Kitobni o'qish: «Из страниц чужой реальности»

1 часть.

I

На календаре, висевшем в весьма необычном кабинете – полупустом и с кислотно-жёлтыми стенами, на которых красовались адски-огненные пустые рамки для фотографий – была ярко выделена цифра пятнадцать восьмого месяца. У каждого жителя Индии (даже необразованного) это число ассоциировалось с долгожданной победой и вновь обретённой свободой. Директор довольно прибыльного цирка, Амрит, планировал отпраздновать День Независимости как положено: вначале на главной площади города среди ликующих соотечественников, а затем – с национальными блюдами за семейным ужином. Однако даже такой светлый день омрачился воспоминанием об увольнении пользующейся большим успехом у публики русской артистки Инны. Подходила к концу её двухнедельная отработка, что в будущем, как считал Амрит, непременно приведёт сначала к спаду продаж недешёвых билетов, а позже – к полному краху. Вероятно, не всякий в Индии был бы так подавлен уходом дрессировщицы слонов, как директор Бангалорского цирка, славящийся своим делом. Инна оставалась одним из последних работников разоряющегося купола (остальных циркачей перекупил певец Джимми, завидовавший во всём Амриту ещё со школьной скамьи).

Но мы оставим несчастного предпринимателя разбираться с финансовыми и, как вытекающее, семейными проблемами и перенесёмся в аэропорт Бангалора, где уже безработная Инна ожидала свой рейс до Москвы, откуда полетит в родной город F к брату.

Что побудило двадцатичетырёхлетнюю (и весьма амбициозную) девушку вернуться из многомиллионного города Индии в провинциальный городок на северо-западе России? Поводом послужило недавнее известие с малой родины о свадьбе мужчины, некогда клявшимся Инне дождаться её из двухнедельного отпуска в Китае. По правде говоря, отчасти в этом есть вина и самой циркачки: короткая поездка в Поднебесную плавно превратилась в полугодовое проживание в стране, давным-давно описанной Афанасием Никитиным.

История крайне занимательная: на десятый день путешествия по Китаю Инне выпала возможность присоединиться к группе туристов из Великобритании. С языком проблем не возникло – вечерние посиделки за книгами брата-учителя уже не раз спасали девушку за границей. Заведя знакомство с многочисленными Джонами, Инна решила отыскать в толпе хотя бы одну женщину. Судьба свела её с Эммой из Глазго, которая вечером того же дня в баре представила новую подружку своему возлюбленному. По стечению обстоятельств, молодой человек Эммы пригласил Инну на свою Родину – в Индию. Туристке из небогатой семьи перспектива съездить в другую страну за чужой счёт показалась заманчивой. Через два дня на рейс Шанхай-Бангалор был приобретён ещё один билет.

Не будем вдаваться в подробности регулярных измен легкомысленного мужчины, а сразу минуем один месяц. Денежные запасы Инны иссякали, и каждая местная жительница, приглашавшая иностранку на танцы, слышала лишь одну фразу: «I’m broke»*.

       Инна, будучи девушкой, как она сама заявляла на каждом собеседовании, «resourceful»**, на одной из таких встреч до того расхвалила себя в качестве первоклассной дрессировщицы, что один из мелких владельцев цирка, Амрит, не смог устоять перед феноменальным талантом. Однако Инну не предупредили, что дрессировать придётся не божьих коровок, что она часто с переменным успехом делала в пять лет на даче, а настоящих слонов перед относительно широкой публикой.

Около трёх месяцев Инна заканчивала рабочий день с отметинами от плети, поставленными самостоятельно. Случайно, конечно. Разумеется, непрофессионализм не оставался незамеченным начальником, и над девушкой, ежедневно облагаемой штрафами, нависла угроза увольнения. К счастью, на четвёртый месяц проживания всё стало налаживаться: даже удалось купить новый телефон (старый она выкинула ещё на сотом пропущенном от назойливого поклонника Андрея).

Получив в один день сообщение от старшего брата о свадьбе Андрея с однокурсницей, Инна, несмотря на воцарившую стабильность в жизни, побежала писать заявление. Её женское самолюбие было задето.

А теперь обратимся ко времени настоящему. Полёт до F прошёл без каких-либо казусов, не считая типичных происшествий. Как обычно, кому-то понадобилось пронести на борт несколько литров алкоголя внутри себя.

 Что касается самой девушки, она сразу приметила своего соседа у окна, что-то безустанно записывающего. Ей удалось разобрать лишь пару слов: эксперимент и машина. «Какой-то учёный, что ли?», – думала Инна, слегка наклонив голову в попытках разглядеть другие фразы в неряшливом почерке. «Хотя… слишком уж молод для учёного», – но темноволосый мужчина заметил изучающий взгляд соседки и, слегка улыбнувшись ей полными губами, закрыл тетрадь.

Выбравшись из самолёта, Инна вскоре нашла такси. «Даже не приходится торговаться…» – воспоминания о шумных базарах в Индии погружали бывшую циркачку, придерживающую ручку двери, в приятную ностальгию.

С обратной стороны к машине спешно подошёл невысокий человек и сел в неё. Инна, распрощавшись с воспоминаниями, ошарашенно следила за опустившим ручник водителем.

– Эй, – стекло старенькой «Жигули» едва не треснуло от напора прибывшей туристки, – Вы же меня везёте!

– Дэвушка, – таксист, во избежание покупки нового окна, приспустил его, – не колоти! – усатый мужчина пятидесяти лет возмущённо размахивал руками. – Я Вас звал-звал, звал-звал, а Вы хи-хи да ха-ха. Добрый человек предложил цену в два, – на этом слове он сделал особый акцент, приподняв указательный палец кверху, и кивнул на заднее сиденье, – раза больше.

– Вы можете поехать со мной, – в окне показалось знакомое круглое лицо, как предположила ранее Инна, учёного. Он улыбался во все тридцать два.

Девушка попятила хмурый взор в другую сторону, чтобы убедиться в отсутствии свободных машин. Инна села в «Жигули», предварительно смерив взглядом вышедшего из такси водителя. Мужчина, что-то озлобленно прошептав на незнакомом языке, положил огромные чемоданы в багажник.

II

«С двумя мужиками в раннее безлюдное утро… чем я думала?» – после этой мысли загоревшая кожа приобрела на удивление бледный оттенок. Девушка, предвидя любой исход, решила не устраивать сюрприз и предупредить брата о своём возвращении: «*Я уже на шоссе. Через десять минут буду у дома. Наверное*. Отправить. Теперь он знает мою геолокацию… Можно немного расслабиться», – она мельком глянула в окно и прикрыла глаза.

Долго размышляя о том, куда этот безустанно болтающий о своей Родине таксист её привезёт, Инна не заметила, как автомобиль остановился. К её счастью, серебристая шестёрка встала у нужного подъезда.

– Платите Вы, – Инна недовольно, даже с аффектацией некоторого раздражения, обратилась к незваному попутчику, произнёсшему в начале дороги всего два слова: «Я Александр». Бывшая циркачка боялась только двух вещей: оказаться в одной машине с незнакомыми людьми и быть укушенной домашней змеёй Амрита. Александр радушно посмотрел на спутницу голубыми глазами и убрал в пальто небольшой блокнот, в который всё время что-то записывал.

– Конечно, – усмехнувшись, он достал из широкого кармана брюк сторублёвую купюру. – Всего доброго!

Разумно предположить, что прощание было адресовано устало зевающей Инне, мечтающей о тёплом душе и горячем кофе, однако неверно. Предполагаемый учёный достал из исцарапанного багажника три чемодана: все принадлежали дрессировщице. Она, поражённая и восхищённая таким поступком, радостно схватила свои вещи, не рассчитывая, что таксист уедет, не забрав Александра.

– И что это значит? – эмоции на лице Инны сменялись слишком быстро: тонкие губы то кривились в натянутой улыбке, то напряжённо сжимались.

– Мне негде жить, – с полным спокойствием заявил Александр, приглаживая тёмно-каштановые пушистые волосы.

В железных дверях подъезда показался человек, который, будь он в Японии, не уместился бы ни в одной средней кровати.

– Инночка! – наконец, загорелся фонарь, который опять забыл включить дворник Яша, сохранивший свою должность лишь потому, что был тестем начальника ЖЭКа. Высокий худой мужчина вышел из тени, лучезарно улыбнулся и крепко обнял девушку, казавшуюся на его фоне лилипутом. – Я так скучал!

– Лёва! Отпусти! – Инна недовольно похлопала брата по широкой спине. Лев отступил от сестры и робко, почти по-детски смущённо отвернув голову, усмехнулся.

– Вас проводить? – мужчина, обративший внимание на преспокойно поправлявшего очки с фиолетовой оправой кудрявого попутчика сестры, заговорил с ним вежливо, но отнюдь неприветливо.

Лев не жаловал ухажёров сестры, ежедневно проводящих часы под окнами её (по совместительству и его) квартиры (и не понимал, действительно ли обожатели Инны ожидали покорить её своим кошачьим визгом, который они называли пением). Он часто пытался заводить с Инной беседы на эту тему, впрочем, каждый раз прерывал себя на полуслове, завидев хмурый и недовольный взгляд девушки. Лев никогда не шёл никому наперекор, что очень мешало ему в работе. Будучи преподавателем, мужчина понимал, что сдержанность и податливость негативно сказываются на его авторитете среди учеников (особенно наглых одиннадцатиклассников, не упускающих возможность подтрунить над молодым учителем, покорно выслушивающим все шутки, часто переходящие в откровенное унижение), однако не мог с собой ничего поделать. Иногда Лев жалел, что преподаёт французский и немецкий, а не физкультуру или труд, вызывающих бесконечный интерес у школьников, беспрекословно подчиняющихся распоряжениям наставников. Вместо того чтобы воспользоваться советами коллег, пользующихся большим уважением, он целыми днями проверял тетради с корявыми сочинениями вроде «Was ich während meiner Sommerferien getan habe»* и «Qui vou drais-je être?»** – учения его покойных родителей о послушании и покорности слишком крепко засели в голове. Но, несмотря на все недостатки, он любил свою работу.

– У меня нет дома, – Александр беззаботно пожал угловатыми плечами, вызвав тем самым бурю эмоций на лице и Инны, и её брата.

Лев, поджав губы, внимательно оглядел незнакомца со всей присущей учителю пристальностью, будто ища шпаргалки там, где их быть не должно и не может.

– Постелю на балконе, – даже зная нелюбовь сестры к незваным гостям, он не смог отказать. Подхватив чемоданы, Лев быстро зашагал, указывая дорогу прибывшим жильцам.

III

Инна и Лев сидели на небольшой задымлённой кухне за квадратным столом, плотно прижатым к голой серой стене, дожидаясь гостя. Маленькая комната была безвкусно заставлена различной мебелью и вещами: миниатюрные деревянные табуретки соседствовали с массивными железными тумбами, а завешанный магнитами холодильник заслоняла груда сваленных книг с иностранными названиями, оставляя неширокий проход.

– Почему ты не меняешь числа на календаре? Сегодня шестнадцатое августа, – Инна перекинула оголённую ногу на другую и, сделав ещё одну затяжку, стряхнула пепел от тонкой сигареты в прозрачное блюдце.

– Давно ты куришь? – Лев неприязненно поморщился, вдохнув дым с привкусом мяты.

– Класса с десятого. Хорошо скрывала, раз ты узнал только сейчас, – она, отложив сигарету, короткими пухлыми пальцами передвинула «окошко» с пятого декабря на нужную дату. – Что ты натворил с квартирой? – девушка с ужасом осматривала захламлённую кухню узкими карими глазами, округляющимися от удивления до размера пятирублёвой монеты. – Где обои?

– Я решил устроить небольшой ремонт, пока тебя не было, – не переставая помешивать ложкой в голубой со свинками чашке-супнице сахар, ответил подходящий к застеленному бежево-жёлтой скатертью в клетку столу мужчина. – Увы, je n'arrive pas à finir ce travail*.

– Сколько можно просить не отвечать по-французски. Я ни слова не понимаю, – на строгое замечание сестры мужчина покорно кивнул, оправдав себя профессиональной деформацией, – мог бы давно закончить. Меня не было полгода.

– Хотя уезжала ты на две недели, – Лев присел. – Я же не возмущаюсь, – и с ухмылкой опёрся щекой на правый кулак. – Андрюшка очень расстроился. Он попросил отдать твой альбом с детскими фотогра…

– И ты отдал? – Инна, перебив брата, сердито посмотрела на него, нервно подёргивая тонким носом с горбинкой.

– Я отказывал, но он так слёзно упрашивал, что мне стало его жаль, – избавившись от ухмылки, Лев понуро уставился в супницу, из которой достал чайную ложку и отряхнул её от каплей чая.

– Ты просто безвольный дурак! Сколько я тебя просила не пускать этого Андрея на порог дома? – Лев терпеливо выслушивал разгорячившуюся сестру, размахивающую руками.

– Инночка… – мужчина ловко перехватил ладонь в воздухе, аккуратно положив её на чистую скатерть, – Прости, – от мягкого, почти гипнотизирующего голоса Инна успокоилась, глубоко вдохнула и скрестила пальцы с пальцами Льва. – Он три дня назад женился, ты больше никогда его не увидишь. Я так счастлив, что ты здесь, и…

– Кстати, поэтому я и приехала. Кто его жена? – не дослушав мужчину, девушка уверенно и твёрдо задала поставивший Льва в ступор вопрос.

– Зачем?.. – он негодующе изогнул тёмную широкую бровь.

Инна хотела ответить про задетую гордость и желание образумить «эту несчастную», но в дверь кухни постучали.

– Кажется, твой друг, – Лев медленно убрал руку и выпрямил спину, чтобы казаться чуть уверенней. – Войдите!

– Он не мой друг, – впалые щёки артистично надулись. – Если бы у меня была машина времени, я бы непременно вернулась на два часа назад и осталась бы в аэропорту до полудня, чтобы не ехать с этим… Александром.

– Интересно… – пробурчал себе под короткий нос картошкой вошедший Александр. – А если бы Вы могли вернуться на более ранний промежуток? Скажем, лет на двести назад, – его маленький лоб покрылся капельками пота.

– Такое не по мне, – девушка, недовольно фыркнув, встала из-за стола. – Я пойду спать, – её совершенно не привлекала перспектива ведения дискуссии о чём-либо с человеком, нарушившим её покой своим присутствием. Она вообще не жаловала незнакомцев в своём доме.

– Лев, а что думаете по этому поводу Вы? – взволновавшийся гость немедленно занял место Инны. Он дрожащими руками достал тряпочку и протёр запотевшие очки.

– Я бы не согласился. Зачем оно мне? Здесь дорогая Инночка, любимая, пусть иногда и изнуряющая, работа, а там что? Незнакомые люди, непонятные нравы и порядки… сплошной стресс, – Лев застучал пальцами по столу, представив себе другую жизнь, не ту, к которой привык.

– Как замечательно, что Вы завели этот разговор! – зрачки Александра расширились настолько, что из-за них едва можно было разглядеть голубую радужку.

– Но ведь это Вы на… – оказавшись перебитым теперь уже Александром, Лев едва заметно вздохнул и сильнее застучал по скатерти.

– Я вывел гипотезу: попадая в прошлое, человек полностью теряет свой привычный облик. Он «облачается» в тело предка, представляете?! – Александр возбуждённо привстал, наваливаясь корпусом на стол. Лев отодвинул едва не опрокинувшуюся кружку сестры с жёлтыми утками.

– Какого конкретно? – хозяину квартиры хотелось показаться заинтересованным и дружелюбным – всё, как учили родители.

– Любого! Абсолютно любого! Я допускаю, что, попав в прошлое, Вам даже не придётся привыкать к новому имени. Всё зависит от периода и родословной, – Александр становился всё оживлённей и оживлённей.

– Ничего удивительного: всех старших сыновей в моей семье по линии отца называли Львами. Такая уж традиция.

– Традиция? Давно она у вас? – Александр, в отличие от Льва, слушал с искренней заинтересованностью и желал разузнать как можно больше.

– С конца восемнадцатого века, – Лев пригубил чай. – Папа рассказывал, что в годах девяностых с моим прадедом, Кульневым Львом Петровичем, что-то произошло и он умер, а через полгода у него родился сын. Дань памяти, наверное.

– У Ваших предков никогда не было семей без сыновей? – Александр пригладил взъерошенные волосы.

– Рожали до тех пор, пока не родится мальчик, чтобы назвать его Львом, – Лев звонко засмеялся, но, услышав стук кулаком за стенкой, издаваемый сестрой при недовольствах, замолчал.

– Странный у Вас юмор. И что же, Вы знаете биографии всех ваших прадедов?

– Нет, только ближайших. Я отечественную-то историю знаю на базовом уровне – конечно, гордиться здесь нечем – что уж говорить о семейной. Хотя у нас и хранится много дневников жены Льва Петровича (Уля, Оля?). Я ни один не читал.

Александр что-то пробормотал, но Льву не удалось разобрать ни слова. Гость уставился в стену, а хозяин маленькой двухкомнатной квартирки положил в широкую чашку-супницу ещё один кубик сахара. В воздухе повисло угнетающее молчание.

– Я хочу попросить Вас посмотреть время на моих часах, – гость невероятно быстро вышел из состояния задумчивости. Он пристально смотрел на вновь подавившегося Льва. – Вам нужно быть осторожней.

– Вы не можете это сделать самостоятельно? – Лев подозрительно взглянул на просящего, будто тот был «сделавшим задание в другой тетради».

– Я Вас умоляю, Лев Львович, – было ясно, что «молящий» готов встать на колени, что вовсе не устраивало сердобольного и податливого Льва.

Александр на удивление скоро менялся в настроении: за пару секунд из горячо заинтересованного он становился задумчивым, из задумчивого – волнующимся.

– Ну, давайте, – хозяин с опасением протянул длинную руку. Александр запутался в собственном кармане мешковатых штанов, из которого посыпалась вся мелочь. Ладонь слегка подрагивала, передавая странное устройство с циферблатом и двумя кнопками.

– На левую, пожалуйста.

      Лев ещё раз покосился на Александра.

2 часть.

I

В глаза ударил неестественно яркий свет, а в ушах жутко шумело.

– Лев Петрович! – тело качалось под чьим-то напором; незнакомый женский голос звучал всё громче. – Réveillez-vous! Seigneur, faites qu'il s'en sorte!*

Голова страшно гудела и раскалывалась так, что кроме этой боли понять ничего было нельзя.

      Льву совершенно не хотелось открывать глаза, но кто-то сильно ударил его по щеке, отчего он живо подпрыгнул.

– Himmelherrgott!** – Лев отряхнул тёмно-синие кюлоты.

Он почти никогда не ругался на русском языке, чтобы не возникало вопросов ни у учителей, ни у учеников, однако находились и те, кто его понимал.

– Ваше счастье, что папенька не знает по-немецки, – прошептал тот же приятный голос.

Оглянувшись, Лев увидел вокруг толпу людей. Большая часть выглядела неопрятно: одежда их была во множестве заплаток, а волосы – грязные и неухоженные – местами поредели до плеши. Рядом замерла невысокая девушка в лёгком розовом платье с полупрозрачными рукавами, подпоясанном прямо под небольшой грудью.

«Это она со мной говорила?» – Лев пристально всматривался в большие яркие глаза, переводя взгляд то на разлохматившиеся каштановые локоны, то на пухловатые щёки, запылавшие розоватым румянцем.

– Лев Петрович! Миленькой, как я счастлив, что Вы не расшиблись! – толстый мужчина в бледно-зелёном камзоле презрительно глянул на кого-то в толпе зевак и пискляво заверещал: – Выпороть!

Двое крепких бородатых мужчин в подвязанных серых рубахах под руки вывели мальчика-подростка в такой же бедной одежде, воющего от боли и не прекращающего выкрикивать «помилуй, барин, помилуй!». Из толпы выбежала худощавая заплаканная женщина в платке в крупный цветок и бросилась в ноги толстяку. Своими бледными и тонкими губами она целовала чёрные ботинки, а поросячьи глазки их обладателя сверкали от подобного жеста.

Лев обескураженно наблюдал за происходящим. Девушка в розовом платье подбежала к здоровяку и затрясла его руку.

– Дяденька! Умоляю, отпустите Егорку! Он ведь не специально сбил Льва Петровича! Дяденька! – уговоры оказались бессмысленны – названный дяденькой гадко рассмеялся.

– Юленька, этому хаму лишь на пользу пойдёт наказание! – он ещё сильнее залился гнусным хохотом.

– Да неужели Вас приводят в восторг унижения?! – девушка беспокойно взяла за локоть рыдающую на траве женщину и сказала ей бежать за сыном.

Дядя, придерживаясь за свой толстый живот, едва скрывающийся под одеждой, старался не свалиться с коротеньких ног от смеха.

«Ну и мерзавец! – Лев с изумлённым видом оторопело сделал шаг назад. – Что за странный сон?»

– Довольно, Юлия. Знай меру в общении со старшими, – раскатистый бас вмиг привёл девушку в чувство. Она вытерла слёзы с почти фарфоровой щеки тонкими пальцами с выпирающими костяшками.

– Простите, папенька, – Юлия виновато сделала изящный книксен стоящему напротив мужчине. Они были невероятно похожи. У отца девушки были короткие тёмно-каштановые волосы, светло-голубые глаза и округлый подбородок. Заметно отличался он от дочери только более смуглой кожей и высоким (по сравнению с ней) ростом.

«Что это за первобытное общество?» – Лев испуганно втянул голову в плечи.

– А вы что смотрите, шантрапа? Живо по полям! – дыхание говорившего замедлилось, зрачки расширились, а между бровями возникли глубокие морщины. Он грозно ударил чёрной тростью об землю, крепко схватившись за инкрустированную драгоценными камнями ручку.

– Благо, что Николай не наблюдает сего, – пробурчал третий мужчина в компании, стоящий ко Льву ближе всех – с козлиной бородой и острыми чертами лица.

Толпа неряшливых людей немедленно разбежалась, и всё внимание оставшихся вновь оказалось приковано к пострадавшему.

– Лев Петрович, Вы в норме? – вопрос был равнодушно задан отцом Юлии. Он пригладил свои чёрно-седые волосы и поднял голову к небу.

– Я… – Лев растеряно хлопал ресницами. – «Я должен ответить. Соберись! Это же взрослый человек – я не имею права молчать. Боже, я, двадцативосьмилетний мужчина, не могу ничего сказать!».

Не дождавшись ответа пошатывающегося Льва, отец Юлии продолжил говорить:

– Скоро начнётся дождь, – мужчина пристально глянул на толстяка. – Не стоит ли нам вернуться?

«Куда вернуться? Откуда? – Лев отрешённо смотрел по сторонам, задерживая нервный взгляд то на разваливающихся избушках, покрытых соломой, и на пастбищах с коровами, то на компании из трёх мужчин, разодетых в костюмы с высокими воротами, какие раньше Лев видел только в Историческом Музее, и единственной девушке среди них – молоденькой и симпатичной, мечтательно вздыхающей Юлии, – Я сплю. Когда я успел уснуть? Только что сидел за столом, пил чай, говорил с Александром… Он дал мне какие-то часы… Может, это был электрошокер? – Лев опустил нерадостный взгляд на землю. – Боже, только бы Инна была в порядке! Впустил на свою голову, – мужчина нервно стучал пальцами по ноге. – Если бы это были галлюцинации, я бы, наверное, был в своей одежде? Почему я одет как они? Я ничего не понимаю!» – он потерянно сжал кулаки.

– Ты, Володя, как всегда прав, – с завидной весёлостью согласился пузатый. – Я ужасно голоден, – он похлопал по своему расплывшемуся животу.

Вся компания двинулась прочь, оставляя вдалеке деревянные дома с соломенными крышами. Всю дорогу отец Юлии молчал, оценивающе поглядывая на Льва, опираясь на чёрную лакированную трость рукой в белой перчатке.

«Он смотрит на меня, как Инна на потенциального жениха, – Лев, вжав голову в шею, смущённо кивнул. Владимир продолжал смотреть. – Да что такое? Я же не тюлень в зоопарке!».

– Ай! – Юлия, слегка подвернув ногу на скользком камне, вот-вот упала бы в грязь, но на вскрик девушки вовремя отреагировал Лев – он придержал её и, подав руку, помог уверенно встать.

«Действительно настоящая» – мужчина моментально отошёл. Владимир отвернулся и кивнул самому себе.

Обрюзгший дядя Юлии живо беседовал с ворчащим немолодым человеком с резкими чертами лица и козлиной бородкой, небрежно отмахивающегося в попытках остановить потоки самовлюблённых речей толстяка.

– Видели бы Вы, Павел Матвеевич, как меня обожают деревенские девки! Ноги целуют! – на этих словах мужчина весело топнул, а Павел Матвеевич закатил глаза и едва слышно буркнул о неприличии обсуждения подобных тем при дамах.

«Я даже видел, при каких обстоятельствах… варвар» – Лев с отвращением вспомнил недавнюю картину.

– Сила и власть даны, чтобы защищать слабых и беспомощных. Вы, Михаил Владимирович, безбожник и грешник, – нахмурив брови с торчащими во все стороны волосками, шепчущий мужчина смерил суровым взглядом собеседника.

– Со мной ли Вам, Павел Матвеевич, толковать о Боге и грехе? Кандидатура Николая видится мне более подходящей для оной беседы, – Михаил, обратив внимание на изменения в морщинистом лице Павла, не без лукавого удовольствия засмеялся. Толстые губы расплылись в ещё более широкой гримасе, как только глаз Павла Матвеевича конвульсивно задёргался.

«Что же это за место?» – Лев попятил озадаченный взор в песок под ногами.