Kitobni o'qish: «Умри со мной»
The dead bell,
The dead bell.
Somebodyʼs done for.
Колокол смерти,
колокол мертвых
звонит по кому-то.
(«Смерть и компания», Сильвия Плат)Перевод Ю. Селивановой
* * *
Когда люди представляют себе смерть, они часто представляют освещенный, как в метро, туннель, а по нему несешься ты, словно поезд, к станции своего рая.
Или ада.
По пути могут зайти пассажиры: твой дед, бабушка, мама, папа… сын, дочь. Смотря, на какой станции ты с ними расстался. Поедете ли вы вместе? Ты думаешь, да. А я думаю, что это вряд ли. Обычно я захожу в твой поезд на самой последней остановке, – симпатичный парень, на вид лет семнадцать. Мускулы, спина, волосы с модными кудряшками, улыбка. Твоя дочка (или сестра) замутила бы со мной сто процентов. Но какого-то лешего я не с твоей дочкой и не с твоей сестрой.
А с тобой. Здесь.
Ассистирую тебе при переходе. Помогаю покинуть одну сторону и оказаться на другой. Понимаю, ты не особенно рассчитывал, и у тебя много вопросов. Да и я не рассчитывал, но я вопросов не задаю.
Я простой парень, и у меня работа. И да, раньше у меня была лодка, – красивый образ, античный. Напоминанием она осталась на моей руке, – нравится парням и девушкам. Особенно девушкам, конечно. Они находят ее «милой» и спрашивают, нет ли у меня такой на других частях тела. До поры скрытых от их жадных глаз. И рук. И губ.
Я помогаю перейти, а потом ко мне приходят во снах, задают вопросы, ищут. Потому что найти по ту сторону уже нельзя. Можно чувствовать и слышать, а найти – нет. Сколько я видел таких историй. И каждый раз одно и то же: для любви нужно иметь возможность видеть человека и держать его, хотя бы за руку. Все, кто приходит ко мне во снах – искать и задавать вопросы, – они понимают любовь именно так. Видеть и держать.
Придумывают ритуалы. Настаивают, хитрят, угрожают. Как будто для меня это имеет значение. Как будто я сам выбирал стать проводником.
А потом, когда их слезы и мольбы, их угрозы и хитрости иссякают, к ним выхожу я.
Я – Харон. А кто вы такие?
Вера
Когда не стало Руни, Вера начала видеть странные сны.
Они с Джоном забирали дочку из детского сада, время близилось к вечеру, тихий свет ложился на стены старых построек. В окнах, угасая, стояли поздние солнечные блики. Руни к ним не выходила.
– Да кому она нужна! – Во сне Джон почему-то говорил увереннее и злее. Черты лица были словно под маской. – Все в порядке. Найдется.
Вера покрывалась холодным потом, внутри что-то замирало и потом сразу горячо обваливалось. Она понимала, что это сон, но одновременно в этом сне были какие-то ответы на ее вопросы. Какие-то следы Руни, которую в свете настоящего дня теперь было не достать. Вера почти сходила с ума. Она ловила себя на мысли все чаще, что Руни можно найти в странных местах, – например в стыках мебели.
Смотрела в ночное окно, представляла себе, что если долго идти пешком – напрямую через полосу отчуждения – промзоны, стройки, бетон, темноту, – дойдешь до Руни.
…Если сесть на экспресс до Вентуры, – он ходит тот же самый, тот же самый состав, на котором ездили с Руни на озера, – найдешь там Руни.
Руни не выходила, Джон куда-то делся, – перед Верой был серый, в длинных тенях деревьев, двор.
И каждый раз – каждую ночь – через этот двор к ней шел высокий молодой человек. На вид ему можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать, красивый, загорелый, кудрявые с рыжинкой волосы, одет как все подростки – толстовка, джинсы, руки в карманах.
Но его лицо – это было лицо не ребенка.
Страшное.
– Руни не придет.
Парень подходил близко, но соблюдал дистанцию. Вера смотрела в упор, но ряд волшебных изменений не позволял уловить выражение глаз подростка. Сердился? Сострадал? И эта странная татуировка на его руке, похожая то ли на лист, то ли на лезвие меча, то ли на лодку…
– Не ищите больше, не мучайте себя. И ее.
Вера закрывала глаза, ее душили слезы, и когда она открывала их опять – вокруг была уже ее привычная спальня. Ни сумрачного – на излете реальности – двора, ни ощущения, что Руни где-то рядом, ни того молодого человека.
Вера лежала, вывернувшись, сохраняя позу сна, смотрела в чистый белый потолок. В детской было смертельно тихо.
Кто он, черт побери, такой?
Рон
– Эй, смотри, надел мамочкину кофту! Ты зачем у мамы кофту забрал, Гас? Может, ты еще и лифчик ее носишь?
Высокий блондин с длинными волосами до плеч – он мог бы играть Тора в молодости, настолько был хорош собой, – сильно толкнул стоявшего у шкафчика парня. Парень закатил глаза, стукнулся лбом о дверцу, но отвечать не стал, – что толку? Получит еще один, уже более конкретный пинок. А драться – не победишь. У Эйкена полно друзей, которые хотят ему понравиться. И это не только местные девчонки…
Вокруг начала собираться толпа – тех, кто хотел посмотреть, как будут издеваться над очередным неудачником, и тех, кто, собственно, хотел устроить это шоу. Хорошо одетые симпатичные подростки, которым просто скучно. Каждый год школа выбирает кого-то для битья и унижения. На этот раз выбор пал на Гаса.
Гас обвел ребят взглядом, встряхнул головой:
– Да ладно, Эйк, опять? На этой неделе твои подружки уже порвали мне рюкзак, – он показал грубо пришитую лямку, – чего еще ты хочешь?
– Ты кого назвал подружками?
Толпа зашевелилась.
– Эй, все, спокойно, – Гас выставил вперед левую руку, словно дирижер, пытающийся настроить игру оркестра. Но все шло не так. – Давайте сделаем вид, что вы уже оторвали вторую лямку, повалили меня на пол и не оставили на мне живого места, и я уже как будто ушел, ок?
Этот мелкий парень с вихрами на голове явно издевался, но толпа парней вокруг Эйкена никак не могла смекнуть, чем именно он их обижает. А он явно обижал, это чувствовалось.
– А ты не обнаглел, мэн?
Ситуация стремительно становилась неуправляемой, Гас искал глазами пути отхода, но их не осталось. Эйкен подошел совсем близко. Гас почувствовал на шее его горячее дыхание. Зажмурился в ожидании нового удара, лишь бы скорее все закончилось. Когда все смотрят, становится просто невыносимо.
Внезапно горячее дыхание с кожи Гаса исчезло, но открывать глаза пока было рано, вокруг взволнованно заговорили.
– Отстань от него, Эйк.
– Не понял? – Эйкен явно был удивлен таким поворотом событий. Красиво развернулся всем своим торсом, обтянутым не вполне свежей футболкой с эмблемой местной команды лакросса.
– А что тут непонятного? – Высокий голос не дрогнул, тот, кто ТАК говорил с главным отморозком школы, явно его не боялся. Самоубийца, честное слово (Гас зажмурился). – Вот ты стоишь тут – просто отойди на пару метров, развернись и двигай в направлении кабинета биологии. У тебя там сейчас урок?
Эйкен громко фыркнул, но не пошевелился.
– Эйк, я считаю до трех. Раз…
– А на счет три что ты мне сделаешь?
Молниеносно – в воздухе даже был слышен легкий свист, – что-то схватило Эйкена, согнуло и продолжило очень спокойным голосом:
– На счет три я вывихну тебе руку из сустава. Вставлять обратно больно, будешь плакать, пока дойдешь до кабинета медсестры, девочки увидят. Ты хочешь плакать перед девочками?
– Ты что творишь?.. – Эйкен пытался ослабить захват рукой, напрягая все мышцы, но ничего не получалось. – Ты что творишь? Нам нельзя…
«Пошли, Эйк, он больной, он псих! Пошли, отстань от них!» – Гас понял, что друзья этого бандита заволновались не на шутку. Наконец осмелел, повернулся и открыл глаза. Все лицо было мокрым от пота или от слез, Гас знал за собой эту особенность потеть и плакать, когда реально страшно. Перед ним разворачивалась совершенно непонятная картина: Эйкен скрючился где-то в районе пола, а над ним возвышался новенький. Гас запомнил его: высокий, кудрявые волосы с рыжинкой, худой, очень красивый (как бог, подумал про себя Гас, если бы ему хотя бы десятую часть этой красоты), только странный какой-то. Толком ни с кем не общается, сидит один, чаще всего с книжкой (читает, сколько ж можно читать?). Не отсвечивает, короче говоря.
И тут вдруг скрутил самого Эйка, – Гас даже как-то расправил плечи. Эйк издал что-то похожее на стон, но новенький его не отпускал.
– Все, ты меня понял, Эйк? – таким же спокойным голосом, словно они пили кофе в столовой и обсуждали рилсы, сказал новенький и чуть ослабил хватку.
– Замолчи и сдайся… – Парень говорил очень тихо, сквозь зубы, чтобы никто, кроме них двоих не мог их услышать. Эйкен еще пару секунд подергался в руках у новенького, после чего стальная хватка разжалась окончательно, и Эйкен отшатнулся в сторону, быстро подбирая упавшую в пылу драки сумку.
Новенький едва заметно обменялся взглядами с Эйкеном, при этом Эйкен смотрел хмуро, но без гнева. Заметить это со стороны было невозможно, так быстро все происходило между ними.
Эйк тут же вырвался, отскочил на другой конец коридора, встряхнулся, стоял красный, злой, и смотрел на новенького.
– Ты покойник, всё, ты покойник, слышал?
Защитник Гаса молчал, – расслабленно оперся на стену из шкафчиков, заложил ногу за ногу.
– Тебе не жить, тварь…
– Вот удивил так удивил, – тихо проговорил парень, поднял с пола рюкзак и собрался уходить, когда Гас кинулся за ним.
Эйк перешел на шипение, от чего стал довольно смешным, – идеальные блестящие волосы растрепались и свисали сосульками, в покрасневшем от потасовки ухе блестел бриллиантовый крестик. Зрители начали расходиться, настоящей драки не случилось.
– Слушай… спасибо тебе. – Гас не знал, что надо говорить в такие моменты.
Новенький повернулся, посмотрел на Гаса внимательно и одновременно как-то отстраненно, потом протянул худую руку с длинными пальцами.
– Рон, я Рон. А ты?
– Гас.
Гас пожал руку спасителя, при этом обратил внимание на небольшую, но яркую татуировку с изображением то ли листка ясеня, то ли лодки. Татуировки нравились Гасу, но сделать себе такую он боялся, – причем не из-за боли или еще чего-то такого. Боли Гас вообще не боялся, она была его постоянным спутником. Но вот отец не понял бы. А объяснять ему – водителю-дальнобойщику, что татуировка красива сама по себе, и на мужском теле особенно… Девчонкам нравятся такие. Но даже если бы Гасу удалось каким-то чудом набить себе тату, выглядел бы он странно, – вряд ли хоть кто-то повелся бы на это. И уж тем более не повелась бы Мадина.
Гас закрыл глаза – на секунду перед его внутренним взором появилась девушка, ее улыбка могла воскресить мертвого, не только слегка избитого. Но улыбалась Гасу она только в его воображении. Реальность была куда печальнее.
– Слушай, твоя рука… – Гас взглядом показал на татуировку, все еще не разжимая пожатия. – Больно было?
– А, это? Нет, так, пустяки, – Рон поспешно, как показалось Гасу, опустил рукав худи, татуировка пропала. – Набил когда был в начальной школе еще. Ты в порядке?
Гас похлопал себя по карманам, зачем-то отряхнул джинсы, почесался.
– Вроде того. Они не успели меня избить. Обычно бывает хуже.
Рон опять посмотрел на Гаса внимательно и как будто слегка мимо.
– Не парься, ты молодцом. Они отстанут, увидишь. А ты вырастешь и забудешь.
Гас рассмеялся.
– Да ты что! Пережить школу в Вентуре – я бы не был так уверен, что успею вырасти. Тут выживают, Рон, ты еще просто не знаешь местных порядков. Вырастают не все.
– Может, оно и к лучшему, – Рон развернулся на пятках и пошел прочь по коридору. Гас двинулся за ним.
– А серьезно ты Эйкена… нет, правда, ты не боялся?
– Ну… – Рон улыбнулся краем губ, – если только совсем чуть-чуть. Боялся, что он блеванет и испачкает мои кроссовки, а они еще ничего так. – Они за что тебя так?
Гас пожал плечами.
– Им по приколу, они считают меня геем. Ну, – Гас потянул немного, – понимаешь, в каждой школе должен быть гей для битья. Даже если он не гей. Я одеваюсь в секонд-хенде, я невысокий, выгляжу не совсем так, как принято у пацанов, к тому же я местный задрот, – Гас засмеялся, его смех был искренним и очень приятным. – Знакомьтесь, задрот всея Вентуры.
– И почему с вами, задротами, столько проблем всегда? – Рон улыбнулся.
Неужели что-то изменится? Гас сам себе не верил и до сих пор сомневался, в реальности ли Эйкена поколотили на глазах у всей школы.
И да, кто же он такой, этот Рон?
Дина
Вентура – небольшой городок на юго-востоке страны, в Луизиане. Вы никогда не будете искать его на карте специально, в нем нет ничего примечательного. Кроме, пожалуй, того, что тут постоянно жарко и полно древних дубов. Ну и мха. Мох создает удобную тень, в которой хорошо даже в самые безумно горячие дни. Дубам лет по триста, – это самые старые жители земли, ну, одни из самых старых. Еще в наших местах происходили события легендарного сериала «Настоящая кровь» – никто точно не знает, есть ли тут вампиры, но и четкой уверенности, что их нет, тоже – нет. Всякое может быть. Особенно, когда идешь под трехсотлетними дубами в дождь.
Население Вентуры удивляет количеством молодежи: столько школьников и студентов вы вряд ли встретите в другом городке на юге. А все дело в том, что местный колледж и университет – что-то вроде Оксфорда для тех, кто настоящий Оксфорд по разным причинам позволить себе не смог. Гораздо меньше пафосного пиара, но репутация говорит сама за себя.
Дине оставался год до выпуска. С утра, только проснувшись, проверила статистику посещений: сегодня не густо. Всего полторы сотни лайков. Смотрят сториз, но лайки не ставят, жалко, что ли?
Так и написала: эй, вам что, жалко? Посмотрел сторьку – лайкни пост. Или опять пойду почищу вас.
Пригрозила, адреналин побежал ракетой по позвоночнику, приятно расплескался где-то в районе груди.
Мадина прислушалась к ощущениям. Почувствовала свое тело. Она вообще все больше старалась на осознанность: тренд времени, что поделать. Мое тело – мое дело, любить себя такой, какая ты есть (но при этом не забывать про фильтры, – чтобы губы и цвет лица, и глаза нормально так, как у лисички Беллы Хадид). Хотелось чего-то, сильно хотелось. Известности – еще больше. Что толку, она королева местной школы. Попа-жопа господня эта Вентура.
Пересматривала пост Хейли Бибер, где та стояла в обнимку с Вирджилом Абло. Вся такая авансом взрослая – когда еще можно стереть косметос и опять выглядеть на свои двадцать. А когда нужно – на все сорок. Удобно.
– Ну вот, скажи мне, – в комнате никого не было, Мадина валялась на кровати между двух огромных игрушечных медведей, – скажи, вот ты поперся бы в нашу глушь, чтобы найти тут меня? Хейли, Хейли, не тошнит вас еще от четы Биберов? Хейли тут, Хейли там…
Мадина не без удовольствия вспомнила одну из неудачных фотографий модели, со спины, на которой были видны мощные кожные складки в районе талии.
– Нет, не поперся бы ты сюда, – самой себе ответила девушка и, отбросив телефон на постель, откинулась на подушки.
Внизу, на первом этаже раздался какой-то шорох. Дверь в комнату Мадины не была закрыта, – так приучали с детства, потом уже привыкла сама, когда бабушка заболела. Что-то упало, покатилось, остановилось. Мадина отложила телефон, он приятно поблескивал в лучах солнца из окна (Мадина постоянно держала в уме, как то или иное будет смотреться в кадре, у нее на страничке). Идти вниз и смотреть, что там случилось, не хотелось. Теда сегодня не было дома, ушел к друзьям с ночевкой – будут играть в настолки и пить, конечно, пиво или энергетики. Младший брат получил, в отличие от Мадины, уже настоящее американское имя, – родился после переезда, не было смысла делать вид, что они хранят семейные устои и все такое.
Все семейные устои остались одной Мадине.
Она опять мысленно представила, как выглядит сейчас ее опечаленное лицо, не стоит ли сделать селфи и выложить к себе на страницу в выгодном ракурсе. Популярность таких «страдающих» селфи, когда человек рассказывает кринжовую правду о себе, растет. Недавняя серия снимков Беллы Хадид наделала шуму. Выгорание, слезы, развод с мужем из-за насилия…
Мадина опять соскочила с мысли; она легко соскакивала, это ее даже устраивало и успокаивало.
Это же можно сойти с ума – долго думать о чем-то в линеечку, ровно.
Хорошо думать сразу обо всем.
Внизу опять что-то покатилось. Не встать и не пойти не получится. Мадина сползла с кровати, стаскивая за собой стеганое покрывало. Подумала, поправляя спортивные джоггеры, о том, что совершенно не знает, как относиться к насилию. Перед глазами теперь стояла мордашка Беллы Хадид, – заплаканная, но такая модно опухшая, что Мадина тут же представила, чем добиться такой милой припухлости глаз, щек и губ. Припухшие глаза делают тебя моложе, можно еще розового добавить сверху, пигмента…
– Дина!
Снизу позвали, причем настойчиво.
– Иду, хала неш сарра1, иду, что шумишь?
– Дина, у меня чашка упала, укатилась, Кусум с ней играть собирается, лапу тянет, а ты и не слышишь. Я сама достать уже не могу, – закатилась под шкаф, вон!
Дина уже стояла на пороге кухни. В их уютном доме кухня располагалась на первом этаже, окнами в небольшой сад, переходящий в лес. Бабушка Мадины Мина сидела на стуле и удрученно смотрела под шкаф: маленькая кошка Кусум играла со старой чашкой. Чашка не разбилась, таким прочным было стекло. Мадина на секунду залюбовалась сочетанием молодой глупости и игры кошки и беспомощности смотрящей на нее пожилой женщины. Умиления на лице Мины не было – были усталость и следы неумелой эпиляции бровей. Мина до сих пор старалась выглядеть привлекательно, хотя ей было уже восемьдесят два, и в этом возрасте, наверное, даже Мадонна перестанет носить мини. Мадина опять начала мыслить картинками из соцсетей.
Присела на корочки, ловко достала чашку, – Кусум обиженно посмотрела на молодую хозяйку, махнула когтистой лапой, но получила отлуп, отчего забилась под тот же шкаф и долго не выходила.
– Кусум все стережет, когда я упаду, душок пойдет, и она меня съест, – пошутила Мина.
– Хала, тебя никто не съест, костями подавится, – поддержала бабушку Мадина. – Всем известно, что ты старая невеста Дракулы!
Обе посмеялись, кошка осторожно высунула морду из-под шкафа, проверяя, будет ли ей что-то за это или нет. Но про нее уже все забыли.
– Где Тед, где твой брат? Я его не видела с утра.
– У друзей. Отец его отпустил с ночевкой, вернется завтра.
– Зря такую вольность ему позволяет. – Бабушка была явно недовольна. – Они там будут порно смотреть и музыку свою эту с ругательствами слушать. Зря, я Джону говорила, упустит мальчишку… у него работа все, работа. Приходит, а как будто одна его оболочка приходит, сам еще как будто на работе сидит. За детьми не смотрит совсем, все на мне. Была бы Айша жива, не дал бог здоровья…
Мадина почувствовала, как внутри заныл крутой узелок, где-то прямо в районе диафрагмы, отчего стало трудно дышать и как-то нехорошо. Вспоминать про смерть мамы всегда было болезненно, и казалось бы, проходили годы, боль должна была притупиться, но она словно ждала за шторкой и каждый раз набрасывалась оттуда, как соскучившийся питомец.
Только вот ласки этого питомца причиняли боль.
Мадина потихоньку вышла из кухни, пока бабушка причитала и ругалась на отсутствующего отца. Кто-то теплый коснулся ноги, Мадина посмотрела вниз и увидела Кусум. Кошка, совсем еще котенок, бодала ногу и издавала низкий звук, словно старый холодильник.
Мадина погладила ее по голове и уже хотела уйти опять к себе наверх, как в дверь позвонили. Звонок был долгий, настойчивый, колокольчик дважды спел короткую мелодию, – за прозрачной вставкой входной двери Мадина увидела два темных силуэта. Один высокий, второй – рядом – ниже. Подошла, стремительно открыла, чуть не села на пол от неожиданности.
В дверном проеме, пыльный и очень сердитый, ее младший брат Тед барахтался в крепких руках какого-то молодого парня. Даже так: не в руках, а в руке, – парень спокойно держал Теда одной левой рукой, чуть в стороне от себя, чтобы тот его не пнул или не укусил (вид у Теда был такой, что мог и укусить).
– Даррены тут живут?
Парень говорил спокойно и даже не запыхавшись, обвел взглядом холл и замер на лице Мадины. Его глаза нескромно, как показалось девушке, скользнули вниз, словно ощупали ее всю, – и тут она вспомнила, что футболка надета на голое тело, потому что зачем дома носить лифчик?
Закрываться было поздно, переодеваться тем более, – Мадина покраснела в районе ушей, но постаралась скрыть смущение, гордо вскинулась на незнакомца.
– Допустим. А ты кто такой? И почему ты держишь моего брата за шкирку?
– Могу отпустить. – Сказано – сделано: парень разжал руку, и Тед бухнулся на пол.
– Больно же! – Тед вскочил и отбежал к Мадине, даже слегка спрятался за нее.
– Что происходит вообще? – Мадина смотрела на парня в упор, парень смотрел на Теда, потом перевел взгляд на девушку, и тут она увидела его глаза. Это были невероятные глаза, словно они оказались на юном лице по случайности и видели гораздо больше, чем глаза всех взрослых в мире. Но в то же время в них играл какой-то огонь – искра пробегала, парень на свой манер улыбался, одним взглядом, не разжимая губ.
Мадина не могла не отметить, насколько он хорошо сложен: высокий, под худи с длинными рукавами явно угадывался рельеф мышц, а кудрявая голова с оттенком рыжего в отросших волосах позволяла мечтать о чем-то большем. Парень словно читал ее мысли и улыбался все шире.
– Этот пацан, – он кивнул в сторону Теда, – ввязывается в драки не по возрасту. Скажите ему не брать пример с плохих парней. Потому что однажды травить могут и его, а не он кого-то.
– Ты что натворил? – Теперь Мадина, забыв, что под футболкой не было белья, – резко развернулась к брату. В короткий момент очаровательная щелка рукава приоткрыла манящую смуглую округлость груди. Парень смотрел, не отводя взгляд, словно ласкал этот небольшой фрагмент ее тела. – Где ты подрался? С кем?
– Не ори! – Тед вырвался из хватки сестры, отскочил к самой стене. – Достали орать! Сначала этот, – он указал на парня, – орет и тащит меня, теперь ты, вы мне не родители!
– Ну, когда родителей рядом нет, кто-то же должен детей спасать друг от друга, – сказал парень и опять улыбнулся одними глазами. Мадина смотрела то на парня, то на брата, не понимая, что происходит.
– Твой брат сцепился с школьником постарше, с Гасом, ты, наверное, знаешь его. Учится в параллельном с тобой классе. Они с Эйкеном подстерегли Гаса у шкафчиков и собирались избить. С Эйкеном у меня разговор был короткий, с твоим братом – чуть длиннее. Скажи ему, чтобы я больше такого не видел.
– А ты кто такой? – голос Мадины стал спокойнее, она пыталась очень быстро понять, что произошло, и виноват ли Тед. По всему выходило, что виноват, а этот красавчик не просто его спас из драки, так еще и домой доставил, чтобы не позорить на людях. Ну не сказка ли?
– Я Рон. – Парень переступил с ноги на ногу и прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди. – Мы учимся в параллельных классах.
– А я Дина.
– Я знаю, подписан на хештег #королевашколынифиганефея.
Мадина замерла в легком замешательстве: подписан на хештег, но не на ее страничку, – что хотел этим сказать? Унизить? В Барморе – дадут же имя школе, словно это Оксфорд на минималках, – со скуки умрешь, если не будешь к себе интерес подогревать. Да, хештег стремный немного, но назвать просто #королевашколы – это разве только для тех, кто помнит «Сплетницу» с Блейк Лайвли. Божечки-кошечки, что она вообще тут делает рядом с ним, – пытается объяснить себе свой же хештег?!
Сзади пошевелился Тед, он так и не выходил из-за спины Мадины.
– Рон, значит. Скажи, Рон, а какого черта ты вообще полез вытаскивать моего брата из драки? Ты что, типа смотрящий за каждой живой душой у нас в школе?
– За каждой.
Мадине не понравился спокойный и какой-то слишком серьезный тон ответа, что-то было в нем неправильное. Так говорят, когда ты случайно отморозишься на какой-то глупости, а она оказывается правдой. Она помнит, как в пылу ссоры с Эйкеном бросила ему в лицо, мол, ты со мной только потому, что я в шестнадцать сделала себе грудь. Думала, он сейчас отмахнется, скажет типа ты дура совсем, а он замолчал и улыбнулся.
Что за ерунда такая. Мадина начинала злиться.
– Знаешь что, спасибо тебе, рыцарь Рон, что ты Теда спас, но на этом все. Если понадобится еще раз нас спасти, я тебе сообщу.
Рон продолжал стоять в той же позе: руки на груди, плечом в дверной косяк. На руке у него Мадина заметила грязь – или рану, было не разобрать. Нет, не грязь, Мадина вгляделась: странная небольшая татуировка в форме лодочки или листка.
– Крутая татуха, кстати, – Тед осмелел и вышел из-за спины старшей сестры. Дети такие дети, всегда ломают продуманную мизансцену. Вот он огрызался и прятался, как котенок, а теперь вышел, и ему любопытно. Точно Кусум.
– Где набил? – Тед, видимо, почувствовал себя на короткой ноге с Роном, хотя длина этой ноги измерялась исключительно нелепым стечением обстоятельств, и ничего общего у них быть не могло.
Рон перевел взгляд больших строгих глаз на подростка, помедлил и ответил:
– В аду, конечно.
И опять Мадине стало не по себе. Нельзя, нельзя с такой интонацией отвечать, если с тобой шутят, и ты шутишь в ответ.
Из кухни послышались шаги, это, наверное, бабушка наконец услышала, что у них тут происходит что-то из ряда вон и собралась посмотреть.
– Мадина, что там такое? Кто кричит?
Мина, тяжело ступая, вышла и встала чуть позади внуков. Она во все глаза смотрела на незнакомого парня с густой рыжей шевелюрой и слишком взрослыми для его возраста глазами. Выражение на ее лице менялось стремительно: от легкой встревоженности за шалости детей до всепоглощающего испуга. Мадина заметила, как бабушка невольно схватилась рукой за спинку дивана, который стоял в холле.
– Хала, ты что? Вы знакомы?
Мина отрицательно покачала головой, взяла себя в руки.
– Дина, Тед, ну-ка быстро в ванную, – помоги брату привести себя в порядок, скоро отец придет. Я не хочу, чтобы он расстраивался, глядя на вас.
В словах Мины звучала сталь, сопротивляться которой было бесполезно. Мадина, взяв Теда за руку, двинулась в сторону ванной. Слава богу, на каждом этаже было по ванной комнате, не надо было никуда подниматься. Через несколько шагов Мадина повернулась – проверить, все ли в порядке. И увидела, как ее бабушка продолжает молча очень внимательно смотреть на Рона, а Рон не уходит.
Черт-те что такое, – Мадина хлопнула дверью ванной, закрывая от себя и Теда эту парочку. Пусть делают что хотят, с нее на сегодня хватит. Не хватало еще, чтобы какой-то незнакомый парень так менял ее день и заставлял думать о себе.
Она ведь и правда #нефея.
В холле дома Дарренов на Манцинелла-стрит только теплый ветер немного колыхал занавески.
Ни Рон, ни Мина не произнесли ни слова, но напряжение между ними росло, и, казалось, в этом напряжении можно поджечь спичку.
– Зачем ты пришел?
Мина держалась за спинку дивана, чтобы не упасть. Все силы внезапно покинули ее.
– Ты же… ты… я видела тебя во сне, когда ушла Айша. Ты не тот, – не то, кем кажешься. Зачем ты пришел? За мной?
Мина выпрямилась и сделала шаг навстречу Рону, Рон при этом не шелохнулся.
– Если за мной, то я пойду с тобой. Куда ты скажешь. Я уже старая. Но если ты пришел за Джоном или за детьми… – Мина сделала еще шаг, – я… я не отдам их!
Лицо старухи затряслось, дрожь передалась телу, смотреть на это было невыносимо.
Даже Рону.
– Не в этот раз, – Рон оттолкнулся от дверного косяка и отряхнул руки одним ловким движением. Казалось, что он вообще все делает ловко и спокойно, даже если в движении скрыта боль или сила.
Он уже собрался выйти, но словно о чем-то вспомнил и, повернувшись, оказался буквально лицом к лицу с Миной.
– У тебя милые внуки. Не прогляди Теда.
– Если бы кто другой назвал моих детей милыми, я бы радовалась. Но от твоих слов жутко.
Мина говорила устало, словно прошла волна, и бороться больше не может.
– Мина, – Рон говорил очень тихо. Даже если бы в ванной не шумела вода, ни Мадина, ни Тед не услышали бы их беседу. – Я еще навещу ваш дом. Мне здесь… понравилось.
Мина закрыла руками лицо и осела на диван. Рон вышел прочь, оставив в холле легкий запах пота и песок с подошв ботинок на полу. Вставив в уши капельки наушников, Рон запрокинул голову и посмотрел в небо. Облака плыли без формы, скорее красивым было редкое синее небо в просветах.
