Kitobni o'qish: «Проблемы в Городце. Спасти Московию»
Пролог
Тишина, лепота, я бы сказала. Птички поют, бабочки по цветам порхают, тело за окном периодически мельтешит. Надоел до невозможности. Ну, сказано же ему было русским языком, не желаю его видеть. Вот как есть не хочу! Пусть со своей личной жизнью без меня разбирается. Как разберется, так и приходит, но не раньше.
Ой, совсем забыла. Позвольте представиться. Я – Василиса Ивановна Князева. Девица молодая, двадцати трех лет от роду, незамужняя. По местным меркам старая дева, но кто будет соседей слушать? Особенно бабку Матрену. Уж ту послушать, так потом уши завянут. По образованию я врач недоучка, до специализации дойти не успела. А по нынешнему положению – ученица бабы Яги. Живу я в Московии, в столице ее, славном городе Городце. Понемногу людей пользую, то есть лечу, исходя из полученных знаний да умений. Вроде, пока никто не умер.
В Московию же я попала самым глупым образом. Шла себе по улице, никого не трогала, солнечное затмение наблюдала. Ага, через облака, без очков защитных. В общем, шла, шла, на небо смотрела, да люк под ногами не заметила. Провалилась благополучно да в этом мире в стог сена приземлилась. Потом с Кощеем познакомилась, в Городец попала, стала обживаться. И все так хорошо было, пока эта мымра не появилась. И Костя хорош, вид делает, словно ничего не знает.
Ну, я и не стала терпеть, собрала свой скарб небогатый, кота Василия, тезку моего, приласкала на прощание, осликов забрала да и перебралась в домик заброшенный. Надо теперь царю Елисею Елизаровичу за него денежку выплачивать да обживаться на новом месте. Кто бы мог подумать, но ипотека и в эти времена была. Только звалась иначе, мудрено как-то. У меня в бумаге аж на три строки формулировка. Что-то вроде аренда жилого помещения с целью дальнейшего выкупа для проживания и занятий частной практикой.
В общем, как-то так и живем. С соседями то ругаемся, то миримся, с Ягой чаи гоняем да от Кощея пуще, чем заяц от охотника, бегаем. Еще бы без приключений обходиться, но кто ж нас спрашивает, они сами находятся.
Глава 1
– Василиса, – раздалось от порога на три голоса, – выйди, будь любезна. Поговорить надобно.
Девушка чуть не выронила из рук глиняную пробирку, в которой готовила микстуру для соседа, гончара Афанасия. Опять Горыныч пришел за Кощея заступаться. Ну, сколько можно, в самом деле. Сказано же всем было русским по белому, пока Костя не разберется со своей личной жизнью, она в нее вмешиваться не будет. Вообще никак. Даже к терему не приблизится. И не надо к ней каждый день засылать переговорщиков.
Перелив получившийся сироп в горшочек, будущая знахарка основательно перемешала получившееся снадобье, потом затянула горлышко тканью и перевязала.
– Васька, – снова рявкнули во дворе три головы. Посуда в шкафчике жалобно забрякала, а с потолка на пол медленно слетел прошлогодний лист.
Девушка проследила за его полетом, отмечая, что надо будет слазить на чердак и вымести оттуда весь мусор, а потом позвать конопатчиков, чтобы щели заделали. Это сейчас хорошо, пока лето, тепло. А настанет осень, и будут отовсюду сквозняки просачиваться. Со двора послышалось топтание, потом тихая перебранка.
– Васька, выходи, знаем, что ты дома, – донеслось уже тише. – Моисей и Рабинович в загородке. А ты, когда уходишь, их в сарай закрываешь или с собой берешь.
Делать нечего, придется идти во двор. С Горыныча станется всю улицу переполошить, если не весь город, только чтобы своего добиться.
– Ну что случилось, – Василиса вышла на крыльцо, на ходу переплетая косу. Как хорошо было дома, там как хочешь, так волосы и убирай, а тут приходится считаться с нормами. Раз девка незамужняя, значит косу плети.
– Да мы вот, мимо пролетали, – начала левая голова.
– А тут навстречу что-то, – продолжила правая.
– Мы свернуть в сторону не успели, а он в нас влетел, – и Горыныч продемонстрировал девушке платок, в котором был завернут оглушенный попугай внушительных размеров. – Посмотри, живой он или как. Ну и нас заодно.
Девушка приняла пернатого пациента. Первичный осмотр показал, что птица скорее жива, чем мертва, и должна сама прийти в себя. Василиса вспомнила, что видела в доме старую клетку. На первое время хватит, а там она закажет себе новую. Птичка не большая, меньше чем до локтя. Кузнец много за клетку не попросит. Сгрузив пострадавшего в новый домик, Вася вернулась на двор.
Сам Горыныч почти не пострадал, если не считать небольшой царапины там, где в него врезалась птица. Девушка только протерла ее дезинфицирующим средством для профилактики.
– Вот и все, до свадьбы заживет, – сообщила она.
– Смотря до чьей, – хмыкнула правая голова.
– Если до свадьбы сына боярина Хвостова на дочери купца Толоконникова, то не успеет, – заметила левая, – они сегодня венчаются.
– А если до вашей с Костей, – прищурилась средняя, – то тут можно и хвост отрезать – новый вырастет.
– У тебя что, хвост заново отрастает? Как у ящерицы? – тут же с исследовательским интересом принялась обходить Змея девушка. – Действительно?
– Э, нет, – Горыныч попятился, стремясь защитить стратегически важную часть тела. – Не дам. Как мне в воздухе рулить?
– Вот так всегда, – вздохнула Вася. – Никто не хочет ради науки постараться.
– Не, не, не, – Змей благополучно миновал ворота, ничего не задев, – мы возражаем. Мы ничем ради науки жертвовать не хотим. И вообще, у нас брачный сезон скоро, нам без хвоста нельзя.
Выбравшись на широкое пространство, Горыныч пробежал несколько шагов, активно работая крыльями, после чего взлетел, заложил вираж над крышей Васиной избушки и полетел куда-то к центру. Девушка задумчиво проследила за полетом, после чего вернулась в домик, заниматься нежданным пациентом.
После очередного, уже более внимательного осмотра, девушка пришла к выводу, что с птицей все в порядке. Остальное можно будет сказать только когда она придет в себя. Поскольку раньше с пернатыми она дел не имела, то лишь смутно знала, что им надо воду, а в качестве корма зерно. С последним проблем не возникло, а вот как пристроить в клетке миску с водой, чтобы туда грязь не попадала, Василиса не придумала. Придется к гончару на поклон идти с изображением поилки. Когда клетку оставили в покое, птица открыла глаза, потом, немного побарахтавшись, поднялась. Большой глаз уставился на знахарку, а из клюва вырвались щелчки.
– Привет, – Вася устроилась перед клеткой, но так, чтобы не пугать нового жильца. – И откуда ты у нас взялся?
Разумеется, ответа не последовало, но девушке он и не требовался. И так понятно, птица не перелетная. Явно кто-то привез, да не уследил. Надо бы Горыныча расспросить подробнее, где он с ним столкнулся. Птица, между тем, то топорщила хохолок, то что-то активно щебетала.
– Ну и как тебя звать-величать? – снова спросила Василиса. – Понятно, не скажешь. Значит, Иннокентием будешь. Ну, или просто Кешей, как попугай из мультика.
Понятное дело, возражать никто не стал. С одной стороны, странным было бы, если бы птица внезапно заговорила, да еще связно и аргументировано. С другой, попугай явно относился к говорящим, значит, свое имя мог бы затвердить. Разве что хозяева с ним не занимались, решив не тратить на это время.
– Вот что, Кеша, – задумчиво произнесла девушка, – ты тут обживайся, а я пойду, лекарства разнесу, да на рынок. А то тебя кормить надо чем-то. Заодно поспрашиваю, может, кто слышал, у кого ты улететь мог.
Птица моргнула, повернула голову и уставилась на девушку другим глазом. Потом переступила с одной лапы на другую, заметила чашечку с водой, и принялась жадно пить. Утолив жажду, вновь посмотрела на девушку и снова произвела серию щелчков.
Василиса только покачала головой, сложила в корзинку лекарства, спрятала кошелек и посмотрелась в зеркало. Вроде все в порядке. Коса уже прилично отросла. Еще не до пояса, но скоро будет. Яга хорошие травы подарила, волосы густые стали, крепкие, не каждая лента удержать могла. Немного подумав, девушка повязала косынку. Потом вышла из дома.
Откуда-то доносились песнопения – Змей опять потешал народ. Вася только покачала головой. Что делать, если не может трехголовый без пения. Зимой простыть умудрился во время великого поста. Две головы сипели, третья кашляла, не переставая, и то что-то намурлыкивать пытался. И боялся, что голос не вернется. Ничего, они с Ягой его отпоили молоком, сначала с бараньим жиром, а потом с медом. Ну и полоскания всякие, отвары. Поселили Горыныча в амбаре на царском подворье, сам Елизар Елисеевич распорядился, чтобы там тепло поддерживали. Оклемался. На Пасху опять на службе псалмы распевал на зависть певчим и хору. А потом в воздухе такие фигуры высшего пилотажа закладывал, что Василиса даже пожалела сто раз, что рассказала о них. Но нет, народ потешился, да и сам Змей доволен был.
Прислушиваться девушка к пению не стала. Все равно ей в другую сторону нужно было. Вот только далеко уйти не успела.
– Василисушка, – услышала она голос бабки Матрены, главной сплетнице всея Городца и ближайших деревень на острове Столичном. – Давеча у тебя опять кто-то под окнами шарился. Уж ты бы сказала ему, неча ходить, девичью честь смущать. Пусть ты одна живешь, сиротинушка, но мужчине лучше отпор дать. А коли стесняешься, ужо я сама пойду, да скажу ему все.
– Спасибо вам, бабушка, – Вася поклонилась, стараясь на краткий миг скрыть ошарашенное выражение лица, благо успела себя в руки взять быстро. – Я сама скажу. А коли не поймет слов, государю-батюшке в ноги упаду, пусть заступится за сиротку.
– Ну, смотри, – та недовольно поджала губы. – Но ежели чего…
– Непременно бабушка, – пообещала Василиса. – А вы сами как, сердце не колет, в животе не давит? Может, лекарство вам какое надобно?
– Ой, милая, – тут же запричитала бабка Матрена, привлекая внимание всех, кто находился поблизости. – Ох, и колет сердце. Ох, как колет. А то, как зайдется оно, так и думаю, как бы из груди не вырвалось. А уж нутро-то и крутит, и вертит. И так лягу, и этак, а все словно завелся кто.
«Глисты», – мелькнуло у девушки в голове. А потом пришла идея подкинуть бабке помимо слабительного еще от паразитов средство. И ей на пользу, и городу отдых хоть на денек, пока лезущая во все дыры бабка будет бегать от дома к уборной.
Увы, дольше потешить народ зрелищем жалующейся на жизнь и здоровье Матрены не удалось. Где-то раздался крик, и старушка, забыв о жалобах и зрителях, бодрой рысью припустила на шум, словно не она сетовала на сердце и нутро.
– Вот поскакала, – заметил один из мужчин, вышедших со двора.
– Добегается, – вздохнула одна из женщин.
– Да, добегается, – согласилась ее товарка. – Надоест это батюшке Елизару Елисеевичу, и пошлет он ее в монастырь самый дальний.
– Да она и оттуда всю Московию взбаламутит, – заметил кто-то.
Дальше Василиса слушать не стала. Ее ждали клиенты, которым надо было отнести лекарство. А сплетен она и на рынке наслушается. Там иногда такие сказки рассказывают, что сомневаться в здоровье психическом дорогих сограждан начинаешь. И ладно бы жрец Перунов вещал, как накануне с богом браги выпили в память о сражении Александра Невского али Дмитрия Донского. То еще ничего. Но когда батюшка начнет о вреде и пользе домовых при церкви рассуждать, тут уже не знаешь, смеяться или плакать.
Нет, в Московии со здравым смыслом у людей все было в порядке. Вот только сложно было привыкнуть, что сказки одного мира в другом обернулись реальностью. Боги не только мирно сосуществовали с христианской религией, но и отвечали на молитвы. А на подворьях обитали не только домашние животные, а еще домовые, банники, овинники и прочие дворовые. В лесах правили лешие, воды подчинялись водяным. Русалки и кикиморы заманивали мужчин. Нежить тоже встречалась, но ее Василиса пока не видела.
Да что там сказки, сама история сложилась несколько иначе. В Московии правил правнук Ивана Сурового, которого в мире Васи прозвали Грозным. В Америке основал свое государство народ еврейский. Не было многих войн, не развился протестантизм, ислам миром подчинил себе Иерусалим, где благополучно сосуществовали три религии, без каких либо территориальных споров. Наверное, потому что древние боги присматривали в этом мире за своими неразумными чадами, не давая совершить непоправимых ошибок.
Взаимоотношения между государствами тоже несколько отличались. Хотя, не так сильно. Все те же дележи спорных земель, династические браки, союзы против и за. Но не было крепостного права в землях Европейских, как не зародилось оно и в Московии. Боги быстро вразумляли людей.
В размышлениях о столь ощутимых различиях между двумя мирами Василиса дошла до первого своего заказчика.
Собственно, заказчиков девушке посылала Яга. Город большой, болезней у всех хватает. И не только болезней. Тому погадай, этому заговор, там отворот, сям еще с какими просьбами поспеют. На все ни времени, ни рук не хватит. Хоть кота обучай. С появлением Василисы стало легче. Она учила свою будущую сменщицу готовить простые микстуры, отвары, мази и притирания, заговорам и гаданию. Убедившись, что ученица уже способна сама приготовить лекарство, после которого не придется больного лечить от чего более серьезного, или боги не приведи, хоронить, старушка успокоилась. Конечно, после ссоры молодой Яги с воспитанником Арины Романовны занятия стали реже, но помощь осталась.
Девушка помотала головой. И думать не хочет о вруне и изменщике. Разнеся заказы, выслушав свою долю благодарностей и получив оплату, она, размахивая пустой корзинкой, отправилась на рынок. Надо попугаю зерна купить, себе присмотреть чего на ужин, да и просто по рядам пройтись, послушать, о чем в народе говорят, ну и себя показать, не без того.
***
Три месяца назад.
Василиса отложила в сторону веник и довольно потянулась. Вот и чистота в доме. Домовой Мефодий заканчивал рубить мясо на котлеты, Васька, налопавшись сметаны, растянулся на подоконнике и что-то тихо мурлыкал. Оставалось только тесто на блины поставить, и можно передохнуть. А там Яга вернется от боярыни Бобровой, новые указания даст.
Боярин Бобров совсем их последние дни замучил. То самому неможется, то жене его, то еще что-то произойдет. Костю Елизар Елисеевич отправил с малой дружиной в разъезды по деревням, волков и лис истреблять, кои повадились скот да птицу таскать. Того и гляди, на людей нападать начнут.
Погода под конец зимы и вовсе расшалилась. Утром оттепель – к вечеру мороз, утром лед в колодце пробиваешь – вечером капель звенит. Взрослые простужались, что уж о детях говорить. Только и успевали лекарства готовить. Хорошо, у всех жителей запасы малины да меда круглый год стояли.
Стук в ворота прервал блаженные минутки отдыха. Василиса выглянула и поморщилась. Опять Никитка пришел. Ведь сколько раз ему говорила, не приходить, когда Кости в городе нет. Девушка уже решила, что не пойдет никуда, но заметила, что дружинник не один пожаловал, а с кем-то. Может, привел кого за помощью? Придется идти, а то потом Яга заругает. Друг ли, враг, а помощь оказать надо.
Вздохнув, будущая колдунья закуталась в пуховую шаль, сунула ноги в валенки и поспешила на двор.
– Кого боги послали? – привычно поинтересовалась она.
– Василиса, открой, разговор серьезный будет, – заговорил Никитка.
Девушка только вздохнула. Серьезные разговоры с дружинником утомили ее. Видя, что у них с Кощеем все складывается, он из кожи вон лез, лишь бы хоть немного очернить Костю в ее глазах, при этом показывая себе удалым молодцем. Поскольку таких типов Василиса не любила еще в прежней своей жизни, как она окрестила период до попадания в этот мир, то менять привычки не собиралась. Может, мир и лучше того, где она выросла, но люди-то везде всякие попадаются. Жаль, как отвадить от себя Никиту законными методами, не знала. Уже и отворотное ему царевич подливал, да все бестолку. Значит, не любовь человеком двигала, а корысть.
Девушка отперла калитку и пустила на двор дружинника и его спутницу. Женщина прижимала к груди большой сверток. Не иначе ребенка принесли больного. Но почему тогда не сама пришла, а с сопровождением.
– Поговорить нам надобно, – повторил Никитка.
– Поговорить, так поговорить, пойдемте, – Василиса свернула на тропинку, которая вела в сараюшку, переоборудованную для приема пациентов.
Дружинник немного удивился, что их не ведут в дом, но виду не подал. Только глаза сощурились на миг, да улыбка в гримасу обратилась. А потом все снова как прежде стало. Даже слова против не сказал. Да и что говорить. Мало ли какие распоряжения Яга дала. Может, в ее отсутствие посторонним в горницу и вовсе хода нет.
В сараюшке женщина опустилась на скамью при входе и открыла сверток. Сразу стало видно, что в нем действительно ребенок. По виду Вася не могла сказать, сколько ему лет. Не очень маленький, но года точно нет. Малыш открыл рот, показав миру зуб, зевнул, чуть повозился и затих снова.
Никита прошелся по небольшому помещению, после чего остановился напротив Василисы. Несколько минут внимательно смотрел на нее, потом заговорил.
– Помнишь, Василисушка, говорил я тебе, что обманывает тебя Кощей? Говорит, что кроме тебя у него нет никого, а на самом деле не так все.
– И что? Помнишь ответ мой? – прищурилась девушка.
– Помню, – усмехнулся дружинник, как не вспомнить. – Вот, знакомься, это Марфа. И сын ее Иван. Иван Константинович. Или Кощеевич. Это уж как в народе приживется.
Василиса с трудом удержалась на ногах. Нет, не может быть такого. Врет Никитка. А даже если не врет, где доказательства, что Костя ей изменял? Ведь, если что и было у него с этой женщиной, то не раньше, чем позапрошлой осенью. Просто потому, что с августа он под ее наблюдением был. А когда в Полотеск их посылали, то с того времени пройти едва полгода успело. Даже если бы малыш родиться успел, то не выжил бы. Просто потому, что шестимесячные дети в этом мире не выживают даже с помощью сильных колдунов. А ведь малышу явно больше полугода, да плюс еще девять месяцев, что у матери под сердцем был. Да, даже если и семь, все равно случилось все до того, как она сама в этот мир попала. Значит, надо послушать, что скажет Марфа.
– И что? – намеренно вызывающе посмотрела на Никитку девушка. – Когда оно было? С тех пор много воды утекло.
– Да, – тихо заговорила женщина, стараясь не разбудить ребенка, – то давно было. Костя у нас останавливался несколько раз, когда по заданиям царским ездил. Ну и было, – несколько вызывающих ноток скрыть не получилось, – что грех таить. И потом несколько раз заглядывал. Последний раз о прошлой неделе, когда охотиться отправились. Все по разным избушкам на постой расходятся, а он всегда ко мне.
Василиса нахмурилась, но предпочла сдержать те слова, что рвались с языка. Не потому, что ругаться грешно. Во-первых, она уже приобщилась силы ягинской, так что могла навредить неосторожным словом. Ну а во-вторых, еще неизвестно, что произойдет, назови она всех, помимо общепринятого нецензурного, битыми пикселями и пожелает ездить только с бракованным навигатором там, где никакая связь не ловит, зато сплошь посты ДПС стоят. Нет, лучше промолчать. Если так хотеться будет, потом эксперимент поставит, когда далеко от города окажется.
Никитка же довольно ухмылялся. Сделал гадость ближнему, и рад теперь.
– Что б тебе одни старухи ближайшие десять лет давали, а после сам не мог, – тихо, едва шевеля губами, прошептала Василиса, не сдержавшись. Может, мелко до такой мести опускаться, но очень уж хотелось посмотреть, как наглый дружинник будет за бабами бегать. Или доискиваться, отчего от него все женщины шарахаться стали, а бабки вроде Матрены напротив, на шею вешались.
– Знаешь, Никита, – спокойно произнесла девушка, – веры у меня к тебе большой нет. Да и вас, Марфа, я вижу впервые. Так что дождемся прихода Яги, она и разрешит эту ситуацию. Вы здесь остаться можете, домового я попрошу вам передать чего закусить. Но не обессудьте, мы сейчас одни живем, многого нам не надо. Как наставница моя вернется, так и продолжим разговор наш интересный.
Женщина вздрогнула, но осталась сидеть на своем месте, мужчина же довольно улыбался, словно был заранее уверен в исходе колдовства ведьмы. Но такого не могло быть. Даже Пелагеюшка, банница их, которая и одежду стирала, по секрету Василисе сказывала, что Костя из походов приходит в одеже несвежей, но женских следов на ней нет. Ни следов, ни тени запаха. А существа волшебные легко это распознают. Даже если бы на ночь все с себя снял и другой лег, то потом все равно дух ее остался бы. Вот и получается, неизвестно, кому верить. То ли баннице, которая учит да секретами какими делится, то ли человеку чужому да заинтересованному.
Оставив гостей непрошенных в сараюшке, пусть светлой и теплой, но не настолько, чтобы чувствовать себя там полностью комфортно, девушка поспешила в терем. Поднялась, валенки сил еще снять хватило, пол, собственноручно намытый, не топтать, а вот шаль так и осталась. Переступила порог, шаг до лавки сделала да кулем на нее повалилась. Васька аж мурлыкать перестал. С подоконника соскочил, рядом присел да начал лапкой по руке поглаживать, успокаивать. Мефодий работу в печи бросил, быстро воды налить да средства успокоительного накапать кинулся. Пусть разговора не слышали, но поняли, что неприятным он был.
– Успокойся, Василисушка, – устроился мохнатый человечек по другую сторону от девушки. – Скоро Яга должна вернуться, она все и разрешит.
– Если только Бобров ее опять не задержит. Не любит нас боярин, так и старается хоть где-то да напакостить.
– Значит, будет квакать в бане, – попытался пошутить домовой. Шутка не удалась. – Выпей водички. Полегчает.
Василиса послушно осушила стакан, поморщилась. Вот придет Яга, и все будет хорошо. Да даже если Бобров ее задержит, не страшно. Никуда гости не денутся. Ждать будут. Их корысть в том, не Васина. Хотя, и ее тоже. Она же к Кощею сердцем прикипеть успела. А ну как действительно правду говорят? Нет, даже думать о таком не хочется. Пока наставница ее, баба Яга Арина Романовна, и все будет снова хорошо. А проклятие она с Никитки не снимет. И наставнице запретит.
К моменту возвращения Яги гостей успели накормить. Мефодий лично доставил угощение не слишком обильное, чтобы понимали, не рады им в этом доме. Пользуясь своей невидимостью, домовой внимательно осмотрел женщину, потом ребенка. Вернувшись, авторитетно заявил:
– Пакость какая-то. Нутром чую, провалиться мне на этом месте. А вот в чем сия пакость заключается, то не ведаю.
Девушка покивала головой, после чего снова стала следить за улицей. И все равно прихода наставницы не заметила. Вроде никого не было, только вдалеке маячила бабка Матрена, то ли чувствуя, что рядом будет сандал вскорости, то ли еще зачем, и вот калитка отворилась, и внутрь юркнула закутанная в шубу и теплый платок фигура с узелком в руке.
– Чую, чую, – еще поднимаясь по крыльцу, сообщила Яга, – печь не топлена, обед не сготовлен, полы не метены.
– А вот с последним поклеп, как есть, – возразил Мефодий. А потом сам огорошил. – Горе у нас, родимая. Гости пришли незваные, Костю оклеветали, Василисушке в душу наплевали, зло замыслили.
– А ты на что? – тут же поинтересовалась колдунья, прищурившись в сторону печи. – Ты же дом оберегать от зла должен.
– Да вот чую подвох, а самого не вижу.
– Ладно, где там гости незваные, – Яга сбросила шубу на лавку, расправила платок, огладила передник. – Ужо поговорю с ними.
– В приемной, – отозвалась Василиса.
– Ну, хорошо, пойдем, поговорим, – женщина усмехнулась, потом снова оправила одежду. – Давай, ученица, поднимайся с лавки. Лицо держать тоже уметь надо. В жизни с разным столкнуться придется. Бабка Матрена тебе еще ангелом небесным покажется.
Василиса хихикнула. Вот скажет наставница, так скажет. Чтобы бабку Матрену ангелом обозвать, надо быть и с теми и с другими знакомой. Хотя, скорее всего, черти не рискнут записывать старуху себе в родственники. А уж сковорода для нее давно должна стоять прокаленная, масло заранее заготовлено первосортное. Иначе придирок на всю преисподнюю не избежать.
Убедившись, что ученица выглядит собранной, серьезной, ничем своего беспокойства не выдает, Арина Романовна последовала в приемную, как они официально величали сараюшку.
Женщина все также сидела на лавке, только успела расстегнуть шубу да развязать платок, ну и ребенка раскутать. Малыш проснулся и теперь деловито сосал хлеб, замотанный в тряпицу, всем видом показывая, что готов в любой момент явить миру мощь своих легких. Никитка прохаживался по помещению, явно недовольный тем, как развиваются события, но изо всех сил стараясь не подать виду.
Едва Яга переступила порог, он тут же замер, развернулся и отвесил ей выверенный поклон.
– Здрава будь, бабушка.
– И тебе того же, – колдунья смерила его взглядом, потом прицыкнула зубом. Василиса удивлялась, как это у нее получается, ведь с зубами у наставницы проблем не было, несмотря на возраст. Незаметно показала Василисе большой палец.
Девушка смутилась. Прежде всего, потому, что случайно заразила Ягу этим вредным жестом. Ну и потому, что та быстро и проклятье разглядела, и одобрила, как оказалось. Ну, да так охальнику и надо. Не будет девок молодых на позор соблазнять.
Потом Яга переключила свое внимание на гостью. Какое-то время пристально смотрела на нее и на ребенка, покачивая головой, словно размышляя.
– Да, с того берега ты, – наконец изрекла Арина Романовна. – Вдовая. А вот на могилку мужнину сходила бы, а то духи такие, могут и отомстить, когда того ждать не будешь. Особливо муж твой, тот еще при жизни был, да после смерти вряд ли сильно изменился. Смерть редко к лучшему меняет.
– Схожу, – покорно пролепетала женщина. Видно, боялась Яги больше, чем ее молодой ученицы. – Вот снег сойдет и сходу непременно.
– И что же привело тебя на наш двор? – нахмурилась колдунья. – Дом да двор твои в целости, семья здорова.
– За справедливостью пришла, – женщина заставила себя поднять голову и на миг встретится взглядом с колдуньей. – Чтобы сын в сиротстве при живом отце не рос.
Яга нахмурилась. Намеки ей сильно не нравились. А то, что успела рассказать Василиса, и вовсе наводило на определенные мысли. Весьма нехорошие. Руки так и чесались обратить наветчицу в кого-нибудь, вроде лягушки или крысы. Но нельзя. Один раз так проблему решишь, другой, а потом опять возвращаться на болото? Так избушка не пойдет. Ей хорошо на заднем дворе. Там почти всегда солнышко светит, бревнышки прогревает, ножки куриные просушивает. А на болотах что хорошего? Сырость одна, да те же лягушки в тине квакают. Разве что за клюквой ходить далеко не надо. Но тут смотря какое болото. Нет, не будет она никого превращать. Хватит того, что проклятье на Никите оставит. Сам дурак, не стоит Васю лишний раз задевать. А тут явился, хвост аки павлин развернул. Вот и получил.
Пока колдунья размышляла, руки сами свое дело делали. Со стола все лекарства убрали, специальные травы приготовили, блюдце перед зеркалом установили.
– Василисушка, сделай милость, свечи мои белые из жиру медвежьего да человечьего принеси, – попросила она девушку.
Посетители вздрогнули, а Василиса спокойно достала из дальнего шкафчика, что на особый ключик закрывался, связку свечей, для особых ритуалов предназначенных. Разумеется, были они изготовлены из белого воска с добавлением специальных трав, что придавали им такой цвет. Только знать о том никому не надобно. Опять же мистика колдовская, уважение или страх, у кого на что ума хватит, вызывает.
Расставила все Яга на столе, после к гостье незваной обратилась.
– Ну, иди сюда, присаживайся. Намеки твои нам сомнительны, будем правду вопрошать, колдовство вершить. Коли правду говоришь, буду твоей защитницей перед Костей. А коли врешь, уже не взыщи, покарают тебя боги темные за наветы на человека честного.
Марфа вздрогнула, но подошла к столу и покорно села на колченогий стул.
Яга зажгла свечи, после чего принялась бубнить себе под нос заклинание. Василисе оставалось удивляться, как она умудрялась проглатывать слова, чтобы стороннему наблюдателю непонятно было. Руки старушки бросали то в огонь, то в воду те или иные ингредиенты. Но вот сами собой вспыхнули три незажженных свечи, меж которых стояло блюдце, забурлила заговоренная вода.
– Вода-водица, везде течешь, все ведаешь. Покажи мне, водица, откуда Марфа явилась.
Тут же в воде появилось изображение деревни, в которой жила женщина. Сначала общий план, потом приблизилось изображение избы. Не самая большая и богатая, но чистая, опрятная. Пусть не хватало мужской руки, было видно, что какую-то работу односельчане помогали справить.
– Вода-водица, везде течешь, все ведаешь. Покажи мне, водица, мужа Марфиного, ныне покойного, – распорядилась Яга.
Изображение сменилось на портрет мужчины. Не красавиц, но и не урод. Обычный мужик лет сорока. В меру крепок, взгляд с прищуром. А то, что старше был, беда не велика. Тут юных боярынь за стариков отдавали, и ничего. Жили как-то. Даже детей рожали. Причем от мужей, а не от заезжих молодцев. Потому как муж мог сам к Яге прийти да спросить, от кого жена брюхата. Ну и отблагодарить за услугу соответственно.
– Вода-водица, – в третий раз обратилась к стихии колдунья, – везде течешь, все ведаешь. Покажи мне, водица, отца ребенка Марфиного.
Вода забурлила, потемнела, словно что-то мешало ей. Потом успокоилась, немного посветлела. И начала проступать фигура всадника в богатой одежде царского человека. Лицо оставалось в тени, но Яга с Василисой дружно переглянулись, когда отчетливо проступила рукоять меча. Этот меч, жалованный за службу Елизаром Елисеевичем, мог быть только у одного человека во всем мире. У Константина, Кощея Бессмертного.
Яга нахмурилась. Что-то не совпадало. И очень сильно. Может, потому, что прошлый год Костя ее провел не где-то по окрестным деревням, а в походе против басурман, что повадились южные земли разорять. В поход тот отправлял царь-батюшка воев надежных. Доверенных. В ком хоть капля сомнений была, тех оставляли в столице. А слух пустили, что часть дружины охотится по окрестностям на зайцев, расплодившихся не в меру. И все бы хорошо, но раз дело такое, то не сам ли надежа-государь отцом ребеночку приходится? Ведь в то время Кладенец еще пылился то ли в оружейне, то ли в казне, в общем, там, куда боярам ходу не было, дабы в искус не вошли.
– Видишь, Яга, – довольно произнес дружинник, – не ошиблась Марфа, колдовство твое подтвердило, кто отец ее сына.
– Не спеши, Никитка, – отмахнулась от него колдунья. – Ничего оно не показало. Лица-то нам не явлено. А у кого сей меч – тот еще вопрос. Сам знаешь, внешний вид подделать ничего не стоит. По рынку мастеров с два десятка найдется, выбирай, с кем в цене сойдешься. И ты, голуба, раньше времени не радуйся. Правда все одно кривду обойдет, наружу выйдет. И еще неизвестно, кто радоваться будет.
