Kitobni o'qish: «Блеск привлекает тьму»

Тело Алексея лежало в неестественной позе, как застывший фотомиг запечатлённого движения. Казалось, что вот-вот, и он встанет из этого неудобного положения, отряхнётся, улыбнётся и отшутится о своём столь неловком падении.

Но он продолжал лежать. Кровавая лужа, вытекшая из-под его тела, отражала в себе литовское небо. А начищенная бляха на ремне, с корявой и неровной дыркой, отливала злотом и отбрасывала солнечных зайчиков прямо в глаза майору Осипову.

Всё случилось несколько минут назад. Прямо здесь, на пороге самодельной землянки, скрытой от посторонних глаз на опушке леса и служившей их подразделению штабом. Хотя все знали, где она расположена, но с первого взгляда догадаться о её месторасположении было нельзя.

***

Алексей Птичкин, гвардии младший лейтенант, двадцати лет с хвостиком от роду, зашёл в штаб к майору утром в назначенный срок, чтобы отчитаться и попросить увольнительную на пару часов в соседнее село с двумя рядовыми. Он ради такого даже бляху на ремне начистил до блеска, старательнее, чем обычно привёл форму в порядок. Как-никак, там будут и молодые девушки. И незнание литовского языка его совсем не смущало. Майор не возражал. Тем более, лето выдалось жарким, и не только в плане погоды. Их 3-й Белорусский и соседний 1-й Прибалтийский хлебнули лиха в это лето сполна. Сейчас, осенью 1944-го, ситуацию до сих пор нельзя было назвать стабильной, но всё же дела обстояли гораздо лучше, чем в июне. Тем более Птичкин отличился в последнем бою у деревни Пошалтунья. Его взвод после атаки захватил трёх пленных и один ручной немецкий пулемёт. Да ещё и когда командир роты Седов выбыл, то Алексей повёл роту в атаку вместо него. На имя Птичкина, и ещё нескольких офицеров, но уже посмертно, был оформлен приказ о награждении их орденом Великой Отечественной 1 степени. Но орден придёт ещё не скоро. А отпустить на пару часов в увольнительную майор мог прямо сейчас. Так он и поступил.

После того как майор сказал «Вольно», Птичкин развернулся и вышел за дверь землянки. Раздался выстрел и шум падения. «Снайпер!» – крикнул кто-то снаружи. Послышались звуки падения на землю сазу нескольких тел – это бойцы залегли в укрытия. Все стихло.

Через какое-то время майор решился выйти наружу. У порога землянки лежал Алексей. Мёртвый. Больше жертв не было. «Теперь придётся и на него оформлять приказ посмертно», – про себя подумал майор.

***

Майор сразу заподозрил что-то неладное. Если бы это был вражеский снайпер, то почему он не убил ещё кого-нибудь у штаба? А народу здесь хватало. К своему стыду Осипов признавал, что распоясал своих бойцов, получив несколько дней передышки между боями и перебросками. Он считал это некой компенсацией за летние 15-ти часовые бои без продыху на линии обороны от города Шяуляй до Расейняя. И это попустительство вышло им боком.

–– Откуда стреляли? – Спросил Осипов первого пробегавшего мимо бойца.

–– Не могу знать, товарищ майор.

Через мгновение майору доложили, что стреляли со стороны леса, разведка уже выдвинулась. Если снайпер один, есть возможность взять его. Но майор в это не верил. Немцы были отброшены на значительное расстояние. А если бы и послали снайпера, то явно на цель побольше и поважнее, чем командир стрелкового взвода Алексей Птичкин.

Тут со стороны моста послышался звук гремящей телеги и прервал размышления Осипова.

–– Ещё местных нам здесь не хватало, – сурово буркнул себе под нос Осипов и двинулся на встречу приближающимся звукам.

–– Рядовой, – Осипов взял за рукав гимнастёрки молоденького парнишку, и, заглядывая ему прямо в глаза, строго сказал – Оставайся рядом с телом. Никого не подпускать. Ничего не трогать. Исполнять.

–– Есть! – ответит тот, старясь не смотреть в светло-голубые, почти белые, глаза майора.

На телеге к штабу подъезжал почтальон преклонных лет дядя Паша.

Невысокий коренастый мужичок с копной вечно лохматых, но приглаженных, седых волос, болезненного вида, но с веселыми глазами и доброй улыбкой. Он был русским, но почти всю жизнь прожил здесь, в Литве, чем сильно облегчил многие задачи советским бойцам.

Несмотря на добрый характер и отзывчивое сердце Павел Ефимович за последние годы натерпелся многого. Жил некоторое время в охраняемом литовцами гетто в Эржвилкасе. Но ему как-то удалось выжить. Его не водили вместе со всеми на унизительные и тяжелые работы. Возможно, из-за болезненного внешнего вида. А может это было просто чудо, но вскоре его вовсе отпустили из гетто. В городе он задерживаться не стал, и быстро уехал. Слонялся по деревням и хуторам, пока не осел в районе города Расейняй.

Еще в гетто, произошло нечто, о чем Павел Ефимович никому и никогда не рассказывал. Но после этого происшествия на его шее образовались огромные синяки. И со временем они не прошли, а только потемнели. Поэтому он всегда прикрывал их шарфом, даже в жаркие дни. Но они всё равно были видны. Из-за чего литовцы прозвали его «пятнистым». Так он и жил, несуразный коренастый русский мужичок в Литве со странным прозвищем «пятнистый».

С большинством русских солдат он разговаривал простецким говорком. Но с командирами общался иначе, более культурно, что ли. Как говорили солдаты – «по столичному». А в минуты волнения неожиданно начинал картавить, чем вызывал улыбки, недоумение и другие эмоции у собеседника.

– Павел Ефимович, здравствуйте. Зря вы приехали. У нас тут ЧП, – майор Осипов преградил собой путь почтовой телеге.

Майор доверял дяде Паше. Поскольку за дни пребывания здесь успел хорошо узнать этого седого странноватого человека в шарфе. И не раз удивлялся, как за простотой и добродушием дядя Паша умело скрывал острый ум и невероятное умение подмечать детали. Только позже Осипов узнал, что по молодости дядя Паша был помощником следователя. Но карьера не сложилась. И жизнь, повертев его в водовороте неприятностей, забросила в Литву.