Kitobni o'qish: «Звериный подарок»
Часть первая
Глава 1
Моя жизнь
Как не везет! Утро начинается с грохота и громких воплей поварихи, доносящихся из кухни, что прямо под моей комнатой. И, чтоб уж разбудить наверняка, вслед за ними раздаются незнакомые голоса – кто-то на повышенных тонах отвечает. Нечем, что ли, больше заняться с утра?
– Дарька, вставай! – забарабанили в дверь. – Сказали, всем на кухню! Сказали, живо!
Судя по голосу, Маришка. Ничего себе, чего это она вскочила чуть свет, даже раньше меня? Ведь маленьким позволяется спать дольше старших. А она уже на ногах и на кухню зовет! И как я сразу не сообразила, такие крики просто так начаться не могли, значит, есть причина. Неужели что-то интересное намечается? Что?
Я так быстро вскочила, что и не сразу вспомнила про половик, который вчера вытащила на улицу выбивать, да так и оставила во дворе. Так что моим ногам стало не просто холодно, а ХОЛОДНО! Осень в самом разгаре, а в доме не очень-то топили: мы хоть и княжеские дети, но все равно полукровки! Зачем нам тепло? Должны быть рады, что хоть на улицу не выбрасывают.
Так я подумала, когда назад на кровать запрыгнула. Мне когда холодно, я прямо сама на себя не похожа, очень злюсь всегда. Не переношу холод!
Пришлось, сидя на кровати, тянуться за одеждой на кресле, еле достала. Вот говорят, девушка должна быть аккуратна. А будь я аккуратна да положи вчера штаны на место, в сундук, что бы сейчас было? Пришлось бы топать по холодному полу! Аккуратность придумали те, у кого дома много служанок, не иначе!
На кухне опять завопили. Застегивая рубашку на ходу, несусь вниз по лестнице. Заскакиваю на кухню, а там все уже в сборе, и маленьких подняли. Красные кирпичные стены даже на вид теплые, в варочной печи пылает такой сильный огонь, что сквозь открытые заслонки вырываются длинные языки пламени, которым удается подпалить связки чеснока, висящие выше у стены. И все столы и даже пол заставлены посудой – огромными сковородками, котлами, мисками. Никогда такого не видела!
– Какое счастье! Дарька наконец-то соизволила притащить свои прелести! – зашипела Катринка, кухаркина главная помощница.
До чего вредная девка! Терпеть меня не может, с тех самых пор как я ей пощечину влепила. А не надо было маленьких бить, змея! Теперь как видит меня, так вся ядом исходит, да и пусть, мне не жалко. Главное, руку на малышей больше не поднимает, знает, гадина, что опять получит. Пусть родителей у них нет, но это мои братья, и трогать их руками не советую.
– Цыц! – кричит Глаша.
Она обычно добрая, потому что ее со всех сторон много, как всякой прилежной кухарки. Но сейчас, в своем необъятном переднике, с руками, упирающимися в бока, и сверкающими глазами слегка навыкате, она поистине страшна! Быстренько опускаю голову, разглядывая пол, и готовлюсь терпеливо сносить все душераздирающие крики. А может еще и поварешкой запустить, она у нас такая.
Но нет, обошлось.
– Быстро! Все за работу! – кричит раскрасневшаяся от печного жара и переизбытка чувств Глаша. – К обеду надо наготовить самых лучших блюд на сотню человек!
– На сотню?
Оглядываюсь вокруг. А у всех глаза ошарашенные, как и у меня. Не помню ни разу, чтоб на стольких готовили. К нам что, полгорода приезжает?
Глаша раздает указания, и все беспрекословно идут их выполнять. Мальчишки, хотя и с надутыми лицами, но без промедления плетутся за первой партией воды. Маришке приказано чистить морковку и лук. Дойдя до меня, кухарка на редкость долго раздумывает. Ох, сейчас задаст, похоже, задачку!
– Ты, знаешь что, будешь мне помогать. Жди пока. Как рыбу принесут, разделаешь.
– Конечно, как скажете, – тут же отвечаю. По большому счету я хорошо к ней отношусь, обычно она добрая. Ну а когда требуют сделать что-то неожиданно и быстро, кто угодно рассвирепеет.
Вскоре дверь со стороны улицы распахивается, и мальчишки затаскивают рыбу, волоча за хвосты. Несколько судаков, все как на подбор толстенькие, блестящие, значит, свежие. Длиной мне до пояса. Да уж, буду потом чешую неделю из волос вычесывать, но Глаша пристально смотрит, ждет. Эх, все равно чуда не случится, хватаю нож и подхожу к этой сверкающей красоте.
Глаша следит, правильно ли я все делаю, слишком уж ответственная задача. Даже на брюхе ни единой чешуйки остаться не должно и ни одного лишнего разреза, кроме небольшой полоски у головы.
Только когда я взмокла, а нечищенных рыбин осталось всего три, она успокоилась и молча стала мешать что-то в огромном котле. Самое время вопросы задавать, надо же узнать, что происходит? А у кого еще спрашивать, как не у слуг?
– Глашенька, а мы успеем? – начинаю разговор издалека. Если прямо в лоб спросить, упрется и не расскажет.
– Как работать будете, – хмурится и важно мешает, мешает что-то густое и вкусно пахнущее.
– Мы хорошо будем работать, вы же знаете!
– С чего бы это? – смотрит недоверчиво, хотя я всегда веду себя хорошо и делаю, что говорят.
– Мы тебя любим, – отвечаю. Нет, похоже, этого мало, Глаша только нахмурилась и молчит. Эх, терпеть не могу эту фразу повиновения, но как иначе из нее вытянуть новости?
– Мы знаем свое место, – глухо добавляю.
Сработало, улыбается! Еще бы не сработало, кому ж не понравится, когда его ставит выше себя княжеская дочь, пусть и полукровка.
– Конечно, Даренька, успеем! – ласково отвечает. – Мы же только холодное готовим, закуски да сладости. Основное все в замке.
– А зачем так много? – удивляюсь.
– Приказ князя.
– Как – князя? Новости от него? Почему не сказали?
Нож в руках замер, пока я боролась с нахлынувшим волнением. Отец, то есть (мне нельзя его так называть) князь, всего с одним военным отрядом уехал из замка месяц назад, и с тех пор от него никаких вестей. А ведь он отправился к границе со Звериной страной, одно это страшно, о них столько жутких историй ходит, что за раз и не вспомнишь. Сейчас там клан синих волков главный, а они страшнее, чем медведи, при которых вообще затишье было, как говорят. А еще зная отц… князя, его характер взрывной, неизвестно что могло случиться. И вот от него новости, и никто ни слова!
– Да не успели, деточка моя! – Глаша не оборачивается, сыплет в кипящую воду какие-то пахучие травки.
– Так расскажите!
– Да я сама толком ничего не знаю. Примчался гонец на рассвете, привез записку. Приедет князь сегодня после обеда, гостей привезет. Много гостей, а в замке кухню перестраивают, потому на нас столько готовки.
– Приедет? Значит, все хорошо? – Тут я готова ее расцеловать. Если князь будет дома, в замке, в тишине и покое, то не сможет никому дорогу перейти и ни с кем сцепиться. Потому что тут никого нет, кроме своих.
Но я смотрю, у Глаши не очень-то радостное лицо. Почему? Она сказала, он… гостей привезет?
– Кого? – шепчу, а ответ уже знаю. Шансов, что за целый месяц ничего не случится, почти и не было, это скажет любой, кто с князем знаком. Влез все-таки куда-то мой непутевый родитель.
– С волками, – жестко говорит Глаша.
А я только нож сжимаю. Волков везет… Вряд ли по доброй воле.
Только бы ничего не произощло!
Приготовленные закуски и сладости увезли сразу после обеда. Только тогда и нам дали поесть. Меня уже шатало от голода, тарелку каши я проглотила, даже не почувствовав ее вкуса.
Потом мы убирали кухню, вычищали, мыли и скребли. Хорошо хоть вечер свободный оставили, урок шитья отменили. Ради одного этого стоило полдня вкалывать, ненавижу шить! Но нам, полукровкам, в отличие от княжеских детей, не преподают танцы и языки, а только то, что пригодится в жизни, – готовку, счет, шитье, плетение ковров и прочую чепуху.
Когда кухня засверкала чистыми посудой и полами, нас отпустили отдохнуть. Отдохнуть, конечно, неплохо, но у меня есть занятие поважнее. Я зашла в комнату только за плащом и тихонько потопала в конюшню. Смотрю, а Маришка тоже здесь. Сидит у стойла моего Мотылька и хитро улыбается. Делает вид, что совершенно случайно тут оказалась. Ага, как же! Ей хоть и восемь всего, а ума больше, чем у Катринки, змеи кухонной.
– Кататься хочешь? – спрашиваю.
– А возьмешь? – просит и даже дыхание задержала.
Обожает Мотылька чуть ли не больше меня. Мотылька вообще нельзя не обожать, она очень красивой редкой породы лунных лошадей. Единственный подарок моего отц… князя. Нет, отца! Единственный его подарок на мое совершеннолетие. Дал князь такой зарок в молодости – каждому своему ребенку дарить на совершеннолетие то, что сделает его счастливее. И придерживается. Всем известно, что за нарушение зарока бывает. Возьмут боги все то, что обещал, десятикратно, а не хватит добра – заберут жизнь. Так что даже полукровкам иногда что-нибудь да перепадает. Моему старшему брату князь в городе магазинчик купил и разрешил уехать. Мне – самую красивую лошадь, такой даже у княжон нет. Они, кстати, когда про подарок узнали, сразу приехали и очень недовольные были, ругали меня почем зря. А я молчала да улыбалась, пустые слова ветер унесет, а лошадь никто не посмеет отобрать, она – моя по праву, княжеским зароком поддерживаемому.
– Конечно возьму, – отвечаю. И Мотылек тут же ржет тихонько, соглашается.
Обняла я Маришку, маленькую мою сестренку, да так, что она даже пискнула. В восемь лет так ласки хотелось материнской, я помню. А ласки-то и не было. Пусть у Маришки будет хотя бы немного моей.
– Маришка, вырастешь – самой разрешу на Мотыльке кататься.
Обрадовалась! В ладошки хлопает. Представляет уже, наверное, как несется по цветущему лугу, и волосы ветром путаются. В восемь лет даже такая простая картина может сделать счастливой.
Так и стояли, пока мальчишка, который у нас вместо конюха, Мотылька седлал. Я и сама умею, но правила есть правила. Лошадь мне седлать не положено, хорошо хоть кормить разрешают иногда. Ну и чистить тоже нельзя, но мальчишка не против. Он молчит про лошадь, я молчу про то, что он иногда вместо работы дрыхнет на сеновале, такое вот взаимополезное молчание.
Мальчишка быстро справился, он Мотылька тоже любит. Вон как ласково гладит. Меня, если вспомнить, так никто никогда не гладил. И я тут же тискаю Маришку, чтоб ей было, о чем вспомнить.
И потом мы садимся в седло, она впереди, и несемся в сторону леса. Мотылек хорошо знает, куда мы собрались, сразу за воротами сворачивает налево и через дорогу – в поле. В этом году оно отдыхало, так что ровное, спокойное, сухая трава осела на остатки зеленой, а над полем и вокруг – синева. Не такая, как летом, конечно, но все равно – небо чистое, ветер вот только завывает угрожающе, тучи, значит, скоро пригонит. Пусть гонит, пока солнце мягко греет, даже глаз не обжигая, и можно нестись, дразня ветер хохотом, не замечая его шипящих угроз. Маришка крепко схватилась за поводья, пытается помочь. Хорошая у меня сестричка, тоже полукровка. Нас таких шестеро Князь весьма щедр на любовь к женскому обществу. И законных у него четверо. Две дочери, два сына. Их я своими не считаю, они другие, не моя семья. И никогда не станут.
– А поехали к тракту? – вдруг кричит Маришка, подставляя солнцу бледную щечку.
К тракту? Как я сама не додумалась!
Разворачиваю Мотылька в нужную сторону, и снова мчимся по полю, в сторону замка. Там, дальше – большая дорога, тракт. Он тянется от Стольска и через княжеский замок дальше на юг. Князь может ехать домой только этой дорогой.
– Как думаешь, успеем? – Маришка тут же начинает подпрыгивать, не знаю, как так у нее получается – на лошади и прыгать.
– Сиди тихонько, – щипаю ее несильно за бок, в ответ только смех.
Прямо впереди тракт делает петлю, огибая холмик, на вершине которого топорщится редкий лесок. Туда мы и направляемся. Осенью, когда листья опадают, он совсем прозрачный, даже зайцу негде спрятаться. Торчат серые стволы берез, да и только.
Маришка первая увидела, не успели мы даже к деревьям подняться.
– Едут! – вопит изо всех сил. Быстро ей рот закрываю, не хватает еще, чтобы нас услышали, с холма звук ой как хорошо разносится.
– Смотри какие… – говорит сквозь мои пальцы уже шепотом.
Впереди по тракту движется вереница всадников. Первыми княжеские воины, их броня светло-желтая, почти белая, сверкает на солнце металлическим глянцем. Потом княжеский экипаж, с фамильным гербом на боках. Там внутри князь… Если бы хоть на минуту поверила, что он будет рад меня видеть, обязательно бы помахала рукой. За экипажем скачут всадники. Много всадников, все в темной одежде, похоже, вообще без брони. Целая сотня. Это их, что ли, князь кормить собрался как самых дорогих гостей? Надеюсь, они ненадолго, а то сидеть нам на кухне без света белого и вкалывать без продыху. Звериный народ… На вид люди как люди, одеты только по-другому. Флага нет, повозок нет, хотя чему удивляться, наверняка у них своя манера путешествовать. Мы с братом в одной книжке читали, что у каждой расы свои обычаи и традиции, и они так сильно друг от друга отличаются, что и не каждый ученый разберется, чего уж говорить про таких, как я, неучей.
Неожиданно с поля приносится порыв ветра, набрасывается на нас, как на свежепойманную добычу, задувает под плащ, Маришка визжит и хохочет. Под плащом не особо спрячешься, особенно вдвоем, ветер кусает нас за бока и засыпает мелкими сухими листьями. И грозно гудит в ухо. Мотылек топчется на месте, отворачивая морду в сторону.
Фух. Наконец ветер отстает, полетел, похоже, искать себе добычу покрупнее. Мы как на земле валялись: столько мусора, отряхиваешь его, стараешься, а он прилип накрепко и не отстает. Ладно, главное тот, что покрупней, повытаскивать, особенно из волос, вон у Маришки целый букет на голове.
Когда я слышу посторонние звуки и оглядываюсь, всадники так близко, что убегать уже поздно. Поднялись с другой стороны тракта. Вообще-то можно и попробовать ускакать, вот только…
Всадников трое, это волки. Вот первая причина, по которой я остаюсь на месте, – хочется посмотреть поближе, с кем князь связался, подумать и понять, насколько это нехорошо. Двое из волков сидят верхом на лунных жеребцах. Вот вторая причина, по которой я терпеливо жду продолжения, тихо повторяя Маришке на ухо что-то успокаивающее. Очень хочется рассмотреть жеребцов получше, кроме Мотылька я видела лунных всего два раза.
Когда всадники подъезжают ближе, один из них, тот, что на обычном коне серой масти, останавливается за спинами двух других. Мы с Маришкой таращимся на них во все глаза, впрочем, и они на нас тоже. Все трое молодые и сильные, это сразу чувствуется, несмотря на расслабленные, почти ленивые позы. На вороном лунном жеребце сидит светлоглазый парень со светло-русыми волосами, он из них самый мускулистый, огромные руки небрежно держат поводья, ничуть их не натягивая.
Рядом с ним, на вороном в яблоках – темноволосый. Он поменьше и постройнее первого и смотрит более настороженно. Прическа у него смешная, отросшие волосы торчат во все стороны, а по бокам за ушами – выбрито по широкой полосе.
Позади, за их спинами третий – тоже темноволосый, длинный, как палка, но не тощий – перевит мышцами, как и первые двое. Все одеты в необычную кожаную одежду разных оттенков коричневого. Причем одежды мало, ну, штаны, конечно, сапоги, вот почти и все. На двух безрукавки прямо на голое тело, на третьем что-то типа длинного кафтана с капюшоном и тоже без рукавов.
– Как им не холодно? – шепчет Маришка. Я шикаю, нечего болтать.
– Добрый день… дамы, – вдруг говорит первый. Голос такой мурлыкающий, как у кота, который вздумал говорить по-человечески.
Я приветственно киваю, как положено кивать чужакам, с которыми приличия не дозволяют заговаривать.
– Что вы тут делаете? – резко спрашивает второй. У этого голос глубокий и почти рычащий. Звериный народ… Однако каких голосов еще от них ждать?
Так, теперь роли немножко изменились, судя по тону, они видят… Угрозу? Ладно я, а Маришка разве похожа на… воина? В любом случае сейчас можно и говорить.
– Катаемся. Мы тут живем… неподалеку, – беспечно сообщаю. А самой вдруг страшно становится от их лиц. Жесткие и хмурые, смотрят, как будто я и правда представляю какую-то опасность. Ну, а лучший метод борьбы со страхом – про него начисто забыть. Это я еще в детстве опытным путем установила.
– А вы… что тут делаете? – наивно интересуюсь.
Вороной первого вдруг резко идет в нашу сторону. Ого, а я думала, он его не держал! А оказывается, очень даже крепко держал, вон, на секунду отвлекся, и тот сразу к нам ринулся.
Маришка вскрикнула.
– Стой! – вдруг громко сказала я, закрывая сестру обеими руками. – Ты ее пугаешь!
Светловолосый тут же остановился, разглядывая Маришку с каким-то неподдельным удивлением. Его жеребец недовольно и громко фыркал, втягивая воздух тонкими ноздрями.
– Пугаю? – уточнил первый.
Туповат, что ли? Нашим, деревенским, я бы уже без стеснения все высказала, но тут промолчала, они и меня пугали будь здоров.
– Извини, – вдруг сказал светловолосый, неожиданно ласково улыбаясь Мотыльку. – Он просто хотел подойти к твоей… кобыле. Она ему нравится.
– Мало ли кому она нравится, – огрызнулась я и поймала взгляд дальнего, слишком… изучающий.
Не знаю, чего бы решилась наговорить, защищая своих любимых, своих самых дорогих в жизни созданий – Маришку и Мотылька, но тут третий вдруг строго сказал:
– Пора!
Лунные жеребцы махнули хвостами, и вся тройка быстро ускакала к тракту в сторону замка.
Это была моя первая встреча со звериным народом. С волками. Теперь, когда они отъехали далеко, непонятно было, чем же они меня так напугали? Люди как люди, на лошадях ездят, разговаривают по-человечески. Не агрессивные… вроде.
Не успели мы во дворе слезть с лошади, как Маришка бросилась к дому и с порога закричала, что мы видели волков. Ох, что тут началось! Нас окружили, затащили на кухню и давай вопросами засыпать.
– Они на конях… такие, неодетые, – тараторила Маришка.
– Что? – насторожилась Глаша. – Неодетые?!
– Да нет же! – пришлось вмешиваться и объяснять. – Они одетые, просто так… не сильно.
– Что значит несильно? – раздался тонкий голос за спиной.
Воспитательница наша прибежала, Марфутишна. Она к нам, полукровкам, приставлена для надзору, в том числе блюсти девичью честь. Так как я единственная взрослая девушка, Маришка еще слишком мала, то изо всех сил блюдут именно меня. Ну и каково ей было услышать про неодетых волков? Зачем же портить такое представление и сразу разубеждать? Нечасто я вижу у нее такие глаза испуганные. Сколько она мне крови выпила ни за что, никак не могу упустить шанс немножко отомстить! Только когда Глаша схватила меня за руку и дернула пребольно, я соизволила наконец объяснить:
– Да они одетые, только не по сезону. Наши так летом одеваются – штаны и безрукавка. Вот Маришке и интересно стало, почему они не мерзнут.
– Все равно! – кричит Марфутишна. – Ты зачем с ними встречалась?
– Они сами подъехали, не убегать же!
– Надо было извиниться и уехать. Ты же приличная девушка!
– Я так и сделала!
– Но не сразу! – напирала воспитательница.
– Как только, так сразу!
– Вечером ты наказана, – прошипела Марфутишна. – Будешь ткать, пока не упадешь.
Согласно киваю. Если спорить, только хуже будет. Маришка смотрит, как будто извиняется. Маленькая моя, думаешь, рассержусь из-за такой ерунды? Шепчу ей на ушко:
– Неужели веришь, что я бы не проболталась?
Приятно, когда у тебя кто-то есть. Не родители, так сестренка, такая доверчивая и добрая.
– Я приду тебе вечером помочь, – шепчет мне в ответ.
Не тут-то было!
– Я лично прослежу, как ты будешь работать! – строго говорит воспитательница. – И еще напомню нашей непослушной девице о том, что случается с теми, кто забывает о самом главном! А то смотрите-ка, осмелела! С чужаками полуголыми беседует!
Ну вот, чужаки вдруг стали полуголыми, так, глядишь, к вечеру я узнаю, что они вообще были… без ничего. Еще и наставления теперь будет читать полночи. А как хорошо день начинался!
После ужина спускаюсь в мастерскую. Ткацкая машина занимает полкомнаты, остальную половину – сваленные в углу кучи некрашеных ниток. Тканье – одно из тех самых занятий, которые нагоняют на меня безграничную тоску и лишают силы воли. Достаточно полчаса погонять челнок сквозь нити, и уже кажется, что спина горит, а руки отваливаются. И вместо тишины слышишь нудящий голос Марфутишны, рассказывающий ту самую историю, которая мне уже в кошмарах снится.
Историю о моей подруге Стаське, сироте, одного со мной возраста, которая жила с нами, пока за несколько дней до совершеннолетия не сбежала с солдатом из княжеского войска. Он бросил Стаську через неделю и спокойно вернулся на службу. А она теперь живет в доме на той стороне озера. В уютном доме с красными ставнями и очень удобными большими кроватями. Живет там и работает.
Я ненавижу Марфутишну за эту историю. Понятно, конечно, что она обо мне заботится, как может. И думает, если все время талдычить о чести, то эти слова отложатся в моей голове непререкаемой истиной. Представить даже не может, что ее слова – лишнее. Я и сама все знаю. Однажды летом ездила к озеру, на свое обычное место, где люблю купаться. Девушки из дома развлечений никогда так далеко не заходят, а Стаська зашла. Знала, где я бываю, прямо туда и заявилась. Полуодетая, ярко накрашенная и со странной пышной прической. Ничего не говорила, просто стояла за деревьями и на меня смотрела. Я как раз из воды вылезла, так и замерла на берегу, хотя день был не очень теплый и тело тут же покрылось мерзкими мурашками. А потом Стаська легко улыбнулась и тихо отступила в лес.
Эти несколько минут сделали то, чего не сделали годы Марфутишного воспитания. Рассказали правду о жизни.
