Kitobni o'qish: «Жестокие женские игры»
Она никто – «золотая девочка» Вика Шубина. Эта мысль всегда с ней. В детстве она отворачивалась от зеркала, боялась не увидеть в нем себя. У отца и матери своя насыщенная личная жизнь, но Вике нет там места. Детское одиночество, о котором она знает не понаслышке, пустило глубокие корни в её душе. Красивая, умная девушка существует словно в параллельном мире со своими, придуманными ею правилами. Она пытается перекинуть мостик в недоступный ей мир других людей, но всякий раз терпит поражение. Вике хочется любить и быть любимой, но мир взрослых оказывается ещё более жесток, и разочарования следуют одно за другим. Каждый мужчина в её жизни это новая надежда, что на этот раз не бросят, что придёт любовь, такая же красивая как в Голливудских фильмах, та, о которой она так долго мечтает. Познакомившись с Максимом, Вика надеется, что на этот раз всё будет по другому. Она уже ждёт предложения, но судьба вновь делает крутой поворот. Утром Вика сбивает на пешеходном переходе девушку. Решив, что та мертва она в панике уезжает с места происшествия, а вечером Максим вдруг говорит, что они должны расстаться. Отец уговаривает её выйти замуж за своего делового партнера и уехать жить в Вену. Вика соглашается и даже пытается жить новой жизнью, но не может забыть Максима. К тому же по ночам её мучают кошмары и порой кажется, что она видит среди живых лицо погибшей девушки. Приехав в Москву Вика узнает, что Максим женится на Полине Вишневецкой, той самой девушке, что так некстати оказалась под колёсами автомобиля и которую она считала мёртвой. Вика готова на всё, лишь бы только вернуть Максима, и что самое главное, отомстить Полине. Наконец её жизнь обретает смысл. Затевается игра, цель которой превратить жизнь Полины в ад. Всё обставлено так тонко, что Полина не подозревает о том, что теперь её жизнь подчинена злой воле соперницы. Игра затягивается на несколько лет. Но это уже не просто игра. Как в водоворот туда втягиваются другие люди и сама Вика. Но, ни Вика ни Полина ещё не знают, что самые страшные испытания ещё впереди. В один день Полина остается без дочери и мужа, а Вика немногим ранее теряет рождённого от Максима, сына.
Потеряв ребёнка, Вика, постепенно начинает понимать, что ненависть завела её в тупик, но уже не может остановиться. Она делает ещё одну попытку вернуть Максима и окончательно уничтожить Полину и для этого похищает их дочь Дашу. Вика жестко, порой жестоко обращается с Дашей и это заставляет её мужа требовать, чтобы Вика вернула девочку обратно. Узнав же, что Вика вывезла ребёнка по подложным документам, Герман принимает решение оставить девочку в детском приюте в Польше. Но и здесь судьба улыбается Полине. Она ещё не знает, что в Польше у неё есть родственники и что они уже много лет ищут её. Увидев фамильный крестик на новой воспитаннице, сестра Полины показывает его своему деду. Пан Вишневецкий едет в Москву, находит Полину, а спустя некоторое время ей удается вернуть свою дочь.
Игра окончена. Но счет не в Викину пользу. В тот момент когда Полина вновь берёт на руки Дашу, Вика находится при смерти в частной онкологической клинике. Оставив Дашу у родных Полина едет в Вену. Последние минуты своей жизни женщины проводят рядом. Держа за руку ту, которую пыталась уничтожить столько лет, Вика окончательно понимает, что ненависть превратила её жизнь в ад из которого нет обратной дороги. Лишь на самом краю она признаёт, что никогда не умела любить, но учиться этому она будет уже в следующей жизни.
Кошмар, мучивший её по ночам, начинался всегда одинаково. Она бежала с Дашей на руках по тёмной, пустой улице, освещенной только фарами движущейся позади неё машины. От машины некуда было скрыться, она всегда догоняла её. Оттуда вытягивались длинные, как щупальца руки и отнимали у неё Дашу. Полина начинала кричать во сне и просыпалась в холодном поту. Даже перестала принимать снотворное на ночь, чтобы проснуться сразу же, как только начнётся этот ужас. Вот и в этот раз она опять проснулась от крика и несколько долгих секунд не могла вспомнить, почему она здесь. Постепенно придя в себя, Полина попыталась заснуть ещё раз. Можно было больше не бояться, кошмар ещё ни разу не повторялся дважды за ночь. Поправив сползшее вниз одеяло, она повернулась на другой бок, но вдруг резко села, сон как рукой сняло. В её кошмаре появилось нечто новое, то, чего не было раньше, но что это было, Полина никак не могла вспомнить. Накинув халат, она металась по больничной палате не в силах сесть и подумать спокойно. В голове шумело, мысли путались. На какое-то мгновение Полине показалось, что она всё придумала и сегодняшний кошмар ничем не отличается от предыдущих, но тут, случайно увидев своё отражение в оконном стекле, вспомнила: в ночном кошмаре были глаза, не лицо, а только глаза, взгляд которых прожигал насквозь своей ненавистью. Вернувшись обратно в постель, она с головой залезла под одеяло, и свернулась калачиком. Господи, прошептала она, ну кто может так ненавидеть меня? Пусть бы со мной сделали всё, что угодно, но Дашка то здесь при чём! Она ещё долго плакала, и заснула когда уже начало светать. С того момента, когда в один день она потеряла и мужа и дочь прошёл почти год. Думать о муже было невыносимо трудно, а мысли о судьбе дочери сводили с ума. Где-то в глубине души она чувствовала, что девочка жива и это было единственным, что удерживало её на краю и давало силы жить. Утром Полина едва дождалась прихода своего лечащего врача. Очень хотелось рассказать о том, что случилось ночью, но сдержав себя, она принялась прилежно отвечать на вопросы.
– Полина, вы помните на чем мы остановились вчера?
– Да, Константин Сергеевич, я все помню.
– Ну, тогда давайте продолжим.
Полина так ясно помнила те события, словно они произошли с ней совсем недавно.
– Это был один из самых счастливых вечеров за всю нашу совместную с мужем жизнь. Мы прожили с Максимом почти семь лет, когда я, наконец, узнала, что наш ребёнок скоро появится на свет. А ведь мы даже и не надеялась уже на это.
Полина замолчала, а он опять стал терпеливо ждать, когда она вновь заговорит. Паузы в разговоре, порой, были очень долгими, но врач никогда не торопил её. Одно то, что она разговаривает, думает, вспоминает, было поистине чудом, учитывая то, что она пережила.
Когда гинеколог в районной женской консультации, подтвердила её подозрения, Полина почувствовала, как всё внутри неё наполняется крохотными пузырьками радости. Выйдя из поликлиники, она почти бежала по улице, стремясь как можно скорее очутиться дома. Единственным желанием было насладиться этим чувством сначала самой, привыкнуть к мысли, что скоро она станет мамой для неведомого ей пока малыша, а уж потом рассказать обо всём мужу. Она представляла реакцию Максима и не могла удержаться от улыбки, воображая его с малышкой на руках. Отчего-то, Полина была уверена, что родится девочка, и, закрыв глаза, как наяву видела маленькую кроху, с огромным бантом в рыжих кудряшках.
– Знаете, Константин Сергеевич, – обратилась Полина к врачу, который в течение последних нескольких месяцев вытаскивал ее из омута кошмаров, – все действительно случилось так, как я себе представляла. Максим пришёл вечером усталым, но в прекрасном настроении и с шампанским. Я удивилась, почему с шампанским, ведь он ещё ничего не знал. Потом решила, что Макс всё же догадался, он ведь врач. Полина чуть улыбнулась: – сама я избегала разговоров на эту тему. Сглазить боялась. Даже не предупредила, что пойду к врачу. Она опять замолчала, но в этот раз не надолго и затем продолжила: – оказалось, что шампанское он купил, чтобы отпраздновать годовщину нашего знакомства. Мы всегда отмечали день, когда познакомились, а не день свадьбы. Но я совсем забыла тогда об этом. И знаете, Макс сразу всё понял. Он всегда говорил, что мысли написаны у меня на лице. Полина отвернулась к стене. На какое-то мгновение показалось, что она вновь вернулась в тот далёкий вечер, слышит голос мужа, смех, даже чувствует его запах. Прошлое вновь подвело её к самому краю пропасти.
– Прошу вас, Лина, успокойтесь. Вы ведь понимаете, рано или поздно всё равно придётся рассказать о том, что произошло с вашей семьей. Вы должны научиться, не бояться своих воспоминаний. Иногда он называл её Линой. Первое время ей это не нравилось, но потом, привыкнув, она уже не поправляла его. Константин Сергеевич, смутившись, подтянул сползшее одеяло. Он всегда неловко чувствовал себя рядом с этой женщиной. Возле неё вдруг вспоминал про свой огромный рост, начинал смущаться полноватого, пышущего здоровьем лица. Не зная, куда деть руки, старался, как можно глубже спрятать их в карманах халата. Он, врач достаточно известный в своём кругу, терялся и краснел перед ней как мальчишка. Она выглядела такой маленькой и беззащитной на этой широкой больничной кровати. Порой Карцеву хотелось взять её на руки, приласкать как ребёнка, и хоть на минуту избавить рыжую головку от мучительных воспоминаний. Все это мешало работать и, ссылаясь на занятость, он все чаще просил коллег подменить его. В больнице Полина была уже почти десять месяцев. Кто-то оставил ее ночью у ворот клиники. Одета она была в легкое не по сезону пальто, в кармане которого лежала записка с ее именем и конверт с надписью «деньги на лечение». Денег там действительно оказалось столько, что она могла сколь угодно долго находиться в этом дорогостоящем лечебном заведении. Она не реагировала ни на какие вопросы, молча сидела, уставившись в одну точку. Инопланетянка попавшая на чужую планету. Ее глаза приобрели чуть более осмысленное выражение когда кто-то из медсестер попытался забрать из её руки грязную, когда-то голубого цвета тряпочку, оказавшуюся рукавом детского платья. Ещё крепче ухватившись за него, она закричала и потеряла сознание. После этого Полина впала в тяжёлую депрессию, и никто кроме Карцева уже не надеялся, что, выйдя из нее, она сможет возвратиться к нормальной жизни. Полина лежала в последней по коридору палате, и вскоре у Константина Сергеевича вошло в привычку, заходить и разговаривать с ней после обхода всех своих больных. Карцев был уверен, что если он будет беседовать с ней, пусть даже в одностороннем порядке, она вернется из того мрака, в котором пребывало её сознание.
– Извините, Константин Сергеевич, – произнесла, наконец, Полина, – но это так тяжело для меня. Я все время слышу их голоса, а воспоминания вызывают такую боль…, мне кажется, я больше не вынесу.
– Вы сможете Лина, – ответил он, – вы справитесь. Если вы вернулись оттуда, да еще в здравом уме, значит, и со всем остальным вы тоже справитесь.
Ему совсем не нравилось ее состояние сегодня, она выглядела такой измученной, всем своим видом просила, чтобы ее оставили в покое. Он уже хотел уходить, как вдруг услышал: – Сегодня я опять видела свой кошмар, но он изменился.
Константина Сергеевича, словно током ударило: – вы помните, что конкретно изменилось? – спросил он.
– Я видела глаза, они смотрели на меня с такой ненавистью, что мне до сих пор страшно.
– А лицо, лицо вы видели?
– Нет, лица не было, но я точно знаю, что когда-то уже видела эти глаза и если увижу ещё раз, то обязательно узнаю.
– Наши сны довольно часто это отображение окружающей нас действительности. Я абсолютно уверен, что вы знаете этого человека, вернее эта информация находится в вашем подсознании. Возможности человеческого мозга неисчерпаемы, и вполне возможно, что вы и в самом деле скоро вспомните обладателя или обладательницу этих глаз.
Выслушав, Полина вновь отвернулась к стене, а он, подождав немного, молча вышел из палаты. Услышав, звук закрывающейся двери, и убедившись, что она одна в комнате, Полина потихоньку встала и подошла к окну. Что-то тревожило ее сегодня и, вскоре она поняла причину. Запах дыма, что проникал в палату из сада. Этот запах заставил вспомнить, что в тот вечер, когда Максим узнал о ребёнке, от него тоже пахло дымом. Он заезжал к родителям на дачу, привозил продукты и еще лекарство отцу, там его одежда и пропиталась им. Вспомнились и зимние, красные яблоки, которые привозили с дачи родители мужа. Воспоминания вновь обступили со всех сторон, но Полина не стала противиться им. Константин Сергеевич прав, никуда от них не убежать. Как бы ни было трудно, нужно заново всё вспомнить, понять все «зачем и почему».
Они долго ждали ребенка. Уже и свекор со свекровью начали потихоньку ворчать, что почти все их знакомые уже давно обзавелись внуками, а они все никак не станут дедушкой и бабушкой. Ей всегда было неловко от их вопросительных взглядов, и каждый разговор на эту тему заставлял вновь испытать некое чувство вины. Максим первое время посмеивался над родителями, но и он в последнее время стал заметно раздражаться от этих разговоров. И вот на пике этих страстей она узнала, что малыш очень скоро появится на свет. Всего через семь месяцев. Но, как потом оказалось, событие это было ещё ближе, чем она ожидала. В тот вечер он схватил ее на руки и закружил по комнате, а потом усадил на колени и сказал: – У нас будет дочка, я это чувствую. Маленькая девочка с рыжими кудряшками. Полина была слишком счастлива, чтобы спорить с ним, но ведь был возможен и другой вариант. – А вдруг это будет мальчик? Ты что, не будешь рад сыну? – смеясь, спросила она. – Глупая, ответил муж, просто я очень тебя люблю и хочу чтобы у меня были две Полинки: большая и маленькая. Им было так хорошо тогда вдвоём, они мечтали весь вечер и даже чуть не поссорились, выбирая имя ребенку.
Воспоминания были прерваны возникшим в коридоре шумом. Подошло время обеда, и санитарки начали разносить еду по палатам. Многие пациенты, правда, предпочитали спускаться в столовую. Обед в больнице одно из самых главных развлечений. Есть повод надеть кокетливый халатик или модный спортивный костюм, пококетничать с медсестрой или устроить небольшое представление на тему: «что за гадостью вы нас тут кормите?». Можно поговорить о погоде или посплетничать, о персонале больницы: кто с кем спит, от кого ушел муж или жена, и, да мало-ли в больнице тем, о которые можно поточить зубки? Полина еще ни разу не спускалась в столовую. Еду в палату ей всегда приносила тётя Шура. Работая в больнице со дня её основания, тётя Шура была не просто самым старым работником, этого когда-то элитного, а теперь частного лечебного заведения, она была настоящим добрым духом клиники, или, как она сама, смеясь, называла себя – больничным приведением. Вот и сейчас вновь раздался ее голос:
– Ну, Поленька, это опять я. Такой обед сегодня чудный, давай-ка, поешь хоть немного, а я посижу, поговорю с тобой.
– Не хочется мне что-то есть совсем – ответила Полина.
– Нельзя так, девонька. Сил надо набираться, кошка и то больше тебя ест.
– Кошке не просто жить хочется, у неё инстинкт, потомство нужно растить. А для чего жить мне? – с неожиданной для себя злостью ответила Полина. Тётя Шура подняла на нее старческие глаза. Цвет глаз был выцветшим, но сами они были ясными, и было в них нечто такое, что, наверное, и называется мудростью.
– Ты Полюшка, Бога то не гневи, – сказала она строго. Я при больнице – то, почитай пятьдесят годочков уже служу, всего насмотрелась, девчонкой попала сюда, а теперь вот старуха совсем, но вот что скажу: если Господь тебя к себе не взял, значит, кому-то ты здесь нужна. А ты молись, молись Пресвятой Богородице, чтоб помогла тебе, а я вот в храм как пойду, так и поставлю свечку во здравие твое и за доченьку твою, Дашеньку, помолюсь. Вернётся она, обязательно вернётся. Ты верь только. Не оставит Господь невинную душу, защитит. А сейчас, ешь, давай, а то светишься, вся уже.
Полине стало неловко за себя. – Извините меня, тётя Шура, я поем, просто мне сегодня что-то совсем не по себе. Обед и в правду оказался очень вкусным. Неожиданно для себя Полина съела почти весь суп и кусочек яблочного пирога.
– Ну, вот видишь, – обрадовалась нянечка, если есть начала, значит, на поправку идёшь.
После обеда Полина оделась и спустилась в парк, совершенно безлюдный в это время дня. В его старой, заброшенной части у неё было своё любимое местечко, надёжно спрятавшаяся за кустами шиповника, беседка. О ней, похоже, не знал никто из остальных обитателей клиники. Садовник тоже обходил это место стороной, трава там была нескошена, да и сама беседка, покосившаяся, со следами выгоревшей на солнце краски, не настраивала на романтический лад. Но, несмотря на всю неухоженность этого места, Полине здесь нравилось. Плотнее запахнув на себе тёплый больничный халат, она села на ступеньку и подставила лицо нежаркому весеннему солнцу. Закрыв глаза, она принюхивалась к запахам вокруг себя. У неё вообще был свой способ запоминания мест и людей: она запоминала их запахи. Каждый из них ассоциировался у неё с каким-то образом. Он рассказывал ей о привычках человека, его характере. Максим часто смеялся над этим и говорил, что в прошлой жизни, она, очевидно, была собакой, скорее всего рыжим ирландским сеттером. Чувства тоже имели свои запахи. Она знала, как пахнет счастье: для неё это был запах роз и нагретого за день асфальта. Но, теперь она поняла это, счастье и горе могут иметь одинаковые запахи. В тот день, когда исчезла Даша, тоже пахло нагретым на солнце асфальтом. Закрыв глаза она мысленным взором перенеслась в прошлую, счастливую жизнь. Словно наяву слышала Дашин смех и чувствовала прикосновение маленьких ладошек.
Беременность она переносила легко. Было даже как-то не интересно. Будущие мамы, с которыми она познакомилась на приёме у врача, рассказывали, перебивая друг друга какие гастрономические желания их порой одолевают. А ей ничего особенного не хотелось. Она даже спрашивала у малыша, что он хочет, но, судя по тому, что никаких особых желаний не возникало, Полина поняла, что ребёнок пойдёт в неё: ей тоже в основном было всё равно, что есть. Свекровь же, решив, что здоровье ребёнка полностью зависит от питания мамы, взяла дело под собственный контроль и два раза в неделю привозила набитые едой, сумки.
– Ты даже не представляешь, сколько может съесть беременная женщина под контролем твоей мамы, – жаловалась она мужу.
Вечером, если погода была хорошей, и Максим не задерживался в больнице, они шли куда-нибудь гулять, заходя во все, попадавшиеся им по пути, детские магазины. Это было похоже на игру. Можно было, конечно, прийти и купить всё за один, ну два, три раза, но так было интересней. Да и окунаться в эту атмосферу детства было необычайно приятно.
– Давай купим вон того льва, как то предложила она мужу. – В детстве мне очень хотелось иметь такого же.
Но молоденькая продавщица сказав, что лев это выставочный образец и он не продается, предложила им собаку.
Полина молча смотрела на игрушку, не в силах вымолвить ни слова. Она сразу узнала её. Это была точная копия собаки из её детских кошмаров. Сделав кувырок, жизнь остановилась и вот она вновь чувствует себя маленькой, беззащитной перед леденящим ужасом, девочкой. Максим же продолжал о чём-то разговаривать с продавщицей, не замечая, что с женой твориться неладное. Собака действительно была очаровательна, и он уже достал деньги, чтобы расплатиться, но в этот момент, отшвырнув от себя игрушку, которая едва не попала в лицо изумлённой продавщице, Полина схватила его за руку, и потащила к выходу.
– Нет, вы только посмотрите на неё! – возмущенно воскликнула девушка, обращаясь к единственному слушателю, неприметному, неопределённого возраста мужчине. – Хорошо, хоть игрушка мягкая, а если бы она машиной в меня запустила? В ответ, мужчина только вздохнул, всем своим видом выражая сочувствие и осуждение в адрес ненормальной покупательницы.
– Скажите, у вас много ещё таких игрушек? – спросил он, указывая на злополучную собаку.
– Нет, конечно. Эта единственная. Раз в месяц мы меняем выставочный образец, и только тогда пускаем в продажу игрушку с витрины.
– Тогда, я покупаю её, чтобы ничего не напоминало вам о сегодняшней неприятности.
–А вы не станете кидать ею в меня? – игриво поинтересовалась она у незнакомца.
– Я хотел бы кинуть весь мир к вашим ногам, милая девушка, но, увы, мне это уже не под силу – серьёзно ответил он. Мужчина, забрав покупку, ушёл, а она, рассказывая эту историю подругам, с удивлением обнаружила, что не может вспомнить, ни лица галантного покупателя, ни того, как он был одет.
Полина быстро шла, не разбирая дороги и не слыша обращённых к ней слов мужа. Силой, остановив её у перекрёстка, он собрался, было выговорить за то, что она устроила в магазине, но, увидев лицо жены, предпочёл спрятать свои эмоции и задал только один вопрос: – Что случилось? Ты можешь объяснить по-человечески, чем тебе не понравилась эта собака?
– Пожалуйста, Макс, не думай, что я сумасшедшая, просто мне показалось, что я опять вернулась в свой детский кошмар.
– О чём ты говоришь? Я ничего не понимаю. Они там думают, что мы парочка идиотов – начал сердиться он.
– Пусть думают, что угодно. Мне всё равно. Но покупать эту собаку мы не будем. Ты, конечно, можешь посмеяться надо мной, сказать, что всё это детские страхи, но для меня это очень серьёзно.
Оба были так поглощены разговором, что не заметили ещё одного, шедшего неподалёку от них внимательного слушателя, старавшегося не упустить ни одного, из сказанного ею, слова.
– В детстве у меня была точно такая собака, – продолжила Полина. – Я так её любила, не засыпала, пока мама не приносила мне её в постель. А потом произошла та жуткая история. Был день моего рождения. Взрослые гости были на кухне, а нам, детям, отдали на растерзание всю квартиру. Пришли мои друзья со двора. Я была так счастлива. До этого мне не отмечали день рождения. Вернее его отмечали, но не так. В Москве мы жили в коммуналке, и наша комнатка была самой маленькой. В мой день рождения родители шли со мной в парк, катали меня на всех каруселях и покупали столько конфет, что я месяц потом не могла на них смотреть. Это тоже было здорово, но мне хотелось, чтобы мама испекла торт и ко мне пришли все мои друзья. И тут папе предложили перевод в Минск. Он так обрадовался. Во-первых, ему обещали там сразу дать отдельную квартиру, а во-вторых, это ведь была его родина и к тому же там жила бабушка. Мама не хотела уезжать из Москвы, но она очень любила папу и, конечно, согласилась на переезд. Папин друг, дядя Антон встретил нас в аэропорту и повёз прямо на новую квартиру. После Московской коммуналки это были настоящие хоромы: целых две комнаты. Я быстро познакомилась со всеми детьми во дворе, научилась разговаривать по-белорусски и по-польски. А на свой день рождения пригласила их всех к себе домой. Был торт со свечками, мы играли, в общем, было очень весело. А потом я зачем-то заглянула в шкаф, и увидела там мамины ножницы и разрезанную на куски собаку. Мне стало так страшно. Мама рассказывала, что я плакала весь вечер. Ночью я боялась спать, мне снилась растерзанная игрушка, будто из кусочков ваты, которой она была набита, капает кровь. Эти кошмары мучили меня ещё долго, и после того случая, я больше не просила родителей устраивать мне праздник в день рождения. Максим задумчиво посмотрел на Полину.
– Почему ты никогда мне об этом не рассказывала? – спросил он её.
– Ты что, помнишь всё, что происходило с тобой в детстве? Если бы сегодня я не увидела эту собаку, то ни о чём не вспомнила бы.
– А ты узнала, кто это сделал? – настойчиво продолжал он расспрашивать её.
– Зачем? Да и как бы я это узнала? Там было столько народу. А, став старше, решила, что, скорее всего, зря я тогда так испугалась. Может, кому-то было просто интересно посмотреть, что у этой игрушки внутри. Да и что об этом говорить, ведь столько лет прошло. И вообще, хватит вопросов. Лучше пригласи меня куда-нибудь и накорми. От всех этих воспоминаний есть вдруг очень захотелось.
– Есть тебе захотелось не от воспоминаний, – засмеялся муж, – это наш малыш требует свой законный ужин. – Тебе нужно отдыхать, гулять, дышать свежим воздухом. Хочешь, отвезу тебя к родителям на дачу? Полина чуть заметно поморщилась: – Ну и что я там буду делать? Полдня в окно смотреть? Нет, лучше я дома останусь.
Они были красивой парой. Он высокий, светловолосый, она, маленькая и хрупкая, больше похожая на девочку подростка. Не красавица, но настолько милая и обаятельная, что любому, даже недолго знакомому с ней человеку, вскоре казалось, будто знает её всю жизнь. И ещё из толпы её выделяли волосы, рыжие, волнистые. Когда она стояла или шла против солнца, казалось, что они насквозь пронизаны светом. Этим волосам завидовали все девчонки в институте. Рыжий цвет вновь вошёл в моду, а ей и краситься не пришлось. Находясь на улице, Полина никогда не обращала внимания на взгляды прохожих, но сегодня ей почему-то было очень неуютно, казалось, кто-то внимательно наблюдает за ней, но, поминутно оглядываясь, так и не встретилась ни с кем взглядом.
Максим был у неё первым мужчиной и учителем. Он был к тому времени достаточно опытным и искушённым любовником, но у неё была какая-то особая способность предугадывать его желания. За семь лет совместной жизни у него несколько раз случались быстротечные, необременительные романы. Но ни разу не возникла мысль уйти от жены. Даже его мать удивлялась: – Чем же приворожила тебя эта рыжая ведьмочка? – спрашивала она сына. Избалованный слабым полом, он менял своих партнёрш примерно раз в два – три месяца. Дольше других продержалась только Вика. Но с Полиной всё было по-другому, они познакомились, когда он учился на пятом курсе, а она на втором.
Проснувшись утром в отвратительном настроении, Максим с тоской взглянул в окно. Сегодня предстояло сдать два зачёта, и ни к одному из них он не был готов. Но не это тяготило его. Нужно было что-то решать с Викой. Их отношения медленно перетекали из одной фазы в другую, но никак не могли прийти к логичному завершению. В отличие от него, Вика, конечно, знала, что именно она хочет. Но как раз этого не хотел Максим. В качестве временной подруги она его вполне устраивала. В постели ей не было равных, её сексуальные фантазии первое время вообще сводили его с ума. Красивая, умная, финансово обеспеченная. Казалось бы, что ещё нужно? Вот она, готовая жена. Покупай колечко и веди в ЗАГС. Но, вот именно туда он идти и не хотел. Вика его пугала. Вся жизнь у неё была расписана буквально по минутам на годы вперёд. Она чётко знала, как(!) будет строить его(!) карьеру, где они будут жить, куда будут ездить отдыхать, кого приглашать к себе в дом. Плохо было и то, что она очень нравилась его маме. Правда, как подозревал Максим, Елизавете Андреевне гораздо больше нравилось положение Викиного отца, занимавшего очень высокий пост в Министерстве внешней торговли. Родители с обеих сторон были наготове, справедливо ожидая скорого предложения руки и сердца. А у него, буквально скулы сводило в последнее время, когда выслушивал от матери очередную хвалебную оду в адрес Вики. Но самой веской причиной, почему он никак не мог порвать с ней, был давний разговор. Как-то, смеясь, она рассказала, что однажды из-за неудавшегося романа наглоталась снотворного, и если бы не пришедшая немного раньше домработница, всё закончилось бы весьма плачевно. Хоть Вика и рассказала об этом в шутливом тоне, Максим сразу понял, что это не шутка, а предупреждение ему. Как будущий врач, он прекрасно понимал, что, человек, попытавшийся хоть раз по собственному желанию уйти из жизни, в сходной ситуации может эту попытку повторить. А если бы это и в самом деле произошло, всю свою оставшуюся жизнь ему пришлось бы винить себя. Находясь в таком подвешенном состоянии, он никак не мог найти выход из тупика, в который она загнала его, и потому злился и срывался на всех.
Максим прислушался к звукам в квартире, надеясь, что мать уже ушла на работу, но звуки, которые он спросонья принял за радио, оказались бодрым маминым разговором по телефону. Дверь в комнату отворилась.
– Максик, поторапливайся, завтрак на столе. Тебе скоро ехать. Вика звонила, сказала, что подвезёт тебя в институт. Такая заботливая девочка, помнит, что твоя машина всё ещё в ремонте. У неё с утра занятий нет, а она вместо того, чтобы выспаться, решила тебе помочь. Ты ведь сегодня зачёты сдаёшь?
И тут Максим не выдержал: – Мама, – заорал он, – я тысячу раз просил не называть меня «Максиком», умолял не вмешиваться в мои отношения с Викой, и не заставлять меня есть супер-полезную овсянку, только потому, что Вика считает это идеальным завтраком!
Невзирая на недовольные возгласы матери, Максим быстро оделся и, наскоро умывшись, выскочил из квартиры. Лифт как всегда застрял где-то на верхних этажах и, решив не тратить время на ожидание, он начал спускаться по лестнице. Вслед ему донеслось: – А что я скажу Вике?
– Скажи что нет меня, испарился – рявкнул он в ответ. Как же они ему надоели! Он уже опаздывал. До ближайшей станции метро нужно было перейти через проспект, но там он мог наткнуться на Вику, поэтому, решив не испытывать судьбу, пошёл до метро дворами. Максим понимал, что сам во многом виноват, надо было вовремя прекратить отношения, но он тянул до последнего, надеясь, что рано или поздно, ситуация разрешится сама собой. Но ничего не разрешалось. Напротив, всё от чего он так хотел избавиться, разрасталось как снежный ком. В таком взвинченном состоянии он шёл, не разбирая дороги и не обращая внимания на прохожих, как вдруг из-за угла дома, навстречу вышла девушка, с большой и видимо тяжёлой сумкой в руке. Максим и девушка чуть не столкнулись лбами друг с другом, сумка выпала у неё из рук, продукты рассыпались, а вылившаяся из лопнувшей упаковки сметана, испачкала ему туфли и брюки. Максим разозлился: – Смотреть нужно куда идёшь, а не ворон считать – зло сказал он ей, очищая брюки носовым платком.
– Между прочим, это вы виноваты, налетели на меня, да ещё и тыкаете. Вас что, не учили извиняться перед женщиной и говорить «вы» незнакомому человеку?
От звука её голоса вся злость куда-то улетучилась. Девушка говорила с едва уловимым акцентом, таким милым, от которого даже её гневная речь казалась мягким порицанием. Подняв голову, он заинтересованно оглядел её и, увидев, какой у неё расстроенный вид, пристыжено произнёс: – Давайте я помогу вам.
–Каким образом? Из-за вас у меня разбилась банка, а в ней был суп. Я варила его вчера весь вечер, а за курицей специально ездила на рынок. Где мне теперь взять свежий куриный бульон? – спросила она его.
– А зачем он вам?
– У меня подруга в больнице, это для неё. Я ещё ни разу не варила суп, но вроде у меня неплохо получилось. А теперь оказывается всё зря. Максим на секунду задумался: – Вы можете подождать меня здесь минут десять? Пожалуйста, никуда не уходите, я скоро приду. Девушка серьёзно посмотрела на него своими огромными зелёными глазами и сказала, что может подождать, но не больше десяти минут. Он бросился домой. К счастью Викиной машины во дворе не было, и он мог спокойно идти к подъезду, а не пробираться домой через чердак. Ему продолжало везти: поднявшись в квартиру, он обнаружил, что мать уже ушла на работу и некому приставать к нему с нудными расспросами. Вытащив из холодильника кастрюлю с супом, он перелил часть его в банку и, поставив кастрюлю обратно в холодильник, помчался к своей незнакомке. Максим ужасно боялся, что девушка не дождётся его и уйдёт, а он не знает ни её адреса, ни имени. Но, вопреки опасениям, она ждала его на том же месте, и даже успела уложить обратно в сумку выпавшие продукты.
