдет?! – начинаю откровенно паниковать.

– Я его отвлеку.

И Оливка буквально выталкивает меня из сугроба на дорогу. Колени затекли от неудобной позы, я бегу к магазину вперевалку и сама не могу поверить, что делаю это. Пес смотрит на меня недоуменно, пока я отвязываю поводок. Стильный, черный, он никак не поддается, пальцы задеревенели на морозе, и от ужаса я почти готова разрыдаться. В панике бросаю взгляд на стеклянные двери. Никого. Проходит целая вечность, пока я догадываюсь просто отстегнуть карабин от ошейника. Хватаю Бенедикта, который начинает истошно лаять и вырываться, прижимаю его к груди и бегу за машины, пригнувшись к земле. Господи, хоть бы никто не увидел! Я украла собаку, какой позор, бедное животное, я отвратительный, ужасный человек! И тем не менее я продолжаю бежать дальше, во дворы, не разбирая дороги, железной хваткой удерживая Бенедикта.

– Яна! Яна!

Не знаю, сколько проходит времени, когда я наконец слышу за спиной голос Оливки. Она запыхалась и явно давно зовет меня.

Развернувшись, воплю в панике:

– Я украла собаку!!

– Я вижу, погоди, дай отдышаться, – она упирается руками в колени, – ты чего так припустила?

– А что мне было делать?! Я вор!

– Ян, угомонись, ты ее просто одолжила.

– Его.

– Ой, простите, мисс сталкер, я не так хорошо осведомлена о питомцах Барышева.

Ян Барышев. Красиво, да? Яна Барышева, представляете, как мне бы пошло?

– Алло, – Оливка машет рукой перед моим носом.

– Да, прости. Все, – заверяю через паузу, – я успокоилась. Что дальше? Мы уже можем написать ему? Тихо, тихо, Беня.

Я прижимаю к себе дрожащее тельце и глажу мягкую меховую мордочку.

– Думаю, надо подождать. Хотя бы минут двадцать, – подруга подмигивает, – так он будет больше нам благодарен.

Я машинально продолжаю гладить собаку по голове и оглядываюсь вокруг. Честное слово, вообще не помню, как сюда добежала.

– Сейчас, Беня, потерпи немного и вернешься домой.

Пес явно растерян, и мне его жалко. Я расстегиваю куртку и сажаю его внутрь. Так надежнее. Если он и правда убежит, я не переживу.

Через двадцать минут Настя достает телефон и наконец говорит:

– Ну все, думаю можно.

Она начинает набирать сообщение, какое-то время я наблюдаю за ней, а потом спрашиваю:

– А что, ты будешь ему писать?

– Ну да, а ты хотела сама?

Я почему-то смущаюсь.

– Да нет, разницы нет, пиши ты, раз уже начала.

Мы замолкаем, склонившись над Настиным новым телефоном. Ее пальцы с нюдовым маникюром быстро бегают по экрану. Ян отвечает почти сразу, и мы договариваемся, что принесем собаку к нему домой.

– А если бы он попросил встретиться на улице? – говорю я, пока мы шагаем в сумерках к большому ЖК.

– Тогда пришлось бы прибегнуть к плану Б.

– А у нас такой есть?

– Конечно. Бегство в Мексику, – беспечно улыбается Настя.

И мы обе смеемся. Я чуть более нервно. От напряжения меня вот-вот вырвет, но я держусь. Не время расслабляться.

Мы минуем шлагбаум, внутренний двор, кодовый замок, дотошную консьержку, двадцать этажей, и, как два хоббита после утомительного путешествия, останавливаемся перед белой дверью.

Я оглядываю коридор. Все входные двери на этаже светлые, в тон стенам.

– Тут все двери белые, – снова зачем-то говорю вслух.

– Правила такие, – пожимает плечами Оливка, – чтоб красиво было.

Я киваю. Понятно. В нашей пятиэтажке всем пофиг на двери.

– Помнишь? Я отвлекаю, ты меняешь учебники.

Я снова киваю. Книгу я достала заранее и заткнула за пояс штанов, прикрыв сзади курткой.

Настя нажимает на кнопку звонка. Ян открывает быстро, лицо взволнованное, вьющиеся волосы падают на лоб, и он убирает их раздраженным жестом.

– Привет, – говорит Оливка, пока я завороженно смотрю на парня.

– Девчонки, спасибо большое! – облегченно говорит Ян, выхватывая собаку у меня из рук, коснувшись моих пальцев.

Внутри все переворачивается, и я могу только кивнуть.

– Да не за что. Я Настя, это Яна.

Кажется, подруга поняла, что я онемела, и взяла на себя роль переговорщика. Особо стараться не приходится, язык у нее хорошо подвешен. Я с благодарностью слушаю, как Оливка трещит о том, что мы увидели собаку во дворах и сразу подумали, что она домашняя, а потом вспомнили, что она похожа на питомца Барышева. Ян жестом приглашает нас зайти, пока Бенедикт сходит с ума от восторга и вылизывает ему лицо.

Внезапно Настя заходится лающим кашлем. Достоверность высшего уровня.

– Воды, – между приступами выдавливает она, – можно воды?

Ян обеспокоенно хмурится и, все еще держа собаку на руках, уходит на кухню. Оливка семафорит мне глазами, но я и так уже скидываю ботинки и бегу в комнату, за дверьми которой играет Скриптонит. Это точно его спальня. В комнате горит только настольная лампа, но я сразу вижу рюкзак у стола, кидаюсь к нему и роюсь внутри. Молния расстегнута. Не то, не то, не то. Я нервно перебираю содержимое. Русский, история, тетради, ежедневник, господи, где же эта долбаная физика?!

– Полагаю, ты это ищешь? – раздается из угла комнаты.

Я тихонько вскрикиваю и от неожиданности сажусь на пол. Медленно поворачиваю голову.

Там стоит синее кресло с широкими подлокотниками, а в нем сидит Глеб. У него в руках книга. Я не хочу, но читаю название на обложке – физика.

На секунду мне кажется, что я умерла. Не дышу, и сердце мое не бьется.

Глеб тем временем встает с кресла, пересекает комнату и присаживается передо мной на корточках. Все внутри сжимается. У него красивые голубые глаза, но взгляд колючий.

– Хочешь забрать? Ну?

Я с трудом сглатываю, откашливаюсь и хрипло говорю:

– Хочу.

Тогда парень протягивает мне учебник. Я беру его непослушными пальцами. В уши будто натолкали ваты.

– А это, наверное, я могу взять? – он говорит тихо и вкрадчиво, как с идиоткой.

И я отдаю ему экземпляр физики, который принесла с собой.

– Ну что ты? Теперь можешь идти, тебя ведь подружка ждет.

Глеб поднимается первый, берет меня за локоть и ставит на ноги. Внимательно смотрит мне в глаза. Я чувствую себя безвольным кроликом, которого вот-вот сожрут. Парень наклоняется ближе ко мне и тихо говорит:

– Не надо было хамить, верно?

И, не дожидаясь ответа, подталкивает к двери.

Не знаю, сколько времени я провела в комнате, но когда я выхожу в коридор на негнущихся ногах, то вижу, что Ян уже вернулся из кухни и стоит рядом с Оливкой. Есть что-то неправильное в том, как они стоят, но я не могу понять, что именно. К тому же они оборачиваются на меня, и Ян вопросительно поднимает брови.

– Я просто… – начинаю говорить и к своему ужасу понимаю, что не знаю, как закончить фразу.

– Я попросил Яночку помочь мне, – Глеб становится за моей спиной и кладет руку мне на плечо, – с физикой. Да, Янчи?

– Да, – киваю, как тупой болванчик.

– Подзабыл программу за десятый класс, – поясняет парень, и это как будто всех устраивает.

Я обуваюсь, Ян еще раз нас благодарит, и мы наконец уходим. За нами захлопывается белоснежная дверь, и на меня наваливается такая усталость, что я едва передвигаю ноги.

– Получилось поменять учебники? – Оливка берет у меня из рук книгу, пролистывает ее. – Ну слава богу! Сделала, пока объясняла этому отморозку задачки?

Я киваю, и остаток пути мы идем молча. Только вот я полный ноль в физике, и она об этом знает.